Она ведь как-то раз сама про это говорила.– Да, но речь идет не просто о причуде или преходящем увлечении. Это прямо-таки какое-то помешательство: ее воротит даже от запаха мяса, а мясников она ненавидит лютой ненавистью.– В самом деле?Стив никак не мог понять, к чему он клонит, зачем завел он этот разговор. Куэйд тут же это прояснил:– Страх, Стивен, страх – вот где собака зарыта.– Ты хочешь сказать, она боится мяса?!– Видишь ли, конкретные проявления страха очень индивидуальны. Что же касается Черил, она действительно боится мяса. Послушать ее, так вегетарианское питание – источник здоровья и сбалансированного состояния организма. Бред какой! Ну да ладно, я ее выведу на чистую воду...– Куда-куда выведешь?– Страх – вот в чем суть, Стивен, и я это докажу.– Но ты... – Стив постарался, чтобы его тон, выражая обеспокоенность, не прозвучал как обвинение. – Ты ведь не намереваешься каким-то образом ей навредить?– Навредить ей? – переспросил Куэйд. – Ни в коем разе. Я ее и пальцем не трону, а если с ней что-то плохое и произойдет, то причиной тому будет она сама.Во взгляде Куэйда было что-то гипнотическое.– Настало время, Стивен, научиться доверять друг другу, – продолжал Куэйд, наклонившись к самому уху Стива. – Видишь ли, строго между нами...– Куэйд, я не хочу ничего слышать!– Однажды я уже пытался объяснить тебе: необходимо пойти зверю навстречу...– К дьяволу твоего зверя, Куэйд! Мне все это не нравится, и я больше не желаю тебя слушать!Стив резко поднялся, не только чтобы положить конец беседе, но и стремясь избавиться от парализующего взгляда Куэйда.– Мы же друзья, Стивен...– И дальше что?– Раз так, ты должен поступать так, как поступают друзья.– Не понимаю, о чем ты.– Молчание, Стивен, молчание. Ни слова никому про то, что я тебе сказал, договорились?Стив нехотя кивнул. В конце концов, это обещать он мог: с кем ему поделиться причинами своей тревоги без риска стать посмешищем?Куэйд, удовлетворенно усмехнувшись, оставил Стива наедине с мыслью о том, что он помимо своей воли вступил в некое тайное общество с неизвестными ему целями. Куэйд заключил с ним договор, который чрезвычайно беспокоил Стива.В течение последующей недели он напрочь забросил учебу, лишь дважды посетив университет, при этом двигаясь украдкой, моля Бога, чтобы ему не повстречался Куэйд.Предосторожности, однако, были излишними. Однажды он действительно заметил Куэйда во внутреннем дворике, но тот не обратил на Стива ни малейшем внимания, поглощенный оживленным разговором с Черил Фромм, которая то и дело закатывалась звонким хохотом. На ее месте он бы не вел себя столь беззаботно наедине с Куэйдом, подумал Стив. Ревность уже давно покинула его, вытесненная совсем иным чувством.Стив, избегая лекций и оживленных университетских коридоров, имел достаточно времени для размышлений. Словно язык, что так и тянется к больному зубу, мысли его то и дело вертелись вокруг одного предмета. А еще в памяти частенько возникали картинки из детства.В шесть лет Стив попал под автомобиль. Раны были не опасными, однако вследствие контузии мальчик частично потерял слух. То, что он внезапно оказался отрезанным, пусть и не совсем, от окружающего мира стало настоящей пыткой, тем более, что малыш не мог понять, за что ему такое наказание. Казалось, что оно – навечно.Совсем недавно его окружал мир, полный звуков, смеха, голосов, и вдруг он оказался будто внутри громадного аквариума, а вокруг плавают рыбы, нелепо улыбаясь и беззвучно разевая рты. Хуже того: Стивена замучил звон в ушах, временами переходивший в рев, а голову наполняли разнообразные неземные звуки, свист и скрежет – отдаленное эхо окружающего мира. Иногда же ему казалось, что голова вот-вот разлетится на мелкие кусочки из-за работающей внутри, грохочущей бетономешалки. В такие минуты он был на грани паники, не способный что-либо воспринимать и тем более соображать.Но хуже всего было по ночам, когда невыносимый звон будил его в такой уютной (раньше, до несчастного случая) кроватке. Он в ужасе, покрытый липким, горячим потом, раскрывал глаза и, весь дрожа, всматривался в темноту. Как часто он молил хотя бы о недолгом облегчении, о тишине в раскалывающейся от звона голове, уже и не надеясь когда-нибудь снова услышать человеческие голоса, смех, все богатство звуков окружающего мира!