Евтихий, где же ты? Эй, кто там!
Б а б у ш к а (вбегает). Он только что вышел с Наденькой.
К о р н е п л о д о в а. Как - вышел? Скоро надо на юбилей ехать, а он ушел?
Б а б у ш к а. Велел сказать, что юбилея не будет.
К о р н е п л о д о в а. Как это - не будет? Куда он пошел?
Б а б у ш к а. Как будто в приемочную комиссию.
К о р н е п л о д о в а. Ведь я же ему не приказывала! Зачем он туда пошел?
Б а б у ш к а. Как будто от членского билета отказываться, а потом как будто в клуб - юбилей отменять.
К о р н е п л о д о в а. Что?! Ах, теперь я понимаю. (Кричит.) Вера! Вера! Скорей сюда!
Вера вбегает.
Беги скорей за ветеринаром, пусть он немедленно подает машину. Впрочем, я совсем забыла, что ветеринар невменяем.
В е р а. Что случилось?
К о р н е п л о д о в а. Большое несчастье. Отец ушел из дома.
В е р а. Как Лев Толстой?
К о р н е п л о д о в а. Еще хуже.
Звонит безостановочно телефон.
Это катастрофа.
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
В клубе. Часть зала, приготовленного для юбилея.
Пальмы, зелень, в зелени портрет Корнеплодова.
Эстрада, трибуна, все, что полагается. Несколько
рядов стульев. Две двери. Одна входная, другая
ведущая в другие помещения клуба. Эта дверь открыта,
в нее видна голубая гостиная, в которую выходит еще
одна дверь, с надписью - "Приемочная комиссия".
Слышно щелканье бильярдных шаров и звуки рояля или
радиолы. Двое из публики.
П е р в ы й. Опять пальмы. Что сегодня?
В т о р о й. Юбилей какого-то известного писателя.
П е р в ы й. Кого именно?
В т о р о й. Кажется, Корнеплодова.
П е р в ы й. А разве он еще существует?
В т о р о й. Как видите.
П е р в ы й. Концерт будет?
В т о р о й. А как же.
П е р в ы й. Тогда я займу место.
В т о р о й. Я уже на всякий случай занял.
П е р в ы й. Так я рядом с вами, чтобы не было скучно. (Кладет на стул газету.) Может быть, пока что партию в шахматы?
В т о р о й. Можно.
Б у р ь я н о в (быстро входит). Сегодня, кажется, открытое заседание приемочной комиссии должно состояться здесь, в клубе? Где именно?
П е р в ы й (показывает). Эта дверь.
Б у р ь я н о в. Еще не начинали?
П е р в ы й. Нет еще. Ждут Сироткина-Амурского.
Б у р ь я н о в. Народу много?
В т о р о й. Аншлаг. Вот, кстати, и Сироткин-Амурский.
Входит Сироткин-Амурский.
Мартышкин выходит из противоположной двери с
бильярдным кием в руках.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Товарищ Мартышкин, надеюсь, вы тоже выступите?
М а р т ы ш к и н. По поводу кого?
С и р о т к и н-А м у р с к и й. По поводу Корнеплодова.
М а р т ы ш к и н. Хо-хо.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. То есть?
М а р т ы ш к и н. В зависимости от ауспиций.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Какие ж там, батюшка, ауспиции! Человек двадцать пять лет числится писателем, а ровно ничего не написал и никаких своих сочинений представить не может. Разумеется, нам его придется исключить. Но так как это вопрос глубоко принципиальный, имеющий не только узколитературное значение, было бы очень хорошо, чтобы выступили также и вы.
М а р т ы ш к и н (насторожившись). Почему именно я?
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Как известный критик и человек с некоторым авторитетом.
М а р т ы ш к и н. Хо-хо. Вы меня переоцениваете. А как на это смотрит руководство?
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Разумеется, одобрительно.
М а р т ы ш к и н. В каком смысле одобрительно: одобрительно - да или одобрительно - нет?
С и р о т к и н-А м у р с к и й (добродушно смеясь). Одобрительно нет.
М а р т ы ш к и н. Вы уверены в этом?
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Совершенно.
М а р т ы ш к и н. Ну, что ж. Пожалуй, я, хо-хо! Нет, но каков гусь этот самый Корнеплодов, а? Какая внешность, какой апломб, а на самом деле он просто дырка от бублика. Хо-хо. Ну, что ж, у меня даже есть на сей предмет кой-какие ораторские заготовочки. Вот, изволите видеть. (Роется по карманам и вынимает бумажку.) Нет, это не то. (Вынимает другую бумажку.) А вот это то! Хо-хо! Я раскопал его единственный шедевр - "Овсы цветут" и выписал оттуда цитатки. Животики порвете.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Так прошу вас, пройдите.
М а р т ы ш к и н. Ничего. Я еще успею сыграть партию. Вы начинайте без меня. (Уходит.)
Б у р ь я н о в. Товарищ Сироткин-Амурский, можно вас на два слова?
С и р о т к и н-А м у р с к и й. У меня сейчас начинается заседание.
