Оказавшись на крыше, Джереми тотчас же стянул домашнюю рубаху. На открытом воздухе сейчас было намного прохладней, чем в доме. После заката поднялся легкий ветерок, а значит, мошкары можно не бояться. Справа и слева шелестели ветви дерева, роняя листья на плоскую крышу. Даже днем крона дерева прикрывала крышу от чужих глаз, а уж ночью и подавно. Джереми быстро стянул штаны и помочился с края крыши, чтобы не спускаться к уборной на заднем дворе. Потом растянулся на чуть неровной, но теплой, нагретой солнцем поверхности, подсунув свернутую рубаху под голову.
Луна висела прямо над головой. Близорукий Джереми всегда мог определить, где находится полная луна на чистом небе, хотя ее свет и смена фаз не значили для юноши ровным счетом ничего. А вот звезд он не различал — даже самых ярких, разве что пару раз видел (или ему казалось, что видел) слабое мигание Сириуса в ясные зимние ночи. Иногда, когда Венера сияла особенно ярко, он мог заметить ее перед рассветом или на закате — слабое подобие крохотной луны. Но сегодня, хотя ресницы слипались от выпитого вина и усталости, он поразился, как красиво изменился мир в серебряном лунном свете. Она сияла вовсю, хотя для Джереми луна казалась всего лишь самым ярким, но сильно размытым пятном.
Утром этого дня тетя Линн упомянула, что на реке какой-то лодочник рассказывал о странной битве, которая недавно произошла в Пещере Прорицаний. Там приняли участие целые армии людей, и двое или даже больше богов дрались насмерть. — Все боги давным-давно умерли, — отмахнулся дядя. — Еще до моего рождения. А потом принялся рассуждать о разных божествах так, словно был с ними лично знаком. — Вот Дионис… это подходящий бог. Он делает жизнь интересной!
И сопроводил последнюю фразу смешком и подмигиванием. Голос у дяди был хотя и хриплый, но довольно приятный.
Джереми хотел спросить дядю, откуда он так хорошо знает Диониса, если тот умер задолго до рождения самого Гумберта, — просто для того, чтобы посмотреть на реакцию. Но усталость взяла свое. Кроме того, юноша подозревал, что дядя вообще не станет отвечать.
Хотя Джереми очень утомился, внутренний непокой не давал ему уснуть еще некоторое время. Не все соглашались с мнением дяди Гумберта, что боги умерли. Они жили где-то на небесах, по крайней мере, так гласили легенды, правда были не видимы для взоров людей, как звезды для глаз Джереми. Если только все эти легенды не врут…
Другие рассказы свидетельствовали, что вторая половина богов проживала в недоступных горах и сходила вниз, к людям, чтобы доставить им неприятности или подружиться… Так было давно, сотни лет назад. Интересно, подумал Джереми, действительно ли боги, настоящие боги, вели себя так, как сказано в историях дяди Гумберта? Родители Джереми считали иначе. Собственно, само существование богов стояло под вопросом. Но Джереми верил, что какие-то боги были. Ведь чудеса случаются и до сих пор. Нет, сам он ничего подобного не видел. Но слухов ходит множество, неужели все они — неправда?.. …Мысли путались. Если Гермес и Дионис вошли бы сегодня в их дом, то обнаружили бы старика и его жену — вовсе не молодую и хорошенькую, так что и останавливаться здесь у них не было бы смысла. Ни бог, ни человек не стал бы стараться наставить дяде рога.
Из темного дома уже доносились равномерный храп и посапывание. Вино и тяжелая работа отупляют, и в нашем мире чего можно ждать к ночи, как не спокойного сна?
Усталость, наконец, сморила Джереми. Он скользнул через грань, отделяющую сон от яви. Во сне он увидел молодую жену крестьянина из рассказки дяди Гумберта. Она лежала навзничь на постели, приглашающе раскинув ноги. Ее муж уже был куда-то отослан, и обнаженная женщина была готова отдаться прекрасным богам. Между ее разведенными коленями возвышался веселый бородатый Дионис. Он поигрывал великолепными мускулами и демонстрировал большой фаллос, посрамляя смертное человечество.
Тут сновидение сменилось, и на кровати почему-то оказалась одна деревенская девушка, ровесница Джереми. Ее звали Мира, и юноша часто видел, как она купалась жарким летним днем в реке. Но Мира и ее подружки всегда недоверчиво относились к рыжему непонятному чужаку. Вся деревня с подозрением смотрела на юношу, говорящего с незнакомым акцентом. Когда Мира купалась, ее темные длинные волосы облепляли нагое тело, скрывая от взоров голую грудь и чудные изгибы.
