- Пост
есть пост. От заветов христовых нам отступать невмочно.
- Да, - успокоенная поддержкой родича, гордо глянула на мужа
Полина. - Законы Божии в нашем доме завсегда нерушимы будут!
Зверев смирился и стал складывать себе на блюдо угощение со
скудного постного стола: немного печеной форели и белорыбицы, заливное
из судака, вместо вина плеснул в кубок чуть желтоватого сыта, взял
пару пресных лепешек, пропитанных миндальным молоком. На сладкое его
не тянуло, а потому кашами с медом и изюмом он оставил баловаться
дворне. Немного перекусив, повернулся к гостю:
- Так и не спросил, дядюшка: как ныне дела в княжестве твоем, как
здоровье супруги и сына, не доходили ли к вам вести от батюшки моего
из Лисьино? Федор, вижу, не приехал. Давно я его уже не видел. Как он?
- В хлопотах Федя по хозяйству мается, - улыбнулся Юрий Семенович.
- Мне уж к царю небесному вскорости отправляться, вот на него ныне
дела княжеские я и свалил. Пусть вникает, покуда есть у кого совета
спросить. Коли меня отпоют, кто же в трудный час подсказку даст?
Невесту мы ему присмотрели, Марфу из бояр Кокоревых. Род небогатый, но
древний. Тимофей Кокорев ныне в опричную тысячу царскую записан. А
девка собой ладная, крепка да румяна. Видел о прошлой Пасхе, к
причастию в Софийском соборе ходила Коли сладится, глядишь, вскорости
внуков мне принесут.
- Федор-то невесту уже видел? - задал наивный вопрос Андрей.
- Некогда ему, княже, - небрежно отмахнулся Друцкий. - Служба
царская из двух лет на третье к себе зовет, дела хозяйские я на него
скинул, да еще охоту с иным баловством никогда не забывает. Куда уж
ему по чужим городам на смотрины кататься?
«Ну да, само собой, - мысленно усмехнулся Зверев. - Разве можно
двадцатилетнему мальчишке доверить такое важное дело, как выбор
будущей жены? Когда дело до венчания дойдет, там невесту и покажут».
Андрея и самого нынешние, из шестнадцатого века, родители женили
точно так же. Главным достоинством Полины стало то, что она смогла
разрешить давнюю земельную тяжбу бояр Лисьиных и принесла Звереву
княжеский титул. Чего еще от невесты надобно? И ведь что интересно -
никакой ущербности Андрей от такой судьбы не испытывал. Скорее,
наоборот…
Он опустил руку, нащупал колено жены, легонько сжал. Полина, не
поворачивая головы, улыбнулась, ни миг склонила голову и коснулась его
плеча.
Нет, обычаи здешнего времени любви отнюдь не отменяли. Но любовь -
это когда на сеновал девку затаскиваешь, сводню в чужой дом
подсылаешь, в окно лазишь… А брак - дело серьезное, тут не до
баловства.
- Приданое хорошее дают? - поинтересовался Зверев.
- Ну, какое с Кокоревых приданое? - пожал плечами гость. - Сколько
ни наберут, для нашего рода все невелик прибыток. Вот хворых у них в
роду уж пять поколений не было - это славно. Такую кровь ни за какое
золото не купишь.
- Великое дело - кровь, - согласился Андрей.
Гость покосился на него с подозрением, но ничего не сказал,
подцепил ножом немного кутьи, отправил в рот. Зверев тоже вернулся к
трапезе, быстро расправляясь с рассыпчатой печеной белорыбицей. Едва
его тарелка опустела, как князь словно бы спохватился - даже ладошкой
по столу прихлопнул:
- А видел ли ты обретение мое недавнее, княже? Сию карету хитрую
мне мастера торжковские по уговору за два месяца отстроили, печь
особую пушкари монастыря Заиконоспасского отливали.
- Прости, Юрий Семенович, не успел, - развел руками Зверев.
- Так идем же, покажу, - поднялся князь Друцкий. - А ты, доченька,
вели опочивальню мне приготовить. Притомился я в дороге, вечерню
стоять не готов.
- Да, дядюшка, не беспокойся, - встала Полина. Следом,
естественно, повскакала и дворня.
- Пахом, за старшего, - повысил голос Андрей. - Сочельник сегодня,
дозволяю пировать, пока стол не опустеет. Сам гостя дорогого проводить
желаю.