Б у р ь я н о в. Это очень важно. Умоляю.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Слушаю, батюшка.
Б у р ь я н о в. Здравствуйте. Вы, наверное, меня не узнали. Я Михаил Бурьянов, автор повести "Крутой поворот" - парень любит девушку, но она уезжает в город на учебу, а когда возвращается уже врачом, то застает парня уже директором МТС, такой конфликт.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Как же, читал. Так чего же вам надобно?
Б у р ь я н о в. Я знаю, вы относитесь к моей повести отрицательно, и я совершенно с вами согласен. Я буду ее еще дотягивать. Но прошу учесть, что к Евтихию Корнеплодову я не имею абсолютно никакого отношения. А меня обвиняют в том, что будто я из карьерных соображений собираюсь жениться на его дочери. Это гнусная клевета. Ничего общего ни с авантюристом Корнеплодовым, ни с его подозрительным семейством никогда не имел, не имею и не буду иметь.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Нас это не касается.
Б у р ь я н о в. Нет, касается. Я должен реабилитироваться. Я хочу выступить с разоблачением корнеплодовщины. Это мой общественный долг. Имейте в виду, что я уже давно сигнализировал, только мои сигналы почему-то не доходили до общественности. Дайте мне слово.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. У нас собрание открытое.
Б у р ь я н о в. Благодарю вас. Вы меня окрыляете. Надеюсь, после моего выступления вы совершенно по-другому отнесетесь ко мне и к моей повести. Я хорошо знаю интимную жизнь Корнеплодова и не постесняюсь сорвать маску с этого самозванца.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Молодой человек, как вам не стыдно! А еще хотите быть русским писателем! Да вы знаете, что такое русский писатель?
Б у р ь я н о в. Не понимаю вас. Могу не касаться личной жизни. Как угодно. Но по общественной-то линии, надеюсь, можно ударить?
Сироткин-Амурский уходит в дверь комиссии.
Ну, держись, Корнеплодов. (Уходит вслед за Сироткиным-Амурским.)
Мартышкин проходит с кием в руках.
Д и р е к т о р к л у б а (выходит). Товарищ Мартышкин, что же вы? Я вас ищу по всему клубу.
М а р т ы ш к и н. На какой предмет?
Д и р е к т о р. Вам же открывать юбилей.
М а р т ы ш к и н. Чей?
Д и р е к т о р. Корнеплодова.
М а р т ы ш к и н. Хохонюшки!
Д и р е к т о р. В каком смысле?
М а р т ы ш к и н. Хохонюшки в том смысле, что руководство относится к Корнеплодову резко отрицательно и, по-моему, юбилея вообще не надо. Какой юбилей, когда сейчас юбиляра будут выгонять из организации! Хо-хо!
Д и р е к т о р. Вы меня пугаете. Но ведь мы же обязаны провести мероприятие. Как же так? Мы затратили средства на концерт и на тропические растения. Сейчас приедут артисты. Смотрите, уже идет духовой оркестр.
М а р т ы ш к и н. Так пусть он сыграет марш фюнебр.
Д и р е к т о р. Фюнебр? Я этого не понимаю. Перестаньте шутить. В конце концов пусть комиссия поступает с юбиляром, как ей угодно, а нас это не касается, мы обязаны провести мероприятие. Тем более что руководство проявило такой интерес к концерту. Только что звонили от Степана Степановича и просили непременно оставить четыре места во втором ряду.
М а р т ы ш к и н (тревожно). Почему именно во втором?
Д и р е к т о р. Потому что весь первый ряд оставлен для семьи юбиляра.
М а р т ы ш к и н. От Степана Степановича лично?
Д и р е к т о р. Вообразите себе.
М а р т ы ш к и н. Вот какая картинка. Тогда я, пожалуй, хо-хо. У меня даже есть кой-какие набросочки. Я не буду касаться художественных произведений Евтихия Федоровича. Кстати, их и нету. Я думаю, знаете ли, в легкой юбилейной форме очертить его общественную физиономию.
Д и р е к т о р. Вот, вот. Именно в легкой форме. С юмором очертите. Наша аудитория любит посмеяться.
М а р т ы ш к и н. Вот, изволите ли видеть. (Вынимает бумажку.) Нет, это как раз не то. (Вынимает другую бумажку.) А это как раз то. В игривой форме. Юбилей - это переучет товаров. Сегодня юбиляр в некотором роде переучитывает свои товары за двадцать пять лет. Ну и так далее.
Д и р е к т о р. Это именно то, что надо. Пройдемте в артистическую, через полчаса начало.
М а р т ы ш к и н. Так я лучше сгоняю еще одну партийку. (Уходит.)
М о г и л я н с к и й (вбегает). Юбиляр прибыл. (В дверь.) Прошу вас, милости просим, пожалуйста.
Входят Корнеплодов с Надей.
Раздеваться будете прямо в артистической. Я восхищен вашей шубой.
