Остался только один: Что же делать?
Было около полуночи, когда я постучался в каюту Чилла, даже не решив, о чем, собственно, я буду разговаривать. Кажется, я хотел спорить с ним, упрекать, возражать, сказать, что я не даю согласия превращать мое изобретение в орудие убийцы.
ЧИЛЛ сидел в своей любимой позе, сложив руки на животе и поглядывая на карниз. В свободное время он любил размышлять. Я никогда не видел его за книгой. Чилл считал, что ему некогда читать. Романы, говорил он, отнимают слишком много времени. Если бы красоты Шекспира изложить на десяти страницах, он, Чилл, прочел бы с удовольствием.
– Садитесь, Джонсон, – вежливо сказал он. – Рассказывайте, в чем дело (он знал, что никто к нему не придет без дела) Хотите виски? Я позвоню буфетчику.
Меня неприятно поразило, что Чилл встретил меня такими же в точности словами, как я встретил Джо.
– Это правда, что вы хотите использовать «электромороз» как бомбу?
Почему я так поставил вопрос? Неужели мне хотелось, чтобы Чилл ответил: «Нет, неправда»? Неужели я успокоился бы, выслушав его оправдания?
Но Чилл не снизошел до оправданий.
– На вашего Фредди нельзя положиться, – сказал он. – Фредди болтун. Я даже не знаю, имеет ли смысл посылать его… с важным поручением.
Итак, Чилл не собирался отпираться. Он только сетовал, что Фредди разболтал мне.
– Фредди здесь не причем, – солгал я. – Историю с разгрузкой «Уиллелы» знают оба континента. Что же касается Фредди, конечно, на него нельзя положиться. И я бы не посылал его в Россию… Он совершенно не знает русского языка. Едва ли сможет объясниться вообще.
Чилл поднял на меня глаза – пустые, стеклянные, ничего не выражающие.
– Выучит, – жестко сказал он. – Есть захочет, выучит.
Меня поразила эта неумолимая логика. В самом деле, Фредди может отказаться от диверсии. Он даже не будет голодать – у нею есть небольшой капиталец, сколоченный на службе у Чилла, потому что, как рыба-лоцман, которая плавает вместе с акулой и подбирает ее объедки, так и Фредди вместе с деньгами Чилла ставил свои и подбирал сотни там, где Чилл глотал сотни тысяч. У Фредди хватило бы средств, чтобы открыть собственное дело: табачную лавочку, гараж или тайный игорный дом. Но Фредди не пойдет на это. Он согласится на унижения и даже на опасность грязной работы диверсанта, лишь бы не отрываться от больших денег.
А что бы я сделал на его месте? Хватило бы у меня смелости сказать: «Прощайте, мистер Чилл. Я ухожу на бульварные скамейки»?
Я набрал полную грудь воздуха.
– Мистер Чилл, я категорически возражаю против такого применения искусственного холода В нашем до говоре речь шла о ледяном строительстве и только: о плотинах, мостах, о мирных сооружениях…
– И о различного рода новых применениях льда, не предусмотренных в перечне, – добавил мистер Чилл, ничуть не повышая голоса. – Дорогой мистер Джонсон, я очень высокого мнения о вас как об инженере, но вы совсем не знаете жизни. Я сам виноват в этом (в голосе Чилла послышалось отеческое назидание). Я посадил вас в уютный кабинет, снабдил вас книгами, чертежной бумагой, письменным столом, мягким креслом, даже сигарами из Гаваны. Вы имели удовольствие изобретать. Я отгородил вас от жизни, я грудью прокладывал вам дорогу и давал вам деньги, чтобы вы могли мыслить продуктивно (образ мистера Чилла в полосатой пижаме и бархатных туфлях, который своей тщедушной грудью прокладывает мне дорогу, вызвал у меня невольную улыбку). Я заботился, чтобы ваши мысли не остались химерами и вы же меня упрекаете. Нехорошо.
– Я с величайшим удовольствием строил бы любезные вашему сердцу плотины, – продолжал Чилл, – но, к сожалению, сейчас это нерентабельно. Три месяца назад в этой самой каюте я подсчитывал с виднейшими лоббистами, во сколько обойдется утверждение вашего проекта. Лоббисты считают, что против нас единым фронтом встанут все строительные компании, а кроме того, владельцы тепловых электростанций, короли угля и нефти. Я еще недостаточно силен, чтобы бороться один против всех. Но даже если мы, улучив момент, протащим ваш проект через конгресс и получим подряд, чего мы добьемся? В наше время государственные стройки влачат жалкое существование. Как только мистер президент потребует добавочных расходов на армию, нам тут же урежут кредиты. Скажите мне спасибо, что я нашел выход, Джонсон. У военных всегда есть деньги. Какое вам дело до этих косоглазых, которых они будут вымораживать? Мы деловые люди. На моих фабриках работает 120 тысяч человек
– все чистокровные американцы. Я кормлю их – их жен, ребятишек и старых бабушек. Ради них я обязан брать любой заказ. Или вы хотите, чтобы эти 120 тысяч семей голодали из-за нашей мягкотелости.
