Что тут сказать... А почему бы и нет? Два подлога - это уже лучше, чем один!
Рассказчик. Знаешь, Иван Иваныч, ведь ты пресный! Только вот словно протух немного...
Очищенный. Ну и протух! А что! А вообще-то по нашему месту не мыслить надобно, а почаще вспоминать, что выше лба уши не растут. Тогда и жизнь своим чередом пойдет, и даже сами не заметите, как время постепенно пролетит!
Рассказчик. Верно! Верно, Глумов!
Глумов молчит.
Ты ж меня этому и учил!
Глумов (мрачно). Верно. Еще как верно!
Очищенный. Ежели оскорбление мне нанесут - от вознаграждения не откажусь, а в суд не пойду. Оттого все в квартале меня и любят. Даже теперь: приду в квартал - сейчас дежурный помощник табаком потчует!
Рассказчик (машинально). Вот и нас тоже... Помнишь, Глумов?
Глумов (угрюмо). Как не помнить.
Очищенный. И вас тоже. Покуда вы вникали - никто вас не любил, а перестали вникать - все к вам с доверием! Вот хоть бы, например, устав благопристойности... Ведь какую лепту вы внесли на алтарь внутренней политики! И вообще скажу: чем более мы стараемся вникать, тем больше получаем щелчков. Знал я, сударь, одного человека, так он, покуда не вникал, благоденствовал, а вник - удавился! По-моему, так: сыт, обут, одет - ну и молчи. Полегоньку да потихоньку - ан жизнь-то и прошла! Так ли я, сударь, говорю?
Рассказчик. Что ж ты не отвечаешь, Глумов?
Глумов (ожесточаясь). Пр-р-равильно! Все правильно!
Очищенный. Покойная Дарья Семеновна говаривала: жизнь наша здешняя подобна селянке, которую в малоярославском трактире подают. Коли ешь ее с маху, ложка за ложкой, - ничего, словно как и еда; а коли начнешь ворошить да разглядывать - стошнит!
Глумов. Пр-р-равильно!
Очищенный. Был у меня, доложу вам, знакомый, действительный статский советник, который к Дарье Семеновне только по утрам хаживал, так он мне рассказал, почему он именно утром в публичный дом, а не вечером ходит. Утром, говорит, я встал, умылся, разделся...
Глумов (громовым голосом). Все! Не могу! Шабаш! Воняет! (Вскочил, замахнулся на Очищенного гитарой.)
Очищенный вытянул руки, чтоб отразить удар. Рассказчик
подбежал к Глумову, схватил его за руки.
Рассказчик. Глумов, что с тобой? Нехорошо... Успокойся. Иван Иваныч, сейчас обедать будем. (Делает знак Очищенному - уйти.) Глумов, обедать надо.
Глумов (истерично). Воняет, воняет, воняет... (Скис, заплакал.)
Затемнение
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Гостиная и смежная с ней зала в доме Фаинушки. Здесь
приглашенные на свадьбу гости: Редедя, Иван Тимофеевич,
Прудентов, Очищенный, посаженые отцы
Перекусихин-первый и Перекусихин-второй. Фаинушка, в
белом платье, в брильянтах и с флердоранжем,
торжественно вводит Парамонова.
Перекусихин-первый, Перекусихин-второй (вместе). Онуфрий Петрович, господа.
Редедя. Благодетель наш!
Иван Тимофеевич. Онуфрий Петрович!
Все суетятся вокруг Парамонова.
Фаинушка (усаживает Парамонова). Сиди, папаша, здесь и не скучай. А я на тебя, на своего голубка, смотреть буду.
Парамонов. А где же жених?
Иван Тимофеевич. Сейчас явится.
Парамонов. Ах, голубь, голубь...
Отсутствие Балалайкина, видимо, производит на всех
тягостное впечатление. Появляются Глумов и Рассказчик.
Обстановка разряжается, и Иван Тимофеевич переводит
внимание Парамонова на приятелей.
