И тут оно открыло глаза – на нее уставились две пары сверкающих черных пуговиц – и завопило в два голоса, каких Коралайн еще не доводилось слышать в своей жизни. Один походил на шипящий визг, другой же, напротив, дребезжал, как навозная муха у окна, но оба голоса на разные лады кричали одно: «Воровка! Верни! Остановись! Воровка!»
Пространство вокруг наполнилось летающими мыше-псами. Коралайн начала пятиться назад, сообразив вдруг, что каким бы ужасным ни казалось это существо, которое было когда-то другими мисс Свинк и мисс Форсибл, оно все равно прилеплено к стене своей паутиной, спеленуто в коконе, – а значит, не может за ней погнаться.
Летучие собаки порхали и хлопали крыльями вокруг Коралайн, но не причиняли никакого вреда. Она слезла со сцены и посветила себе фонарем, ища в темноте театра путь назад.
– Бегите, мисс! – взывал в голове принадлежащий девочке голос, – Бегите немедленно! Теперь у вас уже двое. Бегите, пока кровь еще течет по вашим венам!
Коралайн опустила шарик в карман, рядом с первым, разглядела выход, подбежала к нему и тянула за ручку, пока дверь не распахнулась.
Мир снаружи превратился в бесформенно клубящийся туман, в котором не угадывалось ни теней, ни силуэтов, да и сам дом теперь постоянно сминался и растягивался. Коралайн показалось, что дом подстерегает ее, глядя вниз на жертву, будто это и не дом вовсе, а так – одна идея дома, и человек, которому в голову эта идея пришла, – очень нехороший человек. К руке прилип кусок паутины, и Коралайн тщательно вытерла ее. Серые окна дома покосились под странными углами.
Другая мать, сложив руки на груди, ждала ее на лужайке. В черных глазах-пуговицах не было никакого выражения, но губы – плотно сжаты в холодной ярости.
Завидев Коралайн, она вытянула свою длинную белую руку и согнула палец. Коралайн послушно подошла. Другая мама молчала.
– Я отыскала двоих, – сообщила Коралайн. – Осталась еще одна душа.
Выражение на лице другой мамы не изменилось. Возможно, она и не услышала обращенный к ней слов.
– Что ж, я просто подумала, тебе будет интересно знать, – сказала ей Коралайн.
– Спасибо, Коралайн, – холодно сказала другая мама, и голос ее раздавался не только изо рта – он доносился из тумана, и из дома, и с неба. Она добавила:
– Ты же знаешь, я тебя люблю.
И Коралайн, неожиданно для себя, кивнула. Это было правдой: другая мама на самом деле ее любила. Она любила Коралайн той любовью, которой скупердяй любит свои деньги, или дракон – свое золото. Коралайн знала, что пуговичные глаза матери смотрят на нее, как на собственность, не больше. Как на докучающее домашнее животное, чье поведение больше не забавляет хозяина.
– Мне не нужна твоя любовь, – ответила Коралайн. – Мне ничего от тебя не нужно.
– Даже рука помощи? – спросила другая мама. – В конце концов, у тебя очень неплохо получается. Я решила, что в дальнейшей погоне за сокровищами тебе не помешает небольшая подсказка.
– Я и сама прекрасно справляюсь, – возразила Коралайн.
– Верно, – согласилась собеседница, – но если ты вдруг решишь поискать в передней квартире – той, что пустует, – то обнаружишь, что дверь заперта, и что тогда ты будешь делать?
– Ага, – Коралайн на секунду задумалась и спросила: – У тебя есть ключ?
Другая мать стояла перед ней в бумажно-сером тумане блекнущего мира. Черные волосы шевелились вокруг ее головы, словно имели свои собственные мысли и намерения. Вдруг она рыгнула и открыла рот. Затем подняла руку и взяла с языка маленький медный ключ от входной двери.
– Держи, – сказала она. – Если захочешь войти, он тебе понадобится.
Она небрежно бросила ключ Коралайн, которая поймала его одной рукой, не успев решить, нужен он ей или нет. Ключ все еще был влажноват.
Порыв ледяного ветра заставил Коралайн отвернуться. А вновь повернув голову, она поняла, что осталась одна.
Коралайн неуверенно обошла дом и остановилась перед дверью, ведущей в пустую квартиру. Как и все остальные, эта дверь была ярко-зеленой.
– Она задумывает что-то нехорошее, – прошептал призрачный голос в ушах. – Не верим мы, что она хочет помочь! Это какая-то ловушка!