Он так был одинок в своем аквариуме...Одиночество – вот начало, середина и конец его страха. Одиночество и невыносимая какофония в голове. Душа его превратилась в пленника глухого, страдающего тела.Как смог малыш вынести такое? Иногда по ночам он рыдал, как ему казалось, совершенно беззвучно. Тогда вбегали в его комнату родители, зажигали свет и, конечно же, старались как-то помочь ему, утешить его, вот только их встревоженные, склонившиеся над ним лица напоминали ему морды огромных, безобразных рыб, бесшумно разевающих рты. В конце концов мать научилась успокаивать его, по крайней мере ее прикосновения прогоняли охвативший мальчика ужас.Слух вернулся к нему внезапно, за неделю до седьмого дня рождения. Вернулся он, конечно, не полностью, но и это казалось чудом: он вернулся в мир, каким тот был раньше и вместе с тем другим, полным новых звуков и новых красок.Долгие месяцы мальчик вновь учился воспринимать этот мир, доверять своим органам чувств. И долго еще он просыпался по ночам, в страхе от раскалывающего голову звона и грохота.Время от времени у него в ушах слегка звенело, из-за чего, например, Стив был не в состоянии посещать с одноклассниками рок-концерты. Слабая тугоухость осталась, но он ее едва замечал.Однако он, конечно, ничего не забыл: ни охватывавшую его панику, ни бетономешалку в голове. А еще страх темноты и одиночества остался навсегда.Но кто же не боится одиночества? Горького, безысходного одиночества?Теперь у Стивена появился новый источник страха, бороться с которым оказалась куда труднее. Этим источником был Куэйд. Однажды, в пьяном недоумении, Стив разоткровенничался перед Куэйдом, поведав ему о детстве, о глухоте и о ночных кошмарах.А значит, эта его слабость – первопричина его страха – была известна Куэйду и, при случае, могла бы ему послужить отличным оружием против Стивена. Возможно, именно поэтому Стив решил воздержаться от разговора с Черил (быть может, предостеречь ее), и уж конечно по этой причине он старался избегать Куэйда.Теперь у Стива не было сомнений относительно злобной сущности Куэйда, запрятанной настолько глубоко, что распознать ее было непросто.Стив распознал. Наверно, за четыре месяца глухоты у него выработалась привычка внимательно наблюдать за людьми, подмечал каждый взгляд, усмешку, необычное выражение лица, каждый мимолетный жест. По тысяче подобных признаков он раскусил Куэйда, почти проникнув через лабиринт его души к самому сокровенному. * * * Следующий этап проникновения в тайный мир Куэйда наступил лишь без малого три с половиной месяца спустя, когда начались летние каникулы, и студенты разъехались кто куда. Как обычно, Стив решил поработать в отцовской типографии. Рабочий день был долгим, труд изнуряющим физически, но после утомительной учебы Стив в типографии по-настоящему отдыхал душой и, в первую очередь, головой.Чувствовал он себя прекрасно, практически позабыв о Куэйде.Вернулся Стив в университет в конце сентября, когда до начала занятий на большинстве факультетов оставалась неделя, студентов было еще мало, и в кампусе царила обычная для этого времени атмосфера легкой меланхолии.Стив заглянул в библиотеку отложить для себя несколько нужных книг, пока другие школяры не наложили на них лапы. Такая возможность была лишь в самом начале учебного года, сразу после библиотечной инвентаризации, когда еще все мало-мальски стоящие книги не успели растащить. Для Стивена тот год был выпускным, и он задался целью подготовиться к нему как следует. Неожиданно он услыхал знакомый голос:– Ранняя пташка...Стив оглянулся, встретившись с колючим взглядом Куэйда.– Ты, Стивен, меня потряс.– Чем же?– Энтузиазмом, – улыбнулся Куэйд. – Что ищешь?– Что-нибудь из Бентама.– У меня есть его «Основы морали и права». Сгодится?Это была явная ловушка: отказаться Стивен просто-напросто не мог, а принять предложение... Хотя, какого дьявола? Он предлагает такую нужную Стиву книгу безо всякой задней мысли...– Раздумываешь? – Улыбка стала шире. – Ну, подумай-подумай. Экземпляр, если я не ошибаюсь, библиотечный, так что почему бы тебе его и не взять?