"Кое-что похуже меня..."
"Назови," - потребовал Гарри.
Демон усмехнулся. "Кто знает. Сейчас странное время года, не правда ли? Долгие ночи. Ясное небо. Такое время идеально подходит для порождений, ты не находишь?"
"Ты это о чем?" - Гарри прижал ствол к носу Ча-Чата.
"А ты молодец, ДэМор," - заметил демон укоризненно - "Ты знаешь это?"
"Отвечай".
Глаза твари потемнели, а лицо, казалось, расплылось.
"К югу отсюда..." - ответил он. "Отель..." Тембр его голоса становился тоньше, а черты лица совсем потеряли четкость. Палец Гарри на спусковом крючке задрожал от нетерпения проделать в чертовой твари дыру, которая бы навсегда отбила ей вкус к жизни, но она продолжала говорить , и Гарри не смог позволить себе прервать ее голос. " Между Шестой... Шестой и Бродвеем...". Теперь голос стал бесспорно женским. "Голубые занавески..." - бормотала она, - "Я вижу голубые занавески". Произнося эти слова, остатки настоящей внешности демона исчезли, и внезапно он превратился в Норму, истекающую кровью на обочине у ног Гарри.
"Ты же не застрелишь пожилую даму?" - пропищал голос.
Наваждение длилось всего несколько секунд, но замешательства Гарри хватило Ча-Чату, чтобы перейти от одной сущности к другой и улизнуть. Второй раз за этот месяц Гарри упустил демона.
И, делая неприятность совсем уж гадкой, повалил снег.
Маленький отель, описанный Ча-Чатом, знавал лучшие времена. Даже светильник, горевший в вестибюле, казалось, корчился в предсмертных судорогах. За конторкой никого не было. Гарри было направился к лестнице, как вдруг молодой парень с гладко выбритой яйцеобразной головой, украшенной единственным кокетливым завитком волос, приглаженным к черепу, выступил из темноты и схватил его за руку.
"Здесь никого нет," - сообщил он Гарри.
В более благоприятный день Гарри с наслаждением раздавил бы такое яйцо голыми руками. Но сегодня это было еще не самым худшим. Поэтому он просто сказал: "Отлично. Тогда я поищу другой отель". Кокетливый Завиток, судя по всему, успокоился. Сжимавшая рука ослабла. В следующее мгновение Гарри нащупал пистолет и со всей силы врезал им по подбородку Кокетливого Завитка. Целая гамма чувств отразилась на лице юноши в тот момент, когда он, плюясь кровью, отлетел к стене. Поднимаясь по лестнице, Гарри услышал внизу рев юноши: "Дариус!".
Крики и звук борьбы не вызвали никакой реакции из комнат отеля. Похоже, он пустовал. Гарри начал догадываться, что отель предназначался для других целей, далеких от традиционного гостеприимства.
А потом дверь в конце коридора открылась, и самые худшие опасения подтвердились. На пороге комнаты стоял мужчина в сером костюме, сдиравший с рук пару окровавленных хирургических перчаток. Гарри он показался смутно знакомым. Чувство "дежа вю" начало мучить его с того момента, как Кокетливый Завиток выкрикнул имя своего хозяина. Им был Дариус Марчетти, также известный, как Жестянщик. Один из упоминаемого только шепотом ордена Теологов-Убийц, которые подчинялись или Риму, или Аду, или обоим сразу.
"ДэМор..." - произнес он.
Гарри попытался бороться с желанием ограничиться неприятными воспоминаниями и покинуть отель.
"Что произошло здесь?" - требовательно спросил он, делая шаг в направлении открытой двери.
"Не твое дело," - предупредил Жестянщик. "Пожалуйста, не подходи ближе".
В маленькой комнате горели свечи, и в их щедрых отблесках Гарри увидел тела, лежащие на разобранной постели. Женщина с Райд-стрит и ее плод. Обоих разделали с поистине римской аккуратностью.
"Она не причем," - сказал Марчетти, не слишком смущенный тем, что Гарри увидел результаты его работы. "Все, что мне было нужно - ребенок".
"И кем он был?" - поинтересовался Гарри - "Демоном?"
Марчетти пожал плечами: "Мы никогда не узнаем... Но в это время года обычно находится что-нибудь, что пытается пробраться через рубеж между мирами. И мы должны, скорее, заботиться о безопасности, чем сожалеть. Кроме того, есть некоторые люди - а я причисляю к ним и себя - которые верят в излишек Мессий..."
"Мессий?" - переспросил Гарри. Он еще раз взглянул на тощее тельце ребенка.
"Я подозреваю, в нем была Сила," - пояснил Марчетти - "Но теперь она в любом случае ушла. Будь благодарен, ДэМор. Твой мир не готов к Откровению".
Он взглянул через плечо Гарри на юношу, поднимавшегося по ступенькам. "Патриций, будь так добр, подгони машину. Я опаздываю на мессу."