Я молчал, и Чилл, решив, что он убедил меня, улыбнулся мягко и ласково. Но я молчал не потому, что согласился. Я понял одну простую вещь: споры полезны, когда нужно выяснить истину, но с вооруженным убийцей не спорят – его бьют, чем попало. Если человек падает в обморок, порезав палец, но не смущается уничтожить население целого города, если человек обирает 120 тысяч рабочих с семьями, если за их счет он сколотил миллионы и себя же считает благодетелем, с таким – спорить бесполезно. Он все равно не поймет.
– Не надо быть наивным, Джонеон, – сказал мне шеф на прощание. – Жизнь – борьба. За победу иногда приходится перегрызать горло. Наступают великие дни. Мы используем вашу мысль на практике – это будет новая Хиросима. Я думаю, мы заработаем на этом деле славно. Ваша доля может дойти до трех миллионов лет через пять. Три миллиона – всегда деньги. Вы сможете прожить всю жизнь, ничего не делая, поехать на яхте вокруг света или купить усадьбу с речкой и построить для собственного удовольствия ледяную плотину, чтобы освещать свой гараж. С тремя миллионами можно быть сумасбродом и даже филантропом. Ведь вам не снилась такая сумма, Аллэн, а?
Глава 16
ДЖО очень удивился, когда я попросил его познакомить меня с «подрывными элементами».
– А стоит ли? – спросил он, и в его голосе я услышал глубокое недоверие к преуспевающему инженеру. И когда я объяснил, что речь идет об оружии, Джо все еще пытался успокоить меня, говоря, что они сами предупредят рабочих, в любом порту, куда бы ни пошла «Уиллела».
Но мне все-таки удалось уломать Джо. Он попросил меня подождать на нижней палубе и вскоре привел туда молодого худощавого кочегара, смуглого от угольной пыли, въевшейся в поры.
– Вилкинс, – представился «подрывной элемент». Я спросил его, не коммунист ли он, и был разочарован, получив отрицательный ответ. Совершенно неожиданно для самого себя я понял, что в душе у меня произошел переворот. В наших кругах принято было говорить о коммунистах с некоторой опаской, но сейчас, когда я сам свернул с дозволенного пути, мне казалось, что только коммунист мог указать мне надежную дорогу.
– И зачем только вы, инженеры, выдумываете такие пакости. А еще ученые люди! – с упреком сказал Джо, когда я закончил рассказ о намерениях Чилла.
Я покраснел, как будто в самом деле был виноват. И мне было приятно, что кочегар Вилкинс нашел нужным прийти ко мне на помощь.
– Ерунду городишь, Джо, – сказал он. – Вещи сами по себе не бывают злыми и добрыми. Ружье – штука хорошая, она выдумана для охоты. И пароходы очень полезны – тебе не надо это объяснять. А когда нашему брату дают в руки ружье и сажают на пароход, чтобы мы убивали корейских крестьян, – это очень скверно. Но изобретатели здесь не при чем.
– Так вы считаете, что это дело неотложное? – продолжал он, обращаясь ко мне.
Я подтвердил. «Уиллела» должна была завтра к вечеру прийти в Пальматаун. Послезавтра летчики Чилла возьмут аппараты на борт, и в тот же день они будут сброшены на деревни восставших партизан. Не думаю, чтобы Вилкинс мог переубедить наемников доллара.
Между тем к нам присоединились еще трое: долговязый швед, малиновый от загара, худощавый итальянец и негр. Каждый из них крепко пожал мне руку, кроме негра, разумеется. Негр не рисковал протянуть руку белому мистеру.
Когда я закончил рассказ, второй раз передавая им все с самого начала, сразу вспыхнул спор. Никто не сомневался – аппараты надо уничтожить, но как?
Итальянец предлагал проделать все в полной тайне. «Нас пятеро решительных, – твердил он. – У нас есть ножи. Зачем нам лишние разговоры, захватить каюту шефа, нож к горлу и пусть дает приказ капитану: „Все оружие за борт!“ Вилкинс с возмущением возражал:
– Мы матросы, а не ракетиры. Мы открыто стоим за дело мира. И это все должны знать.
– Я так и предлагаю. Мы схватим шефа за горло и объясним ему. А что ты хочешь? Рыться в трюме? Разве мы найдем эти бомбы?