Сознание юноши трепетало на грани сна и пробуждения. Что-то прекрасное должно было вот-вот произойти.
И что с того, если невежественная деревенская девчонка сторонится его? Пусть ее. Сейчас, с полузакрытыми глазами, он был королем, богом, властителем и сам выбирал, что должно случиться, а что нет.
И даже во сне он задался вопросом: «Что бы сделал Дионис, если он вообще существует, с девушкой вроде Миры?» Как хорошо, просто здорово быть богом! Но в следующее мгновение он соскользнул в сон еще глубже. И сон стал еще прекрасней. Уже не Дионис, а он, Джереми, стоял между разведенными коленями девушки. Мира призывно протянула к нему руки, их тела слились в одно… Застонав, он пробудился на самом интересном месте и обнаружил, что лежит на крыше дома один одинешенек. Реальность была безрадостна, и никакие грезы не могли улучшить ее.
Через минуту Джереми повернулся на бок и снова уснул. На этот раз ему приснились невидимые звезды.
Глава 2
В полдень следующего дня Джереми выпало сражаться с тачкой, — спускаться с нею от виноградников, что были разбиты на высоком холме, до деревни, да по крутому и каменистому склону. Это была уже не первая ходка. Высокий и гибкий паренек изо всех сил упирался босыми ступнями в утоптанную тропу, рыжие кудри падали на глаза, крепкие руки до боли сжимали ручки тачки. Несколько раз тяжелая тачка перевешивала, и Джереми спотыкался, едва не опрокидывая ее, и ронял драгоценный груз, поскольку вез он недавно собранный виноград. Тяжелые гроздья то тут, то там пестрели зелеными листьями. Пурпурные спелые кисти, налитые сладким соком, горой лежащие в тачке, весили немало. Джереми взмок от пота, его одежда была перемазана липким виноградным соком.
Этот поистину необыкновенный виноград, который выращивали в деревне изюмщиков, обычно не давили на вино в отличие от немногих поселян вроде дяди Гумберта. Из него изготавливали великолепный, знаменитый далеко за пределами деревни, изюм. Первое время Джереми объедался изготовленным здесь изюмом, но за последние два месяца тот успел ему страшно надоесть.
Скоро деревенские винные чаны будут заполнены, и виноград придется таскать на другой конец села, где его разложат на специальных листах и высушат. Тогда для Джереми настанет тяжелая пора, — ему придется неделями сидеть под жарким солнцем на одном месте, переворачивая ягоды и отгоняя от них назойливых мух. Но по крайней мере он отдохнет от этой проклятой тачки. А может, его погонят стаскивать на берег реки камни подходящего размера для постройки новой пристани?
Часы изнуряющей работы с самого восхода давно уже выветрили из его головы грезы этой ночи. Джереми ругался и ворчал себе под нос — так вся молодость пройдет за работой, — когда от деревьев долетел слабый голос: «Помогите…»
Это был почти неслышный шепот. Несколько ударов сердца Джереми стоял и недоумевал, слышал ли он вообще что-то. Странный призыв насторожил его. Ночные мечты мгновенно ожили в его памяти.
Тихий шепот повторился. Он звучал так же явственно, как скрип тачки, и был не менее реален, чем боль в натруженных мышцах, так что мечты здесь ни при чем.
За день по этой тропе постоянно сновал народ, но сейчас Джереми оказался один. Отсюда никто его не видел, хотя на окраине деревни маячили двое-трое. Слева, на поле, где зеленели поздние летние посевы, тоже никого не было, а справа, где земля не годилась для пашни, густо зеленели деревья.
Парень отбросил со лба рыжую прядь, — он стал отращивать волосы, когда заметил, что это вызывает неприязнь у местных жителей, — и решился заглянуть за кусты. У него вырвался невольный вздох, когда он встретился взглядом с молодой девушкой.
Она неподвижно лежала на боку, чуть приподняв голову, и смотрела на него темными глазами.
Две вертикальные подпорки на тачке со стуком уперлись в землю. Оставив груз, Джереми сделал три шага вперед и опустился на одно колено. Лежащая девушка была измождена и грязна, но было ясно, что несчастная едва старше самого Джереми.