Он швырнул перчатки на кровать.
"Ты не вне закона," - заявил Гарри.
"Ой, пожалуйста" - взмолился Жестянщик. "Хватит молоть чепуху. Уже слишком поздно - ночь на дворе".
Гарри почувствовал острую боль в основании шеи и побежавший между лопаток ручеек теплой крови.
"Патриций считает, что тебе пора домой, ДэМор. И я, вобщем-то, тоже так считаю".
Нож вдавился в шею немного глубже.
"Без проблем?" - спросил Марчетти.
"Без проблем..." - выдавил Гарри.
"Он был здесь," - заметила Норма, когда Гарри вернулся в ее квартиру.
"Кто?"
"Эдди Аксель из "Собственности Акселя". Он прошел через все и стал чистым, как ясный свет".
"Он мертв?"
"Конечно, мертв. Он покончил с собой в подвале. Спрашивал меня, не видела ли я его душу".
"А что ответила ты?"
"Я всего лишь телефонист, Гарри. Всего лишь соединяю. Я не претендую на понимание метафизики". Она взяла бутылку бренди, которую Гарри предусмотрительно поставил на стол возле ее кресла. "Как мило с твоей стороны," - сказала она - "Присядь. Выпей со мной".
"В другой раз, Норма. Сегодня я слишком устал".
Он направился к двери. "Да, кстати," - вспомнил он - "Ты была права. На Райд-стрит действительно кое-что было".
"И где оно сейчас?"
"Ушло...Домой."
"А Ча-Чат?"
"Все еще где-то там. Во Дворце Скверны."
"Манхеттен видел и хуже, Гарри"
Такой факт был слабым утешением, однако Гарри пробормотал об этом, уже закрыв за собой дверь.
А снег все валил и валил.
Он стоял на крыльце и глядел на снежинки, танцующие в призрачном свете уличных фонарей. Он вспомнил где-то прочитанное - между ними никогда не найти двух одинаковых. Если такая изысканность свойственна обычной метели, что уж тогда удивляться происходящим событиям, носящим такие непредсказуемые обличия.
Он размышлял о том, что каждый момент сегодняшнего дня был похож на аттракцион - положить голову прямо в пасть вьюги. И он должен был наслаждаться каждой минутой, что бы не происходило, сознавая, что между морозными сумерками и рассветом есть бесчисленное множество существ - слепых, быть может диких и голодных - но в конечном итоге жадно стремящихся быть рожденными.
1 2
"Назови," - потребовал Гарри.
Демон усмехнулся. "Кто знает. Сейчас странное время года, не правда ли? Долгие ночи. Ясное небо. Такое время идеально подходит для порождений, ты не находишь?"
"Ты это о чем?" - Гарри прижал ствол к носу Ча-Чата.
"А ты молодец, ДэМор," - заметил демон укоризненно - "Ты знаешь это?"
"Отвечай".
Глаза твари потемнели, а лицо, казалось, расплылось.
"К югу отсюда..." - ответил он. "Отель..." Тембр его голоса становился тоньше, а черты лица совсем потеряли четкость. Палец Гарри на спусковом крючке задрожал от нетерпения проделать в чертовой твари дыру, которая бы навсегда отбила ей вкус к жизни, но она продолжала говорить , и Гарри не смог позволить себе прервать ее голос. " Между Шестой... Шестой и Бродвеем...". Теперь голос стал бесспорно женским. "Голубые занавески..." - бормотала она, - "Я вижу голубые занавески". Произнося эти слова, остатки настоящей внешности демона исчезли, и внезапно он превратился в Норму, истекающую кровью на обочине у ног Гарри.
"Ты же не застрелишь пожилую даму?" - пропищал голос.
Наваждение длилось всего несколько секунд, но замешательства Гарри хватило Ча-Чату, чтобы перейти от одной сущности к другой и улизнуть. Второй раз за этот месяц Гарри упустил демона.
И, делая неприятность совсем уж гадкой, повалил снег.
Маленький отель, описанный Ча-Чатом, знавал лучшие времена. Даже светильник, горевший в вестибюле, казалось, корчился в предсмертных судорогах. За конторкой никого не было. Гарри было направился к лестнице, как вдруг молодой парень с гладко выбритой яйцеобразной головой, украшенной единственным кокетливым завитком волос, приглаженным к черепу, выступил из темноты и схватил его за руку.
"Здесь никого нет," - сообщил он Гарри.
В более благоприятный день Гарри с наслаждением раздавил бы такое яйцо голыми руками. Но сегодня это было еще не самым худшим. Поэтому он просто сказал: "Отлично. Тогда я поищу другой отель". Кокетливый Завиток, судя по всему, успокоился. Сжимавшая рука ослабла. В следующее мгновение Гарри нащупал пистолет и со всей силы врезал им по подбородку Кокетливого Завитка. Целая гамма чувств отразилась на лице юноши в тот момент, когда он, плюясь кровью, отлетел к стене. Поднимаясь по лестнице, Гарри услышал внизу рев юноши: "Дариус!".