Люди облегченно вздохнули и с радостью вернулись к еде. Зверев
снял со стены один из светильников и пошел вперед, указывая дорогу
впервые приехавшему в гости князю Друцкому. В медлительном обозе, по
зимнику, короткими зимними днями от княжества до княжества никак не
меньше месяца утомительного пути. Уж, наверно, не ради того, чтобы
подарки к Рождеству привезти, Юрий Семенович на такое испытание
решился, не из любопытства и не из желания навестить племянницу. Нужно
побеседовать с гостем наедине. Тогда, глядишь, все и откроется.
Князья вышли на крыльцо, спустились к тихому и темному возку,
замершему без лошадей и уже покрытому серебристой изморозью. Старик,
тяжело переставляя валенки, обошел его кругом, достал длинный, с
переломом посередине ключ, отпер дверцу, пропустил Андрея внутрь и,
шагнув следом, опустил толстый, чуть не в ладонь, войлочный полог.
- Здесь посвети, Андрей Васильевич, свечу достану, - завозился он
у темного резного шкафчика, повернулся, запалил от масляного
светильника тонкую, с мизинец, свечу, прошел из угла в угол, запаливая
настенные канделябры. Скромная комнатушка примерно три на шесть метров
наполнилась светом. Друцкий дунул на ненужный больше огонек, покачал
головой: - Ты глянь, княже, хожу. И вправду хожу. Ох, чую, не зря про
тебя слухи бродят, что с чернокнижием ты балуешь и в чародействе никем
не превзойден. Ведь и иноземные знахари меня лечить брались, и
персидские лекари, и наши коновалы. Ничто не помогало. А ты, вон, раз
по коленям мазнул, да немочь и сбежала.
- Ерунда, пустяки, - отмахнулся Зверев. - Знаю я этих иноземцев.
Только кровь умеют пускать да мышьяком травить. Без яду снадобье
составил, вот боль и отпустила.
Князь Друцкий и не ведал, насколько был близок в своих
подозрениях. Исполняя давнюю клятву, примерно каждую третью ночь
вынужденного безделья Зверев посвящал занятиям с Лютобором. Пусть на
расстоянии, через сон - но уроки все равно шли на пользу. Правда, и в
реальности нору древнего чародея он пять раз навестил. И тоже не без
пользы.
- Ну, коли мы в доме походном, - пропустил ответ мимо ушей князь
Друцкий, - так и законы здесь у нас походные…
Он поднял крышку сундука, выставил на столик из тонких реек два
кубка, большой серебряный кувшин и накрытое крышкой блюдо. Приподнял
палец, спохватившись, пересек завешанную коврами комнату, открыл
дверцу украшенной львиными мордами буржуйки.
- Славно, угольки еще есть, - из ближней корзины он кинул в топку
пяток тонких поленьев, притворил створку, оглянулся на Зверева.
- Неужели это печь, княже?! - притворно изумился Андрей. - Неужто
из стали скована?!
- Из чугуна отлита пушкарями опытными по их секрету. Придумал же
сие я. Намучился за годы с жаровнями-то, а тут как-то ночью вдруг и
подумал: а отчего мне печь малую по примеру больших не сделать?
На самом деле князю Юрий Семеновичу было чем гордиться. Ведь
железо в здешнем мире было столь дорого, что ковать из него печки было
роскошью на уровне прикуривания от ассигнаций. Посему даже императоры
и ханы в походах или разводили в шатрах костры, или ставили в палатках
жаровни. Додуматься отлить печь из чугуна - это был настоящий прорыв!
Вот только зритель князю Друцкому попался неблагодарный. Для выходца
из двадцать первого века «буржуйка* казалась такой же дешевкой, как
обитателю шестнадцатого века - шуба из горностая. [1]
- И как греет? - чтобы не показаться зазнавшимся невеждой,
поинтересовался Андрей. - Думаю, раз стенки тонкие, то ведь остывать
должна быстро.
- Зато и согревается чуть не в минуту! - горячо парировал Юрий
Семенович. - Коли углей много нагорит, так без опаски в любой мороз
греться можно. Не выпадут, пожара не устроят, жарко круглый день. Ну,
а прогорят, так завсегда еще подбросить можно…
Об этом Зверев как-то не подумал. По сравнению с жаровней - и
правда ведь гениально! А что остывает быстро - всегда можно
использовать «автозагрузку» в виде дежурного холопа. И Андрей уже
искренне восхитился:
- Великолепно! Такую же хочу.
- Тебе-то зачем, Андрей Васильевич? - разлил вино князь Друцкий и
снял с блюда крышку, под которой оказалась уже нарезанная запеченная
телятина. - Ты ведь сани за собой не потащишь, ты верхом поскачешь.
