Другие воронки, используемые для сжигания трупов казненных горожан, ритмично вспыхивали, когда пламя добиралось до живота, наполненного газом, или до лужицы человеческого жира. Каждый шаг по этой вновь обретенной земле был приключением даже для Вора. Смерть в своих многочисленных формах поджидала везде: сидя на краю воронки, грея ноги у огня, лунатично стоя среди обломков, с хохотом играя в саду костей и шрапнели.Боясь не выдержать всего этого, он возвращался разными путями, но игрок избегал его. И с каждой неудачной попыткой, с каждым бесплодным путешествием, Вор все сильнее увлекался поисками. В его мыслях этот безликий игрок начинал казаться чем-то вроде таинственной силы из легенды. Увидеть этого человека во плоти, всего лишь убедиться, что он существует в том же мире, что и Вор, – вот что стало его главенствующей целью. Средством, благодаря которому, помоги ему Бог, он мог бы увериться в своем собственном существовании.После полутора недель бесплодных поисков он вернулся, чтобы отыскать Васильева. Русский был мертв. Его тело с перерезанным от уха до уха горлом было найдено день назад плавающим вниз лицом в одном из канализационных тоннелей, которые армия чистила в Воле. Он был не один. Вместе с ним было еще три трупа, зарезанных точно таким же образом, подожженных и горящих, как огненные корабли, плывущие в тоннеле по реке из экскрементов. Один из солдат, находившийся в тоннеле, когда появилась эта флотилия, рассказал Вору, что в темноте тела казались плывущими. В первый момент они были похожи на неотвратимо приближающихся ангелов.Затем, конечно, была жуть. Горящие трупы погасили и затем перевернули. На лице Васильева, выхваченном лучом фонаря, застыло удивление, как у ребенка, пораженного страхом перед каким-то смертоносным колдуном.Его документы на отправку домой прибыли в тот же день.Фактически эти бумаги, видимо, послужили причиной административной ошибки, которая завершила трагедию Васильева на комической ноте. Опознанные тела были сожжены в Варшаве, кроме тела младшего лейтенанта Васильева, чей послужной военный список требовал менее поверхностного отношения. Планировалось отправить тело обратно на Родину-мать, где оно должно было быть сожжено с государственными почестями в его родном городе. Кто-то, просмотрев бумаги, забрал их, чтобы переделать в них Васильева-живого на Васильева-мертвого. Но тело загадочным образом исчезло. Никто не стал брать на себя ответственность: скорее всего, труп был просто отправлен дальше «по течению».Смерть Васильева только подхлестнула любопытство Вора. Жестокость Мамуляна околдовала его. Здесь был человек, убирающий мусор, питающийся падалью, живущий за счет слабости других, чей успех сделал его настолько дерзким, что он отважился на убийство или на приказ убить тех, кто стал ему поперек пути. От предвкушения Вора била нервная дрожь. В своих снах, если ему удавалось уснуть, он блуждал по площади Мюрановского. Она была заполнена туманом, который казался живым существом, обещающим в любой момент рассеяться и показать ему игрока. Это было подобно влюбленности. 4 Этим вечером потолок из грязных облаков над Европой прохудился: голубой, хотя и бледный, просвет над головой становился все шире и шире. И теперь, ближе к вечеру, небо над его головой было абсолютно чистым. На юго-западе громадные кучевые облака, золотисто-коричневатые, похожие на цветную капусту, набухали грозой, но мысли об их ярости только возбуждали его. Сегодня воздух был как будто наэлектризован, и Вор должен был найти игрока, он был уверен в этом. Он был уверен с тех пор, как проснулся утром.Ближе к ночи он отправился на север по направлению к площади, не думая о том, где он идет, маршрут был ему хорошо знаком. Он беспрепятственно миновал два поста, уверенная поступь служила ему хорошим паролем. Сегодня он был неуязвим здесь, в этом городе с сиреневым ароматным воздухом и сверкающими в зените звездами. Он чувствовал, как дыбом стоят наэлектризованные волосы на его руках, и улыбался. Он видел человека, вооруженного до зубов и что-то кричащего из окна, и улыбался. Недалеко отсюда Висла, разбухшая от дождя и талого снега, с грохотом неслась к морю. Он был не менее непреодолим.