— Послышался мелодичный тихий звонок. — Ага, вот и результаты, сэр.— Каковы же они? — почему-то шепотом спросил полковник Ларр.— Голос принадлежит Хиджер Мартин. Адрес: Калвер-стрит, одиннадцать, шесть-бэ.— Будем надеяться, он у нее. Если ее голос в памяти компьютера, значит, она уже когда-то звонила Ратмэну. — Полковник посмотрел на часы. Было восемь вечера, и до истечения срока, который назначил ему эта сволочь Иджер, оставалось шестнадцать часов. Но и откладывать нельзя ни на минуту. А вдруг Ратмэн уже смылся? Вдруг эта Хиджер Мартин потому и позвонила, что он уже благополучно смылся? Может быть, как раз в этот момент он садится где-нибудь в самолет. С чужим паспортом, в чужом парике, неузнаваемый и неуловимый.Страшный зуд овладел полковником. Он знал, что этого делать нельзя, что глупо просто позвонить в дверь, что Ратмэн вооружен, что нужно было бы найти какое-нибудь помещение напротив окон квартиры и попытаться застрелить его через окно, но на все это нужно время, время. А времени не было. Он слышал, как оно текло с дьявольской быстротой, булькало и клокотало, как струи горной речушки. Откладывать было нельзя.— Поехали, — сказал он лейтенанту и встал из-за стола. — Возьмите оружие.
— Не могу, сэр, — сказал портье. — У нас приличный дом, и я не могу пропустить вас к мисс Хиджер без телефонного звонка.— Попросите ее спуститься вниз, — сказал полковник Ларр и с ненавистью посмотрел на прилизанного портье, который распространял вокруг себя тошнотворные волны какого-то сладкого дезодоранта.— Не могу, сэр, — строго сказал портье и выразительно посмотрел на газету, которая лежала у него на столе, под крупным заголовком было фото перевернутого автомобиля.— Вот, — полковник протянул ему купюру в двадцать пять долларов. — Придумайте что-нибудь.— Я… я не знаю, — уже менее уверенно пробормотал портье.— Вот вам еще двадцать пять, и если вы будете кочевряжиться, я добавлю кое-что еще, — очень спокойно и четко сказал полковник и достал из кармана пистолет.Портье долго пытался что-то проглотить, и кадык его над воротничком рубашки дергался судорожно и смешно.— Может быть, мы поднимемся к ней, я позвоню…— Скажите, что ей телеграмма.— Она не поверит.— Почему? Она же знает ваш голос?— Да, конечно, но она… как бы это выразить… она очень одинокий человек. Я и припомнить не могу, чтобы она получала телеграммы. Я лучше напомню ей, что завтра срок уплаты за квартиру. Она всегда платит аккуратно и удивится, конечно.— Но она откроет дверь?— Думаю, да. Если вы будете молчать, конечно.Они поднялись на шестой этаж. Господи, сделай так, чтобы эта баба открыла дверь и чтобы Ратмэн сидел в шлепанцах перед телевизором. Сделай так, боже.
Полковник и лейтенант прижались к стене, и портье нажал на кнопку звонка. В глубине квартиры послышался звонок, шаги, и женский голос спросил из-за двери:— Кто там?— Это я, Кассель, мисс Мартин.— Да, я вижу. Что случилось?— Завтра срок квартирной платы, и я хотел…— Что вы мелете? — раздраженно сказала мисс Мартин. — Я уплатила еще позавчера.— Гм… это какое-то недоразумение. Можете вы показать мне чек?— Сейчас.Она, очевидно, отошла, но вскоре вернулась, защелкала замками и засовами и наконец приоткрыла дверь.— Вот, — недовольно сказала она и протянула квитанцию. Должно быть, она держалась одной рукой за дверь, потому что, когда полковник изо всех сил дернул ее на себя, мисс Мартин с криком упала на лестничную клетку.— Что такое, Хиджер? — послышался мужской голос, и полковник Ларр дважды выстрелил в появившегося в прихожей Ратмэна.Женщина на полу попыталась встать, и он выстрелил ей в затылок, который прикрывали седоватые локоны.Портье с ужасом смотрел на полковника. Он раскрыл рот, но не мог произнести ни звука. Словно зачарованный, он смотрел на пистолет.— Я ничего не видел, сэр. Клянусь вам, я абсолютно ничего не видел и не слышал. Клянусь, сэр. У меня трое детишек… — Он попытался опуститься на колени, но не успел.— Да, да, конечно, — сказал полковник и выстрелил в нелепо подпрыгивавший кадык.Он спустился вниз и вышел на улицу. Ни одна дверь не открылась ни на одном этаже, хотя звуки выстрелов, казалось, наполняли всю лестницу, бились о стены и двери.Полковник брезгливо поморщился. Это была грубая, топорная работа, работа хама. Но что делать, не всегда удается извлекать из работы эстетическое удовольствие. Конечно, можно было бы придумать нечто более изящное, некий гамбит, разыграть который было бы в тысячу раз приятнее. Но у него не было времени.