Д и р е к т о р. Позвольте вас приветствовать от имени нашего клуба. Вы образцовый юбиляр. Обычно юбиляры, как правило, опаздывают, а вы прибыли даже несколько раньше, чем надо. Как видите, клуб сделал все возможное. (Показывает.)
М о г и л я н с к и й. Обратили внимание? Не каждый юбиляр может похвастаться такими пальмами. К несчастью, организовать кинохронику не удалось, благодаря странной позиции управления кинофикации, но мы своими силами запишем ваше выступление на клубный магнитофон.
Д и р е к т о р. Не правда ли, все очень прилично?
К о р н е п л о д о в. Недурно, даже весьма.
Н а д я. Папа!
К о р н е п л о д о в. Впрочем, я решил отказаться от юбилея.
Д и р е к т о р. То есть как это?
К о р н е п л о д о в. Зачем весь этот шум, эти растения, этот мой портрет? Не скромно. Снимите его. Нет, нет, я решительно отказываюсь от юбилея.
М о г и л я н с к и й. Они шутят.
К о р н е п л о д о в. В сущности, какой я писатель? Вы когда-нибудь читали мои произведения?
Д и р е к т о р. Лично я - нет... Но... наверное, другие читали.
К о р н е п л о д о в. И другие не читали. Читали только мою подпись под некрологами. Писатель тот, кто пишет. Значит, я пустое место. Фикция.
Д и р е к т о р. Ради бога, не надо говорить так громко, а то услышит публика. Вы меня ужасаете!
М о г и л я н с к и й. Что вы, они же шутят.
К о р н е п л о д о в. Какие шутки! Не до шуток мне. Вот заявление.
Н а д я. Молодец, папочка, молодец.
К о р н е п л о д о в. Уберите мой портрет. Я выхожу из союза по собственному желанию. Юбилей отменяется.
Д и р е к т о р. Как это - отменяется? Мы оркестр наняли. Артистов пригласили. Мартышкин сделает вступительное слово.
К о р н е п л о д о в. Мартышкин? Надя, ты слышишь? Мартышкин согласился.
Н а д я. Папочка, ради всего святого, возьми себя в руки. Не поддавайся.
К о р н е п л о д о в. Нет, не поддамся. Все равно решительно отказываюсь.
Д и р е к т о р. Только не так громко. Мы уже привлекаем к себе нежелательное внимание. Пройдемте в артистическую. (Публике.) Товарищи, прошу вас освободить зал. Еще идет уборка. Мы дадим звонки. Могилянский, закройте двери и никого не пускайте в зал. Евтихий Федорович, что вы с нами делаете? Юбиляры всегда капризничают, но не до такой степени!
К о р н е п л о д о в. Все равно, все равно.
Н а д я. Молодец, папочка!
Д и р е к т о р. Может быть, вас смущает эта приемочная комиссия? Так вы не обращайте внимания. У нее свой профиль, а у нас свой профиль. Одно другому не мешает.
Н а д я. Где заседает приемочная комиссия?
Д и р е к т о р. Эта дверь. Но зачем вам? Евтихий Федорович, подумайте, в какое положение вы нас ставите?
М о г и л я н с к и й (заглядывает за дверь, возбужденно). Прибыла делегация от кукольного театра и артисты ансамбля Моисеева.
Д и р е к т о р. Вот видите.
К о р н е п л о д о в. Ну, что ж, пусть публика повеселится без меня.
Д и р е к т о р. Как я объясню общественности?
К о р н е п л о д о в. Как угодно. Уехал. Срочно вызвали. Заболел. Пойдем, дочь.
Корнеплодов и Надя подходят к двери комиссии и
останавливаются.
Д и р е к т о р. Как же быть? Надо позвонить куда-нибудь... Посоветоваться... (Уходит.)
Н а д я. Что же ты остановился и не идешь? Иди, папочка.
К о р н е п л о д о в. Легко сказать - иди. Всю жизнь привык быть писателем, и вдруг вот я уже более не буду писателем.
Н а д я. Иди, папочка. Это может случиться со всяким. Не только с писателем.
К о р н е п л о д о в. Страшно. Устал я, Наденька. Посижу немного, соберусь с силами, а потом уж и пойду. (Садится на стул возле двери.) Слышишь, как там страшно шумят?
Н а д я. Слышу, папочка, Мишин голос.
М а р т ы ш к и н (подходит). Что, обсуждение Корнеплодова уже началось? Ах, это вы? Честь имею. (С сухим полупоклоном проходит в дверь.)
Н а д я (прислушивается). Миша кричит. Громче всех. Боже, что он говорит!
Г о л о с Б у р ь я н о в а (за дверью). Подобное явление в нашей среде абсолютно недопустимо. С этой корнеплодовщиной пора кончать!..
К о р н е п л о д о в. Ради бога, прикрой дверь, чтоб я не слышал. И мне надо идти туда?
Н а д я. Зато потом тебе сразу станет легче. Старенький мой, миленький мой папочка. Собери все свои силы.
Дверь открывается, появляется Сироткин-Амурский.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. А, вы тут? Значит, передумали, решили явиться. Это и лучше.