Эх, где она ныне, моя молодость…
- Нечто так часто путешествовать приходится, Юрий Семенович? -
Зверев сел на сундук возле стола.
- Да уж покатался в последние годы, Андрей Васильевич… - Друцкий
опустился в накрытое накидкой из рыси кресло, поднял бокал: - За
встречу, да принесет она нам удачу.
- За встречу, - кивнул Зверев и пригубил кубок. Вино было терпким
и совсем не сладким, похожим на испанское. В густой красноте трепетали
отблески свечей.
- Я-то путешествую, - сделав пару глотков, отставил кубок гость, -
а вот ты что-то дома засиделся, Андрей Васильевич. Откуда смирение
такое в юные годы?
- Почему засиделся? - пожал плечами Зверев. - В Москву мы с
Полиной выезжаем, к отцу заглядывали, места святые на Валааме
посетили.
- В Москве бывал, а ко двору царскому не явился ни разу, -
ухватился за слова Андрея князь Друцкий. - Сие есть неуважение
великое. Мыслишь, неведомо государю, что ты милостями его брезгуешь?
За содержанием денежным в Разрядный приказ ни разу не заглянул. Ладно,
батюшка твой, боярин Василий за тебя серебро забирает. Однако же о
небрежении сем царю непременно доносят. Ты, видно, гнева
великокняжеского ищешь, ссоры с помазанником божьим?
- Плевать! - Князь Сакульский опрокинул кубок и разом опустошил
его почти наполовину. - Плевать я хотел и на гнев его, и на милости.
Не появлюсь в гадюшнике этом ни за какие коврижки. Что это за царь,
который трон свой предателями и ворами окружает? Князь Курбский -
подонок и предатель, на ляхов за деньги шпионит., На колу его место, а
не в воеводах русских. Сильвестр с Адашевым в час болезни Иоанну
изменили открыто, к Старицкому перебежали, крест ему на верность
целовали и на трон затащить пытались. Их что - повесили, утопили,
голову отрубили? Хрена там лысого! Как сидели в царских писарях у
трона, так и сидят! Сам Старицкий и мамаша его, что золото боярам в
Кремле раздавали и к свержению Иоанна звали, - где сейчас? На каторге,
в монастыре, в ссылке? Фигушки, в свите царской они веселятся. Меня
же, который заговор* смертельный разрушил, Иоанн вместо благодарности
в колдовстве обвинил! И ладно сам взъерепенился - так ведь он с сына
Дмитрия чар не позволил снять. Теперь сын его умер, царица наверняка
хворая, отравители и изменники в любимчиках ходят, а все мы, кто в
смертный миг на помощь к нему примчались - к чертям собачьим
разогнаны! Да пропади он пропадом, правитель такой ненормальный! Не
стану я его шкуру больше спасать, надоело.
- Государь милостив, Андрей Васильевич, и умеет прощать
оступившихся, - осторожно возразил Друцкий.
- Юродивый на паперти пусть грешников прощает, - опять отхлебнул
вина Зверев. - А царь измену должен карать, чтобы страну не разъедала.
Измену - выкорчевывать, верность - возвеличивать! Такая его должность.
А Иоанн, книжный червь, руки замарать боится, чистоплюй! Попомни мое
слово, Юрий Семенович, за его великодушие народу потом не раз кровью
платить придется.
- Надеюсь, про мысли сии ты боле никому не сказывал? - кашлянул
гость. - Времена ныне такие, иной друг и соглядатаем оказаться может.
- Говорил, - хмыкнул Зверев. - Царю в глаза прямо и сказывал. Так
что доносить ни к чему, он про меня все знает, не обольщается.
- Вспоминает он тебя, сказывают, - задумчиво провел пальцем по
окружности кубка князь Друцкий. - Как азбуку приходскую отпечатали,
поминал, как хор в консерватории первый раз запел. Полки стрелецкие
повелел твоим обычаем обучать. Там именем твоим учение и нарек. Мыслю,
зла он на тебя не держит…
- Еще бы он зло на меня держал! Ничего наш царь ни на кого не
держит - ни зла, ни благодарности. Нюня мягкотелая.
- Вижу, это не он тебя, а ты его с глаз долой отослал! - улыбнулся
Юрий Семенович. - Может, помилуешь все же властелина нашего?
Как-никак, правитель всея Руси, наследник древних кровей.
- Да мне и так хорошо. Я здесь, дома, с семьей. Вижу, как дочки
растут, за хозяйством приглядываю, промыслы новые затеваю. Холопы мои
после походов прежних исцелились все, за четыре года мы с Пахомом их
так умению воинскому натаскали, каждый четырех стоит. Все в походах
крещение огнем пройти успели, храбрость выказали. Ни один не дрогнет,
не ослушается.