– В самом деле, мистер, вы знаете, где лежат ваши бомбы?
К счастью, эта трудность быстро разрешилась. Конечно, матросы сами должны были знать, где что уложено. Когда я подробно описал, как выглядят аппараты, Джо радостно вскрикнул:
– Я знаю, где они. Они не в трюме, а в холодильнике, возле камбуза. Правда, мы отдали ключ капитану, но я, пожалуй, подберу другой. Кок не знает, конечно, что у нас – кухонной братии – есть второй ключ от кладовки.
При этом известии все заговорщики оживились.
– Значит, это рядом с кубриком. Очень удобно, мы вытащим бомбы прямо на нижнюю палубу.
– Но ведь там охрана.
– А кто в охране? Толстый Дик? Мы уговорим его.
– Но имейте в виду, ребята, там штук сорок и все они тяжелые. Здесь пятерых мало, мы провозимся всю ночь.
– Ну вот, я говорил, что надо поднимать народ.
В матросском кубрике было душно и тесно. Матросы спали на койках в два этажа. Пахло мокрой обувью, потной одеждой, крепким табаком. В углу под тусклой лампочкой четверо играли в карты, рядом благообразный старик с очками на носу целился ниткой в игольное ушко. Остальные спали, разметавшись и сбивши в ноги легкие пикейные одеяльца. Они стонали во сне, скрежетали зубами и неожиданно всхрапывали, а пружинные койки скрипели под тяжестью сильных тел.
Джо и негр сразу стали к дверям, остальные принялись расталкивать спящих. Зевая, потягиваясь, выворачивая лопатки, матросы начали подыматься. Я смотрел на эту сцену и почему-то мне казалось, что я уже видел это где-то. И вдруг вспомнил: да ведь это же ночлежка!
Не знаю почему, но это воспоминание помогло мне порвать паутину недоверия. Я почувствовал себя на привычном месте. Я снова был безработный инженер, который приплелся на дно одолжить десять центов у товарищей по несчастью. И я сразу нашел тот дружеский тон, который не мог найти в разговоре с Джо и Вилкинсом.
– Вот какая вышла история, ребята…
Меня слушали со вниманием и отлично понимали, даже когда я говорил о технических подробностях. Изредка меня прерывали репликами, задавали вопросы.
– Значит, вроде атомной бомбы навыворот, – заметил старик с иголкой.
– Для чего же ты ее, парень, выдумал?
Я объяснил, и разъяснения мои не вызвали никакого сомнения.
– Все они такие, за доллар задушат и отравят. Чужими руками, конечно, чтобы своих не пачкать. Понадейся на Чилла – с него станется, – откликнулись матросы.
Только под самый конец рассказа произошла заминка. Какой-то парень, сидевший с картами в руках, встал и, лениво потянувшись, направился к выходу.
Джо преградил ему дорогу.
– Куда?
– Тебе какое дело? Покурить, – огрызнулся парень.
Джо возвысил голос:
– У нас не вагон для некурящих. Сядь на место, Майк.
– Фискалить хочет, – крикнул кто-то.
Майк с бегающими глазами сел у входа и демонстративно закурил. Когда я кончил свой рассказ, заговорили все сразу.
– Что выдумал: холодная война! Самого бы заморозить.
– Доллары, доллары! Подавились бы они долларами. А бомбы эти на дно… пусть акулы воюют.
Вилкинс сразу подхватил инициативу.
– Мы понимаем, что означают эти бомбы. Сегодня их испытывают в колониях, завтра они летят на нашу голову. Надо уничтожить их. Выбросить за борт. Мы знаем, где они хранятся. А семейные пусть посидят в кубрике.
– Почему семейным сидеть?! Разве семейные за войну?
– У меня искалечили сына в Корее. Парню 21 год и потерял две руки.
– У меня у самого пуля под ребром. Еще с той войны.
– Довольно грабить людей… К чорту бомбы!!!
Вилкинс оказался превосходным командиром. Расторопные матросы мгновенно заняли все входы в коридор за кухней, и когда я подоспел к месту действия, Джо, ругаясь шепотом, уже ворочал в скважине подобранный ключ. Охранник – толстый Дик, связанный, лежал на полу, а итальянец, сидя на нем верхом, что-то шептал ему на ухо.
– Да я не против, – стонал Дик, – но меня же выгонят. Ребята, прошу вас, пырните меня потихоньку. Пусть видят, что я оказал сопротивление.
Матросы смеялись.
– Тебя не проткнешь, Дик, одно сало.
– Ну, хоть кляп, ребята. Заткните мне рот кляпом. Ведь я же могу звать на помощь.