– Да, думаю, вы правы, – ответила Коралайн, вставила ключ в замок и повернула.
Бесшумно распахнулась дверь; бесшумно вошла в нее Коралайн.
Квартира была цвета застоявшегося молока. На досчатом деревянном полу вместо ковров лежал слой пыли со следами и останками давнишних покрытий и ковриков.
Здесь не было мебели, лишь угадывались места, где она когда-то стояла. На голых стенах остались только некрашенные квадраты в местах, где висели раньше картины или фотографии. И было так тихо, что Коралайн показалось, будто она может расслышать звуки движения пылинок в воздухе.
Она поймала себя на беспокойной мысли, что вот сейчас что-нибудь может выпрыгнуть из-за угла, и начала насвистывать. Почему-то ей казалось, что гораздо труднее неожиданно выпрыгнуть из-за угла на свистящего человека.
Сначала она обследовала пустую кухню. Потом зашла в покинутую ванную, в которой всего-то и было, что чугунная ванна, да валяющийся в ней дохлый паук величиной с небольшую кошку. Последняя комната, в которой она побывала, была когда-то, по мнению Коралайн, чьей-то спальней, а незапыленный четырехугольник на полу, как ей представлялось, указывал место, где раньше стояла кровать. И тут Коралайн заметила кое-что еще и мрачно ухмыльнулась. В доски было вставлено массивное железное кольцо. Коралайн опустилась на колени, взялась за холодный металл и изо всех сил потянула.
В полу медленно поднялся ужасно тяжелый и неподатливый люк – дверь в темницу. Он открылся, и за ним Коралайн увидела лишь мрак. Она пошарила в темноте рукой и нащупала холодный выключатель. Без особой надежды, что он сработает, Коралайн щелкнула выключателем, но, вопреки ожиданиям, где-то внизу зажглась лампочка, и дыра в полу осветилась жиденьким желтым светом. Стали видны ведущие вниз ступени, но больше ничего.
Коралайн вынула из кармана камень с дыркой и посмотрела сквозь него в подвал, но, ничего не увидев, положила камень назад.
Из погреба донесся запах сырой глины и чего-то еще, острого и едкого, как кислый виноград.
Она заглянула вниз, нервно поглядывая на люк. Коралайн была уверена – упади эта тяжеленная дверь, и ей никогда уже не выбраться из вечного подвального мрака. Она коснулась дверцы вытянутой рукой, но та не шелохнулась. Коралайн повернулась лицом в темноту и спустилась по ступеням. На стене у подножия лестницы отыскался еще один ржавый железный выключатель. Коралайн нажала на него, и включилась висящая на проводе голая лампочка. Света от нее было недостаточно, чтобы хотя бы рассмотреть, что нарисовано на облупленных стенах. Рисунки казались незаконченными. Коралайн разглядела, кажется, глаза, и еще что-то наподобие гроздей винограда. А под ними – каких-то тварей. Коралайн усомнилась, что на стенах изображены именно люди.
В углу подвала была навалена куча хлама: картонные коробки, заполненные заплесневелыми бумагами, и гора истлевших занавесок.
Тапочки Коралайн шаркали по цементному полу. Скверный запах усилился. Она уже собралась развернуться и уйти, как вдруг заметила чью-то ногу, торчащую из-под груды занавесок.
Коралайн сделала глубокий вдох (вонь прокисшего вина и заплесневелого хлеба, казалось, заполнила всю голову) и, отвернув сырую ткань, увидела нечто, размерами и формой более или менее напоминающее человека.
Прошло несколько секунд, прежде чем она разглядела, что это за существо: оно было бледным и вздувшимся, как личинка, с тонкими прутиками рук и ног. Черт лица почти не было – они разбухли и сгладились, как поднявшееся дрожжевое тесто.
На месте глаз у существа были две большие черные пуговицы.
Коралайн издала восклицание ужаса и отвращения, и, словно проснувшись от этого звука, создание начало подниматься. Коралайн застыла, как вкопанная. Существо поворачивало голову, пока не вперило черные пуговичные глаза прямо в нее. На гладком лице прорезался рот – между губ тянулись вязкие нити чего-то белесого – и голос, даже отдаленно не напоминающий голос отца, прошептал:
– Коралайн.
– Что ж, – казала Коралайн созданию, которое раньше называлось ее другим папой. – По крайней мере, ты не бросаешься на меня из-за угла.
