Аннотация
В новом романе Владимира Козлова, автора книг «Гопники» и «Школа», герой, тридцатилетний неудавшийся рок-музыкант, оставляет провинциальный город и переезжает в Москву в надежде как-то изменить свою жизнь. Но очень скоро он начинает ощущать себя чужим и в столице…
Владимир Козлов
Плацкарт

(роман)
Часть первая
Вторник
За пыльным стеклом шевелились свежие листья каштанов. От проходной двигался к остановке нестройный поток работяг – их смена кончалась в четыре-пятнадцать.
Начальник отдела Сергеев – маленький, толстый и лысый – оторвался от пасьянса на мониторе, взял из пачки «LD» сигарету, откинулся к спинке стула. Он взял со стола зажигалку, крутнул колесико, прикурил, затянулся, сбросил пепел в банку с бычками.
– Ну что, Дмитрий, идешь с нами в кафе?
– А кто еще будет? – спросил я.
– Круглов и Саенко. Не бойся, долго сегодня не будем сидеть: по тридцать капель – и по домам. У всех свои планы…
Графин водки, четыре стакана и четыре порции пельменей занимали весь стол. Сергеев взял графин, разлил водку.
– Ну, парни, давайте. За все хорошее.
Мы чокнулись, выпили. От бара к соседнему столику шел седой дядька. Под мышкой он нес портфель, в одной руке – бокал пива, а в другой – рюмку водки.
– Ну, вы как хотите, а я полетел, – сказал Сергеев, вставая.
Он пожал нам всем руки, взял свой дипломат и вышел на улицу. Дядька за соседним столиком вынул из портфеля пакет с бутербродами.
– Есть такая тема, что через полгода Иваныч уходит – и Сергеева делают главным, – сказал Саенко. – Меня тогда – начальником отдела, а Димыча – замом.
– Откуда ты знаешь? – спросил Круглов.
– Все говорят. Причем давно уже.
– Ну, посмотрим, как оно будет. Что, раздавим еще пузырек?
– Да нет, я уже отплываю. Если хотите, то с Димычем.
– Нет, я тоже не буду. – Я мотнул головой.
– Ладно, тогда курим – и разбежались. – Саенко потянулся к своей пачке «Явы». – Ну что, Колян, будешь ты продавать свою «троечку»?
– Хочешь, не хочешь, а надо, – ответил Круглов. – Сбросить хоть сотни за три, а то соржавеет и рубля за нее не дадут.
– А новое что будешь брать?
– Еще не решил. Что подвернется – в пределах полутора штук. Только, конечно, не «Жигули». По мне, «Жигули» – не машина. В России машины никогда не научатся делать.
Я протиснулся в угол троллейбуса и встал между дверью и задним стеклом. Под стикером «За проезд без билета штраф 70 рублей» было прилеплено скотчем объявление: «Уважаемые пассажиры! В связи с отсутствием средств льготные проездные на июнь выдаваться не будут».
После площади Ленина людей стало меньше. У двери, боком ко мне, стоял парень в джинсах и бежевой майке. Я узнал его – это был Сэм. Мы не виделись года четыре. Я тронул его за плечо. Сэм повернул ко мне голову, улыбнулся.
– Привет, Димон. Как твое ничего?
– Так, потихоньку. А ты как?
– Нормально, не жалуюсь. Вот заехал на несколько дней на малую родину.
– Насовсем вернуться не собираешься?
– Ты шутишь, надеюсь? Сравнил – Питер и нашу дыру.
– Ты уже сколько там?
– Шестой год. А ты где – все на том же заводе?
– Ага. Как устроился после диплома, так и пашу.
– Ладно, моя остановка. Телефон твой домашний не изменился?
– Нет.
– Ну, значит, я тебе звякну – пообщаемся, поговорим обо всем. Я здесь буду еще до субботы. Ну, давай.
– Давай.
Из трещин в асфальте вылезали кустики свежей травы. У подъезда нашей облезлой хрущевки сидели две бабки с четвертого этажа. Я достал из кармана черный пластмассовый ключ от домофона, прикоснулся к замку. Домофон запищал.
На нижней площадке свежей краской блестела железная дверь тридцать третьей. В этой квартире жили Самсоновы – муж, жена и дочка лет десяти. Они купили квартиру три года назад. Самсонов работал бухгалтером в банке, и все соседи его называли «банкир».
Дома не было никого. Родители уехали на дачу электричкой на пять сорок-две, а Анюта где-то гуляла после занятий. Я снял кроссовки, прошел через зал в детскую, бросил сумку на пол у дивана. Вернулся в зал, вышел на узкий балкон. На углу пустыря торчало семиэтажное здание областного архива, за ним начинался забор таксопарка. От поворота на кольцевую в сторону центра медленно ехал троллейбус с рекламой «Нескафе» на боку.