Семьдесят душ - а рать в три-четыре сотни одолеют запросто. С чего
бы мне уклад привычный из-за какого-то там царя менять?
Про уроки чародейства Андрей благоразумно умолчал.
- Экий ты стал… Домосед, - покачал головой гость. - От роду всего
четверть века, а задеревенел, ровно дуб вековой. Не скучно?
Андрей молча допил вино, поставил кубок на стол, отодвинул:
- Ты у нас в роду за всех путешествуешь, Юрий Семенович. Чего
самому время терять, коли тебя обо всем расспросить можно? Где бывал,
княже, чего видел, чем земля полнится, что нового округ случилось?
- Много чего, Андрей Васильевич, ой, много… - Князь Друцкий
откинулся на спинку кресла и таинственно улыбнулся. - Помнишь, сынок,
как мы с тобой проклятое золото на запад из мест наших увезли? Славное
было приключение, недолгое, но прибыльное.
- Хорошо прокатились, - признал Зверев. - Не без этого.
- Хорошо, - согласился гость. - Король шведский Кристиан, коему
часть золота досталась, низвергнут, заключен под стражу, а королевство
его ныне рассыпалось. Бургомистр Любека Вулленвевер, получивший другую
часть, четвертован, мой ростовщик убит грабителями, епископ тронулся
умом и начал торговать церковными землями, рыцари-крестоносцы
лифляндские вслед за ним веру христианскую отринули, замки ордынские
себе присваивают, обет целибата нарушают, в домах своих девок гулящих
селят, а иные и вовсе жен берут. Биться за веру папскую и клятвы свои
никто не желает, еретиков везде привечают, словно друзей дорогих.
Полный развал и разброд, власти нет никакой, везде, куда ни глянь -
разгул и шатания. Смотрю я на сие, и страхом сердце наполняется; а ну,
и ко мне золотой какой из тех денег вернется. Что скажешь, Андрей
Васильевич, надобно сего бояться? Ты ведь чародей известный. Кому, как
не тебе, о том знать?
- Проклятие, проклятие… - задумался Зверев. - Мыслю, бессмертными
быть они никак не могут. Иначе одно злое слово всю землю могло бы
отравить. Теряют они силу, раз за разом судьбы ломая, когда из рук в
руки переходят. Белурга я истребить не смог, однако же прочь из земель
наших прогнал, затаиться заставил. Если повезло, он где-то в Москве
между линиями заговоренными навечно заперт. Посему свои заклятия
подправить и усилить снова не может. Нет, Юрий Семенович, не
беспокойся напрасно. Золото лифляндское в руки брать можно без опаски.
Растрепало оно за годы свою злобу, вредить более не должно.
- Точно сказываешь?
- Точно, - качнул головой Андрей и скромно добавил: - Хотя я бы
все равно не рисковал.
Князь Друцкий рассмеялся и долил в бокалы вино:
- Да и пес с ним, с золотом. Пусть там остается. Я ведь не о нем
речь завел. Я о земле нашей хочу перемолвиться. Не в золоте ведь
богатство боярское меряется, а в земле, да в людях…
Гость запнулся, словно ожидая ответа, и Андрей согласно кивнул.
- А в землях наших беда одна общая, княже, - горестно вздохнул
старик. - Слишком близко мы с порубежьем живем. Да еще аккурат на
тракте от Режицы [2] на Луки Великие поместья наши лежат. Что ни свара
с Литвой али с орденом - аккурат через нас рати на Русь прокатываются.
Просто беда. Земля - она ведь не кошель, ее к Новагороду али к Вологде
не унесешь.
Зверев снова кивнул, пока не понимая, к чему клонит гость.
- Вот и мыслю я, - ласково, двумя руками погладил свой кубок Юрий
Семенович. - Коли земли наши никуда убрать нельзя - так, может, нам
тогда порубежье от поместий отодвинуть? Помысли, княже, сколь многих
достатков от сего у нас появится! Коли порубежье окажется далече, то
смерды новые у нас куда охотнее селиться станут, старые уезжать не
захотят. Разору меньше будет - то любой поймет сразу. А коли так, то и
цена поместьям враз подрастет немало. Может статься, и вдвое вырастет,
и втрое.
Андрей молчал, с трудом переваривая услышанное, а Друцкий
наклонился вперед и шепотом, заговорщицки продолжил:
1 2 3 4 5
есть пост. От заветов христовых нам отступать невмочно.