Ничего не ответив, оно подняло руки-хворостинки к лицу и смяло белую глину, вылепив нечто вроде носа.
– Я ищу своих родителей, – объяснила Коралайн. – Или одну из украденных душ других детей. Они здесь есть?
– Здесь нет ничего, – ответило невнятно бледное существо. – Ничего, кроме пыли, сырости и забвения. – Оно было белым, громоздким и раздутым. Чудовищным, подумалось Коралайн, но вместе с тем и жалким. Она поднесла к глазу камень с дыркой и посмотрела в отверстие. Ничего. Безликое существо говорило правду.
– Несчастное создание! – вырвалось у нее. – Готова поспорить, она бросила тебя сюда в наказание за то, что ты выболтал мне лишнее.
Существо растерялось, но потом кивнуло. Коралайн удивилась, как эта червеобразная страхолюдина когда-то могла напоминать ей папу.
Мне так жаль... – произнесла Коралайн.
– Она не в настроении, – сообщило существо, которое было когда-то ее другим отцом. – Совсем, скажу тебе, не в настроении. Ты основательно вывела ее из равновесия. А когда ее вывести, она начинает вымещать злобу на других. Это в ее духе.
Коралайн потрепала его безволосую голову. Кожа у него была липкая и напоминала нагретое тесто.
– Несчастное создание! – повторила она. – Ты всего лишь вещь, которую она создала, а потом выбросила.
Существо закивало так энергично, что пуговица, заменяющая левый глаз, отпала и со стуком покатилась по бетонному полу; оно растерянно завертело головой, словно потеряло собеседницу из поля зрения. Наконец, увидев ее, создание снова открыло рот, и, как будто прилагая неимоверные усилия, вымолвило хлюпающим торопливым голосом:
– Беги, дитя. Уходи из этого места. Она хочет, чтобы я причинил тебе вред, чтобы навсегда запер тебя здесь; тогда ты не сможешь закончить игру, и она выиграет. Она приказывает – я не могу сопротивляться.
– Нет, можешь! – возразила Коралайн. – Просто будь храбрым!
Она резко развернулась: чудище, которое когда-то выдавало себя за ее папу, оказалось теперь между нею и лестницей из подвала наверх. В попытке добраться до ступеней, Коралайн начала обходить его у стеночки, но бесхребетное создание начало скручиваться, пока снова не уставилось на нее оставшимся глазом. Казалось, оно выросло и окончательно проснулось.
– Увы, – произнесло оно. – Не могу.
И рванулось к ней через всю темницу, распахнув беззубую пасть.
Чтобы предпринять что-то, у Коралайн остался какой-то миг. В голову пришли только два выхода. Во-первых, она может закричать и попробовать убежать, а эта червеобразная громадина будет все гоняться и гоняться за ней по слабо освещенному подземелью – пока не догонит. Во-вторых, она может сделать что-нибудь другое.
И Коралайн сделала что-нибудь другое.
Как только чудовище приблизилось, она резко вытянула руку, сомкнула пальцы на его оставшемся пуговичном глазе и изо всех сил дернула.
Целую секунду ничего не происходило. Но потом пуговица все-таки оторвалась, выскочила из ладони Коралайн и, звякнув о кирпичную стену, покатилась по полу.
Существо замерло на месте. Затем, слепо задрав голову и до ужаса широко раскрыв рот, оно яростно и отчаянно заревело и бросилось рывком туда, где стояла Коралайн.
Но Коралайн там больше не стояла: стараясь топать как можно тише, она уже поднималась на цыпочках по ступеням, прочь из полутемного погреба с безобразными картинками на стенах. Она не в силах была отвести взгляд от оставленного внизу существа, которое скручивалось и сталкивалось со стенами в попытке ее поймать. И тут, будто ему подсказали, что делать, чудище остановилось и склонило набок слепую голову.
«Оно прислушивается», – сообразила Коралайн. – «Нужно быть тише воды!»
Она сделала еще один шаг, и существо ее услышало. Голова его дернулась в ее сторону. Какой-то момент оно колебалось, словно собираясь с силами, а потом, молниеносно как змея, бросилось вверх по лестнице, настигая беглянку. Коралайн развернулась, с маху преодолела последние полдюжины ступеней, вывалилась на пол в пыльной спальне, не останавливаясь, рванула на себя тяжелую дверцу люка и отпустила. Дверца обрушилась на место, и что-то глухо стукнуло, тяжело врезавшись в нее снизу. Люк дрожал и грохотал, но не поддавался.