Н а д я. Правда, гораздо лучше? Это я ему посоветовала.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Вы дочь?
Н а д я. Да.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Тяжелый, очень тяжелый случай. Но посудите сами, разве мы можем поступить иначе? Ведь это - литература, советская литература. С этим шутить нельзя.
Н а д я. Я понимаю, я очень понимаю.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Сейчас заканчивает свое выступление Бурьянов, следующий - Мартышкин, а затем, если угодно, мы предоставим слово вам.
К о р н е п л о д о в. Что ж говорить? Говорить нечего. Я долго и мучительно думал и пришел к выводу, что вы все совершенно правы. Так что мне остается только публично признать вашу правоту и, как мне это ни больно, удалиться в частную жизнь... Если можно, без опубликования в печати, а?
Н а д я. Папа, не смей унижаться.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Вот, кажется, Бурьянов кончил. Пожалуйте.
Бурьянов возбужденно выходит и трясущимися руками
закрывает дверь.
К о р н е п л о д о в. Что ж это ты, Миша, так безжалостно? Я ведь тебе ничего, кроме хорошего, не сделал.
Б у р ь я н о в. Мы с вами не настолько близко знакомы, чтобы вы называли меня Мишей. А сказал я только то, что диктовал мне долг писателя и гражданина. Что же касается намеков, будто я чем-то вам обязан, - то это инсинуация. Ни к вам, ни к вашей семье я не имею решительно никакого отношения. Говорю это честно и прямо в присутствии товарища Сироткина-Амурского.
Н а д я. Миша, подумай, что ты говоришь! Где твоя совесть? И этого человека я любила!
Б у р ь я н о в. Избавьте меня от дешевой лирики. Я не позволю пачкать свою репутацию. Учтите это. Пойду покурить. (Уходит.)
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Это отчасти, батюшка, плоды вашего воспитания молодежи. Прошу вас. (Пропускает Корнеплодова в дверь.)
К о р н е п л о д о в. Главное: не пил, не курил, жене по изменял - и вот... (Уходит.)
Сироткин-Амурский уходит за ним. Дверь затворяется.
Н а д я (одна у двери). Ну, слава богу. Гора с плеч. Сейчас все это кончится, и мы уйдем отсюда домой. Хоть бы скорее. Но почему я так волнуюсь? Неужели он в последнюю минуту раздумает? Это будет ужасно!.. "Ни к вам, ни к вашей семье я не имею решительно никакого отношения..." Решительно! Нет, все это так чудовищно, что я не знаю, не знаю... Нет, я сделаю что-нибудь ужасное, что-нибудь такое...
Д и р е к т о р (входит). Никому не дозвониться. Никто ничего не знает. Там выгоняют, здесь поздравляют. Буду действовать на свой риск и страх. В конце концов - не такой уж классик. Не хочет - не надо. Юбилянский! То есть тьфу - Могилянский!
М о г и л я н с к и й (входя). Здесь.
Д и р е к т о р. Объявите публике, что юбиляр срочно уехал для изучения жизни в отстающие районы Центральной черноземной области.
М о г и л я н с к и й. Так он же здесь, его могут увидеть.
Д и р е к т о р. Не важно. Его все равно почти никто не знает. Тоже писатель. Безбилетный пассажир. Уберите его портрет, давайте звонки, и пусть играет оркестр.
Могилянский убирает портрет, оркестр ремесленников
играет вальс.
М о г и л я н с к и й. С таким юбилеем можно нажить себе порок сердца. Гораздо спокойнее хоронить! Смотрите - вдова. То есть, я хотел сказать, жена. Идет жена юбиляра. Мать юбиляра, дочь юбиляра.
Входят Корнеплодова, бабушка и Вера.
Еще раз здравствуйте, Софья Ивановна. Ну как вам нравятся пальмы?
К о р н е п л о д о в а. Он тут? (Видит Надю.) А, Надька! Нашла. Где отец? Говори!
Н а д я. В приемочной комиссии.
К о р н е п л о д о в а. Кто велел?
Н а д я. Пойми, мамочка... Хоть раз в жизни...
К о р н е п л о д о в а. Я спрашиваю: кто велел? Замолчи. Все ясно. Каяться пошел? Я знаю, что ты его уговорила, отвратительная девчонка. Рано ему еще каяться! Когда надо будет, я ему сама скажу. А ну, где этот самый консилиум? Здесь, что ли?
Н а д я. Мамочка, что ты хочешь сделать?
К о р н е п л о д о в а. Не задавай идиотских вопросов. (Распахивает дверь.) Евтихий, иди сюда! (Наде.) А с тобой я еще поговорю. (Корнеплодову.) Евтихий, кому я говорю! Сию минуту иди сюда.
М а р т ы ш к и н (видный в открытую дверь, продолжает свое выступление). ...могу продемонстрировать еще один шедевр: "Митрич потянул Васку за упругие груди и хлобыстнул по уху тальянкой". Хаханьки! Одним словом, дырка от бублика!