Среда
Я развернул свой красный пластмассовый стул, чтобы сесть лицом к тротуару.
– Что, хочешь разглядывать юных дам? – спросил Игорь.
– Ну да. А что здесь такого?
– Ничего, просто полюбопытствовал. Ладно, успехов в твоих наблюдениях, а я принесу еще пива. Арахиса тебе взять?
– Бери, только соленый – если есть.
Игорь взял наши с ним пластиковые стаканы и пошел к палатке «Ярпиво».
Над проспектом висела растяжка «Автобусом в Крым». У входа в универсам «ЕвроОпт» старуха копалась в мусорке. На трехэтажном доме рядом с универсамом висел щит с рекламой «Русского радио»: «Все будет хорошо».
За соседним столом сидели два парня – мои ровесники или чуть младше. Один говорил:
– Я из-за этого евро потерял почти двести баксов. Мог обменять по один и девятнадцать, а пришлось по один и двадцать семь. Две с половиной штуки.
– Этот евро уже всех задрал – прыгает постоянно. Хорошо хоть, немцы сказали, что если станет один и три, то они снизят цены.
Игорь бросил на стол два пакета арахиса, поставил стаканы с пивом. Мы чокнулись. Я сделал глоток, разорвал упаковку арахиса. Орешки высыпались на стол.
По тротуару шли две девчонки лет по семнадцать, в коротких джинсовых юбках, и два парня такого же возраста. Парни несли по двухлитровой бутыли пива.
– Знаешь, я завидую молодежи, – сказал Игорь, кивнув на подростков. – И одновременно сочувствую им. Они – глупые, не понимают, что алкоголь – это не цель, а только лишь средство. Инструмент получения кайфа: от музыки, от подружек, от компании – от всего. А они упускают все шансы, как когда-то и мы – напиваются в жопу, и все интересное сразу кончается. Вспоминаю свой первый курс, еще в Киеве – занимались, в основном, ерундой: сидели днями в общаге, в карты играли. Даже пьянствовали только в общаге. Вместо того, чтобы выбраться на Крещатик, взять по бутылочке пива, посидеть на скамейке…
– Как ты вообще попал в Киев?
– Очень просто. Тогда большой разницы не было – страна ведь одна, Советский Союз. В Москве или в Питере поступить было сложно, а в киевский политех – чуть попроще. И институт имел репутацию, не то, что наша «путяга»…
– А почему ты оттуда ушел?
– Потому что глупый был. Подумал: зачем это надо – жить в убогой общаге, быть практически нищим, когда шансов все равно никаких, на работу потом не устроишься, сплошная кругом безработица, и вообще полный развал. Ну и решил, что раз всему скоро наступит пинцет, то лучше ждать его дома. А он, как видишь, так и не наступил.
– А я помню – в начале второго курса появляешься ты. Такой чувак странный…
– Ты, можно подумать, не странный был.
– Ну да, все были странными, но каждый – по-своему. Зато теперь ты в порядке, муж и отец… Как Таня твоя поживает? Как у вас с ней?
– Нормально. Все хорошо. Денег мало, конечно, но много их никогда не бывает. А остальное все клево. – Игорь взял свое пиво, сделал долгий глоток – выпил почти все, что было в стакане. – Не знаю, почему так выходит, или, может, так и должно быть… Но не тянет меня к ним, домой, не тянет – и все. Сижу здесь с тобой, и я бы сидел хоть до ночи, а домой бы не шел. Посмотри, в таких кафе в основном и сидят те, кто не хочет домой. Или с родоками живет, как ты, или, с семьей. Как я.
– Что, так все плохо?
– Да вроде и нет, только как-то уже заебало. И на работе, и дома. Проклятая бытовуха. Ладно, давай лучше еще по пивку.
– Хорошо. Я схожу.
В очереди к прилавку стояли две девушки. Блондинка с мобильником на шнурке сказала подруге:
– Представляешь, какая херня? Вчера забыла в маршрутке свой зонтик. Вышла на «Школе», вспомнила – зонтик остался лежать на сиденье. Прошла пешком до конечной – они там вечно стоят, водилы в карты играют.
– Или бухают, – перебила подруга. – Я часто вечером еду на «тройке», а водила – бухой. С таким даже страшно становится…
– …Короче, пришла – этот водила стоит на своей таратайке. Говорю ему: вот, типа, зонтик забыла. А он мне: да, я нашел, но его взяла женщина. Я спрашиваю: что за женщина? А он: она сказала – вас знает. Представляешь, какая скотина?
Четверг
У кинотеатра «Сатурн», под афишей «Мечтатели (США). Эротический фильм» стояли парень и девушка. У него были черные, смазанные гелем волосы, а у девушки – длинные, светлые, стянутые в хвост. Я смотрел на них, прохаживаясь между колоннами.