- Да, - успокоенная поддержкой родича, гордо глянула на мужа
Полина. - Законы Божии в нашем доме завсегда нерушимы будут!
Зверев смирился и стал складывать себе на блюдо угощение со
скудного постного стола: немного печеной форели и белорыбицы, заливное
из судака, вместо вина плеснул в кубок чуть желтоватого сыта, взял
пару пресных лепешек, пропитанных миндальным молоком. На сладкое его
не тянуло, а потому кашами с медом и изюмом он оставил баловаться
дворне. Немного перекусив, повернулся к гостю:
- Так и не спросил, дядюшка: как ныне дела в княжестве твоем, как
здоровье супруги и сына, не доходили ли к вам вести от батюшки моего
из Лисьино? Федор, вижу, не приехал. Давно я его уже не видел. Как он?
- В хлопотах Федя по хозяйству мается, - улыбнулся Юрий Семенович.
- Мне уж к царю небесному вскорости отправляться, вот на него ныне
дела княжеские я и свалил. Пусть вникает, покуда есть у кого совета
спросить. Коли меня отпоют, кто же в трудный час подсказку даст?
Невесту мы ему присмотрели, Марфу из бояр Кокоревых. Род небогатый, но
древний. Тимофей Кокорев ныне в опричную тысячу царскую записан. А
девка собой ладная, крепка да румяна. Видел о прошлой Пасхе, к
причастию в Софийском соборе ходила Коли сладится, глядишь, вскорости
внуков мне принесут.
- Федор-то невесту уже видел? - задал наивный вопрос Андрей.
- Некогда ему, княже, - небрежно отмахнулся Друцкий. - Служба
царская из двух лет на третье к себе зовет, дела хозяйские я на него
скинул, да еще охоту с иным баловством никогда не забывает. Куда уж
ему по чужим городам на смотрины кататься?
«Ну да, само собой, - мысленно усмехнулся Зверев. - Разве можно
двадцатилетнему мальчишке доверить такое важное дело, как выбор
будущей жены? Когда дело до венчания дойдет, там невесту и покажут».
Андрея и самого нынешние, из шестнадцатого века, родители женили
точно так же. Главным достоинством Полины стало то, что она смогла
разрешить давнюю земельную тяжбу бояр Лисьиных и принесла Звереву
княжеский титул. Чего еще от невесты надобно? И ведь что интересно -
никакой ущербности Андрей от такой судьбы не испытывал. Скорее,
наоборот…
Он опустил руку, нащупал колено жены, легонько сжал. Полина, не
поворачивая головы, улыбнулась, ни миг склонила голову и коснулась его
плеча.
Нет, обычаи здешнего времени любви отнюдь не отменяли. Но любовь -
это когда на сеновал девку затаскиваешь, сводню в чужой дом
подсылаешь, в окно лазишь… А брак - дело серьезное, тут не до
баловства.
- Приданое хорошее дают? - поинтересовался Зверев.
- Ну, какое с Кокоревых приданое? - пожал плечами гость. - Сколько
ни наберут, для нашего рода все невелик прибыток. Вот хворых у них в
роду уж пять поколений не было - это славно. Такую кровь ни за какое
золото не купишь.
- Великое дело - кровь, - согласился Андрей.
Гость покосился на него с подозрением, но ничего не сказал,
подцепил ножом немного кутьи, отправил в рот. Зверев тоже вернулся к
трапезе, быстро расправляясь с рассыпчатой печеной белорыбицей. Едва
его тарелка опустела, как князь словно бы спохватился - даже ладошкой
по столу прихлопнул:
- А видел ли ты обретение мое недавнее, княже? Сию карету хитрую
мне мастера торжковские по уговору за два месяца отстроили, печь
особую пушкари монастыря Заиконоспасского отливали.
- Прости, Юрий Семенович, не успел, - развел руками Зверев.
- Так идем же, покажу, - поднялся князь Друцкий. - А ты, доченька,
вели опочивальню мне приготовить. Притомился я в дороге, вечерню
стоять не готов.
- Да, дядюшка, не беспокойся, - встала Полина. Следом,
естественно, повскакала и дворня.
- Пахом, за старшего, - повысил голос Андрей. - Сочельник сегодня,
дозволяю пировать, пока стол не опустеет. Сам гостя дорогого проводить
желаю.