А между тем Джо, волнуясь, гремел ключами. Подобранный ключ требовал особого подхода. Нужно было приподнять дверь, надавить плечом и неожиданно дернуть. Джо торопился, и процедура не получалась у него.
– Джо, скорей! Мы теряем время.
– Может быть, ломом лучше?
Но в этот момент Джо особенно удачно приподнял, нажал и дернул, и дверь, обитая цинком, открылась Да, это были они – мои взбунтовавшееся питомцы. Я узнал острые крылышки стабилизаторов, черные кольца лластмассовой изоляции, стекла и кнопки автоматических приборов. Я невольно залюбовался ими. Ведь это был мой труд – целых полтора года труда. Обидно было все-таки, выбрасывать за борт полтора года.
– Проворнее, ребята, проворнее! – И вот расторопные матросы, подхватив пятидесятикилограммовые бомбы, гуськом бегут по коридору.
– Послушайте, мистер (Вилкинс упорно величает меня мистером). Как их? Прямо за борт?
– Нет, нет, подождите. – Я пытаюсь сообразить, где предохранитель. При заводском изготовлении без меня внесли кое-какие переделки. Принцип тот же, но я не знаю, какие рычажки для чего.
Надо бы крикнуть, чтобы меня подождали, но кричать нельзя. Задыхаясь, бегу по коридору. Навстречу, выпучив глаза, топочет седоусый старик.
– Где Вилкинс? Майк удрал через окно. Мы гнались за ним до каюты босса.
– Ах, вот как, Чилл уже предупрежден. Скорее, ребята!
– Что здесь происходит? Стой! Кто разрешил?
Я не сразу узнаю голос Чилла. Я никогда не слышал, чтобы он кричал так яростно и визгливо. Обычно за него надрывался Фредди.
– Кто? – отвечаю я, задирая голову. – Я разрешил. Это мои аппараты, мои сооственные…
– Стреляйте в него, – кричит Чилл своим телохранителям. – Стреляйте в Джонсона!
Что-то щелкает у меня над ухом. Звук похож на свист пастушеского кнута. Я знаю – это пуля. Инстинктивно бросаюсь назад в коридор, где толпятся матросы с бомбами в руках.
– Неужели все потеряно? – мелькает у меня. И в следующую секунду, выхватив ближайший «электромороз», я выскакиваю на открытое пространство.
– Эй, вы, револьверщики, – кричу я, прижимая аппарат к груди. – У меня в руках атомная бомба (мне некогда объяснять, в чем сходство и разница). Стреляйте, попробуйте! Я уничтожу пароход и вас вместе с ним.
Минутное замешательство: телохранители топчутся на месте. И вдруг оба они и Чилл вместе с ними, сбитые с ног, катятся с верхней палубы к нам на нижнюю. Наверху появляется Джо с пожарным шлангом в руках. Это он сильной струей сбил Чилла и его молодцов. Очень смешно выглядит денежный король, когда он, мокрый с головы до ног, отплевываясь, катается по палубе. Но нам некогда смеяться. Скорее, ребята!
Должно быть, некоторые аппараты взрываются поблизости. Над нами проходит ледяная волна, палубу затягивает туманом. Это хорошо для нас – в тумане нельзя прицелиться. Я стою у входа, все еще потрясая аппаратом. Кто там еще? Почему замешкались?
– Это последняя, – отвечает негр, сверкнув зубами… У меня горит плечо. Я, кажется, ранен. Впрочем, пустяки. В тумане бреду по качающейся палубе, прижимая к себе стальное тело аппарата. – Стой! – кричит кто-то. Натыкаюсь на перила и с трудом переваливаю через них последний «электромороз». Почти сразу же из тумана передо мной встает покатый склон ледяной горы. Пароход ложится набок, мутный поток соленой воды плещет мне в лицо.
Кто-то тянет меня за руку. – Идемте, мистер, идемте! Ребята спустили шлюпку. Идемте, я вас провожу!
Мне трудно соображать от волнения, слабости и боли. Это Вилкинс. Он парень надежный, думаю я, и покорно позволяю оторвать свои руки от перил.
Глава 17
МОРЕ бушевало всю ночь. Медлительные валы один за другим выплывали из темноты. Они вставали перед нами крутой стеной, и нависшие гребни заглядывали в шлюпку, как будто хотели пересчитать нас – свою будущую добычу.
Нас было шестеро – кочегар Вилкинс, Джо, швед, итальянец, негр и я. Матросы гребли, чередуясь а я сидел на корме и, качаясь, как маятник, черпал воду и выливал за борт, черпал и выливал.