Иван Тимофеевич. Вот, Онуфрий Петрович, рекомендую! Сотрудники наши... Из дворян... Были заблудшие, а теперь полезными гражданами сделались.
Парамонов. Вот как! (Вздыхает.) Ах, голуби, голуби!
Фаинушка (любезно улыбаясь, глядя на одного Глумова). Где ж ты... вы заблудились?
Глумов целует ей ручку, Фаинушка незаметно сует ему
записку.
Иван Тимофеевич. Нельзя скапать, чтоб в хорошем месте. Такую чепуху городили, что вспомнить совестно.
Глумов и Рассказчик (вместе). Иван Тимофеевич, ведь пардон.
Иван Тимофеевич. Пардон, пардон! А теперь так поправились, как дай бог всякому! Вот, Онуфрий Петрович, представьте, какую они в видах благопристойности штуку придумали: чтобы при каждой квартире беспременно два ключа иметь и один из них хранить в квартале!
Все раскрыли рты.
Прудентов (поясняет). Чтоб, значит, во всякое время пришел гость, что надобно взял и ушел!
Перекусихин-второй. Ну, а ежели действие происходит ночью?
Прудентов. Так что ж, что ночью? Обыватель проснется, докажет свою благопристойность - и опять уснет!
Иван Тимофеевич. Да еще как уснет-то!
Прудентов. Слаще прежнего в тысячу раз!
Все. Браво, браво!
Парамонов. Однако где же ваш жених? Заартачился?
Иван Тимофеевич. Не извольте беспокоиться, Молодкин за ним поехал.
Парамонов. Эх, голуби, голуби! Какую невесту ждать наставляете!
Глумов. Балалайкин не подведет.
Рассказчик. Балалайкин не подведет.
Очищенный. Не подведет. Недаром на его родовом девизе написано: "Прасковья мне тетка, а правда мне мать". Адвокатская практика задержала его...
Перекусихин-первый. Какая же практика в день свадьбы?
Парамонов. Ох уж эти аблакаты!
Появляется Молодкин, он явно встревожен.
Молодкин. Иван Тимофеевич!
Иван Тимофеевич (гостям). Прошу извинить. (Подходит к Молодкину.)
Они шепчутся.
Глумов (подходя к ним). Что такое?
Иван Тимофеевич (Рассказчику и Глумову). Мерзавец-то! Не едет!
Глумов. Что же случилось?
Молодкин. Приехал я, а он сидит во фраке, в перчатках и в белом галстуке - хоть сейчас под венец! "Деньги!" - говорит. Отдал я ему двести рублей, он пересчитал, положил в ящик, щелкнул замком. "Остальные, говорит, восемьсот?" Я туда-сюда - слышать не хочет! И галстук снял, а ежели, говорит, через полчаса остальные деньги не будут на столе, так и совсем разденусь, в баню уеду.
Глумов. Да ты бы, голубчик, ему пригрозил: по данной, мол, власти - в места не столь отдаленные!
Молодкин. Говорил-с. Не действует.
Иван Тимофеевич. Вот ведь сквернавец какой! А здесь между тем расход. Кушанья сколько наготовили, посаженым отцам по четвертной заплатили, за прокат платья для Очищенного отдали... (Вдруг.) Друзья! Да что ж мы!.. Да вы... Ну что ж такое! Что на него, невежду, смотреть! Из вас кто-нибудь... раз-два-три. Господи благослови! Ягодка-то ведь какая... видели?
Глумов. Не дело ты говоришь, Иван Тимофеевич.
Рассказчик. Нет, не дело.
Глумов. Во-первых, Балалайке уже двести рублей задано, а во-вторых, у нас вперед так условлено, чтоб непременно быть двоеженству. (Решительно.) А в-третьих, я сейчас к нему сам поеду, и не я буду, если через двадцать минут на трензеле его сюда не приведу.
Иван Тимофеевич. Ну, с богом! (Пожимает руку Глумову.)