Люди облегченно вздохнули и с радостью вернулись к еде. Зверев
снял со стены один из светильников и пошел вперед, указывая дорогу
впервые приехавшему в гости князю Друцкому. В медлительном обозе, по
зимнику, короткими зимними днями от княжества до княжества никак не
меньше месяца утомительного пути. Уж, наверно, не ради того, чтобы
подарки к Рождеству привезти, Юрий Семенович на такое испытание
решился, не из любопытства и не из желания навестить племянницу. Нужно
побеседовать с гостем наедине. Тогда, глядишь, все и откроется.
Князья вышли на крыльцо, спустились к тихому и темному возку,
замершему без лошадей и уже покрытому серебристой изморозью. Старик,
тяжело переставляя валенки, обошел его кругом, достал длинный, с
переломом посередине ключ, отпер дверцу, пропустил Андрея внутрь и,
шагнув следом, опустил толстый, чуть не в ладонь, войлочный полог.
- Здесь посвети, Андрей Васильевич, свечу достану, - завозился он
у темного резного шкафчика, повернулся, запалил от масляного
светильника тонкую, с мизинец, свечу, прошел из угла в угол, запаливая
настенные канделябры. Скромная комнатушка примерно три на шесть метров
наполнилась светом. Друцкий дунул на ненужный больше огонек, покачал
головой: - Ты глянь, княже, хожу. И вправду хожу. Ох, чую, не зря про
тебя слухи бродят, что с чернокнижием ты балуешь и в чародействе никем
не превзойден. Ведь и иноземные знахари меня лечить брались, и
персидские лекари, и наши коновалы. Ничто не помогало. А ты, вон, раз
по коленям мазнул, да немочь и сбежала.
- Ерунда, пустяки, - отмахнулся Зверев. - Знаю я этих иноземцев.
Только кровь умеют пускать да мышьяком травить. Без яду снадобье
составил, вот боль и отпустила.
Князь Друцкий и не ведал, насколько был близок в своих
подозрениях. Исполняя давнюю клятву, примерно каждую третью ночь
вынужденного безделья Зверев посвящал занятиям с Лютобором. Пусть на
расстоянии, через сон - но уроки все равно шли на пользу. Правда, и в
реальности нору древнего чародея он пять раз навестил. И тоже не без
пользы.
- Ну, коли мы в доме походном, - пропустил ответ мимо ушей князь
Друцкий, - так и законы здесь у нас походные…
Он поднял крышку сундука, выставил на столик из тонких реек два
кубка, большой серебряный кувшин и накрытое крышкой блюдо. Приподнял
палец, спохватившись, пересек завешанную коврами комнату, открыл
дверцу украшенной львиными мордами буржуйки.
- Славно, угольки еще есть, - из ближней корзины он кинул в топку
пяток тонких поленьев, притворил створку, оглянулся на Зверева.
- Неужели это печь, княже?! - притворно изумился Андрей. - Неужто
из стали скована?!
- Из чугуна отлита пушкарями опытными по их секрету. Придумал же
сие я. Намучился за годы с жаровнями-то, а тут как-то ночью вдруг и
подумал: а отчего мне печь малую по примеру больших не сделать?
На самом деле князю Юрий Семеновичу было чем гордиться. Ведь
железо в здешнем мире было столь дорого, что ковать из него печки было
роскошью на уровне прикуривания от ассигнаций. Посему даже императоры
и ханы в походах или разводили в шатрах костры, или ставили в палатках
жаровни. Додуматься отлить печь из чугуна - это был настоящий прорыв!
Вот только зритель князю Друцкому попался неблагодарный. Для выходца
из двадцать первого века «буржуйка* казалась такой же дешевкой, как
обитателю шестнадцатого века - шуба из горностая. [1]
- И как греет? - чтобы не показаться зазнавшимся невеждой,
поинтересовался Андрей. - Думаю, раз стенки тонкие, то ведь остывать
должна быстро.
- Зато и согревается чуть не в минуту! - горячо парировал Юрий
Семенович. - Коли углей много нагорит, так без опаски в любой мороз
греться можно. Не выпадут, пожара не устроят, жарко круглый день. Ну,
а прогорят, так завсегда еще подбросить можно…
Об этом Зверев как-то не подумал. По сравнению с жаровней - и
правда ведь гениально! А что остывает быстро - всегда можно
использовать «автозагрузку» в виде дежурного холопа. И Андрей уже
искренне восхитился:
- Великолепно! Такую же хочу.
- Тебе-то зачем, Андрей Васильевич? - разлил вино князь Друцкий и
снял с блюда крышку, под которой оказалась уже нарезанная запеченная
телятина. - Ты ведь сани за собой не потащишь, ты верхом поскачешь.