Золото исчезло с облаков, прозрачная голубизна потемнела, пришла ночь.Он был уже на подходе к площади Мюрановского, когда что-то мелькнуло перед ним, сзади прошелестел порыв ветра, и воздух внезапно наполнился белым конфетти. Невероятно, неужели здесь возможна свадьба? Один из кружащихся кусочков опустился ему на ресницы, и он стащил его. Это совсем не было конфетти – это был лепесток. Он растер его между большим и указательным пальцами. Запахло маслом, брызнувшим из разрываемой ткани.В поисках источника лепестков он прошел немного вперед и завернул за угол самой площади, где обнаружил призрак дерева, усыпанного цветками, висящий в воздухе. Казалось, оно не имеет корней, белоснежная крона его была залита звездным светом, ствол был еле различим. От этой поражающей красоты у него перехватило дыхание, он сделал несколько шагов по направлению к дереву, как будто он приближался к дикому животному, боясь спугнуть. Что-то перевернулось у него в животе. Это был не благоговейный страх перед цветками, не остатки той радости, которую он ощущал, идя сюда. Совершенно другое, новое чувство захватило его здесь, на этой площади.Он был человеком, привыкшим к жестокости и ужасу настолько, что долгое время считал себя неустрашимым. Но почему же тогда он стоит сейчас в нескольких шагах от дерева, тревожась и боязливо впившись ногтями в ладони, пытаясь разгадать, что скрывается под этим зонтом из цветов. Здесь нечего было бояться. Лишь лепестки в воздухе, тень на земле. Но, тем не менее, он стоял, судорожно хватая воздух и надеясь, что произойдет чудо и его страх действительно не имеет под собой реальной основы.– Ну, – подумал он, – если ты хочешь мне показать что-нибудь, я жду.За его молчаливым приглашением последовали две вещи. Где-то позади него гортанный голос спросил по-польски: «Ты кто?» Безумно забилось сердце, дерево стало расплываться перед его глазами, и в это мгновение из-под ветвей, отяжелевших от цветков, неуклюже вывалилась фигура, моментально озаренная звездным светом. В обманчивой тьме Вор не сразу понял, что он увидел: забытое ненужное лицо, тупо глядящее на него, обожженные волосы. Покрытый струпьями остов, гигантский, словно бычий. Громадные руки Васильева.Все это или ничего; и уже фигура повернулась, чтобы скрыться за деревом. Ее болтающаяся голова задела ветки и исчезла. Стайка лепестков опустилась, порхая, на его древесные плечи.– Ты меня слышишь? – сказал голос за спиной. Вор не повернулся. Он продолжал смотреть на дерево, сузив глаза и пытаясь отделить реальность от иллюзии. Но человек, кто бы это ни был, исчез. Это, конечно, не мог быть русский, здравый смысл восставал против этого. Васильев был мертв и обнаружен лежащим вниз лицом в канализационной канаве. Его тело уже, возможно, было на пути к дальней пограничной заставе Российской империи. Его не было здесь, его не могло быть здесь. Но Вор чувствовал острую необходимость выяснить, кто был этот незнакомец, просто схватить его за плечо, повернуть, вглядеться в его лицо и убедиться, что это не Константин. Но уже поздно: вопрошавший за его спиной крепко взял его за руку, требуя ответа. Ветви дерева перестали качаться, лепестки прекратили падать, человек исчез.Со вздохом Вор повернулся к задающему вопросы. Человек, стоящий перед ним, приветливо улыбался. Это была женщина, одетая в подвязанные веревкой штаны, которые были ей сильно велики. Больше на ней не было ничего. Ее голова была полностью выбрита, ногти на ногах наманикюрены. Шок от вида дерева соединился с удовольствием от созерцания ее наготы. Блестящие полушария ее грудей были превосходны, он почувствовал, что его кулаки разжались и ладони затрепетали от желания дотронуться до них. Однако его оценивающий взгляд был слишком откровенным. Он вновь взглянул на ее лицо, чтобы удостовериться, что она по-прежнему улыбается. Она улыбалась; но теперь он пристальней вгляделся в ее лицо и обнаружил, что то, что он принял поначалу за улыбку, было постоянной гримасой. Ее губы были оторваны, обнажая десны и зубы. На ее щеках были ужасные шрамы, остатки ран, которые разорвали сухожилия, ведущие ко рту, из-за чего он был открыт. Она выглядела жутко.– Ты хочешь... – начала она.