– Хорошо, спасибо тебе.– Как провел каникулы?– Благодарю, прекрасно. А ты?– Я-то? Чрезвычайно плодотворно.Улыбка медленно погасла под его взглядом.– Усы отпустил? – только теперь заметил Стивен.Жидкие, клочковатые, грязно-русые усы совершенно ему не шли и казались приклеенными. Из-за них Куэйд, судя по всему, и сам испытывал неловкость.– Это из-за Черил, да?Теперь Куэйд уже явно смутился.– Да понимаешь...– Похоже, каникулы у тебя выдались и в самом деле неплохими.Неловкость сменилась чем-то другим.– У меня есть несколько великолепных фотографий, – сказал Куэйд. – Хочешь, покажу?– А на какую тему?– На тему каникул...Жуткая догадка озарила Стива: неужели Черил Фромм стала миссис Куэйд?!– От некоторых снимков, Стивен, просто обалдеешь.Да что же, черт возьми, за фотографии такие? Порнуха с Черил, что ли, или он ее подкараулил за чтением Канта?– Не знал, что ты увлекаешься фотографией.– Теперь это моя страсть.При слове «страсть» Куэйд так и засиял. Улыбка его стала какой-то плотоядной.– И не вздумай отказываться, – сказал он. – Давай-ка, заходи ко мне, посмотришь.– Видишь ли...– Сегодня вечером, о'кей? Заодно и Бентама прихватишь.– Что ж, спасибо.– У меня теперь свой дом, понял? На Пилгрим-стрит, тридцать шесть, это от роддома сразу за углом. Где-то после девяти годится?– Вполне. Еще раз спасибо. Значит, Пилгрим-стрит?Куэйд кивнул.– А мне казалось, что на Пилгрим-стрит жилых домов вообще нет...– Дом номер тридцать шесть, запомнишь?Пилгрим-стрит давным-давно пришла в упадок: большинство расположенных здесь домов превратились в руины, а остальные подлежали сносу. Те, что уже начали сносить, напоминали пациента под ножом хирурга: их внутренности противоестественно зияли, со стен клочьями свисали розовые или светло-зеленые обои, камины будто повисли на дымоходных трубах, лестницы вели в никуда.Дом номер тридцать шесть был пока цел, в отличие от двух своих соседей: их не только снесли, но и сровняли остатки с землей при помощи бульдозера, оставив толстый слой кирпичной пыли, сквозь который пыталась прорасти сорная трава.Территорию вокруг тридцать шестого дома патрулировала грязно-белая псина на трех ногах, одну из которых псина то и дело поднимала, чтобы оставить знак того, что это место – ее собственность.Дворцом дом Куэйда назвать было трудно, и все же он выгодно контрастировал на столь безрадостном фоне.Стив захватил бутылку скверного красного вина, которую они выпили, после чего покурили немного «травки», и Куэйд как-то быстро и сильно опьянел. Таким Стиву до сих пор не доводилось его видеть: вместо своих извечных рассуждений о страхе он то и дело беспричинно хохотал и даже рассказал пару скабрезных анекдотов. Обстановка у него была более чем спартанской: никаких там картинок на стенах, да и вообще никаких украшений, книги – сотни, книг – валялись на полу в полнейшем беспорядке, на кухне и в ванной имелось лишь самое необходимое, в общем, жилище Куэйда чем-то напоминало монастырскую келью.Через пару часов столь легкомысленного времяпрепровождения любопытство Стива взяло верх.– Ну, и где же твои знаменитые снимки? – осведомился он. Язык у него немного заплетался, но Стиву было наплевать.– Ах, да, – проговорил Куэйд, – мой эксперимент...– Какой-такой эксперимент?– Откровенно говоря, Стив, я уже засомневался, стоит ли эти фотографии тебе показывать.– А почему бы и нет?– Послушай, Стивен, я серьезно.– А я не в состоянии воспринимать серьезные вещи, так? Ты это хочешь сказать?Стив в глубине души чувствовал, что, настаивая, совершает ошибку, но остановиться он уже не мог.– Я и не говорю, что ты не в состоянии воспринимать, – возразил ему Куэйд.– Да что там у тебя на этих фотографиях?!– Ты помнишь Черил?Помнил ли Стив Черил? Еще бы!– Она в этом году в университет не вернется, – огорошил его Куэйд.– Что-о-о?!– Видишь ли, ее посетило озарение.Взгляд Куэйда был теперь как у василиска.– О чем ты?– Она отличалась поразительным самообладанием... – Куэйд говорил о Черил в прошедшем времени, как о покойнике. – Самообладанием, хладнокровием, собранностью...– Да, это так, но что с ней, черт возьми...