1 2 3 4 5 6
Б а б у ш к а (вбегает). Он только что вышел с Наденькой.
К о р н е п л о д о в а. Как - вышел? Скоро надо на юбилей ехать, а он ушел?
Б а б у ш к а. Велел сказать, что юбилея не будет.
К о р н е п л о д о в а. Как это - не будет? Куда он пошел?
Б а б у ш к а. Как будто в приемочную комиссию.
К о р н е п л о д о в а. Ведь я же ему не приказывала! Зачем он туда пошел?
Б а б у ш к а. Как будто от членского билета отказываться, а потом как будто в клуб - юбилей отменять.
К о р н е п л о д о в а. Что?! Ах, теперь я понимаю. (Кричит.) Вера! Вера! Скорей сюда!
Вера вбегает.
Беги скорей за ветеринаром, пусть он немедленно подает машину. Впрочем, я совсем забыла, что ветеринар невменяем.
В е р а. Что случилось?
К о р н е п л о д о в а. Большое несчастье. Отец ушел из дома.
В е р а. Как Лев Толстой?
К о р н е п л о д о в а. Еще хуже.
Звонит безостановочно телефон.
Это катастрофа.
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
В клубе. Часть зала, приготовленного для юбилея.
Пальмы, зелень, в зелени портрет Корнеплодова.
Эстрада, трибуна, все, что полагается. Несколько
рядов стульев. Две двери. Одна входная, другая
ведущая в другие помещения клуба. Эта дверь открыта,
в нее видна голубая гостиная, в которую выходит еще
одна дверь, с надписью - "Приемочная комиссия".
Слышно щелканье бильярдных шаров и звуки рояля или
радиолы. Двое из публики.
П е р в ы й. Опять пальмы. Что сегодня?
В т о р о й. Юбилей какого-то известного писателя.
П е р в ы й. Кого именно?
В т о р о й. Кажется, Корнеплодова.
П е р в ы й. А разве он еще существует?
В т о р о й. Как видите.
П е р в ы й. Концерт будет?
В т о р о й. А как же.
П е р в ы й. Тогда я займу место.
В т о р о й. Я уже на всякий случай занял.
П е р в ы й. Так я рядом с вами, чтобы не было скучно. (Кладет на стул газету.) Может быть, пока что партию в шахматы?
В т о р о й. Можно.
Б у р ь я н о в (быстро входит). Сегодня, кажется, открытое заседание приемочной комиссии должно состояться здесь, в клубе? Где именно?
П е р в ы й (показывает). Эта дверь.
Б у р ь я н о в. Еще не начинали?
П е р в ы й. Нет еще. Ждут Сироткина-Амурского.
Б у р ь я н о в. Народу много?
В т о р о й. Аншлаг. Вот, кстати, и Сироткин-Амурский.
Входит Сироткин-Амурский.
Мартышкин выходит из противоположной двери с
бильярдным кием в руках.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Товарищ Мартышкин, надеюсь, вы тоже выступите?
М а р т ы ш к и н. По поводу кого?
С и р о т к и н-А м у р с к и й. По поводу Корнеплодова.
М а р т ы ш к и н. Хо-хо.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. То есть?
М а р т ы ш к и н. В зависимости от ауспиций.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Какие ж там, батюшка, ауспиции! Человек двадцать пять лет числится писателем, а ровно ничего не написал и никаких своих сочинений представить не может. Разумеется, нам его придется исключить. Но так как это вопрос глубоко принципиальный, имеющий не только узколитературное значение, было бы очень хорошо, чтобы выступили также и вы.
М а р т ы ш к и н (насторожившись). Почему именно я?
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Как известный критик и человек с некоторым авторитетом.
М а р т ы ш к и н. Хо-хо. Вы меня переоцениваете. А как на это смотрит руководство?
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Разумеется, одобрительно.
М а р т ы ш к и н. В каком смысле одобрительно: одобрительно - да или одобрительно - нет?
С и р о т к и н-А м у р с к и й (добродушно смеясь). Одобрительно нет.
М а р т ы ш к и н. Вы уверены в этом?
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Совершенно.
М а р т ы ш к и н. Ну, что ж. Пожалуй, я, хо-хо! Нет, но каков гусь этот самый Корнеплодов, а? Какая внешность, какой апломб, а на самом деле он просто дырка от бублика. Хо-хо. Ну, что ж, у меня даже есть на сей предмет кой-какие ораторские заготовочки. Вот, изволите видеть. (Роется по карманам и вынимает бумажку.) Нет, это не то. (Вынимает другую бумажку.) А вот это то! Хо-хо! Я раскопал его единственный шедевр - "Овсы цветут" и выписал оттуда цитатки. Животики порвете.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Так прошу вас, пройдите.
М а р т ы ш к и н. Ничего. Я еще успею сыграть партию. Вы начинайте без меня. (Уходит.)
Б у р ь я н о в. Товарищ Сироткин-Амурский, можно вас на два слова?
С и р о т к и н-А м у р с к и й. У меня сейчас начинается заседание.