«Хочу?» – подумал он, мельком взглянув снова на ее грудь. Ее небрежная нагота возбуждала его, несмотря на изувеченное лицо. Однако мысль о том, чтобы обладать ею, внушала ему отвращение – оргазм не стоил того, чтобы целовать этот безгубый рот. Однако, если она предложит, он согласится, и к чертям отвращение.– Ты хочешь?.. – начала она снова своим неразборчивым голосом, ни мужским, ни женским. Ей было очень трудно четко выговаривать слова без помощи губ. Однако ей удалось закончить вопрос:– Ты хочешь карты?Он понял все не так. Она не питала к нему никакого интереса, ни сексуального, ни какого-нибудь еще. Она была просто посыльным. Мамулян был здесь. Возможно, на расстоянии плевка. Возможно, он наблюдает за ним сейчас.Но поток эмоций, нахлынувший на него, приглушил то приподнятое настроение, которое он должен был почувствовать. Вместо триумфа он ощутил клубок противоречивых образов, копошащийся в его голове: цветы, груди, темнота, лицо мертвеца, приближающееся к нему, похоть, страх, одинокая звезда в просвете между облаками. Слабо контролируя свою речь, он ответил:– Да. Мне нужны карты.Она кивнула, отвернулась от него и пошла по площади, обогнув дерево, ветки которого еще качались от прикосновений человека, который не был Васильевым. Он последовал за ней. Глядя на грациозные движения ее обнаженных ног, можно было забыть о ее разорванном надвое лице. Казалось, ей все равно, на что наступать. Она ни разу не пошатнулась, несмотря на стекло, обломки кирпича и шрапнель под ногами.Она провела его через развалины большого дома на другой стороне площади. Его полуразрушенные стены, когда-то впечатляющие, еще стояли; в них оставался даже дверной проем, правда, самой двери не было. Сквозь него мерцал огонь костра. Обломки интерьера наполовину засыпали дверной проем, и женщине и Вору пришлось по-утиному пригнуться, чтобы забраться в дом. В темноте рукав его пальто за что-то зацепился, пальто порвалось. Она не повернулась посмотреть, не поранился ли он, хотя он выругался достаточно громко. Она просто продолжала идти по горам битого кирпича и обрушившихся балок, пока он карабкался за ней, ощущая себя страшно неуклюжим. При свете костра он смог разглядеть размеры внутреннего помещения – когда-то это был шикарный дом. Однако у него было слишком мало времени, чтобы смотреть по сторонам. Женщина уже обошла костер и стала карабкаться по лестнице. Он следовал за ней, обливаясь потом. Костер вспыхнул. Вор обернулся и мельком успел разглядеть кого-то, скрытого пламенем, по ту сторону костра. Как будто человек подбросил в костер прогнивших дров, и сноп почти живых искр взвился к небу.Женщина взбиралась по лестнице. Он спешил за ней, отбрасывая огромную тень, дрожащую от костра на стене. Она была наверху лестницы, когда он был только на полпути, сейчас она проскользнула во второй дверной проем и исчезла. Он ускорил свои шаги и прошел вслед за ней в этот проем.Свет костра едва проникал в комнату, в которую он шагнул, и поначалу он не мог ничего разглядеть.– Закрой дверь, – сказал кто-то. Он не сразу понял, что это относится к нему. Он слегка повернулся, пошарил в поисках ручки и, обнаружив, что ее нет, толкнул дверь, которая закрылась, скрипя петлями.Закрыв дверь, он опять повернулся лицом в комнату. Женщина стояла в нескольких шагах перед ним, ее вечно радостное лицо уставилось на него, улыбаясь от уха до уха.– Твое пальто, – сказала она, протянув руки, чтобы помочь ему снять его. Сделав это, она отошла в сторону, открыв его глазам объект его долгих поисков.Однако первое, на чем остановился его взгляд, был не Мамулян. Нет, прежде он увидел деревянный резной запрестольный образ, приставленный к стене за его спиной, готический шедевр, сверкающий даже во мраке золотом, пурпуром и лазурью. Трофей, подумал Вор, так вот для чего этот ублюдок использует свое везение. Теперь он взглянул на человека перед триптихом. Один фитилек, погруженный в масло, коптил на столе, за которым он сидел. Свет, отбрасываемый им на лицо картежника, был ярким, но мерцающим.– Итак, пилигрим, – произнес человек, – ты нашел меня. Наконец.– Скорее, ты нашел меня, – ответил Вор.Все случилось, как и предупреждал Васильев.