Перед тем как уйти, Глумов поманил Рассказчика в уголок.
Глумов (вынимает из кармана бумажку). Смотри, что мне невеста вручила.
Рассказчик. Что это?
Глумов. Фантик с конфетки. (Читает.) "Любовь сладка, всему научит..." (Отдает Рассказчику.)
Рассказчик (продолжает читать). "Коль кровь кипит, а сердце пучит, напрасно будем мы стеречься. Но прелестьми должны увлечься". Как же так, Глумов? А ты что? Может, тебе в самом деле жениться?
Глумов. Жениться? Нет уж, пусть Балалайкина женится. У меня тут другие виды. (Подходит к Фаинушке, что-то шепчет ей на ушко. Парамонову.) Ну, я побежал за женихом. (Уходит.)
Фаинушка (Рассказчику). А вы что же стоите?
Рассказчик. Я?
Фаинушка. Вы. Идите к нам!
Рассказчик. Спасибо...
Фаинушка (кивая на дверь, куда ушел Глумов). Это приятель ваш?
Рассказчик. Да, приятель.
Фаинушка. Какой смешной!
Рассказчик. Что так?
Фаинушка. Давеча я всего два слова сказала, а он уж и размок: глаза зажмурил, чуть не свалился... хоть бы людей постыдился!
Парамонов. Ах ты, голубь, голубь! А жениха все нет.
Иван Тимофеевич. Явится, Онуфрий Петрович, беспременно явится.
Фаинушка. А у нас сегодня Полкан Самсоныч к фараонам уезжает.
Рассказчик. Сегодня?
Фаинушка. Да, отпразднуем свадьбу и провожать поедем.
Редедя. Заждался Араби-паша. (Засыпает.)
Рассказчик. А жалко вам его?
Фаинушка. Мне-то? Засыпает он уж больно часто. Надоел.
Рассказчик. А вам нужно...
Фаинушка. Ничего мне не нужно, а вот приятелю своему скажите, чтоб он за обедом подле меня сидел. Я хочу ему на ушко одно слово... (Гостям.) Господа, что же мы так сидим? Водочки! Милости просим закусить, господа! Не взыщите! (Хлопает в ладоши.)
Лакеи вносят стол, все рассаживаются.
Перекусихин-первый (отделившись от закусывающих подошел к Фаинушке). Стало быть, полководец в поход уезжает?
Фаинушка. Да, к Араби-паше.
Перекусихин-первый. Значит, его квартирка освобождается? Вот кабы мне ее.
Фаинушка. Отдана!
Перекусихин-первый (умоляюще). Фаина Егоровна...
Фаинушка. Да отстаньте вы от меня! (Подходит к Рассказчику.) Вы знакомы? Это наш посаженый отец Перекусихин-первый. А вот тот Перекусихин-второй. Тоже отец... посаженый.
Рассказчик. Очень приятно.
Фаинушка. Прошу садиться, господа!
К ней подходит Перекусихин-второй.
Перекусихин-второй (вполголоса). Говорят, Полкан Самсоныч к фараонам уезжает.
Фаинушка. Да.
Перекусихин-второй. Вот кабы мне полководцеву-то квартирку!
Фаинушка. Отдана!
Перекусихин-второй. Кому?
Фаинушка. А вот это уже совершенно до вас не касается.
Перекусихин-второй. Значит, надежды никакой?
Фаинушка. Никакой. Отстаньте от меня!
Идут к столу. Фаинушка усаживается в центре, рядом с
Парамоновым, по другую руку невесты пустой стул
напоминает о странном отсутствии жениха.
Парамонов. ...так нынче ягода дешева, так дешева - кому вредно и те едят! Ах, голуби, голуби!
Редедя. Рекомендую балык! В первоначальном виде в низовьях Дона плавал, думал, чай, про себя: я-ста! да мы-ста! А теперь он у нас на столе-с, и мы им закусывать будем. Янтарь-с. Только у Фаины Егоровны и можно встретиться с подобным сюжетом!
