И не только здесь. Повсюду. В Виндвардсе и Ливардсе его мать все еще почитают великой колдуньей.
– Колдуньей? – переспросила Гейл.
– Магия, вуду. Вы увидите маленькие статуэтки с ее изображением в хижинах на холмах Гваделупы и Мартиники. Местные жители ее обожают, как... ну, примерно равне с Эвой Перон. Она служила горничной в отеле на Гаити. Когда ей было сорок три, ее поразила глаукома, и, после того как она почти ослепла и не могла работать, ее уволили без единого су. Сам Клоше, тогда всего лишь помощник официанта, проявил сообразительность. Он забрал мать в леса и стал превозносить ее как символ сопротивления белым. Он распространял о ней всякие небылицы, превратил ее во всезнающую черную принцессу, поведал всем, что она вылечивает неизлечимых и воскрешает мертвых, в общем, приписал ей стандартный набор чудес. Народ хотел верить в нее. Боже, “хотел” – не то слово. Мечтал. Как только культ мамаши был установлен, Клоше начал выступать как ее вестник. Он бывает на всех островах и везде распространяет ее послание, хотя почти отовсюду его уже по нескольку раз изгоняли. Никто не знает, дышит ли еще его мамочка, но Клоше по-прежнему действует от ее имени.
– Что за послание? – спросил Сандерс.
– Настало время черным добраться до своего пирога. Полагаю, что это только вопрос времени, когда он снова сюда вернется.
– Мне не думается, что Бермуды созрели для революции, – произнес Сандерс.
– Трудно сказать. Гейл заметила:
– Черных здесь нельзя назвать равноправными.
– Нет, но здесь не было серьезных неприятностей со времен восстаний в шестьдесят восьмом, за исключением убийства Шарплса, да и по этому поводу не существует веских доказательств.
– Клоше как раз и признался, что это его люди убили Шарплса, – сказал Сандерс.
– Ну конечно. А почему бы ему не признаться? Больше никто не был арестован, а он при этом выглядит как настоящий преступник. Это как с группами арабских экстремистов. Каждый раз, когда происходит авиакатастрофа, некая стайка птичек выскакивает, чтобы поверили в их геройство, провозглашая, что крушение было их революционным актом. Чушь собачья. Конечно, Клоше способен убить Шарплса, я могу это допустить. Но его слова нельзя принимать на веру, его признание – это еще не истина. – Трис взглянул на Гейл. – В любом случае, Бермуды были довольно миролюбивы какое-то время. Хотя мир этот шаткий. Черные составляют здесь большинство, а имеют меньшую долю пирога, чем белые. По моему мнению, они получают больше, когда заслуживают этого, но они хотят получать больше постоянно. А парень типа Клоше может дразнить их, убеждая, что их притесняют. Манипулирует ими в собственных целях. Он – искусный оратор, кроме того, невелика наука убедить людей, что они заслуживают большего, чем получают.
– Он коммунист? – спросил Сандерс.
– Что вы, нет. Он использует тезис коммунистов:
“От каждого – по способностям, каждому – по потребностям” и прочее в том же духе. Я думаю, что в действительности он просто хочет установить нечто вроде островного королевства. Он, конечно, не назовет страну так. Это будет какая-нибудь народная республика.
– А наркотики?
– Деньги. Думаю, он попытается продать наркотики в Штатах. – Трис помолчал. – Миллион долларов? Конечно, он беспокоится. А вас эта сумма не искушает?
Сандерс взглянул на Гейл.
– Нет, – ответил он. – Хотя, видит Бог, они бы нам не помешали.
– Здесь, без сомнения, солидная сумма наличными, – сказал Трис, улыбнувшись и похлопав по куче фотокопий, лежащих перед ним. – Но если бы я мог разгадать хоть часть загадок и нам действительно сопутствовала бы удача, там можно было бы обнаружить настоящее богатство.
– Вы думаете, там действительно может оказаться сокровище? – с сомнением произнесла Гейл.
– Нет. Но я не уверен, что там ничего нет. Никогда нельзя сказать, пока сам не увидишь.
– Что мы будем делать с Клоше? – спросил Сандерс. – Есть ли возможность обойти его?
– Обойти его? И не надейтесь. Никому это еще не удавалось. Остановить на какое-то время – да, но не больше. Мы осмотримся сегодня ночью. Если не найдем больше ни одной ампулы, а возможно, эти две были просто подарком судьбы, вы можете отдать найденные ампулы Клоше и пожелать ему всего наилучшего. Если там больше ничего не обнаружится, не думаю, что он будет продолжать возиться с вами. Если повезет, на этом все и закончится. Но прежде чем мы снова спустимся вниз, я хочу поговорить с Адамом Коффином.