Бедняжка прижалась к земле, как испуганный кролик. Правая ее рука была скрыта телом, а колени были подтянуты к груди. Эта поза навела Джереми на мысль, что девушка ранена. На бледном, искаженном страданием лице жили только темные глаза. Поскольку здесь царил полумрак, с первого взгляда Джереми не рассмотрел, во что она была одета. Разве что одежда была темного цвета и скрывала почти все тело: черные сапоги и штаны, свободная рубашка и куртка. Быстро оглядевшись, — Джереми убедился, что никто его не заметил. Потом он нырнул под куст и пристроился справа от незнакомки.
Девушка сверкнула на него темными глазами, словно пытаясь заглянуть ему в душу. Она заговорила так же мягко и тихо, как прежде, только на секунду делая паузы, чтобы набрать в грудь воздуха. — Не… выдавай… меня. — Не буду, — сразу же прошептал Джереми.
Отвечая, он не кривил душой, хотя даже представить себе не мог последствий своего обещания. Да и как он мог бы ее выдать? И сразу же откуда-то из глубин сознания пришел ответ, словно какая-то его часть давным-давно предусмотрела такой поворот событий. — Я видела… ты ходил мимо… по тропе. — Это моя работа. Я работаю тут, на дядю. — За мной охотятся, — тем же слабым голосом произнесла девушка. — Хотят убить меня.
А потом, спустя минуту, пока у Джереми волосы на затылке вставали дыбом, она задумчиво добавила: — Они уже убили меня. — Кто… Но ты ранена.
Только сейчас Джереми разглядел черную засохшую кровь, почти не различимую на темной одежде. Девушка покачала головой, — объяснения могли подождать. Пересохшие губы шевельнулись. — Воды. Дай мне воды. Пожалуйста.
Джереми сорвал притороченную к тачке тыквенную бутыль и принес раненой девушке.
Сперва у нее не было сил, чтобы сесть, так что юноше пришлось поддержать стройное тело за плечи. Сами плечи оказались костлявыми и крепкими, хотя и узкими. Даже с его помощью каждое движение давалось девушке с трудом. Бедняжка осушила бутыль несколькими быстрыми глотками, потом взяла предложенную Джереми кисть винограда. Она не просила еды, но, судя по внешнему виду, незнакомка не ела давно. И нуждалась в пище не меньше, чем в воде. Девушка жадно набросилась на лакомство, отрывая ягоды губами, глотая их вместе с косточками и черенками. Сок стекал по ее подбородку. Она потянулась за следующей гроздью, которую держал Джереми.
У девушки были пепельные волосы. Их недавно коротко подстригли, и они не успели вырасти даже до плеч. — Хорошо, — пробормотала она, закрывая глаза и облизывая губы. — Очень хорошо. — Что мне делать?
Вода и виноград не придали ее голосу силы. И девушка с трудом произносила несколько слов на одном дыхании. — Помоги добаться… до реки… прежде, чем… они меня найдут. — А-а!
Джереми огляделся, не совсем понимая ее слова. Но он ни капли не .сомневался, что просьбу девушки необходимо исполнить. — Сначала я лучше отнесу тебя подальше от тропы. А то еще увидит кто…
Она кивнула. Но поморщилась и едва не закричала, когда Джереми попытался ее поднять и случайно дотронулся до больного места. Понемногу пареньку удалось оттащить незнакомку к высоким кустам, где никто не смог бы заметить ее с тропы. — Положи меня. Боги, как больно! Положи меня. Он быстро повиновался. И осторожно, насколько сумел, опустил девушку на землю. — Меня… кто-нибудь услышал? Джереми подозрительно оглянулся в сторону тропы. — Нет. Никого нет.
Неожиданно он ощутил себя более живым, чем за все последние месяцы, с переезда в дом дяди Гумберта. Юноша вытер пот со лба рукавом домотканой рубашки. Никто из деревенских не видел эту загадочную незнакомку, а то бы уже поднялся переполох. И, не раздумывая, он решил, что никто и не должен узнать о ней.
Джереми даже не пришло в голову спросить, кто же охотится за беднягой. Самым главным во всем мире для него была нить, протянувшаяся между ним и этой девушкой, которая проделала долгий путь из невероятного далека. Он не мог бы дать названия этой связи, но она была так сильна, что отделила их двоих от всего остального человечества. Ничего подобного он не испытывал с самого приезда в эту деревню.
Парень замер над распростертым телом незнакомки. Он смотрел прямо перед собой и удивлялся. Пока Джереми не осознал до конца всего происходящего, но успел понять, что его жизнь внезапно и разительно переменилась. Девушка снова прикрыла глаза. — Спасибо, что спас мне жизнь.