Коралайн глубоко вздохнула. Если б в этой квартире была хоть какая-нибудь завалящая мебель, – кресло, к примеру, – она обязательно задвинула бы люк; но никакой мебели не было.
Она как можно скорей, едва ли не вприпрыжку, выскочила из квартиры и заперла за собой дверь. А ключ оставила под ковриком. И уж затем спустилась на дорожку.
Коралайн была почти уверена, что другая мать встретит ее на улице, но мир вокруг стоял пустой и притихший. Коралайн вдруг захотелось отправиться домой.
Она обхватила себя руками, напомнила себе, что совсем не трусиха, и, почти поверив в это, обошла дом, сквозь туман, который не был туманом, и кое-как дошла до ступеней.
По лестнице она поднялась на самый верхний этаж, где – в ее мире – проживал сумасшедший старик. Один раз она уже поднималась наверх со своей настоящей мамой, когда та собирала пожертвования. И они вместе стояли на пороге, ожидая, пока этот пожилой чудак с пышными усищами отыщет оставленный мамой Коралайн конверт. Из его квартиры доносились ароматы неизвестных блюд, трубочного табака и еще какие-то странные, резкие, сырные запахи, которым Коралайн не могла подобрать названия. В тот раз желания войти у нее не возникло.
– Я – разведчик! – громко провозгласила Коралайн, но слова ее прозвучали в сыром воздухе мертво и глухо. Ведь выбралась же она из подвала, не так ли?
Верно, выбралась. Но если Коралайн и была в чем-то уверена, так это в том, что там, куда она идет, будет еще страшнее.
Она добралась до конца лестницы. Верхняя квартира когда-то была чердаком, но с тех пор прошло много времени.
Коралайн постучалась в зеленую дверь. Та открылась, и Коралайн вошла.
– Мы глазастые хитрюги,
Мы хвостаты и зубасты:
Все получат по заслугам,
Когда мы воспрянем к власти
– пропели тоненькие голоски в полумраке мансарды, стены которой были такими низкими, что Коралайн могла бы, подтянувшись, коснуться крыши.
На нее уставились красные глазки. Крохотные розовые лапки удрали в углы, когда она подошла ближе; в затененной комнате мелькнули тени потемнее.
Пахло тут гораздо хуже, чем в квартире настоящего полоумного старика. Это был запах пищи (причем противной, с точки зрения Коралайн, хотя она понимала, что это дело вкуса: она терпеть не могла различные травки, специи и экзотические блюда). Казалось, здесь оставили тухнуть все экзотические блюда мира.
– Маленькая девочка, – раздался в комнате шелестящий голос.
– Да, – ответила Коралайн. «Я не боюсь!» – сказала она себе, и как только эта мысль пришла ей в голову, она поняла, что так и есть.
Ничто здесь больше ее не пугало. Все эти существа – даже то, что подстерегало в подвале – были иллюзиями, созданиями ее ненастоящей мамы, жутким подражанием настоящим людям и вещам из-за двери в конце коридора. Да она не может создать ничего всамделишного! – осенило Коралайн. Она может лишь искажать, копировать и извращать уже существующие вещи.
И тут Коралайн впервые задумалась, почему это ее другой маме взбрело в голову поставить на каминную полку в гостиной стеклянный шарик со снегом внутри; ведь в ее настоящем мире каминная полка пустовала.
Задав себе этот вопрос, она вдруг начала понимать ответ.
Голос раздался снова, нарушив ход ее мыслей.
– Подойди сюда, маленькая девочка. Я знаю, что тебе нужно, малышка, – шелестел голос, царапающий и сухой. Голос этот вызывал у Коралайн мысли о громадном дохлом насекомом. Глупо, конечно: ну разве дохлые штуки могут разговаривать, а тем более – дохлые насекомые!
Она миновала несколько комнат с низким покатым потолком и, наконец, оказалась в самой дальней. Это была спальня, и у противоположной стены, в полумраке, сидел другой сумасшедший старик сверху, одетый в пальто и шляпу. Он снова заговорил, едва Коралайн вошла.
– Ничего не изменилось, маленькая девочка, – сказал старик, и говор его напоминал шуршание осенних листьев по асфальту. – Что будет, если ты выполнишь всё, что поклялась сделать? Что потом? Ничто ведь не поменялось. Ты отправишься домой. И снова будешь скучать. На тебя не будут обращать внимания. Никто не станет прислушиваться к тебе по-настоящему. Ты слишком умная и слишком тихая, чтобы тебя кто-то понимал. Да там и имени твоего по-настоящему не выговаривают!