– Кто это?
– Человек, уцелевший при кораблекрушении “Голиафа”. Думаю, что он до сих пор побаивается рассказывать о наркотиках, но, возможно, вид этих ампул освежит его память. – Трис положил обе ампулы себе в карман. – Оставьте ваши мопеды здесь. Мы все поместимся в машине Кевина.
– Кстати, о нырянии, – сказала Гейл. – У меня идет носом кровь после вчерашнего дня.
– Сильно?
– Нет.
– Тогда не беспокойтесь. Когда некоторое время не ныряешь, то день или два интенсивных погружений могут вызвать раздражение тканей в носовых пазухах. Ненадолго воздержитесь от ныряния, и все наладится.
– А как насчет сегодняшнего вечера?
– Я бы не стал. Нет необходимости спешить. Мы вдвоем вполне можем управиться. – Трис открыл перед ними дверь кухни. – Тогда отправляйтесь вперед на своих мопедах. Я проеду мимо отеля, и вы сможете следовать за мной к Коффину.
* * *
Дом был крошечный – известняковый коттедж, приютившийся на старательно ухоженной полоске зелени, выходящей к гавани. Здесь не было подъездного пути, только грунтовая дорожка, ширина которой позволяла машине свернуть с дороги и остановиться без риска столкнуться задним бампером с проходящим транспортом. Трис завел свой “хиллман” носом в кустарник рядом с дорожкой, оставив позади место для двух мопедов.
Его огромная фигура выглядела весьма комично в машине: он весь сгибался, чтобы голова не втыкалась в крышу, а длинные ноги приходилось так близко подтягивать к подбородку, что он не мог сразу выйти из машины. Единственный доступный ему способ выбраться из автомобиля заключался в том, что он должен был открыть дверцу и вывалиться вправо, упираясь руками в землю, а затем вытащить ноги.
– Проклятые идиоты, – сказал он, обтирая руки о брюки, – строят машины для каких-то недомерков.
– Если когда-нибудь у вас произойдет несчастный случай в такой машине, они должны будут доставать вас из нее с помощью газосварки, – сказал Сандерс. – Почему бы вам не ездить на мотоцикле?
– Машины для самоубийц. Единственное, что можно сказать о них хорошего, – это то, что они снижают количество черного населения. – Трис взглянул на Гейл и рассмеялся. – Простите меня. Я неисправимый подонок.
Они прошли по грунтовой дорожке к дому. Маленький человек, стоя на четвереньках, вскапывал цветочную грядку перед входом в дом.
– Адам, – произнес Трис.
Коффин резко повернул голову.
– Трис! – удивленно воскликнул он, проворным движением отполз назад и вскочил на ноги.
На нем не было никакой одежды, кроме изорванных рабочих шорт. Его тело, худощавое и мускулистое, было покрыто ровным загаром. Полосы развитых мышц выделялись на руках и груди настолько отчетливо, что казались рисунками из анатомического атласа. Его глаза были постоянно прищурены, в результате чего глубокие канавки морщин избороздили коричневую кожу на щеках и на лбу. Лохматая грива белоснежных волос свисала на шею. Он улыбался Трису, демонстрируя десны, в которых кое-где гнездились изломанные желтоватые зубы.
– Как приятно видеть тебя, давно не встречались.
– Да, это так. – Трис зажал костлявые пальцы Коффина в своем огромном кулаке и резко тряхнул их вверх и вниз, – Мы остановились на минутку, просто поболтать с тобой.
Он представил Коффину Сандерсов.
– Пожалуйста, проходите в дом, – пригласил Коффин.
Однокомнатный дом с помощью мебели был разделен на три части. Справа висел гамак, укрепленный на двух стальных кольцах, вмазанных в каменную стену. За полуоткрытой занавесью Дэвид заметил туалет и раковину. В середине комнаты, напротив телевизора выпуска пятидесятых годов, стоял один-единственный мягкий стул. Слева – раковина, нагревательная плитка, холодильник, шкаф и карточный столик, вокруг которого стояли два стула и две табуретки.
– Садитесь, – сказал Коффин. Он открыл шкаф и показал на ряд бутылок. – Хотите подзарядиться? Сам я сейчас воздерживаюсь. Старые кишки не могут вынести остроту ягод можжевельника.
Смущенный, Сандерс взглянул на Триса и увидел, что тот улыбается Коффину.