Б у р ь я н о в. Это очень важно. Умоляю.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Слушаю, батюшка.
Б у р ь я н о в. Здравствуйте. Вы, наверное, меня не узнали. Я Михаил Бурьянов, автор повести "Крутой поворот" - парень любит девушку, но она уезжает в город на учебу, а когда возвращается уже врачом, то застает парня уже директором МТС, такой конфликт.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Как же, читал. Так чего же вам надобно?
Б у р ь я н о в. Я знаю, вы относитесь к моей повести отрицательно, и я совершенно с вами согласен. Я буду ее еще дотягивать. Но прошу учесть, что к Евтихию Корнеплодову я не имею абсолютно никакого отношения. А меня обвиняют в том, что будто я из карьерных соображений собираюсь жениться на его дочери. Это гнусная клевета. Ничего общего ни с авантюристом Корнеплодовым, ни с его подозрительным семейством никогда не имел, не имею и не буду иметь.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Нас это не касается.
Б у р ь я н о в. Нет, касается. Я должен реабилитироваться. Я хочу выступить с разоблачением корнеплодовщины. Это мой общественный долг. Имейте в виду, что я уже давно сигнализировал, только мои сигналы почему-то не доходили до общественности. Дайте мне слово.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. У нас собрание открытое.
Б у р ь я н о в. Благодарю вас. Вы меня окрыляете. Надеюсь, после моего выступления вы совершенно по-другому отнесетесь ко мне и к моей повести. Я хорошо знаю интимную жизнь Корнеплодова и не постесняюсь сорвать маску с этого самозванца.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Молодой человек, как вам не стыдно! А еще хотите быть русским писателем! Да вы знаете, что такое русский писатель?
Б у р ь я н о в. Не понимаю вас. Могу не касаться личной жизни. Как угодно. Но по общественной-то линии, надеюсь, можно ударить?
Сироткин-Амурский уходит в дверь комиссии.
Ну, держись, Корнеплодов. (Уходит вслед за Сироткиным-Амурским.)
Мартышкин проходит с кием в руках.
Д и р е к т о р к л у б а (выходит). Товарищ Мартышкин, что же вы? Я вас ищу по всему клубу.
М а р т ы ш к и н. На какой предмет?
Д и р е к т о р. Вам же открывать юбилей.
М а р т ы ш к и н. Чей?
Д и р е к т о р. Корнеплодова.
М а р т ы ш к и н. Хохонюшки!
Д и р е к т о р. В каком смысле?
М а р т ы ш к и н. Хохонюшки в том смысле, что руководство относится к Корнеплодову резко отрицательно и, по-моему, юбилея вообще не надо. Какой юбилей, когда сейчас юбиляра будут выгонять из организации! Хо-хо!
Д и р е к т о р. Вы меня пугаете. Но ведь мы же обязаны провести мероприятие. Как же так? Мы затратили средства на концерт и на тропические растения. Сейчас приедут артисты. Смотрите, уже идет духовой оркестр.
М а р т ы ш к и н. Так пусть он сыграет марш фюнебр.
Д и р е к т о р. Фюнебр? Я этого не понимаю. Перестаньте шутить. В конце концов пусть комиссия поступает с юбиляром, как ей угодно, а нас это не касается, мы обязаны провести мероприятие. Тем более что руководство проявило такой интерес к концерту. Только что звонили от Степана Степановича и просили непременно оставить четыре места во втором ряду.
М а р т ы ш к и н (тревожно). Почему именно во втором?
Д и р е к т о р. Потому что весь первый ряд оставлен для семьи юбиляра.
М а р т ы ш к и н. От Степана Степановича лично?
Д и р е к т о р. Вообразите себе.
М а р т ы ш к и н. Вот какая картинка. Тогда я, пожалуй, хо-хо. У меня даже есть кой-какие набросочки. Я не буду касаться художественных произведений Евтихия Федоровича. Кстати, их и нету. Я думаю, знаете ли, в легкой юбилейной форме очертить его общественную физиономию.
Д и р е к т о р. Вот, вот. Именно в легкой форме. С юмором очертите. Наша аудитория любит посмеяться.
М а р т ы ш к и н. Вот, изволите ли видеть. (Вынимает бумажку.) Нет, это как раз не то. (Вынимает другую бумажку.) А это как раз то. В игривой форме. Юбилей - это переучет товаров. Сегодня юбиляр в некотором роде переучитывает свои товары за двадцать пять лет. Ну и так далее.
Д и р е к т о р. Это именно то, что надо. Пройдемте в артистическую, через полчаса начало.
М а р т ы ш к и н. Так я лучше сгоняю еще одну партийку. (Уходит.)
М о г и л я н с к и й (вбегает). Юбиляр прибыл. (В дверь.) Прошу вас, милости просим, пожалуйста.
Входят Корнеплодов с Надей.
Раздеваться будете прямо в артистической. Я восхищен вашей шубой.
Д и р е к т о р. Позвольте вас приветствовать от имени нашего клуба. Вы образцовый юбиляр. Обычно юбиляры, как правило, опаздывают, а вы прибыли даже несколько раньше, чем надо. Как видите, клуб сделал все возможное. (Показывает.)
