Марина. Не продолжай!
Шубин. Тебе со мной трудно. Я никогда не придавал значения разнице лет между нами... Собственно говоря, она и невелика. Она неощутима. Вернее, была неощутима до того самого дня, когда я вдруг понял, что старше тебя еще на две жизни...
Марина (тихо). Жизни твоих детей.
Шубин. Представь себе.
Марина (после большой паузы). Ну а что же дальше?.. Почему ты молчишь?
Шубин в раздумье машинально трогает струны гитары,
лежащей на тахте.
Занавес
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Номер в одной из московских гостиниц. Шубин в плаще, со
шляпой на коленях, сидит в кресле. Сомов стоит возле
стола.
Сомов. Я звонил тебе несколько раз, но все не заставал дома. Ты мне очень нужен.
Шубин. Я тебя тоже очень хотел видеть! По служебным делам в Москву или опять по литературным? Читал я твою книгу. Хорошая вещь. И легко читается.
Сомов. На этот раз я здесь в связи с другими делами.
Шубин. Не секрет?
Сомов. Я именно хочу, чтобы тут не было никакого секрета, тем более от тебя...
Стук в дверь. Входит официант. В руках у него поднос с
бутылкой коньяка и две рюмки. На блюдце лимон.
Официант (ставит поднос на стол. Сомову). Дагестанский, "Три звездочки", как просили. Можно открыть?
Сомов кивает головой. Официант открывает бутылку. Хочет
разлить коньяк по рюмкам.
Сомов. Спасибо. Мы сами. Счет - потом. После, пожалуйста.
Официант деликатно ставит бутылку на стол и направляется
к двери. Что-то вспомнив, останавливается. Подходит к
Сомову.
Официант (улыбаясь). Прошу прощения! Я насчет книжечки... Не забыли?
Сомов. Да, да! Я вам надписал. (Берет со стола книгу, протягивает ее официанту.) Вот. (Читает надпись на титульном листе.) "Силантию Никифоровичу Каштанову. На добрую память". (Протягивает книгу.) "От автора".
Официант (берет книгу). Покорнейше благодарю. (Шубину.) Книги я собираю. Первый том с личной благодарностью от Алексея Толстого получил! Во время войны его обслуживал. "Петра Первого" он мне преподнес... Еще сборник стихов есть на грузинском языке. От автора - поэта... Два прогрессивных сочинения иностранных писателей - Арагон и Павел Неруда! Тоже самолично расписались. Приятно как память иметь. Другой раз возьмешь книгу в руки - и вспомнишь человека, который ее сочинил... В каком номере жил, что кушать заказывал... Извините... Помешал... Если что еще потребуется - звоните. Я на этаже. (Уходит.)
Шубин (помолчав). Редко, редко мы с тобой видимся, Арсений! Жаль. А жизнь идет, дни бегут - время катится...
Сомов. Ты что-то, видно, не в духе сегодня. Как твои дела?
Шубин. Какие мои дела ты имеешь в виду? Личную жизнь или...
Сомов (перебивая). Я, видишь ли, не отделяю личной жизни от всего остального.
Шубин (наливая себе рюмку коньяку). А у меня, брат, как-то так, само отделяется... Я разумом понимаю, что главное - это не только то, что касается меня одного, моих личных чувств и эмоций. Главное - это то общее, непосильное одному, ради которого я существую как маленькая частица этого большого, во что лично я, Шубин, вкладываю свое сердце, свой разум, труд и фантазию. А то - не главное, хотя и не менее важное для меня, это - мое, личное: женщина, которую я люблю, мои дети, мой дом. И между прочим... (Умолкает.)
Сомов. Продолжай. Я тебя внимательно слушаю.
Шубин. Мне сейчас показалось, что выражение "между прочим" могло бы звучать и как "между главным". В самом деле! Личная жизнь гражданина Шубина Сергея Евгеньевича удивительно не монтируется почему-то с тем "прочим", точнее, "главным", ради чего он живет на этой земле. Подумать только! Кто такой Шубин? Ведущий инженер научно-исследовательского центра, разрабатывающего самые передовые гипотезы. По существу, с девяти часов утра и до конца рабочего дня оный Шубин находится на форпосте коммунизма, в завтрашнем дне. А дома, когда Шубин наедине с самим собой, он весь в прошлом, занимается самоанализом, мучается сомнениями... Удивительно негармоничное сочетание личного и общественного! (Усмехнувшись.) Я стал самокритичен! Не правда ли?
Сомов. Но ты же ведь любишь!
Шубин. Да! Люблю. В том-то и гвоздь! Но счастья... почему-то нет! Нет!
Сомов (задумавшись). Понимаю... (Ходит по комнате.) А я-то думал...
Шубин. Так что же ты мне хотел сказать? Ты говоришь, что искал меня.
Сомов (не сразу). Видишь ли, Сергей... я решил жениться...