Первый раз я был в этом кино лет двадцать назад – в воскресенье, на утреннем детском сеансе, на девять-сорок. Показывали «Неуловимых мстителей». В зал набилась толпа пацанов со всего города. Все жутко орали, заглушая звук – нельзя было разобрать, что говорят на экране. Пленка была очень старая – вся в царапинах и соринках. На середине фильм оборвался, пацаны засвистели и заорали еще громче. Минут через пять фильм включили опять.
Когда я заканчивал первый курс, кино в «Сатурне» показывать перестали, устроили казино и магазин итальянской сантехники, а года через четыре – ночной клуб «Черный ворон». Потом «Сатурн» лет пять был закрыт на ремонт, а открывшись, стал первым в городе кинотеатром со звуком «долби-сэрраунд».
На остановке затормозила маршрутка. Из нее, придерживая длинную юбку, выпрыгнула Наташа. Я пошел ей навстречу. Мы обнялись.
Поглядев на афишу, Наташа спросила:
– Что, эротический фильм?
– Никакой он не эротический, просто фильм интересный. А эротический – это так написали, чтобы людей побольше пришло.
– Что, не эротический? – Наташа притворно нахмурилась. – Тогда я не пойду…
Мы сидели в буфете, пили растворимый кофе из коричневых одноразовых чашек. В фойе стояли три бильярдных стола, освещенных низко висящими лампами. За одним столом играли парень и девушка.
– Ты когда меня научишь играть в бильярд? – спросила Наташа. – Давно уже обещаешь…
– Я сам плохо умею.
– А я – вообще никак не умею.
Прозвенели один за другим три звонка. Мы встали, пошли к входу в зал.
На улице начинало темнеть. Несколько парочек, вышедших, как и мы, из кино, смешались с толпой молодежи. Наташа взяла меня под руку и сказала:
– Я так им завидую – этим парням и девчонке из фильма. Такие еще молодые, а я скоро буду старая…
– Не будешь ты старой. Ты вообще не стареешь. Ни капли не изменилась за все время, что я тебя знаю.
– Правда?
– Правда.
– Ну, значит, не постарею. Отлично!
– Надо бы где-нибудь перекусить… Ты голодная?
– Очень. Ничего с обеда не ела.
– Я тоже с обеда почти что не ел. Так, пару хот-догов…
– Это ты называешь «почти что»? Хоть бы не издевался.
– Ладно, предлагай, куда можно пойти.
– Давай, может, просто зайдем в «ЕвроОпт», купим пива, каких-нибудь чипсов, орешков, сядем на лавочку в сквере…
На другом конце лавки пили пиво две девушки в джинсовых куртках. Я открыл одну за одной две банки «Балтики-тройки», одну дал Наташе. Она разорвала пакет чипсов.
Мимо нас по дорожке прошел дед с шарпеем на поводке. Наташа проводила собаку глазами и повернулась ко мне.
– Митя, а ты бы мне разрешил такого вот песика завести, если бы мы жили вместе?
– Не знаю. А почему ты спросила?
– Просто так. Интересно. Он такой классный, мне нравится… А мама всегда была против. И когда я была маленькая, и теперь.
– Вместе решали бы – завести или нет.
Наташа отпила пива.
– Хорошо – пиво холодное. Митя, а у тебя так бывает, что сидишь днем на работе – и очень хочется пива. Жутко так хочется, просто вообще. Особенно летом, когда на улице жарко. Конца работы еле дождешься и летишь к ларьку или в кафе. Возьмешь пива, сделаешь первый глоток – и такой сразу кайф…
– Да нет, такого у меня не бывает. Ты же знаешь – у нас на работе нет проблемы насчет алкоголя. Можно пойти в конец коридора и выпить. И даже не только пива.
– Алкоголики вы, а не инженеры! Надо вас всех разогнать, а то разбаловались, понимаешь…
Стало совсем темно. На сталинской пятиэтажке рядом с «Сатурном» включилась бело-синяя реклама «Балтики». Я поставил пиво на землю, придвинулся ближе к Наташе. Мы поцеловались.
С боковой аллеи свернули на нашу два подростка с бутылками пива. Проходя мимо нас, один сказал другому:
– Грецию наши сделают точно. Португалию – может быть. Ну, а с Испанией хотя бы ничья – и то было бы хорошо, да?