М о г и л я н с к и й. Обратили внимание? Не каждый юбиляр может похвастаться такими пальмами. К несчастью, организовать кинохронику не удалось, благодаря странной позиции управления кинофикации, но мы своими силами запишем ваше выступление на клубный магнитофон.
Д и р е к т о р. Не правда ли, все очень прилично?
К о р н е п л о д о в. Недурно, даже весьма.
Н а д я. Папа!
К о р н е п л о д о в. Впрочем, я решил отказаться от юбилея.
Д и р е к т о р. То есть как это?
К о р н е п л о д о в. Зачем весь этот шум, эти растения, этот мой портрет? Не скромно. Снимите его. Нет, нет, я решительно отказываюсь от юбилея.
М о г и л я н с к и й. Они шутят.
К о р н е п л о д о в. В сущности, какой я писатель? Вы когда-нибудь читали мои произведения?
Д и р е к т о р. Лично я - нет... Но... наверное, другие читали.
К о р н е п л о д о в. И другие не читали. Читали только мою подпись под некрологами. Писатель тот, кто пишет. Значит, я пустое место. Фикция.
Д и р е к т о р. Ради бога, не надо говорить так громко, а то услышит публика. Вы меня ужасаете!
М о г и л я н с к и й. Что вы, они же шутят.
К о р н е п л о д о в. Какие шутки! Не до шуток мне. Вот заявление.
Н а д я. Молодец, папочка, молодец.
К о р н е п л о д о в. Уберите мой портрет. Я выхожу из союза по собственному желанию. Юбилей отменяется.
Д и р е к т о р. Как это - отменяется? Мы оркестр наняли. Артистов пригласили. Мартышкин сделает вступительное слово.
К о р н е п л о д о в. Мартышкин? Надя, ты слышишь? Мартышкин согласился.
Н а д я. Папочка, ради всего святого, возьми себя в руки. Не поддавайся.
К о р н е п л о д о в. Нет, не поддамся. Все равно решительно отказываюсь.
Д и р е к т о р. Только не так громко. Мы уже привлекаем к себе нежелательное внимание. Пройдемте в артистическую. (Публике.) Товарищи, прошу вас освободить зал. Еще идет уборка. Мы дадим звонки. Могилянский, закройте двери и никого не пускайте в зал. Евтихий Федорович, что вы с нами делаете? Юбиляры всегда капризничают, но не до такой степени!
К о р н е п л о д о в. Все равно, все равно.
Н а д я. Молодец, папочка!
Д и р е к т о р. Может быть, вас смущает эта приемочная комиссия? Так вы не обращайте внимания. У нее свой профиль, а у нас свой профиль. Одно другому не мешает.
Н а д я. Где заседает приемочная комиссия?
Д и р е к т о р. Эта дверь. Но зачем вам? Евтихий Федорович, подумайте, в какое положение вы нас ставите?
М о г и л я н с к и й (заглядывает за дверь, возбужденно). Прибыла делегация от кукольного театра и артисты ансамбля Моисеева.
Д и р е к т о р. Вот видите.
К о р н е п л о д о в. Ну, что ж, пусть публика повеселится без меня.
Д и р е к т о р. Как я объясню общественности?
К о р н е п л о д о в. Как угодно. Уехал. Срочно вызвали. Заболел. Пойдем, дочь.
Корнеплодов и Надя подходят к двери комиссии и
останавливаются.
Д и р е к т о р. Как же быть? Надо позвонить куда-нибудь... Посоветоваться... (Уходит.)
Н а д я. Что же ты остановился и не идешь? Иди, папочка.
К о р н е п л о д о в. Легко сказать - иди. Всю жизнь привык быть писателем, и вдруг вот я уже более не буду писателем.
Н а д я. Иди, папочка. Это может случиться со всяким. Не только с писателем.
К о р н е п л о д о в. Страшно. Устал я, Наденька. Посижу немного, соберусь с силами, а потом уж и пойду. (Садится на стул возле двери.) Слышишь, как там страшно шумят?
Н а д я. Слышу, папочка, Мишин голос.
М а р т ы ш к и н (подходит). Что, обсуждение Корнеплодова уже началось? Ах, это вы? Честь имею. (С сухим полупоклоном проходит в дверь.)
Н а д я (прислушивается). Миша кричит. Громче всех. Боже, что он говорит!
Г о л о с Б у р ь я н о в а (за дверью). Подобное явление в нашей среде абсолютно недопустимо. С этой корнеплодовщиной пора кончать!..
К о р н е п л о д о в. Ради бога, прикрой дверь, чтоб я не слышал. И мне надо идти туда?
Н а д я. Зато потом тебе сразу станет легче. Старенький мой, миленький мой папочка. Собери все свои силы.
Дверь открывается, появляется Сироткин-Амурский.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. А, вы тут? Значит, передумали, решили явиться. Это и лучше.