Моя рана болела все сильнее, может быть, потому, что ее разъедала соленая вода. Я промок насквозь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Было около полуночи, когда я постучался в каюту Чилла, даже не решив, о чем, собственно, я буду разговаривать. Кажется, я хотел спорить с ним, упрекать, возражать, сказать, что я не даю согласия превращать мое изобретение в орудие убийцы.
ЧИЛЛ сидел в своей любимой позе, сложив руки на животе и поглядывая на карниз. В свободное время он любил размышлять. Я никогда не видел его за книгой. Чилл считал, что ему некогда читать. Романы, говорил он, отнимают слишком много времени. Если бы красоты Шекспира изложить на десяти страницах, он, Чилл, прочел бы с удовольствием.
– Садитесь, Джонсон, – вежливо сказал он. – Рассказывайте, в чем дело (он знал, что никто к нему не придет без дела) Хотите виски? Я позвоню буфетчику.
Меня неприятно поразило, что Чилл встретил меня такими же в точности словами, как я встретил Джо.
– Это правда, что вы хотите использовать «электромороз» как бомбу?
Почему я так поставил вопрос? Неужели мне хотелось, чтобы Чилл ответил: «Нет, неправда»? Неужели я успокоился бы, выслушав его оправдания?
Но Чилл не снизошел до оправданий.
– На вашего Фредди нельзя положиться, – сказал он. – Фредди болтун. Я даже не знаю, имеет ли смысл посылать его… с важным поручением.
Итак, Чилл не собирался отпираться. Он только сетовал, что Фредди разболтал мне.
– Фредди здесь не причем, – солгал я. – Историю с разгрузкой «Уиллелы» знают оба континента. Что же касается Фредди, конечно, на него нельзя положиться. И я бы не посылал его в Россию… Он совершенно не знает русского языка. Едва ли сможет объясниться вообще.
Чилл поднял на меня глаза – пустые, стеклянные, ничего не выражающие.
– Выучит, – жестко сказал он. – Есть захочет, выучит.
Меня поразила эта неумолимая логика. В самом деле, Фредди может отказаться от диверсии. Он даже не будет голодать – у нею есть небольшой капиталец, сколоченный на службе у Чилла, потому что, как рыба-лоцман, которая плавает вместе с акулой и подбирает ее объедки, так и Фредди вместе с деньгами Чилла ставил свои и подбирал сотни там, где Чилл глотал сотни тысяч. У Фредди хватило бы средств, чтобы открыть собственное дело: табачную лавочку, гараж или тайный игорный дом. Но Фредди не пойдет на это. Он согласится на унижения и даже на опасность грязной работы диверсанта, лишь бы не отрываться от больших денег.
А что бы я сделал на его месте? Хватило бы у меня смелости сказать: «Прощайте, мистер Чилл. Я ухожу на бульварные скамейки»?
Я набрал полную грудь воздуха.
– Мистер Чилл, я категорически возражаю против такого применения искусственного холода В нашем до говоре речь шла о ледяном строительстве и только: о плотинах, мостах, о мирных сооружениях…
– И о различного рода новых применениях льда, не предусмотренных в перечне, – добавил мистер Чилл, ничуть не повышая голоса. – Дорогой мистер Джонсон, я очень высокого мнения о вас как об инженере, но вы совсем не знаете жизни. Я сам виноват в этом (в голосе Чилла послышалось отеческое назидание). Я посадил вас в уютный кабинет, снабдил вас книгами, чертежной бумагой, письменным столом, мягким креслом, даже сигарами из Гаваны. Вы имели удовольствие изобретать. Я отгородил вас от жизни, я грудью прокладывал вам дорогу и давал вам деньги, чтобы вы могли мыслить продуктивно (образ мистера Чилла в полосатой пижаме и бархатных туфлях, который своей тщедушной грудью прокладывает мне дорогу, вызвал у меня невольную улыбку). Я заботился, чтобы ваши мысли не остались химерами и вы же меня упрекаете. Нехорошо.
– Я с величайшим удовольствием строил бы любезные вашему сердцу плотины, – продолжал Чилл, – но, к сожалению, сейчас это нерентабельно. Три месяца назад в этой самой каюте я подсчитывал с виднейшими лоббистами, во сколько обойдется утверждение вашего проекта. Лоббисты считают, что против нас единым фронтом встанут все строительные компании, а кроме того, владельцы тепловых электростанций, короли угля и нефти. Я еще недостаточно силен, чтобы бороться один против всех. Но даже если мы, улучив момент, протащим ваш проект через конгресс и получим подряд, чего мы добьемся? В наше время государственные стройки влачат жалкое существование. Как только мистер президент потребует добавочных расходов на армию, нам тут же урежут кредиты. Скажите мне спасибо, что я нашел выход, Джонсон. У военных всегда есть деньги. Какое вам дело до этих косоглазых, которых они будут вымораживать? Мы деловые люди. На моих фабриках работает 120 тысяч человек
– все чистокровные американцы. Я кормлю их – их жен, ребятишек и старых бабушек. Ради них я обязан брать любой заказ. Или вы хотите, чтобы эти 120 тысяч семей голодали из-за нашей мягкотелости.