– Сучкой она была, вот что. Обыкновенной сучкой, которой нужно лишь одно: подходящий кобель, чтобы потрахаться.Стив шмыгнул носом, как ребенок. Грязное замечание Куэйда шокировало его так, как первоклассника шокировал бы член, торчащий из штанов учителя.– Часть каникул она провела здесь, – продолжал Куэйд.– Как это?– Да, именно здесь, в этом доме.– Ты любил ее?– Любил ли я ее? Эту тупую корову, эту дуру с претензиями?! Эту сучку, которая никак не желала расстаться со своей... Да ладно, что там говорить.– Расстаться с девственностью? Ты это хочешь сказать?– Девственностью?! Ха! Да она была всегда готова раздвинуть ноги, лишь почуяв кобеля. Нет, я говорю о ее навязчивой идее, о ее страхе...Опять старая песня!– Но мне все-таки удалось ее переубедить, черт побери!С этими словами Куэйд из-за стопки книг по философии вытащил ящичек, внутри которого оказались черно-белые фотографии размером вдвое больше почтовой карточки. Он взял верхний снимок и протянул Стиву.– Видишь ли, я задался целью показать ей, что такое страх. – Голос Куэйда, как у теледиктора, был лишен интонаций. – Для этого мне пришлось ее запереть.– Запереть? Где?– Здесь, наверху.У Стива возникло нехорошее ощущение: в ушах раздался легкий звон. Впрочем, такое случалось с ним нередко после мерзкого вина.– Я запер ее наверху, – повторил Куэйд, – чтобы провести эксперимент. Для этого я и занял этот дом. Тут нет соседей, а значит, и лишних ушей.Которые услышали бы ЧТО?Стив посмотрел на фотографию: качество изображения было неважным.– Снимок сделан скрытой камерой, – пояснил Куэйд. – Она и не знала, что я ее фотографировал.На фото номер один была изображена маленькая, ничем не примечательная комната с минимумом непритязательной мебели.– Та самая комната наверху, – заметил Куэйд. – Там тепло, даже душновато, а плавное – никакого шума.Никакого шума?Куэйд протянул Стиву фото номер два. Та же комната, но теперь уже почти совсем без мебели. Прямо на полу возле стены лежал спальный мешок. Стол. Единственный стул. Лампочка без абажура...– В такой вот обстановке она и жила.– Смахивает на тюремную камеру.Куэйд усмехнулся, протягивая третью фотографию. Снова та же комната. Графин с водой на столе. В углу что-то вроде кувшина, прикрытого полотенцем.– Кувшин-то для чего?– Надо же ей было ходить по нужде?– Да, действительно...– Короче, все удобства, – с удовлетворением отметил Куэйд. – В мои планы не входило низвести ее до состояния животного.Даже сейчас, крепко поддав, Стив четко воспринимал доводы Куэйда. Да, он действительно не намеревался низвести ее до состояния животном. И тем не менее...Снимок номер четыре. На столе стоит тарелка, а в ней – кусок мяса с торчащей из него костью.– Говядина, – пояснил Куэйд.– Но она же вегетарианка.– Ну и что? Отличная говядина, чуть подсоленная и прекрасно приготовленная...Фото номер пять. Все тот же интерьер, но теперь в комнате Черил. С искаженным гневом лицом она колотит кулаками и ногами в запертую дверь.– Было примерно пять утра, она спала без задних ног, и я отнес ее туда на руках. Очень романтично, правда? Она толком и не поняла, что происходит.– И ты ее запер?– Разумеется. Для чистоты эксперимента.– О котором она, конечно, ничего не знала?– Ну, тебе нетрудно догадаться, что мы с ней часто беседовали на тему страха. Ей было известно, что я исследую этот вопрос и для своих исследований нуждаюсь в подопытных кроликах, но, конечно, не могла предположить, что сама окажется в этой роли. Впрочем, успокоилась она довольно быстро.На фотографии номер шесть Черил задумчиво сидела в углу комнаты.– Она, кажется, вообразила, что сможет взять меня измором, проявив терпение и выдержку, – прокомментировал снимок Куэйд.Фото номер семь: Черил внимательно смотрит на кусок мяса в тарелке.– Великолепный снимок, не правда ли? Посмотри, какое отвращение написано на ее физиономии: ведь ей был так противен даже запах приготовленного мяса. Впрочем, тут она еще не голодна.Номер восемь: Черил спит. Номер девять: она писает, присев в неудобной позе на кувшин, спустив трусики к лодыжкам. Лицо у нее заплаканное. От этого снимка Стиву стало нехорошо. Номер десять: она пьет из графина. Одиннадцать: Черил, свернувшись клубочком, снова спит.
1 2 3 4