Н а д я. Правда, гораздо лучше? Это я ему посоветовала.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Вы дочь?
Н а д я. Да.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Тяжелый, очень тяжелый случай. Но посудите сами, разве мы можем поступить иначе? Ведь это - литература, советская литература. С этим шутить нельзя.
Н а д я. Я понимаю, я очень понимаю.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Сейчас заканчивает свое выступление Бурьянов, следующий - Мартышкин, а затем, если угодно, мы предоставим слово вам.
К о р н е п л о д о в. Что ж говорить? Говорить нечего. Я долго и мучительно думал и пришел к выводу, что вы все совершенно правы. Так что мне остается только публично признать вашу правоту и, как мне это ни больно, удалиться в частную жизнь... Если можно, без опубликования в печати, а?
Н а д я. Папа, не смей унижаться.
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Вот, кажется, Бурьянов кончил. Пожалуйте.
Бурьянов возбужденно выходит и трясущимися руками
закрывает дверь.
К о р н е п л о д о в. Что ж это ты, Миша, так безжалостно? Я ведь тебе ничего, кроме хорошего, не сделал.
Б у р ь я н о в. Мы с вами не настолько близко знакомы, чтобы вы называли меня Мишей. А сказал я только то, что диктовал мне долг писателя и гражданина. Что же касается намеков, будто я чем-то вам обязан, - то это инсинуация. Ни к вам, ни к вашей семье я не имею решительно никакого отношения. Говорю это честно и прямо в присутствии товарища Сироткина-Амурского.
Н а д я. Миша, подумай, что ты говоришь! Где твоя совесть? И этого человека я любила!
Б у р ь я н о в. Избавьте меня от дешевой лирики. Я не позволю пачкать свою репутацию. Учтите это. Пойду покурить. (Уходит.)
С и р о т к и н-А м у р с к и й. Это отчасти, батюшка, плоды вашего воспитания молодежи. Прошу вас. (Пропускает Корнеплодова в дверь.)
К о р н е п л о д о в. Главное: не пил, не курил, жене по изменял - и вот... (Уходит.)
Сироткин-Амурский уходит за ним. Дверь затворяется.
Н а д я (одна у двери). Ну, слава богу. Гора с плеч. Сейчас все это кончится, и мы уйдем отсюда домой. Хоть бы скорее. Но почему я так волнуюсь? Неужели он в последнюю минуту раздумает? Это будет ужасно!.. "Ни к вам, ни к вашей семье я не имею решительно никакого отношения..." Решительно! Нет, все это так чудовищно, что я не знаю, не знаю... Нет, я сделаю что-нибудь ужасное, что-нибудь такое...
Д и р е к т о р (входит). Никому не дозвониться. Никто ничего не знает. Там выгоняют, здесь поздравляют. Буду действовать на свой риск и страх. В конце концов - не такой уж классик. Не хочет - не надо. Юбилянский! То есть тьфу - Могилянский!
М о г и л я н с к и й (входя). Здесь.
Д и р е к т о р. Объявите публике, что юбиляр срочно уехал для изучения жизни в отстающие районы Центральной черноземной области.
М о г и л я н с к и й. Так он же здесь, его могут увидеть.
Д и р е к т о р. Не важно. Его все равно почти никто не знает. Тоже писатель. Безбилетный пассажир. Уберите его портрет, давайте звонки, и пусть играет оркестр.
Могилянский убирает портрет, оркестр ремесленников
играет вальс.
М о г и л я н с к и й. С таким юбилеем можно нажить себе порок сердца. Гораздо спокойнее хоронить! Смотрите - вдова. То есть, я хотел сказать, жена. Идет жена юбиляра. Мать юбиляра, дочь юбиляра.
Входят Корнеплодова, бабушка и Вера.
Еще раз здравствуйте, Софья Ивановна. Ну как вам нравятся пальмы?
К о р н е п л о д о в а. Он тут? (Видит Надю.) А, Надька! Нашла. Где отец? Говори!
Н а д я. В приемочной комиссии.
К о р н е п л о д о в а. Кто велел?
Н а д я. Пойми, мамочка... Хоть раз в жизни...
К о р н е п л о д о в а. Я спрашиваю: кто велел? Замолчи. Все ясно. Каяться пошел? Я знаю, что ты его уговорила, отвратительная девчонка. Рано ему еще каяться! Когда надо будет, я ему сама скажу. А ну, где этот самый консилиум? Здесь, что ли?
Н а д я. Мамочка, что ты хочешь сделать?
К о р н е п л о д о в а. Не задавай идиотских вопросов. (Распахивает дверь.) Евтихий, иди сюда! (Наде.) А с тобой я еще поговорю. (Корнеплодову.) Евтихий, кому я говорю! Сию минуту иди сюда.
М а р т ы ш к и н (видный в открытую дверь, продолжает свое выступление). ...могу продемонстрировать еще один шедевр: "Митрич потянул Васку за упругие груди и хлобыстнул по уху тальянкой". Хаханьки! Одним словом, дырка от бублика!
1 2 3 4 5 6