– Я бы выпил чуточку рома, – сказал Трис. – Давно ли ты воздерживаешься?
– Уже приличный срок, – сказал Коффин. – Это не трудно, если умеешь дисциплинировать себя. – Он поглядел на Сандерса. – Для вас?
– Джин с тоником было бы прекрасно, – ответил Сандерс.
Гейл кивнула:
– То же самое. Спасибо.
– Сию секунду.
Коффин взял из шкафчика четыре стакана, наполнил два из них бомбейским джином, без льда и без тоника, и передал их Дэвиду и Гейл. Два других стакана он наполнил темным барбадосским ромом. Передав один Трису, он как следует отхлебнул из другого и сел.
– Ты же воздерживаешься, – сказал Трис.
– Так оно и есть. Ни капли джина уже несколько месяцев во рту не было. Ром – это не питье, это средство для выживания. Без него твоя кровь не может циркулировать правильно. Это – факт.
Сандерс глотнул теплого джина и с трудом подавил гримасу, когда крепкая жидкость обожгла ему глотку.
– Итак. Скажите старику, что привело вас сюда. – Коффин засмеялся. – Или просто это день, выделенный вами для посещения больных и престарелых?
Трис сунул руку в карман и, не говоря ни слова, положил на стол обе ампулы.
Коффин не дотронулся до ампул, он просто безмолвно уставился на них. Через несколько мгновений взглянул сперва на Триса, затем на Сандерсов. На его лице не отразилось ни единой эмоции, но что-то изменилось во взгляде: появилось какое-то сияние, которое Сандерс не мог никак объяснить, – то ли это волнение, то ли страх или и то и другое вместе.
Коффин мотнул головой в направлении Сандерсов и спросил Триса:
– Как много они об этом знают?
– Все знаю я. Они только нашли ампулы.
Затем Трис сообщил Коффину о предложении, которое Клоше сделал Сандерсам.
– Наглый ублюдок, – сказал Коффин, когда Трис закончил свой рассказ. – Он должен был прийти ко мне со своим миллионом долларов. Они мои.
– Предполагается, что ты дурак, Адам. И веди себя соответственно этой легенде. Так безопаснее. Кроме того, “Голиаф” больше не в твоем списке. Я проверял. А теперь – правду. Сколько их там было?
Коффин помедлил.
– Правда – заноза в заднице, – проговорил он, рассматривая одну из ампул на свет. – Сказал я однажды правду, и меня чуть не убили за мои старания.
– Клоше может появиться и окончить эту работу, Адам, если мы не достанем все это по-быстрому. Сколько штук там было?
Коффин допил свой ром и снова наполнил стакан.
– Они были в коробках из-под сигар. По сорок восемь в коробке, разделенные картонными перегородками. В декларации было указано, что на судне десять тысяч коробок, и похоже, так оно и было. Я складывал эти проклятые коробки собственными руками.
– Было ли указано в декларации содержимое ампул?
– Нет, но мы знали. Главным образом морфин. Немного необработанного опиума, немного адреналина. Все же остальное – морфин.
– Не героин? – спросил Сандерс.
– Нет. По крайней мере...
– Это одно и то же, – прервала Гейл.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Сандерс.
– Именно то, что сказала. Однажды мне пришлось редактировать книгу о наркотиках. Героин – это морфин, нагретый с уксусной кислотой. Как только это вещество попадает в тело, оно снова преобразуется в морфин.
– Тогда почему наркоманы не пользуются прямо морфином?
– Это от них не зависит. Они покупают то, что им сбывают спекулянты, а те сбывают то, что им всучивают контрабандисты. Контрабандисты на героине зарабатывают больше: из фунта чистого морфина можно получить больше фунта героина, и он сильнее, чем чистый морфин, – это как-то связано с тем, каким образом он проникает в мозг. Во всяком случае, если вы высчитаете, что сможете произвести из этого груза полмиллиона доз героина, а уличная цена дозы где-то примерно между десятью и двадцатью долларами, то можете рассчитывать на общую стоимость от пяти до десяти миллионов долларов. Боже!
– Где все это хранилось, Адам? – спросил Трис.
– Отсек номер три. Огромный. Между палубами. Я обложил их мешками с мукой.
– Было что-нибудь загружено под этим отсеком?
– Да, обычная загрузка. Мы вытолкнули оттуда балласт и положили ящики со снарядами. Это было рискованное плавание, смею вас заверить. Один из матросов заслужил три дня карцера за тайное курение сигареты. А это было наверху.
– Корабль не перевернулся, когда стал тонуть, не так ли?