Наташа сказала:
– У меня сегодня дурацкий был день… Шеф просто задрал – все у него какие-то встречи, каждые полчаса. Раз десять в переговорную кофе носила. А вообще он такой бестолковый – без пятнадцати шесть дал письмо составлять. В минэкономики области. Пришлось задержаться, чуть к тебе не опоздала. Нет, чтобы раньше мне его дать. Сколько раз из-за него до семи оставалась, а то даже и до восьми. И ни разу за сверхурочные не заплатили. Сам он любит, чуть что, понтоваться – я иногда на работе до одиннадцати сижу. Можно подумать, сидит, потому что усердно работает. Из-за своей бестолковости он сидит… Ты не слушаешь меня вообще.
– Как – не слушаю? Слушаю.
– Неправда, не слушаешь. Сидел, думал о чем-то своем. Нет, чтобы хоть слово сказать.
– А что я скажу тебе нового? Я всегда говорил: любая работа – говно, все боссы – уроды. Надо просто на это забить, не грузиться.
– Тебе легко говорить – у тебя контора советская. Сидите, балдеете, бухаете на работе… А я верчусь целый день, как белка какая-нибудь в колесе, и никакого сочувствия.
Наташа притворно наморщила лоб и сразу же заулыбалась.
Мы стояли у подъезда Наташиной пятиэтажки. Светились окна. Кто-то курил на балконе, слышались куски разговоров. Я сказал:
– Ну, передавай привет своей маме.
– Передам. Обязательно. И она меня спросит: ну, когда вы уже что-нибудь с Митей решите?
Мы поцеловались.
– Пока.
– Пока.
Наташа достала ключи. Запищал домофон. Она открыла железную дверь и зашла в подъезд.
На остановке сидели трое парней. Один играл на гитаре и пел песню «Чайфа» «Никто не услышит». Я вспомнил, что Сэм так и не позвонил. Или звонил, когда меня не было дома, а свой мобильный я ему не давал.
* * *
Мы с Сэмом познакомились на первом фестивале рок-клуба, в восемьдесят девятом году, в конце мая. Я заканчивал восьмой классе, тащился от «Алисы» «ДДТ» и «Кино». Про фестиваль я прочитал в молодежной газете «W-Центр». Сначала идти не хотел, потому что не было, с кем. Одноклассники слушали только попсу – Женю Белоусова и «Ласковый май». В конце концов все же решил, что пойду: один, так один.
Перед входом в ДК Металлургов, у фонтанов, гулял непривычный народ – длинноволосые хиппаны, панки в разорванных джинсах и майках, «металлисты» в «косухах». Туда-сюда бегали девушки в мини-юбках, с табличками «организатор».
Я протиснулся мимо компании «металлистов», отдал билет бабушке с красными бусами и прошел в фойе дома культуры. Здесь тоже тусовалась разнообразная публика: дядьки под сорок в костюмах и с галстуками и такого же возраста длинноволосые дядьки в вытертых джинсах, парни в подвернутых брюках и красных носках, девчонки в юбках до пола. Вдоль стены стояли щиты, обклеенные белой бумагой – «окна гласности». На них можно было писать, кто что думал о группах, играющих на фестивале. Некоторые уже что-то писали, хотя концерт еще не начинался.
В зале моим соседом оказался культурист в белой майке, обтягивающей мощные плечи и грудь. Сиденье с другой стороны пустовало. Зрители не спеша входили в зал и рассаживались.
Перед самым началом прибежал и сел рядом со мной невысокий парнишка в «вареном» жилете, надетом поверх черной майки «Def Leppard», с выбеленными волосами – на вид, моего возраста или чуть старше.
Свет в зале погас. На сцену вышел парень в светло-бежевом пиджаке и вытертых джинсах, сказал, что он – председатель горкома ВЛКСМ, и что он очень рад сообщить, что фестиваль состоялся благодаря непосредственному участию комсомола и молодежного культурного центра «Июль». Зрители вяло зааплодировали. Парень ушел.
Первой играла хэви-метал-группа «Девятый этаж». Длинный нескладный вокалист неуклюже топтался на сцене, тряс гривой волос, иногда обнимал гитариста. Несколько «металлистов» прыгали перед сценой и махали руками, изображая игру на гитаре.
«Девятый этаж» закончил играть, и крашеный паренек повернулся ко мне.
– Что, любишь рок?
– Да. А ты?
– Конечно. А ты от чего больше всего тащишься?
– Я? От «Кино».
– И я тоже. – Он показал у себя на жилете значок с лицом Цоя. – Классно! А как тебя зовут?
– Дима.
– А я – Сэм. Вообще, Саша, но в тусовке – Сэм. Классно! А ты кого-нибудь знаешь из музыкантов?
– Нет, никого.
– Ты что? Я многих знаю, и этих тоже ребят… – Он кивнул на музыкантов «Девятого этажа», которые сматывали провода на сцене. – Они – нормальные, в общем, ребята. Просто у них вкусы немного такие… своеобразные. Я, например, «металл» не люблю. Это я так, ты внимания не обращай.
1 2 3