– Останься с нами! – продолжал голос, исходящий от фигуры в конце комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Пространство вокруг наполнилось летающими мыше-псами. Коралайн начала пятиться назад, сообразив вдруг, что каким бы ужасным ни казалось это существо, которое было когда-то другими мисс Свинк и мисс Форсибл, оно все равно прилеплено к стене своей паутиной, спеленуто в коконе, – а значит, не может за ней погнаться.
Летучие собаки порхали и хлопали крыльями вокруг Коралайн, но не причиняли никакого вреда. Она слезла со сцены и посветила себе фонарем, ища в темноте театра путь назад.
– Бегите, мисс! – взывал в голове принадлежащий девочке голос, – Бегите немедленно! Теперь у вас уже двое. Бегите, пока кровь еще течет по вашим венам!
Коралайн опустила шарик в карман, рядом с первым, разглядела выход, подбежала к нему и тянула за ручку, пока дверь не распахнулась.
Мир снаружи превратился в бесформенно клубящийся туман, в котором не угадывалось ни теней, ни силуэтов, да и сам дом теперь постоянно сминался и растягивался. Коралайн показалось, что дом подстерегает ее, глядя вниз на жертву, будто это и не дом вовсе, а так – одна идея дома, и человек, которому в голову эта идея пришла, – очень нехороший человек. К руке прилип кусок паутины, и Коралайн тщательно вытерла ее. Серые окна дома покосились под странными углами.
Другая мать, сложив руки на груди, ждала ее на лужайке. В черных глазах-пуговицах не было никакого выражения, но губы – плотно сжаты в холодной ярости.
Завидев Коралайн, она вытянула свою длинную белую руку и согнула палец. Коралайн послушно подошла. Другая мама молчала.
– Я отыскала двоих, – сообщила Коралайн. – Осталась еще одна душа.
Выражение на лице другой мамы не изменилось. Возможно, она и не услышала обращенный к ней слов.
– Что ж, я просто подумала, тебе будет интересно знать, – сказала ей Коралайн.
– Спасибо, Коралайн, – холодно сказала другая мама, и голос ее раздавался не только изо рта – он доносился из тумана, и из дома, и с неба. Она добавила:
– Ты же знаешь, я тебя люблю.
И Коралайн, неожиданно для себя, кивнула. Это было правдой: другая мама на самом деле ее любила. Она любила Коралайн той любовью, которой скупердяй любит свои деньги, или дракон – свое золото. Коралайн знала, что пуговичные глаза матери смотрят на нее, как на собственность, не больше. Как на докучающее домашнее животное, чье поведение больше не забавляет хозяина.
– Мне не нужна твоя любовь, – ответила Коралайн. – Мне ничего от тебя не нужно.
– Даже рука помощи? – спросила другая мама. – В конце концов, у тебя очень неплохо получается. Я решила, что в дальнейшей погоне за сокровищами тебе не помешает небольшая подсказка.
– Я и сама прекрасно справляюсь, – возразила Коралайн.
– Верно, – согласилась собеседница, – но если ты вдруг решишь поискать в передней квартире – той, что пустует, – то обнаружишь, что дверь заперта, и что тогда ты будешь делать?
– Ага, – Коралайн на секунду задумалась и спросила: – У тебя есть ключ?
Другая мать стояла перед ней в бумажно-сером тумане блекнущего мира. Черные волосы шевелились вокруг ее головы, словно имели свои собственные мысли и намерения. Вдруг она рыгнула и открыла рот. Затем подняла руку и взяла с языка маленький медный ключ от входной двери.
– Держи, – сказала она. – Если захочешь войти, он тебе понадобится.
Она небрежно бросила ключ Коралайн, которая поймала его одной рукой, не успев решить, нужен он ей или нет. Ключ все еще был влажноват.
Порыв ледяного ветра заставил Коралайн отвернуться. А вновь повернув голову, она поняла, что осталась одна.
Коралайн неуверенно обошла дом и остановилась перед дверью, ведущей в пустую квартиру. Как и все остальные, эта дверь была ярко-зеленой.
– Она задумывает что-то нехорошее, – прошептал призрачный голос в ушах. – Не верим мы, что она хочет помочь! Это какая-то ловушка!
– Да, думаю, вы правы, – ответила Коралайн, вставила ключ в замок и повернула.
Бесшумно распахнулась дверь; бесшумно вошла в нее Коралайн.