– Насколько я знаю, нет. Но я не стал дожидаться, пока он утонет.
– Значит, если он пропорол себе брюхо на скалах, похоже, что первыми пошли на дно снаряды, они и оказались на наибольшей глубине. Сигарные коробки должны быть над ними.
– Те коробки были деревянными, не забывайте, и непрочными. Сейчас от них уже ничего не осталось. Трис кивнул.
– И все же они не должны были сломаться, так как не были под грузом ящиков со снарядами. А масса ампул в воде ничтожно мала, так что они вряд ли глубоко ушли в песок.
– Если вас интересует мое мнение, штормы подняли их вверх, и уже довольно давно.
– Я тоже так думал. – Трис вертел в руках одну из ампул. – До тех пор, пока не обнаружились эти две.
– Но они оказались в ямке, как вы сказали, под защитой. Остальные пропали, готов держать пари.
– Как раз наоборот. Но сегодня ночью мы поглядим.
Коффин осушил стакан и стукнул им по столу.
– Чертовски здорово. Я буду готов.
Трис улыбнулся:
– Нет. Мы пойдем сами. Если найдем там еще, тогда понадобится твоя помощь.
– Но ведь это мой корабль! – Коффин застучал кулаком по груди. – Ты думаешь, я не потяну? – Его глаза блестели, лицо пылало от выпитого рома. – Я в форме, как породистый жеребец! Как ты думаешь, сколько мне лет?
Трис спокойно сказал:
– Я знаю точно, сколько тебе лет.
Сандерс поглядел на Коффина, быстро сопоставляя даты в уме. Старику должно было стукнуть уже по крайней мере семьдесят.
– Я бы сказал... шестьдесят.
– Вот видишь, Трис? – засмеялся Коффин. – Шестьдесят. – Он снова повернулся к Сандерсу. – Мне, черт подери, семьдесят два, мой мальчик. Здоров, как жеребец!
– Адам, – сказал Трис, дотронувшись до руки Коффина, – никто не говорит, что ты не годишься. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь видел, как ты ныряешь на место кораблекрушения. Тебя здесь все слишком хорошо знают. – Трис решил подсластить пилюлю. – Ты – настоящая знаменитость! Если люди узнают, что ты нырял на место того кораблекрушения, они сразу поймут, что там что-то появилось.
Коффин отклонился на спинку стула, успокоенный лестью.
– В том, что ты говоришь, есть определенный смысл. Не хотелось бы выдавать наши секреты. – Он взглянул на свой пустой стакан. – Я бы предложил выпить за это.
– Нет, – сказал Трис, вставая. – Мне еще нужно поработать.
Коффин проводил Триса и Сандерсов вдоль по тропинке до дороги. Трис открыл дверцу “хиллмана” и, подобно осьминогу, втаскивающему себя щупальце за щупальцем в трещину в рифе, медленно уместил один свой длинный сустав за другим на сиденье водителя.
Коффин сказал:
– Не дыши слишком глубоко, а то грудью будешь нажимать на клаксон.
– Вы будете следовать за мной или сами найдете дорогу? – спросил Трис Сандерсов.
– Найдем сами. Поезжайте вперед.
Трис поглядел на Гейл. Он помолчал, очевидно, подбирая слова.
– Вы на ночь останетесь в отеле?
– Думаю, да, – сказала она. – А в чем дело?
– Ладно. И держите дверь закрытой на замок. Не хотелось бы вас пугать, но Клоше точно узнает, что вы будете там.
Гейл вспомнила привезенные ночью мопеды.
– Я знаю.
Трис завел двигатель, подождал, пока мимо прошло такси, затем сделал разворот на узкой дороге и затарахтел в направлении Сент-Дэвидса.
После того как машина скрылась из виду, Коффин уставился на опустевшую дорогу. Сандерсы сели на мопеды и надели шлемы.
– До свидания, мистер Коффин, – сказала Гейл. Коффин не ответил.
– Я знал его, когда он был еще мальчиком, – сказал он. – Прекрасный паренек был. Гейл и Дэвид переглянулись.
– Не сомневаюсь, – сказала Гейл. – Он производит впечатление прекрасного человека.
– Да. Честен, как сам бог. Но он заслуживает лучшего.
– Лучшего, чем что?
– Одиночество. Печаль. Для такого старого таракана, как я, это естественно. Мне и положено быть одиноким. Но молодой мужик, как он, – для него это несправедливо. Он должен был бы иметь сыновей, чтобы передать им свои знания.
– Может быть, ему нравится жить одному, – сказал Сандерс.