Эх, где она ныне, моя молодость…
- Нечто так часто путешествовать приходится, Юрий Семенович? -
Зверев сел на сундук возле стола.
- Да уж покатался в последние годы, Андрей Васильевич… - Друцкий
опустился в накрытое накидкой из рыси кресло, поднял бокал: - За
встречу, да принесет она нам удачу.
- За встречу, - кивнул Зверев и пригубил кубок. Вино было терпким
и совсем не сладким, похожим на испанское. В густой красноте трепетали
отблески свечей.
- Я-то путешествую, - сделав пару глотков, отставил кубок гость, -
а вот ты что-то дома засиделся, Андрей Васильевич. Откуда смирение
такое в юные годы?
- Почему засиделся? - пожал плечами Зверев. - В Москву мы с
Полиной выезжаем, к отцу заглядывали, места святые на Валааме
посетили.
- В Москве бывал, а ко двору царскому не явился ни разу, -
ухватился за слова Андрея князь Друцкий. - Сие есть неуважение
великое. Мыслишь, неведомо государю, что ты милостями его брезгуешь?
За содержанием денежным в Разрядный приказ ни разу не заглянул. Ладно,
батюшка твой, боярин Василий за тебя серебро забирает. Однако же о
небрежении сем царю непременно доносят. Ты, видно, гнева
великокняжеского ищешь, ссоры с помазанником божьим?
- Плевать! - Князь Сакульский опрокинул кубок и разом опустошил
его почти наполовину. - Плевать я хотел и на гнев его, и на милости.
Не появлюсь в гадюшнике этом ни за какие коврижки. Что это за царь,
который трон свой предателями и ворами окружает? Князь Курбский -
подонок и предатель, на ляхов за деньги шпионит., На колу его место, а
не в воеводах русских. Сильвестр с Адашевым в час болезни Иоанну
изменили открыто, к Старицкому перебежали, крест ему на верность
целовали и на трон затащить пытались. Их что - повесили, утопили,
голову отрубили? Хрена там лысого! Как сидели в царских писарях у
трона, так и сидят! Сам Старицкий и мамаша его, что золото боярам в
Кремле раздавали и к свержению Иоанна звали, - где сейчас? На каторге,
в монастыре, в ссылке? Фигушки, в свите царской они веселятся. Меня
же, который заговор* смертельный разрушил, Иоанн вместо благодарности
в колдовстве обвинил! И ладно сам взъерепенился - так ведь он с сына
Дмитрия чар не позволил снять. Теперь сын его умер, царица наверняка
хворая, отравители и изменники в любимчиках ходят, а все мы, кто в
смертный миг на помощь к нему примчались - к чертям собачьим
разогнаны! Да пропади он пропадом, правитель такой ненормальный! Не
стану я его шкуру больше спасать, надоело.
- Государь милостив, Андрей Васильевич, и умеет прощать
оступившихся, - осторожно возразил Друцкий.
- Юродивый на паперти пусть грешников прощает, - опять отхлебнул
вина Зверев. - А царь измену должен карать, чтобы страну не разъедала.
Измену - выкорчевывать, верность - возвеличивать! Такая его должность.
А Иоанн, книжный червь, руки замарать боится, чистоплюй! Попомни мое
слово, Юрий Семенович, за его великодушие народу потом не раз кровью
платить придется.
- Надеюсь, про мысли сии ты боле никому не сказывал? - кашлянул
гость. - Времена ныне такие, иной друг и соглядатаем оказаться может.
- Говорил, - хмыкнул Зверев. - Царю в глаза прямо и сказывал. Так
что доносить ни к чему, он про меня все знает, не обольщается.
- Вспоминает он тебя, сказывают, - задумчиво провел пальцем по
окружности кубка князь Друцкий. - Как азбуку приходскую отпечатали,
поминал, как хор в консерватории первый раз запел. Полки стрелецкие
повелел твоим обычаем обучать. Там именем твоим учение и нарек. Мыслю,
зла он на тебя не держит…
- Еще бы он зло на меня держал! Ничего наш царь ни на кого не
держит - ни зла, ни благодарности. Нюня мягкотелая.
- Вижу, это не он тебя, а ты его с глаз долой отослал! - улыбнулся
Юрий Семенович. - Может, помилуешь все же властелина нашего?
Как-никак, правитель всея Руси, наследник древних кровей.
- Да мне и так хорошо. Я здесь, дома, с семьей. Вижу, как дочки
растут, за хозяйством приглядываю, промыслы новые затеваю. Холопы мои
после походов прежних исцелились все, за четыре года мы с Пахомом их
так умению воинскому натаскали, каждый четырех стоит. Все в походах
крещение огнем пройти успели, храбрость выказали. Ни один не дрогнет,
не ослушается.