Парамонов. А что эти зулусы, как мы, едят? Или что свое?
Редедя. Нет, они по-своему. Осетрины не едят. Сардинок не едят, а вот змеи, скорпионы, летучие мыши - это у них первое лакомство!
Перекусихин-второй. Что вы говорите!
Парамонов. А что, в этой Зулусии... финансы есть?
Редедя. Настоящих финансов нет, а вроде финансов - как не быть!
Перекусихин-первый. И деньги, стало быть, чеканят?
Редедя. Чеканить не чеканят, а так делают. У них заместо денег крокодильи косточки идут.
Прудентов. Что город, то норов, что деревня, то обычай. Вот ведь какую легкость придумали!
Иван Тимофеевич. А внутренняя политика у них есть?
Редедя. И внутренней политики настоящей нет, а есть оздоровление корней. Тут и полиция, и юстиция, и народное просвещение - все! Возьмут этак голубчика, где почувствительнее, да и не выпускают, покуда всех не оговорит.
Прудентов. И это легкость большая.
Парамонов. А жениха-то все нет...
Дверь отворилась, жандарм вводит Балалайкина,
торжествующий Глумов замыкает шествие.
Очищенный. Вот он, явился!
Иван Тимофеевич. Вот и жених прибыл.
Парамонов. Ах, голубь, голубь!
Жандарм силой усаживает Балалайкина подле невесты. Никто
не обращает на это внимания.
Балалайкин. Извините, господа, срочное дело обнаружилось.
Иван Тимофеевич. Ну, что там, ты теперь себя оправдал. Садись рядом со своей невестой.
Очищенный (с бокалом в руке встает). Позвольте мне как редактору "Красы Демидрона" провозгласить первый тост в честь жениха и невесты. Ура!
Все. Ура!
Пьют и закусывают. Рассказчик подошел к Глумову, они
вместе вышли из-за стола и отошли в сторону.
Рассказчик. Послушай, Глумов, ведь она тебя на место Редеди прочит... В его квартирке жить будешь!
Глумов. Ну, а ты при данных обстоятельствах как бы поступил?
Рассказчик. Но ты же поступаешь на содержание к содержанке!
За столом взрыв хохота.
Рассказчик. Послушай, Глумов!
Глумов. Нет, брат, это ты раскинь мозгами! Квартирка с отоплением! Пироги! Закуска! А сама хозяйка? А там, глядишь, еще и сам папаша Парамонов, пожалуй, в долю по банковским операциям возьмет! Нет, дорогой, от этого не отказываются!
Рассказчик. Выходит, оставляешь меня одного? Разве это по дружбе? Ты дезертир, Глумов!
Глумов (твердо). Решившись вступить на стезю благонамеренности, я иду прямо туда, куда никакие подозрения насчет чистоты моих намерений за мной не последуют. (Подходит к столу, чтобы занять место странствующего полководца.)
Редедя падает на пол и засыпает. Торжествуя удачно
слаженное дельце, столь выгодное для всех, за столом
весело хохочут.
Рассказчик (в зал). Что же это? Оба мы одновременно перепоясались на один и тот же подвиг, и вот я стою еще в самом начале пути, а он, Глумов, не только дошел до конца, но даже получил квартиру с отоплением. И все досталось не мне, добросовестному интеллигентному человеку, а ему... лишенному стыда и совести! Свинство какое! Поступил на содержание к содержанке! А я? Должен теперь весь процесс мучительного оподления проделать сначала и по порядку... На всякий шаг представлять доказательства и определенный документ! Где правда? Где справедливость?.. Что она, наша жизнь?
Очищенный. За здоровье молодых! Ура!
Молодкин. Здравие Онуфрия Петровича! Ура! Ура!
Иван Тимофеевич. Здравие жениха и невесты! Ура!
Очищенный. Горько!
Все. Горько! Горько!
Жених и невеста целуются.
Конец
1972

1 2 3 4 5 6