Квартира была цвета застоявшегося молока. На досчатом деревянном полу вместо ковров лежал слой пыли со следами и останками давнишних покрытий и ковриков.
Здесь не было мебели, лишь угадывались места, где она когда-то стояла. На голых стенах остались только некрашенные квадраты в местах, где висели раньше картины или фотографии. И было так тихо, что Коралайн показалось, будто она может расслышать звуки движения пылинок в воздухе.
Она поймала себя на беспокойной мысли, что вот сейчас что-нибудь может выпрыгнуть из-за угла, и начала насвистывать. Почему-то ей казалось, что гораздо труднее неожиданно выпрыгнуть из-за угла на свистящего человека.
Сначала она обследовала пустую кухню. Потом зашла в покинутую ванную, в которой всего-то и было, что чугунная ванна, да валяющийся в ней дохлый паук величиной с небольшую кошку. Последняя комната, в которой она побывала, была когда-то, по мнению Коралайн, чьей-то спальней, а незапыленный четырехугольник на полу, как ей представлялось, указывал место, где раньше стояла кровать. И тут Коралайн заметила кое-что еще и мрачно ухмыльнулась. В доски было вставлено массивное железное кольцо. Коралайн опустилась на колени, взялась за холодный металл и изо всех сил потянула.
В полу медленно поднялся ужасно тяжелый и неподатливый люк – дверь в темницу. Он открылся, и за ним Коралайн увидела лишь мрак. Она пошарила в темноте рукой и нащупала холодный выключатель. Без особой надежды, что он сработает, Коралайн щелкнула выключателем, но, вопреки ожиданиям, где-то внизу зажглась лампочка, и дыра в полу осветилась жиденьким желтым светом. Стали видны ведущие вниз ступени, но больше ничего.
Коралайн вынула из кармана камень с дыркой и посмотрела сквозь него в подвал, но, ничего не увидев, положила камень назад.
Из погреба донесся запах сырой глины и чего-то еще, острого и едкого, как кислый виноград.
Она заглянула вниз, нервно поглядывая на люк. Коралайн была уверена – упади эта тяжеленная дверь, и ей никогда уже не выбраться из вечного подвального мрака. Она коснулась дверцы вытянутой рукой, но та не шелохнулась. Коралайн повернулась лицом в темноту и спустилась по ступеням. На стене у подножия лестницы отыскался еще один ржавый железный выключатель. Коралайн нажала на него, и включилась висящая на проводе голая лампочка. Света от нее было недостаточно, чтобы хотя бы рассмотреть, что нарисовано на облупленных стенах. Рисунки казались незаконченными. Коралайн разглядела, кажется, глаза, и еще что-то наподобие гроздей винограда. А под ними – каких-то тварей. Коралайн усомнилась, что на стенах изображены именно люди.
В углу подвала была навалена куча хлама: картонные коробки, заполненные заплесневелыми бумагами, и гора истлевших занавесок.
Тапочки Коралайн шаркали по цементному полу. Скверный запах усилился. Она уже собралась развернуться и уйти, как вдруг заметила чью-то ногу, торчащую из-под груды занавесок.
Коралайн сделала глубокий вдох (вонь прокисшего вина и заплесневелого хлеба, казалось, заполнила всю голову) и, отвернув сырую ткань, увидела нечто, размерами и формой более или менее напоминающее человека.
Прошло несколько секунд, прежде чем она разглядела, что это за существо: оно было бледным и вздувшимся, как личинка, с тонкими прутиками рук и ног. Черт лица почти не было – они разбухли и сгладились, как поднявшееся дрожжевое тесто.
На месте глаз у существа были две большие черные пуговицы.
Коралайн издала восклицание ужаса и отвращения, и, словно проснувшись от этого звука, создание начало подниматься. Коралайн застыла, как вкопанная. Существо поворачивало голову, пока не вперило черные пуговичные глаза прямо в нее. На гладком лице прорезался рот – между губ тянулись вязкие нити чего-то белесого – и голос, даже отдаленно не напоминающий голос отца, прошептал:
– Коралайн.
– Что ж, – казала Коралайн созданию, которое раньше называлось ее другим папой. – По крайней мере, ты не бросаешься на меня из-за угла.
Ничего не ответив, оно подняло руки-хворостинки к лицу и смяло белую глину, вылепив нечто вроде носа.
– Я ищу своих родителей, – объяснила Коралайн. – Или одну из украденных душ других детей. Они здесь есть?