Коффин взглянул на Сандерса. Его глаза казались шрамами на костистом лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Колдуньей? – переспросила Гейл.
– Магия, вуду. Вы увидите маленькие статуэтки с ее изображением в хижинах на холмах Гваделупы и Мартиники. Местные жители ее обожают, как... ну, примерно равне с Эвой Перон. Она служила горничной в отеле на Гаити. Когда ей было сорок три, ее поразила глаукома, и, после того как она почти ослепла и не могла работать, ее уволили без единого су. Сам Клоше, тогда всего лишь помощник официанта, проявил сообразительность. Он забрал мать в леса и стал превозносить ее как символ сопротивления белым. Он распространял о ней всякие небылицы, превратил ее во всезнающую черную принцессу, поведал всем, что она вылечивает неизлечимых и воскрешает мертвых, в общем, приписал ей стандартный набор чудес. Народ хотел верить в нее. Боже, “хотел” – не то слово. Мечтал. Как только культ мамаши был установлен, Клоше начал выступать как ее вестник. Он бывает на всех островах и везде распространяет ее послание, хотя почти отовсюду его уже по нескольку раз изгоняли. Никто не знает, дышит ли еще его мамочка, но Клоше по-прежнему действует от ее имени.
– Что за послание? – спросил Сандерс.
– Настало время черным добраться до своего пирога. Полагаю, что это только вопрос времени, когда он снова сюда вернется.
– Мне не думается, что Бермуды созрели для революции, – произнес Сандерс.
– Трудно сказать. Гейл заметила:
– Черных здесь нельзя назвать равноправными.
– Нет, но здесь не было серьезных неприятностей со времен восстаний в шестьдесят восьмом, за исключением убийства Шарплса, да и по этому поводу не существует веских доказательств.
– Клоше как раз и признался, что это его люди убили Шарплса, – сказал Сандерс.
– Ну конечно. А почему бы ему не признаться? Больше никто не был арестован, а он при этом выглядит как настоящий преступник. Это как с группами арабских экстремистов. Каждый раз, когда происходит авиакатастрофа, некая стайка птичек выскакивает, чтобы поверили в их геройство, провозглашая, что крушение было их революционным актом. Чушь собачья. Конечно, Клоше способен убить Шарплса, я могу это допустить. Но его слова нельзя принимать на веру, его признание – это еще не истина. – Трис взглянул на Гейл. – В любом случае, Бермуды были довольно миролюбивы какое-то время. Хотя мир этот шаткий. Черные составляют здесь большинство, а имеют меньшую долю пирога, чем белые. По моему мнению, они получают больше, когда заслуживают этого, но они хотят получать больше постоянно. А парень типа Клоше может дразнить их, убеждая, что их притесняют. Манипулирует ими в собственных целях. Он – искусный оратор, кроме того, невелика наука убедить людей, что они заслуживают большего, чем получают.
– Он коммунист? – спросил Сандерс.
– Что вы, нет. Он использует тезис коммунистов:
“От каждого – по способностям, каждому – по потребностям” и прочее в том же духе. Я думаю, что в действительности он просто хочет установить нечто вроде островного королевства. Он, конечно, не назовет страну так. Это будет какая-нибудь народная республика.
– А наркотики?
– Деньги. Думаю, он попытается продать наркотики в Штатах. – Трис помолчал. – Миллион долларов? Конечно, он беспокоится. А вас эта сумма не искушает?
Сандерс взглянул на Гейл.
– Нет, – ответил он. – Хотя, видит Бог, они бы нам не помешали.
– Здесь, без сомнения, солидная сумма наличными, – сказал Трис, улыбнувшись и похлопав по куче фотокопий, лежащих перед ним. – Но если бы я мог разгадать хоть часть загадок и нам действительно сопутствовала бы удача, там можно было бы обнаружить настоящее богатство.
– Вы думаете, там действительно может оказаться сокровище? – с сомнением произнесла Гейл.
– Нет. Но я не уверен, что там ничего нет. Никогда нельзя сказать, пока сам не увидишь.
– Что мы будем делать с Клоше? – спросил Сандерс. – Есть ли возможность обойти его?
– Обойти его? И не надейтесь. Никому это еще не удавалось. Остановить на какое-то время – да, но не больше. Мы осмотримся сегодня ночью. Если не найдем больше ни одной ампулы, а возможно, эти две были просто подарком судьбы, вы можете отдать найденные ампулы Клоше и пожелать ему всего наилучшего. Если там больше ничего не обнаружится, не думаю, что он будет продолжать возиться с вами. Если повезет, на этом все и закончится. Но прежде чем мы снова спустимся вниз, я хочу поговорить с Адамом Коффином.