Шубин. Наконец-то! Давно пора! Довольно тебе бобылем жить! Мудрое решение!
Сомов. Да. Я женюсь!
Шубин (шутливо). Сочувствую. Прости. Шучу, шучу! Поздравляю. От всей души! Кто же она? Москвичка? Хороша собой?
Сомов. Москвичка.
Шубин. Надеюсь, пригласишь на свадьбу? Готовить подарок?
Сомов (серьезно). Подарок можно и не готовить. И на свадьбу я тебя не приглашаю.
Шубин (удивленно). Что так? Почему? Что случилось?
Сомов. Видишь ли... Я женюсь на... Татьяне Леонидовне.
Шубин (ставит рюмку на стол). На ком?
Сомов. На Татьяне Леонидовне. В Москву я приехал за ней. У нас в Таежном открывается новая больница. Ей предложено место главного врача... Вот... И я хотел тебе сам сообщить об этом.
Шубин. Сам?
Сомов. Да. Сам. Чтобы ты узнал не из третьих рук, не с чьих-то слов.
Шубин. Хорошо... А что, собственно, хорошего? (Залпом выпивает рюмку коньяку.) Ты ждешь от меня ответа?
Сомов. Нет. Ответа я не жду.
Шубин. Он тебе не нужен!
Сомов. Не нужен. Надеюсь, это не помешает нам остаться добрыми... знакомыми?
Шубин. Нет, конечно. Только почему "знакомыми", а не "друзьями"? Ну что ж, Сомов! Я пью за твое счастье. Нет своего, так за чужое счастье выпью! Вот оно, какое дело-то...
Сомов. Спасибо, Сергей!
Чокаются, пьют.
Шубин (неожиданно помрачнев). А ребята как же?.. Выходит, и они будут там... с тобой? (Трет лоб.) Понимаю... Ну да... Значит, я вообще... совсем...
Сомов (серьезно). А как же быть иначе?
Шубин. Ты прав. Я молчу... Удивительное дело: молчу... Между прочим, нечего мне сказать. Нечего. Просто нечего!
В дверь стучат. Входит Шубина. В руках у нее букет
цветов. Она не ожидала встретить здесь Шубина. Шубин
поднимается. Сомов помогает Шубиной снять пальто.
Татьяна Леонидовна (Шубину). Добрый вечер! (Протягивает руку.)
Шубин (глухим голосом). Здравствуй, Таня!
Татьяна Леонидовна (Сомову). Цветы! Купила возле гостиницы. Есть куда поставить?
Сомов. Да, да! Сейчас!
Татьяна Леонидовна. Последние. Нравятся?
Шубин. На улице дождь?
Татьяна Леонидовна. Нет, листопад.
Сомов. Вот кувшин.
Татьяна Леонидовна (ставит цветы в кувшин). В Красноярске, говорят, стоит небывалая жара.
Сомов. Как прошла операция?
Татьяна Леонидовна. Отложена на завтра. Боюсь за сердце больного.
Шубин. Да. Сердце - это очень ответственно. Даже тогда, когда не требуется хирургического вмешательства. (Про себя.) Осенью на трамвайных столбах висит предостережение: "Осторожно, листопад!" Осыпаются листья, скользят колеса, осенью...
Шубина подходит к окну. Раздвигает шторы. За окном
вечер. Напротив светятся окна многоэтажного дома.
Татьяна Леонидовна. Сомов! Ты видишь дом напротив? Светятся окна, и за каждым свои радости, свои печали. А люди проходят мимо и говорят: "Смотрите, как красиво - в окнах горит свет!"
Большая пауза. Звучит тихая музыка. Неожиданно в комнату
входит незнакомец. Все с удивлением оборачиваются. Молча
смотрят на вошедшего.
Незнакомец. Извините, пожалуйста! Я...
Сомов. Кто вы такой?
Татьяна Леонидовна. Откуда?
Незнакомец. Я вам сейчас все объясню.
Шубин. Что вам угодно?
Незнакомец (волнуясь). Видите ли, товарищи. Дело в том, что автор поручил мне внести в пьесу некоторые поправки. Я тоже пережил в своей жизни аналогичную историю, но все неожиданно повернулось совсем иначе. Я сейчас непосредственно от автора. Он согласен на другой финал!
Сомов. Вы опоздали. Спектакль кончился.
Татьяна Леонидовна. Кончился спектакль.
Шубин. Мы уже ничего переигрывать не можем.
Незнакомец. Я так спешил. Ну что ж. Тогда пусть уж все остается так, как сложилось у вас. Простите. (Уходит.)
Сомов (помолчав). А ведь действительно эта пьеса могла бы завершиться иначе.
Татьяна Леонидовна. И я могла бы быть совсем другой...
Шубин. А уж про меня и говорить нечего.
Занавес
1959

1 2 3 4 5