Крики и звук борьбы не вызвали никакой реакции из комнат отеля. Похоже, он пустовал. Гарри начал догадываться, что отель предназначался для других целей, далеких от традиционного гостеприимства.
А потом дверь в конце коридора открылась, и самые худшие опасения подтвердились. На пороге комнаты стоял мужчина в сером костюме, сдиравший с рук пару окровавленных хирургических перчаток. Гарри он показался смутно знакомым. Чувство "дежа вю" начало мучить его с того момента, как Кокетливый Завиток выкрикнул имя своего хозяина. Им был Дариус Марчетти, также известный, как Жестянщик. Один из упоминаемого только шепотом ордена Теологов-Убийц, которые подчинялись или Риму, или Аду, или обоим сразу.
"ДэМор..." - произнес он.
Гарри попытался бороться с желанием ограничиться неприятными воспоминаниями и покинуть отель.
"Что произошло здесь?" - требовательно спросил он, делая шаг в направлении открытой двери.
"Не твое дело," - предупредил Жестянщик. "Пожалуйста, не подходи ближе".
В маленькой комнате горели свечи, и в их щедрых отблесках Гарри увидел тела, лежащие на разобранной постели. Женщина с Райд-стрит и ее плод. Обоих разделали с поистине римской аккуратностью.
"Она не причем," - сказал Марчетти, не слишком смущенный тем, что Гарри увидел результаты его работы. "Все, что мне было нужно - ребенок".
"И кем он был?" - поинтересовался Гарри - "Демоном?"
Марчетти пожал плечами: "Мы никогда не узнаем... Но в это время года обычно находится что-нибудь, что пытается пробраться через рубеж между мирами. И мы должны, скорее, заботиться о безопасности, чем сожалеть. Кроме того, есть некоторые люди - а я причисляю к ним и себя - которые верят в излишек Мессий..."
"Мессий?" - переспросил Гарри. Он еще раз взглянул на тощее тельце ребенка.
"Я подозреваю, в нем была Сила," - пояснил Марчетти - "Но теперь она в любом случае ушла. Будь благодарен, ДэМор. Твой мир не готов к Откровению".
Он взглянул через плечо Гарри на юношу, поднимавшегося по ступенькам. "Патриций, будь так добр, подгони машину. Я опаздываю на мессу."
Он швырнул перчатки на кровать.
"Ты не вне закона," - заявил Гарри.
"Ой, пожалуйста" - взмолился Жестянщик. "Хватит молоть чепуху. Уже слишком поздно - ночь на дворе".
Гарри почувствовал острую боль в основании шеи и побежавший между лопаток ручеек теплой крови.
"Патриций считает, что тебе пора домой, ДэМор. И я, вобщем-то, тоже так считаю".
Нож вдавился в шею немного глубже.
"Без проблем?" - спросил Марчетти.
"Без проблем..." - выдавил Гарри.
"Он был здесь," - заметила Норма, когда Гарри вернулся в ее квартиру.
"Кто?"
"Эдди Аксель из "Собственности Акселя". Он прошел через все и стал чистым, как ясный свет".
"Он мертв?"
"Конечно, мертв. Он покончил с собой в подвале. Спрашивал меня, не видела ли я его душу".
"А что ответила ты?"
"Я всего лишь телефонист, Гарри. Всего лишь соединяю. Я не претендую на понимание метафизики". Она взяла бутылку бренди, которую Гарри предусмотрительно поставил на стол возле ее кресла. "Как мило с твоей стороны," - сказала она - "Присядь. Выпей со мной".
"В другой раз, Норма. Сегодня я слишком устал".
Он направился к двери. "Да, кстати," - вспомнил он - "Ты была права. На Райд-стрит действительно кое-что было".
"И где оно сейчас?"
"Ушло...Домой."
"А Ча-Чат?"
"Все еще где-то там. Во Дворце Скверны."
"Манхеттен видел и хуже, Гарри"
Такой факт был слабым утешением, однако Гарри пробормотал об этом, уже закрыв за собой дверь.
А снег все валил и валил.
Он стоял на крыльце и глядел на снежинки, танцующие в призрачном свете уличных фонарей. Он вспомнил где-то прочитанное - между ними никогда не найти двух одинаковых. Если такая изысканность свойственна обычной метели, что уж тогда удивляться происходящим событиям, носящим такие непредсказуемые обличия.
Он размышлял о том, что каждый момент сегодняшнего дня был похож на аттракцион - положить голову прямо в пасть вьюги. И он должен был наслаждаться каждой минутой, что бы не происходило, сознавая, что между морозными сумерками и рассветом есть бесчисленное множество существ - слепых, быть может диких и голодных - но в конечном итоге жадно стремящихся быть рожденными.
1 2