Я молчал, и Чилл, решив, что он убедил меня, улыбнулся мягко и ласково. Но я молчал не потому, что согласился. Я понял одну простую вещь: споры полезны, когда нужно выяснить истину, но с вооруженным убийцей не спорят – его бьют, чем попало. Если человек падает в обморок, порезав палец, но не смущается уничтожить население целого города, если человек обирает 120 тысяч рабочих с семьями, если за их счет он сколотил миллионы и себя же считает благодетелем, с таким – спорить бесполезно. Он все равно не поймет.
– Не надо быть наивным, Джонеон, – сказал мне шеф на прощание. – Жизнь – борьба. За победу иногда приходится перегрызать горло. Наступают великие дни. Мы используем вашу мысль на практике – это будет новая Хиросима. Я думаю, мы заработаем на этом деле славно. Ваша доля может дойти до трех миллионов лет через пять. Три миллиона – всегда деньги. Вы сможете прожить всю жизнь, ничего не делая, поехать на яхте вокруг света или купить усадьбу с речкой и построить для собственного удовольствия ледяную плотину, чтобы освещать свой гараж. С тремя миллионами можно быть сумасбродом и даже филантропом. Ведь вам не снилась такая сумма, Аллэн, а?
Глава 16
ДЖО очень удивился, когда я попросил его познакомить меня с «подрывными элементами».
– А стоит ли? – спросил он, и в его голосе я услышал глубокое недоверие к преуспевающему инженеру. И когда я объяснил, что речь идет об оружии, Джо все еще пытался успокоить меня, говоря, что они сами предупредят рабочих, в любом порту, куда бы ни пошла «Уиллела».
Но мне все-таки удалось уломать Джо. Он попросил меня подождать на нижней палубе и вскоре привел туда молодого худощавого кочегара, смуглого от угольной пыли, въевшейся в поры.
– Вилкинс, – представился «подрывной элемент». Я спросил его, не коммунист ли он, и был разочарован, получив отрицательный ответ. Совершенно неожиданно для самого себя я понял, что в душе у меня произошел переворот. В наших кругах принято было говорить о коммунистах с некоторой опаской, но сейчас, когда я сам свернул с дозволенного пути, мне казалось, что только коммунист мог указать мне надежную дорогу.
– И зачем только вы, инженеры, выдумываете такие пакости. А еще ученые люди! – с упреком сказал Джо, когда я закончил рассказ о намерениях Чилла.
Я покраснел, как будто в самом деле был виноват. И мне было приятно, что кочегар Вилкинс нашел нужным прийти ко мне на помощь.
– Ерунду городишь, Джо, – сказал он. – Вещи сами по себе не бывают злыми и добрыми. Ружье – штука хорошая, она выдумана для охоты. И пароходы очень полезны – тебе не надо это объяснять. А когда нашему брату дают в руки ружье и сажают на пароход, чтобы мы убивали корейских крестьян, – это очень скверно. Но изобретатели здесь не при чем.
– Так вы считаете, что это дело неотложное? – продолжал он, обращаясь ко мне.
Я подтвердил. «Уиллела» должна была завтра к вечеру прийти в Пальматаун. Послезавтра летчики Чилла возьмут аппараты на борт, и в тот же день они будут сброшены на деревни восставших партизан. Не думаю, чтобы Вилкинс мог переубедить наемников доллара.
Между тем к нам присоединились еще трое: долговязый швед, малиновый от загара, худощавый итальянец и негр. Каждый из них крепко пожал мне руку, кроме негра, разумеется. Негр не рисковал протянуть руку белому мистеру.
Когда я закончил рассказ, второй раз передавая им все с самого начала, сразу вспыхнул спор. Никто не сомневался – аппараты надо уничтожить, но как?
Итальянец предлагал проделать все в полной тайне. «Нас пятеро решительных, – твердил он. – У нас есть ножи. Зачем нам лишние разговоры, захватить каюту шефа, нож к горлу и пусть дает приказ капитану: „Все оружие за борт!“ Вилкинс с возмущением возражал:
– Мы матросы, а не ракетиры. Мы открыто стоим за дело мира. И это все должны знать.
– Я так и предлагаю. Мы схватим шефа за горло и объясним ему. А что ты хочешь? Рыться в трюме? Разве мы найдем эти бомбы?