– Кто это?
– Человек, уцелевший при кораблекрушении “Голиафа”. Думаю, что он до сих пор побаивается рассказывать о наркотиках, но, возможно, вид этих ампул освежит его память. – Трис положил обе ампулы себе в карман. – Оставьте ваши мопеды здесь. Мы все поместимся в машине Кевина.
– Кстати, о нырянии, – сказала Гейл. – У меня идет носом кровь после вчерашнего дня.
– Сильно?
– Нет.
– Тогда не беспокойтесь. Когда некоторое время не ныряешь, то день или два интенсивных погружений могут вызвать раздражение тканей в носовых пазухах. Ненадолго воздержитесь от ныряния, и все наладится.
– А как насчет сегодняшнего вечера?
– Я бы не стал. Нет необходимости спешить. Мы вдвоем вполне можем управиться. – Трис открыл перед ними дверь кухни. – Тогда отправляйтесь вперед на своих мопедах. Я проеду мимо отеля, и вы сможете следовать за мной к Коффину.
* * *
Дом был крошечный – известняковый коттедж, приютившийся на старательно ухоженной полоске зелени, выходящей к гавани. Здесь не было подъездного пути, только грунтовая дорожка, ширина которой позволяла машине свернуть с дороги и остановиться без риска столкнуться задним бампером с проходящим транспортом. Трис завел свой “хиллман” носом в кустарник рядом с дорожкой, оставив позади место для двух мопедов.
Его огромная фигура выглядела весьма комично в машине: он весь сгибался, чтобы голова не втыкалась в крышу, а длинные ноги приходилось так близко подтягивать к подбородку, что он не мог сразу выйти из машины. Единственный доступный ему способ выбраться из автомобиля заключался в том, что он должен был открыть дверцу и вывалиться вправо, упираясь руками в землю, а затем вытащить ноги.
– Проклятые идиоты, – сказал он, обтирая руки о брюки, – строят машины для каких-то недомерков.
– Если когда-нибудь у вас произойдет несчастный случай в такой машине, они должны будут доставать вас из нее с помощью газосварки, – сказал Сандерс. – Почему бы вам не ездить на мотоцикле?
– Машины для самоубийц. Единственное, что можно сказать о них хорошего, – это то, что они снижают количество черного населения. – Трис взглянул на Гейл и рассмеялся. – Простите меня. Я неисправимый подонок.
Они прошли по грунтовой дорожке к дому. Маленький человек, стоя на четвереньках, вскапывал цветочную грядку перед входом в дом.
– Адам, – произнес Трис.
Коффин резко повернул голову.
– Трис! – удивленно воскликнул он, проворным движением отполз назад и вскочил на ноги.
На нем не было никакой одежды, кроме изорванных рабочих шорт. Его тело, худощавое и мускулистое, было покрыто ровным загаром. Полосы развитых мышц выделялись на руках и груди настолько отчетливо, что казались рисунками из анатомического атласа. Его глаза были постоянно прищурены, в результате чего глубокие канавки морщин избороздили коричневую кожу на щеках и на лбу. Лохматая грива белоснежных волос свисала на шею. Он улыбался Трису, демонстрируя десны, в которых кое-где гнездились изломанные желтоватые зубы.
– Как приятно видеть тебя, давно не встречались.
– Да, это так. – Трис зажал костлявые пальцы Коффина в своем огромном кулаке и резко тряхнул их вверх и вниз, – Мы остановились на минутку, просто поболтать с тобой.
Он представил Коффину Сандерсов.
– Пожалуйста, проходите в дом, – пригласил Коффин.
Однокомнатный дом с помощью мебели был разделен на три части. Справа висел гамак, укрепленный на двух стальных кольцах, вмазанных в каменную стену. За полуоткрытой занавесью Дэвид заметил туалет и раковину. В середине комнаты, напротив телевизора выпуска пятидесятых годов, стоял один-единственный мягкий стул. Слева – раковина, нагревательная плитка, холодильник, шкаф и карточный столик, вокруг которого стояли два стула и две табуретки.
– Садитесь, – сказал Коффин. Он открыл шкаф и показал на ряд бутылок. – Хотите подзарядиться? Сам я сейчас воздерживаюсь. Старые кишки не могут вынести остроту ягод можжевельника.
Смущенный, Сандерс взглянул на Триса и увидел, что тот улыбается Коффину.
– Я бы выпил чуточку рома, – сказал Трис. – Давно ли ты воздерживаешься?