Джереми не нашелся, что ответить. Он ведь не сделал ничего, чтобы заслужить эту благодарность. Но сделает! Юноша лишь хмыкнул, чувствуя себя последним деревенским дурачком. И лицо в бесчисленных веснушках залил румянец.
Девушка, погруженная в раздумья над какими-то важными проблемами, даже не заметила его смущения. Сухая трава чуть хрустнула, когда незнакомка приподняла голову и принюхалась. — Пахнет дымом. И чем-то гнилым. — Это моллюски. Некоторые добывают моллюсков, ради раковин. Она покачала головой. — Я слышу людей. Я вижу… Правда, отсюда не много увидишь. Она прищурилась, повернув голову вправо. — Да. Ты давно тут лежишь? — Не знаю. Может, несколько часов. Может, дней. Один день точно. Я больше не могла идти. Боялась, что кто-то увидит. Это деревня медоваров? — Нет, — ответил Джереми, не совсем поняв ее вопрос. — У нас и пчел-то никаких нет. — Тогда помогите мне, боги, — вздохнула девушка. — В твоей деревне есть алтарь? Какому богу? — Ну, это не совсем моя деревня. Но маленький алтарь есть.
Почти во всех селениях, которые доводилось видеть Джереми, находились святилища или алтари, хотя многие из них были давно заброшены. — Наш посвящен Дионису и Приалу. Первый для вина, второй — для виноградарства. — Ясно. Не густо. Помоги мне, Аполлон! Домашние животные могут стать помощниками. Пчелы могут стать помощниками. У вас есть пасека? — Пасека? Нет.
Пчелы? Как они могут помочь? И пасека? По спине Джереми прошел холодок, когда он подумал, что девушка, к которой он успел привязаться, может оказаться сумасшедшей. — Тогда где я?
Он сообщил ей официальное название селения — архаичное слово «изюмщики», — произнося его так, как говорили тетя и дядя. Но лицо незнакомки осталось непроницаемым — название ничего ей не сказало. — Но здесь река, — упрямо произнесла девушка. — Мы рядом с рекой. Ты ведь говорил о свежих моллюсках? — Да. — Эта река — Эрон? Я-то не видела, пришлось обходить стороной. — Да, Эрон.
Видимо, девушка наконец услышала что-то определенно знакомое. Джереми заметил, как она слегка расслабилась. — Значит, здесь есть лодки, — сказала она. — Люди на реках строят лодки. — Да. Кое-кто рыбачит с лодок. Их тут около дюжины. — Тогда мне нужно как-то… достать лодку. — Я могу добыть одну для тебя, — быстро пообещал юноша.
Естественно, единственным способом получить лодку было воровство. Всего час назад Джереми и в голову не могло прийти что-нибудь украсть. Родители всегда говорили, что воровство — это плохо и порядочные люди так не поступают. Но прежде он жил в другом мире.
Девушка заворочалась, И поза, и выражение лица говорили, что ей нехорошо. — Воды. Пожалуйста, мне нужна вода. Она быстро допила остатки воды из бутылки. — А еда еще осталась?
Джереми дал ей несколько кистей винограда с тачки и разломал напополам кусок хлеба, который приберег на обед. Потом он бегом бросился вниз по склону, едва придерживая тачку. Ему хотелось поскорее принести бедняжке воду и еду. Он пообещал быстро вернуться.
До конца дня Джереми занимался обычной работой — толкал пустую тачку на вершину холма, нагружал доверху виноградом и спешил обратно. Ему казалось, что все не сводят с него глаз. И все же ему удалось передать незнакомке воды и нормальной пищи — кусок пшеничного хлеба и несколько жареных рыбин. На самом деле поселяне были слишком заняты своими делами и не обращали на парня никакого внимания. Проще всего было набрать воды прямо из реки, все жители деревни так и делали.
Вечером Джереми впервые за весь день увиделся с родственниками. Тетя Линн заявила, что племянник какой-то грустный. Поскольку он никогда не отличался веселостью, старики больше ничего не сказали. Еще до рассвета он прибежал к холму проведать незнакомку. И, впиваясь зубами в хлеб и рыбу, она поинтересовалась: — Как тебя зовут? — Джереми. Джереми Редторн. На обветренных губах мелькнул отблеск улыбки. — Редторн. Рыжик, значит. Походит. Из-за волос, конечно. Он кивнул. Когда он впервые принес ей еду, он сказала:
1 2 3 4 5 6 7