– В самом деле, мистер, вы знаете, где лежат ваши бомбы?
К счастью, эта трудность быстро разрешилась. Конечно, матросы сами должны были знать, где что уложено. Когда я подробно описал, как выглядят аппараты, Джо радостно вскрикнул:
– Я знаю, где они. Они не в трюме, а в холодильнике, возле камбуза. Правда, мы отдали ключ капитану, но я, пожалуй, подберу другой. Кок не знает, конечно, что у нас – кухонной братии – есть второй ключ от кладовки.
При этом известии все заговорщики оживились.
– Значит, это рядом с кубриком. Очень удобно, мы вытащим бомбы прямо на нижнюю палубу.
– Но ведь там охрана.
– А кто в охране? Толстый Дик? Мы уговорим его.
– Но имейте в виду, ребята, там штук сорок и все они тяжелые. Здесь пятерых мало, мы провозимся всю ночь.
– Ну вот, я говорил, что надо поднимать народ.
В матросском кубрике было душно и тесно. Матросы спали на койках в два этажа. Пахло мокрой обувью, потной одеждой, крепким табаком. В углу под тусклой лампочкой четверо играли в карты, рядом благообразный старик с очками на носу целился ниткой в игольное ушко. Остальные спали, разметавшись и сбивши в ноги легкие пикейные одеяльца. Они стонали во сне, скрежетали зубами и неожиданно всхрапывали, а пружинные койки скрипели под тяжестью сильных тел.
Джо и негр сразу стали к дверям, остальные принялись расталкивать спящих. Зевая, потягиваясь, выворачивая лопатки, матросы начали подыматься. Я смотрел на эту сцену и почему-то мне казалось, что я уже видел это где-то. И вдруг вспомнил: да ведь это же ночлежка!
Не знаю почему, но это воспоминание помогло мне порвать паутину недоверия. Я почувствовал себя на привычном месте. Я снова был безработный инженер, который приплелся на дно одолжить десять центов у товарищей по несчастью. И я сразу нашел тот дружеский тон, который не мог найти в разговоре с Джо и Вилкинсом.
– Вот какая вышла история, ребята…
Меня слушали со вниманием и отлично понимали, даже когда я говорил о технических подробностях. Изредка меня прерывали репликами, задавали вопросы.
– Значит, вроде атомной бомбы навыворот, – заметил старик с иголкой.
– Для чего же ты ее, парень, выдумал?
Я объяснил, и разъяснения мои не вызвали никакого сомнения.
– Все они такие, за доллар задушат и отравят. Чужими руками, конечно, чтобы своих не пачкать. Понадейся на Чилла – с него станется, – откликнулись матросы.
Только под самый конец рассказа произошла заминка. Какой-то парень, сидевший с картами в руках, встал и, лениво потянувшись, направился к выходу.
Джо преградил ему дорогу.
– Куда?
– Тебе какое дело? Покурить, – огрызнулся парень.
Джо возвысил голос:
– У нас не вагон для некурящих. Сядь на место, Майк.
– Фискалить хочет, – крикнул кто-то.
Майк с бегающими глазами сел у входа и демонстративно закурил. Когда я кончил свой рассказ, заговорили все сразу.
– Что выдумал: холодная война! Самого бы заморозить.
– Доллары, доллары! Подавились бы они долларами. А бомбы эти на дно… пусть акулы воюют.
Вилкинс сразу подхватил инициативу.
– Мы понимаем, что означают эти бомбы. Сегодня их испытывают в колониях, завтра они летят на нашу голову. Надо уничтожить их. Выбросить за борт. Мы знаем, где они хранятся. А семейные пусть посидят в кубрике.
– Почему семейным сидеть?! Разве семейные за войну?
– У меня искалечили сына в Корее. Парню 21 год и потерял две руки.
– У меня у самого пуля под ребром. Еще с той войны.
– Довольно грабить людей… К чорту бомбы!!!
Вилкинс оказался превосходным командиром. Расторопные матросы мгновенно заняли все входы в коридор за кухней, и когда я подоспел к месту действия, Джо, ругаясь шепотом, уже ворочал в скважине подобранный ключ. Охранник – толстый Дик, связанный, лежал на полу, а итальянец, сидя на нем верхом, что-то шептал ему на ухо.
– Да я не против, – стонал Дик, – но меня же выгонят. Ребята, прошу вас, пырните меня потихоньку. Пусть видят, что я оказал сопротивление.
Матросы смеялись.
– Тебя не проткнешь, Дик, одно сало.
– Ну, хоть кляп, ребята. Заткните мне рот кляпом. Ведь я же могу звать на помощь.