– Здесь нет ничего, – ответило невнятно бледное существо. – Ничего, кроме пыли, сырости и забвения. – Оно было белым, громоздким и раздутым. Чудовищным, подумалось Коралайн, но вместе с тем и жалким. Она поднесла к глазу камень с дыркой и посмотрела в отверстие. Ничего. Безликое существо говорило правду.
– Несчастное создание! – вырвалось у нее. – Готова поспорить, она бросила тебя сюда в наказание за то, что ты выболтал мне лишнее.
Существо растерялось, но потом кивнуло. Коралайн удивилась, как эта червеобразная страхолюдина когда-то могла напоминать ей папу.
Мне так жаль... – произнесла Коралайн.
– Она не в настроении, – сообщило существо, которое было когда-то ее другим отцом. – Совсем, скажу тебе, не в настроении. Ты основательно вывела ее из равновесия. А когда ее вывести, она начинает вымещать злобу на других. Это в ее духе.
Коралайн потрепала его безволосую голову. Кожа у него была липкая и напоминала нагретое тесто.
– Несчастное создание! – повторила она. – Ты всего лишь вещь, которую она создала, а потом выбросила.
Существо закивало так энергично, что пуговица, заменяющая левый глаз, отпала и со стуком покатилась по бетонному полу; оно растерянно завертело головой, словно потеряло собеседницу из поля зрения. Наконец, увидев ее, создание снова открыло рот, и, как будто прилагая неимоверные усилия, вымолвило хлюпающим торопливым голосом:
– Беги, дитя. Уходи из этого места. Она хочет, чтобы я причинил тебе вред, чтобы навсегда запер тебя здесь; тогда ты не сможешь закончить игру, и она выиграет. Она приказывает – я не могу сопротивляться.
– Нет, можешь! – возразила Коралайн. – Просто будь храбрым!
Она резко развернулась: чудище, которое когда-то выдавало себя за ее папу, оказалось теперь между нею и лестницей из подвала наверх. В попытке добраться до ступеней, Коралайн начала обходить его у стеночки, но бесхребетное создание начало скручиваться, пока снова не уставилось на нее оставшимся глазом. Казалось, оно выросло и окончательно проснулось.
– Увы, – произнесло оно. – Не могу.
И рванулось к ней через всю темницу, распахнув беззубую пасть.
Чтобы предпринять что-то, у Коралайн остался какой-то миг. В голову пришли только два выхода. Во-первых, она может закричать и попробовать убежать, а эта червеобразная громадина будет все гоняться и гоняться за ней по слабо освещенному подземелью – пока не догонит. Во-вторых, она может сделать что-нибудь другое.
И Коралайн сделала что-нибудь другое.
Как только чудовище приблизилось, она резко вытянула руку, сомкнула пальцы на его оставшемся пуговичном глазе и изо всех сил дернула.
Целую секунду ничего не происходило. Но потом пуговица все-таки оторвалась, выскочила из ладони Коралайн и, звякнув о кирпичную стену, покатилась по полу.
Существо замерло на месте. Затем, слепо задрав голову и до ужаса широко раскрыв рот, оно яростно и отчаянно заревело и бросилось рывком туда, где стояла Коралайн.
Но Коралайн там больше не стояла: стараясь топать как можно тише, она уже поднималась на цыпочках по ступеням, прочь из полутемного погреба с безобразными картинками на стенах. Она не в силах была отвести взгляд от оставленного внизу существа, которое скручивалось и сталкивалось со стенами в попытке ее поймать. И тут, будто ему подсказали, что делать, чудище остановилось и склонило набок слепую голову.
«Оно прислушивается», – сообразила Коралайн. – «Нужно быть тише воды!»
Она сделала еще один шаг, и существо ее услышало. Голова его дернулась в ее сторону. Какой-то момент оно колебалось, словно собираясь с силами, а потом, молниеносно как змея, бросилось вверх по лестнице, настигая беглянку. Коралайн развернулась, с маху преодолела последние полдюжины ступеней, вывалилась на пол в пыльной спальне, не останавливаясь, рванула на себя тяжелую дверцу люка и отпустила. Дверца обрушилась на место, и что-то глухо стукнуло, тяжело врезавшись в нее снизу. Люк дрожал и грохотал, но не поддавался.
Коралайн глубоко вздохнула. Если б в этой квартире была хоть какая-нибудь завалящая мебель, – кресло, к примеру, – она обязательно задвинула бы люк; но никакой мебели не было.