– Ты мечтаешь о паре партий, я слышал. Это так?– Почему бы и нет? – он старался говорить как можно небрежнее, хотя его сердце выбивало бешеную чечетку в его груди. К сожалению, он появился в резиденции игрока неподготовленным. Его волосы прилипли к голове от пота; на его руках была кирпичная пыль, под ногтями застряла грязь. Я должно быть, выгляжу, как вор, подумал он со смущением, кто, собственно, я и есть.Мамулян, напротив, был воплощением достоинства. В его строгой одежде – черный галстук, серый костюм – ничто не выдавало барышника, он был похож, эта легендарная личность, скорее, на биржевого брокера. Его лицо, как и одежда, было совершенно открытым и простым, его упругая и прекрасно выгравированная кожа казалась восковой в мягком свете масляной лампы. Он выглядел лет на шестьдесят или около того, слегка впалые щеки, большой аристократический нос, широкие и высокие брови. Его волосы почти исчезли, оставшись только на затылке, они были тонкими и белыми. Но в его позе не было ни утомленности ни болезненности. Он сидел прямо в своем кресле, и его живые руки разворачивали и сворачивали колоду карт с любовной фамильярностью. Только его глаза были из тех снов, в которых Вор его видел. Ни у одного биржевого брокера нет таких обнаженных глаз. Таких ледяных и беспощадных глаз.– Я ждал, что ты придешь, пилигрим. Рано или поздно. – В его английском абсолютно не чувствовалось акцента.– Я опоздал? – полушутя спросил Вор.Мамулян положил карты на стол. Казалось, он отнесся к вопросу слишком серьезно.– Посмотрим.Он помолчал.– Ты, конечно, знаешь, что я играю с очень высокими ставками.– Я слышал об этом.– Если ты захочешь отказаться сейчас, пока мы не зашли слишком далеко, я прекрасно пойму тебя.Небольшая речь была произнесена без малейшей иронии.– Ты не хочешь, чтобы я играл?Мамулян крепко сжал свои тонкие, сухие губы и нахмурился.– Напротив, – сказал он, – я очень хочу, чтобы ты играл.В его голосе промелькнула – или нет? – грусть, что-то вроде сострадания. Вор не был уверен, было ли это случайной ошибкой, или элементом театральности.– Но я не симпатизирую... – он продолжил, – тем, кто не платит свои долги.– Ты имеешь в виду лейтенанта, – наугад сказал Вор.Мамулян уставился на него.– Я не знаю лейтенанта, – ровно произнес он. – Я знаю только картежников, таких, как я. Некоторые хороши, большинство – нет. Они все приходят сюда испытать характер, как и ты.Он вновь взял колоду карт, и она зашевелилась в его руках, как будто карты были живыми. Пятьдесят две карты порхали в неясном свете, каждая чуть-чуть отличалась от предыдущей. Они были почти неприлично красивы, их глянцевые поверхности были самой неповрежденной вещью из тех, что попадались Вору на глаза за последние месяцы.– Я хочу играть, – произнес он, не поддаваясь гипнотизирующим пассажам карт.– Тогда садись, пилигрим, – сказал Мамулян, как будто вопрос и не возникал.Почти беззвучно женщина поставила кресло сзади него. Опустившись в кресло. Вор встретил пристальный взгляд Мамуляна. Было ли в этих безрадостных глазах что-нибудь, что могло бы повредить ему? Ничего. Там не было ничего, что могло бы его испугать.Пробормотав слова благодарности за приглашение, он расстегнул манжеты своей рубашки и, закатав рукава, приготовился.Игра началась. Часть втораяПРИЮТ Дьявол ни в коем случае не есть то наихудшее, как это часто представляют; я скорее имел бы дело с ним, чем со многими людьми. Он соблюдает свои соглашения намного более точно, чем многие мошенники на земле. На самом деле, когда приходит время уплаты он просто приходит в самую точку, с двенадцатым ударом, получает свою душу и отправляется домой в Преисподнюю, как добрый Дьявол. Он всего лишь бизнесмен – честный и справедливый. Дж. Н. Нестрой «Панический ужас» IПровидение 5 Отбывая шесть лет тюремного заключения в Вондсворте, Марти Штраусс обычно ждал. Он ждал, чтобы умыться и побриться каждое утро, он ждал, чтобы поесть и сходить в сортир, он ждал свободы. Слишком много ожидания. Все это было частью наказания, как, безусловно, и тот допрос, на который его вызвали в то унылое утро. Но, хотя ожидание в конце концов стало казаться привычным, допросы никогда такими не стали.
1 2 3 4 5 6 7 8