Семьдесят душ - а рать в три-четыре сотни одолеют запросто. С чего
бы мне уклад привычный из-за какого-то там царя менять?
Про уроки чародейства Андрей благоразумно умолчал.
- Экий ты стал… Домосед, - покачал головой гость. - От роду всего
четверть века, а задеревенел, ровно дуб вековой. Не скучно?
Андрей молча допил вино, поставил кубок на стол, отодвинул:
- Ты у нас в роду за всех путешествуешь, Юрий Семенович. Чего
самому время терять, коли тебя обо всем расспросить можно? Где бывал,
княже, чего видел, чем земля полнится, что нового округ случилось?
- Много чего, Андрей Васильевич, ой, много… - Князь Друцкий
откинулся на спинку кресла и таинственно улыбнулся. - Помнишь, сынок,
как мы с тобой проклятое золото на запад из мест наших увезли? Славное
было приключение, недолгое, но прибыльное.
- Хорошо прокатились, - признал Зверев. - Не без этого.
- Хорошо, - согласился гость. - Король шведский Кристиан, коему
часть золота досталась, низвергнут, заключен под стражу, а королевство
его ныне рассыпалось. Бургомистр Любека Вулленвевер, получивший другую
часть, четвертован, мой ростовщик убит грабителями, епископ тронулся
умом и начал торговать церковными землями, рыцари-крестоносцы
лифляндские вслед за ним веру христианскую отринули, замки ордынские
себе присваивают, обет целибата нарушают, в домах своих девок гулящих
селят, а иные и вовсе жен берут. Биться за веру папскую и клятвы свои
никто не желает, еретиков везде привечают, словно друзей дорогих.
Полный развал и разброд, власти нет никакой, везде, куда ни глянь -
разгул и шатания. Смотрю я на сие, и страхом сердце наполняется; а ну,
и ко мне золотой какой из тех денег вернется. Что скажешь, Андрей
Васильевич, надобно сего бояться? Ты ведь чародей известный. Кому, как
не тебе, о том знать?
- Проклятие, проклятие… - задумался Зверев. - Мыслю, бессмертными
быть они никак не могут. Иначе одно злое слово всю землю могло бы
отравить. Теряют они силу, раз за разом судьбы ломая, когда из рук в
руки переходят. Белурга я истребить не смог, однако же прочь из земель
наших прогнал, затаиться заставил. Если повезло, он где-то в Москве
между линиями заговоренными навечно заперт. Посему свои заклятия
подправить и усилить снова не может. Нет, Юрий Семенович, не
беспокойся напрасно. Золото лифляндское в руки брать можно без опаски.
Растрепало оно за годы свою злобу, вредить более не должно.
- Точно сказываешь?
- Точно, - качнул головой Андрей и скромно добавил: - Хотя я бы
все равно не рисковал.
Князь Друцкий рассмеялся и долил в бокалы вино:
- Да и пес с ним, с золотом. Пусть там остается. Я ведь не о нем
речь завел. Я о земле нашей хочу перемолвиться. Не в золоте ведь
богатство боярское меряется, а в земле, да в людях…
Гость запнулся, словно ожидая ответа, и Андрей согласно кивнул.
- А в землях наших беда одна общая, княже, - горестно вздохнул
старик. - Слишком близко мы с порубежьем живем. Да еще аккурат на
тракте от Режицы [2] на Луки Великие поместья наши лежат. Что ни свара
с Литвой али с орденом - аккурат через нас рати на Русь прокатываются.
Просто беда. Земля - она ведь не кошель, ее к Новагороду али к Вологде
не унесешь.
Зверев снова кивнул, пока не понимая, к чему клонит гость.
- Вот и мыслю я, - ласково, двумя руками погладил свой кубок Юрий
Семенович. - Коли земли наши никуда убрать нельзя - так, может, нам
тогда порубежье от поместий отодвинуть? Помысли, княже, сколь многих
достатков от сего у нас появится! Коли порубежье окажется далече, то
смерды новые у нас куда охотнее селиться станут, старые уезжать не
захотят. Разору меньше будет - то любой поймет сразу. А коли так, то и
цена поместьям враз подрастет немало. Может статься, и вдвое вырастет,
и втрое.
Андрей молчал, с трудом переваривая услышанное, а Друцкий
наклонился вперед и шепотом, заговорщицки продолжил:
1 2 3 4 5