А между тем Джо, волнуясь, гремел ключами. Подобранный ключ требовал особого подхода. Нужно было приподнять дверь, надавить плечом и неожиданно дернуть. Джо торопился, и процедура не получалась у него.
– Джо, скорей! Мы теряем время.
– Может быть, ломом лучше?
Но в этот момент Джо особенно удачно приподнял, нажал и дернул, и дверь, обитая цинком, открылась Да, это были они – мои взбунтовавшееся питомцы. Я узнал острые крылышки стабилизаторов, черные кольца лластмассовой изоляции, стекла и кнопки автоматических приборов. Я невольно залюбовался ими. Ведь это был мой труд – целых полтора года труда. Обидно было все-таки, выбрасывать за борт полтора года.
– Проворнее, ребята, проворнее! – И вот расторопные матросы, подхватив пятидесятикилограммовые бомбы, гуськом бегут по коридору.
– Послушайте, мистер (Вилкинс упорно величает меня мистером). Как их? Прямо за борт?
– Нет, нет, подождите. – Я пытаюсь сообразить, где предохранитель. При заводском изготовлении без меня внесли кое-какие переделки. Принцип тот же, но я не знаю, какие рычажки для чего.
Надо бы крикнуть, чтобы меня подождали, но кричать нельзя. Задыхаясь, бегу по коридору. Навстречу, выпучив глаза, топочет седоусый старик.
– Где Вилкинс? Майк удрал через окно. Мы гнались за ним до каюты босса.
– Ах, вот как, Чилл уже предупрежден. Скорее, ребята!
– Что здесь происходит? Стой! Кто разрешил?
Я не сразу узнаю голос Чилла. Я никогда не слышал, чтобы он кричал так яростно и визгливо. Обычно за него надрывался Фредди.
– Кто? – отвечаю я, задирая голову. – Я разрешил. Это мои аппараты, мои сооственные…
– Стреляйте в него, – кричит Чилл своим телохранителям. – Стреляйте в Джонсона!
Что-то щелкает у меня над ухом. Звук похож на свист пастушеского кнута. Я знаю – это пуля. Инстинктивно бросаюсь назад в коридор, где толпятся матросы с бомбами в руках.
– Неужели все потеряно? – мелькает у меня. И в следующую секунду, выхватив ближайший «электромороз», я выскакиваю на открытое пространство.
– Эй, вы, револьверщики, – кричу я, прижимая аппарат к груди. – У меня в руках атомная бомба (мне некогда объяснять, в чем сходство и разница). Стреляйте, попробуйте! Я уничтожу пароход и вас вместе с ним.
Минутное замешательство: телохранители топчутся на месте. И вдруг оба они и Чилл вместе с ними, сбитые с ног, катятся с верхней палубы к нам на нижнюю. Наверху появляется Джо с пожарным шлангом в руках. Это он сильной струей сбил Чилла и его молодцов. Очень смешно выглядит денежный король, когда он, мокрый с головы до ног, отплевываясь, катается по палубе. Но нам некогда смеяться. Скорее, ребята!
Должно быть, некоторые аппараты взрываются поблизости. Над нами проходит ледяная волна, палубу затягивает туманом. Это хорошо для нас – в тумане нельзя прицелиться. Я стою у входа, все еще потрясая аппаратом. Кто там еще? Почему замешкались?
– Это последняя, – отвечает негр, сверкнув зубами… У меня горит плечо. Я, кажется, ранен. Впрочем, пустяки. В тумане бреду по качающейся палубе, прижимая к себе стальное тело аппарата. – Стой! – кричит кто-то. Натыкаюсь на перила и с трудом переваливаю через них последний «электромороз». Почти сразу же из тумана передо мной встает покатый склон ледяной горы. Пароход ложится набок, мутный поток соленой воды плещет мне в лицо.
Кто-то тянет меня за руку. – Идемте, мистер, идемте! Ребята спустили шлюпку. Идемте, я вас провожу!
Мне трудно соображать от волнения, слабости и боли. Это Вилкинс. Он парень надежный, думаю я, и покорно позволяю оторвать свои руки от перил.
Глава 17
МОРЕ бушевало всю ночь. Медлительные валы один за другим выплывали из темноты. Они вставали перед нами крутой стеной, и нависшие гребни заглядывали в шлюпку, как будто хотели пересчитать нас – свою будущую добычу.
Нас было шестеро – кочегар Вилкинс, Джо, швед, итальянец, негр и я. Матросы гребли, чередуясь а я сидел на корме и, качаясь, как маятник, черпал воду и выливал за борт, черпал и выливал.
Моя рана болела все сильнее, может быть, потому, что ее разъедала соленая вода. Я промок насквозь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15