– Уже приличный срок, – сказал Коффин. – Это не трудно, если умеешь дисциплинировать себя. – Он поглядел на Сандерса. – Для вас?
– Джин с тоником было бы прекрасно, – ответил Сандерс.
Гейл кивнула:
– То же самое. Спасибо.
– Сию секунду.
Коффин взял из шкафчика четыре стакана, наполнил два из них бомбейским джином, без льда и без тоника, и передал их Дэвиду и Гейл. Два других стакана он наполнил темным барбадосским ромом. Передав один Трису, он как следует отхлебнул из другого и сел.
– Ты же воздерживаешься, – сказал Трис.
– Так оно и есть. Ни капли джина уже несколько месяцев во рту не было. Ром – это не питье, это средство для выживания. Без него твоя кровь не может циркулировать правильно. Это – факт.
Сандерс глотнул теплого джина и с трудом подавил гримасу, когда крепкая жидкость обожгла ему глотку.
– Итак. Скажите старику, что привело вас сюда. – Коффин засмеялся. – Или просто это день, выделенный вами для посещения больных и престарелых?
Трис сунул руку в карман и, не говоря ни слова, положил на стол обе ампулы.
Коффин не дотронулся до ампул, он просто безмолвно уставился на них. Через несколько мгновений взглянул сперва на Триса, затем на Сандерсов. На его лице не отразилось ни единой эмоции, но что-то изменилось во взгляде: появилось какое-то сияние, которое Сандерс не мог никак объяснить, – то ли это волнение, то ли страх или и то и другое вместе.
Коффин мотнул головой в направлении Сандерсов и спросил Триса:
– Как много они об этом знают?
– Все знаю я. Они только нашли ампулы.
Затем Трис сообщил Коффину о предложении, которое Клоше сделал Сандерсам.
– Наглый ублюдок, – сказал Коффин, когда Трис закончил свой рассказ. – Он должен был прийти ко мне со своим миллионом долларов. Они мои.
– Предполагается, что ты дурак, Адам. И веди себя соответственно этой легенде. Так безопаснее. Кроме того, “Голиаф” больше не в твоем списке. Я проверял. А теперь – правду. Сколько их там было?
Коффин помедлил.
– Правда – заноза в заднице, – проговорил он, рассматривая одну из ампул на свет. – Сказал я однажды правду, и меня чуть не убили за мои старания.
– Клоше может появиться и окончить эту работу, Адам, если мы не достанем все это по-быстрому. Сколько штук там было?
Коффин допил свой ром и снова наполнил стакан.
– Они были в коробках из-под сигар. По сорок восемь в коробке, разделенные картонными перегородками. В декларации было указано, что на судне десять тысяч коробок, и похоже, так оно и было. Я складывал эти проклятые коробки собственными руками.
– Было ли указано в декларации содержимое ампул?
– Нет, но мы знали. Главным образом морфин. Немного необработанного опиума, немного адреналина. Все же остальное – морфин.
– Не героин? – спросил Сандерс.
– Нет. По крайней мере...
– Это одно и то же, – прервала Гейл.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Сандерс.
– Именно то, что сказала. Однажды мне пришлось редактировать книгу о наркотиках. Героин – это морфин, нагретый с уксусной кислотой. Как только это вещество попадает в тело, оно снова преобразуется в морфин.
– Тогда почему наркоманы не пользуются прямо морфином?
– Это от них не зависит. Они покупают то, что им сбывают спекулянты, а те сбывают то, что им всучивают контрабандисты. Контрабандисты на героине зарабатывают больше: из фунта чистого морфина можно получить больше фунта героина, и он сильнее, чем чистый морфин, – это как-то связано с тем, каким образом он проникает в мозг. Во всяком случае, если вы высчитаете, что сможете произвести из этого груза полмиллиона доз героина, а уличная цена дозы где-то примерно между десятью и двадцатью долларами, то можете рассчитывать на общую стоимость от пяти до десяти миллионов долларов. Боже!
– Где все это хранилось, Адам? – спросил Трис.
– Отсек номер три. Огромный. Между палубами. Я обложил их мешками с мукой.
– Было что-нибудь загружено под этим отсеком?
– Да, обычная загрузка. Мы вытолкнули оттуда балласт и положили ящики со снарядами. Это было рискованное плавание, смею вас заверить. Один из матросов заслужил три дня карцера за тайное курение сигареты. А это было наверху.
– Корабль не перевернулся, когда стал тонуть, не так ли?
– Насколько я знаю, нет. Но я не стал дожидаться, пока он утонет.