Она как можно скорей, едва ли не вприпрыжку, выскочила из квартиры и заперла за собой дверь. А ключ оставила под ковриком. И уж затем спустилась на дорожку.
Коралайн была почти уверена, что другая мать встретит ее на улице, но мир вокруг стоял пустой и притихший. Коралайн вдруг захотелось отправиться домой.
Она обхватила себя руками, напомнила себе, что совсем не трусиха, и, почти поверив в это, обошла дом, сквозь туман, который не был туманом, и кое-как дошла до ступеней.
По лестнице она поднялась на самый верхний этаж, где – в ее мире – проживал сумасшедший старик. Один раз она уже поднималась наверх со своей настоящей мамой, когда та собирала пожертвования. И они вместе стояли на пороге, ожидая, пока этот пожилой чудак с пышными усищами отыщет оставленный мамой Коралайн конверт. Из его квартиры доносились ароматы неизвестных блюд, трубочного табака и еще какие-то странные, резкие, сырные запахи, которым Коралайн не могла подобрать названия. В тот раз желания войти у нее не возникло.
– Я – разведчик! – громко провозгласила Коралайн, но слова ее прозвучали в сыром воздухе мертво и глухо. Ведь выбралась же она из подвала, не так ли?
Верно, выбралась. Но если Коралайн и была в чем-то уверена, так это в том, что там, куда она идет, будет еще страшнее.
Она добралась до конца лестницы. Верхняя квартира когда-то была чердаком, но с тех пор прошло много времени.
Коралайн постучалась в зеленую дверь. Та открылась, и Коралайн вошла.
– Мы глазастые хитрюги,
Мы хвостаты и зубасты:
Все получат по заслугам,
Когда мы воспрянем к власти
– пропели тоненькие голоски в полумраке мансарды, стены которой были такими низкими, что Коралайн могла бы, подтянувшись, коснуться крыши.
На нее уставились красные глазки. Крохотные розовые лапки удрали в углы, когда она подошла ближе; в затененной комнате мелькнули тени потемнее.
Пахло тут гораздо хуже, чем в квартире настоящего полоумного старика. Это был запах пищи (причем противной, с точки зрения Коралайн, хотя она понимала, что это дело вкуса: она терпеть не могла различные травки, специи и экзотические блюда). Казалось, здесь оставили тухнуть все экзотические блюда мира.
– Маленькая девочка, – раздался в комнате шелестящий голос.
– Да, – ответила Коралайн. «Я не боюсь!» – сказала она себе, и как только эта мысль пришла ей в голову, она поняла, что так и есть.
Ничто здесь больше ее не пугало. Все эти существа – даже то, что подстерегало в подвале – были иллюзиями, созданиями ее ненастоящей мамы, жутким подражанием настоящим людям и вещам из-за двери в конце коридора. Да она не может создать ничего всамделишного! – осенило Коралайн. Она может лишь искажать, копировать и извращать уже существующие вещи.
И тут Коралайн впервые задумалась, почему это ее другой маме взбрело в голову поставить на каминную полку в гостиной стеклянный шарик со снегом внутри; ведь в ее настоящем мире каминная полка пустовала.
Задав себе этот вопрос, она вдруг начала понимать ответ.
Голос раздался снова, нарушив ход ее мыслей.
– Подойди сюда, маленькая девочка. Я знаю, что тебе нужно, малышка, – шелестел голос, царапающий и сухой. Голос этот вызывал у Коралайн мысли о громадном дохлом насекомом. Глупо, конечно: ну разве дохлые штуки могут разговаривать, а тем более – дохлые насекомые!
Она миновала несколько комнат с низким покатым потолком и, наконец, оказалась в самой дальней. Это была спальня, и у противоположной стены, в полумраке, сидел другой сумасшедший старик сверху, одетый в пальто и шляпу. Он снова заговорил, едва Коралайн вошла.
– Ничего не изменилось, маленькая девочка, – сказал старик, и говор его напоминал шуршание осенних листьев по асфальту. – Что будет, если ты выполнишь всё, что поклялась сделать? Что потом? Ничто ведь не поменялось. Ты отправишься домой. И снова будешь скучать. На тебя не будут обращать внимания. Никто не станет прислушиваться к тебе по-настоящему. Ты слишком умная и слишком тихая, чтобы тебя кто-то понимал. Да там и имени твоего по-настоящему не выговаривают!
– Останься с нами! – продолжал голос, исходящий от фигуры в конце комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10