– Значит, если он пропорол себе брюхо на скалах, похоже, что первыми пошли на дно снаряды, они и оказались на наибольшей глубине. Сигарные коробки должны быть над ними.
– Те коробки были деревянными, не забывайте, и непрочными. Сейчас от них уже ничего не осталось. Трис кивнул.
– И все же они не должны были сломаться, так как не были под грузом ящиков со снарядами. А масса ампул в воде ничтожно мала, так что они вряд ли глубоко ушли в песок.
– Если вас интересует мое мнение, штормы подняли их вверх, и уже довольно давно.
– Я тоже так думал. – Трис вертел в руках одну из ампул. – До тех пор, пока не обнаружились эти две.
– Но они оказались в ямке, как вы сказали, под защитой. Остальные пропали, готов держать пари.
– Как раз наоборот. Но сегодня ночью мы поглядим.
Коффин осушил стакан и стукнул им по столу.
– Чертовски здорово. Я буду готов.
Трис улыбнулся:
– Нет. Мы пойдем сами. Если найдем там еще, тогда понадобится твоя помощь.
– Но ведь это мой корабль! – Коффин застучал кулаком по груди. – Ты думаешь, я не потяну? – Его глаза блестели, лицо пылало от выпитого рома. – Я в форме, как породистый жеребец! Как ты думаешь, сколько мне лет?
Трис спокойно сказал:
– Я знаю точно, сколько тебе лет.
Сандерс поглядел на Коффина, быстро сопоставляя даты в уме. Старику должно было стукнуть уже по крайней мере семьдесят.
– Я бы сказал... шестьдесят.
– Вот видишь, Трис? – засмеялся Коффин. – Шестьдесят. – Он снова повернулся к Сандерсу. – Мне, черт подери, семьдесят два, мой мальчик. Здоров, как жеребец!
– Адам, – сказал Трис, дотронувшись до руки Коффина, – никто не говорит, что ты не годишься. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь видел, как ты ныряешь на место кораблекрушения. Тебя здесь все слишком хорошо знают. – Трис решил подсластить пилюлю. – Ты – настоящая знаменитость! Если люди узнают, что ты нырял на место того кораблекрушения, они сразу поймут, что там что-то появилось.
Коффин отклонился на спинку стула, успокоенный лестью.
– В том, что ты говоришь, есть определенный смысл. Не хотелось бы выдавать наши секреты. – Он взглянул на свой пустой стакан. – Я бы предложил выпить за это.
– Нет, – сказал Трис, вставая. – Мне еще нужно поработать.
Коффин проводил Триса и Сандерсов вдоль по тропинке до дороги. Трис открыл дверцу “хиллмана” и, подобно осьминогу, втаскивающему себя щупальце за щупальцем в трещину в рифе, медленно уместил один свой длинный сустав за другим на сиденье водителя.
Коффин сказал:
– Не дыши слишком глубоко, а то грудью будешь нажимать на клаксон.
– Вы будете следовать за мной или сами найдете дорогу? – спросил Трис Сандерсов.
– Найдем сами. Поезжайте вперед.
Трис поглядел на Гейл. Он помолчал, очевидно, подбирая слова.
– Вы на ночь останетесь в отеле?
– Думаю, да, – сказала она. – А в чем дело?
– Ладно. И держите дверь закрытой на замок. Не хотелось бы вас пугать, но Клоше точно узнает, что вы будете там.
Гейл вспомнила привезенные ночью мопеды.
– Я знаю.
Трис завел двигатель, подождал, пока мимо прошло такси, затем сделал разворот на узкой дороге и затарахтел в направлении Сент-Дэвидса.
После того как машина скрылась из виду, Коффин уставился на опустевшую дорогу. Сандерсы сели на мопеды и надели шлемы.
– До свидания, мистер Коффин, – сказала Гейл. Коффин не ответил.
– Я знал его, когда он был еще мальчиком, – сказал он. – Прекрасный паренек был. Гейл и Дэвид переглянулись.
– Не сомневаюсь, – сказала Гейл. – Он производит впечатление прекрасного человека.
– Да. Честен, как сам бог. Но он заслуживает лучшего.
– Лучшего, чем что?
– Одиночество. Печаль. Для такого старого таракана, как я, это естественно. Мне и положено быть одиноким. Но молодой мужик, как он, – для него это несправедливо. Он должен был бы иметь сыновей, чтобы передать им свои знания.
– Может быть, ему нравится жить одному, – сказал Сандерс.
Коффин взглянул на Сандерса. Его глаза казались шрамами на костистом лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27