На мгновение в душе его шевельнулось чувство, похожее на жалость. Наверное, это из-за седых локонов на затылке. Но он тут же заблокировал это чувство. Он давно научился проводить грань между людьми вообще и людьми, которых приходилось убирать. Те, которые исчезали, попадали под машину, взрывались, падали в воду, получали пулю, были не людьми. Они были просто препятствиями на пути Конторы, и жалость была в таких случаях так же неуместна, как, скажем, жалость к неудачно написанному черновику бумаги, который он бросал в корзину…Соседи… Можно было не беспокоиться. Слава богу, люди в Шервуде давно научились не замечать, что происходит с их ближними. Да если бы они из станкового пулемета стреляли, все поклялись бы, что ничего не слышали. Великое искусство — не слышать того, что тебя не касается… ГЛАВА 26 Я очнулся от оцепенения. Мистер Людвиг был прав. Абсолютно прав. По сравнению с его планом одна человеческая жизнь теряла всякий смысл. Равно как и две или три, включая Луизу и сына. Я твердо знал, что не смогу принять его предложения. Кто-то наверняка сможет. Точнее, уже смог. Был бы план, а добровольцы всегда найдутся, как находились истопники для крематориев фашистских лагерей смерти или палачи для инквизиции.Что ж делать, в конце концов, почему мы так цепляемся за свою жизнь? Что это за необыкновенная ценность? Крохотная песчинка, не более того. Чуть раньше, чуть позже, какое, в сущности, это имеет значение? Ну, пройдет несколько часов, снова чавкнет ключ в хорошо смазанном замке двери, появится безумный Людвиг в сопровождении ученых-гробовщиков, увидит мои опущенные глаза. И меня убьют. Содрогнусь в последнем ужасе — и все. Сколько раз я уже мысленно умирал. Можно один раз сделать это и по-настоящему.А может быть, не ждать приговора и приведения его в исполнение? Слова «убит при попытке к бегству» всегда вызывали у меня почтительное уважение. Человек не хотел быть скотом, ведомым на бойню. Он не хотел, чтобы его вели за веревку, привязанную к рогам. Он не хотел покорно переставлять ноги, думая лишь о своей вечной жвачке.Почему я так легко примирился с пассивной ролью, уготованной мне благородным истребителем рода человеческого? Истребителем… Я вдруг вспомнил рыжеволосую Рут Дойчер. Как она называла Калеба Людвига? Истребителем лесов. Что ж, это логично. Всю жизнь человек истреблял леса, а перед смертью решил истребить заодно и людей. В каком-то смысле он был величайшим сыном системы, породившей его. Он истреблял и богател. Богател и истреблял.Отлично. Прекрасные фразы. Если бы только они обладали взрывной силой гранаты. Чтобы можно было взорвать дверь вместе со стражником. Увы… Я вдруг почувствовал прилив ярости. Я не хотел расставаться с этим миром. Пусть роботом — но жить. У меня есть еще время. Я должен что-то придумать. А может быть, все-таки склониться перед безумцем? Если бы и Луиза стала иском… Нет, это было невозможно. Скорей всего, я бы не мог жить среди трупов и с памятью о трупах. Нет, может быть, найдутся такие же безумцы, как Людвиг, это не для меня.Ярость все разгоралась во мне. Ник, сказал я себе, ты ведь ученый. Не бог весть, может быть, какой, но ученый. Всю жизнь ты тренировал свой мозг, приучал его мыслить логично. Сопоставлять факты и выискивать смысл их связей и взаимодействия. Подумай. Что мы имеем? Заключенного, запертого в комнате. Из комнаты есть два выхода, окно и дверь. Окно можно отбросить сразу. Оно не открывается, а стекло прочнее стали. К тому же я нахожусь примерно на уровне пятнадцатого этажа, а иски не мухи и не птицы.Оставалась дверь. Она заперта. Открыть ее я не могу. Разбить — нечем. Тем более, что за ней стражник и у него наверняка есть пистолет, которого нет у меня.С другой стороны, я иск. Искусственный человек. Дает это мне какие-то преимущества? Нет, потому что отсутствие потребности в пище и воздухе в данном случае не преимущество. Отсутствие потребности в воздухе… Отсутствие потребности в воздухе… Почему я задержал свой взгляд на красном перфорированном баллончике, укрепленном на стене? Какая связь между тем, что мне не нужно дышать, и противопожарным датчиком?Стоп, Николас Карсон, сказал я себе. Если бы у тебя было сердце, оно бы забилось сейчас в бешеном ритме. Если б у тебя были надпочечники, они бы впрыснули в кровяное русло чудовищную дозу адреналина. Потому что в голове моей созревал план. Неважно, что, скорей всего, я буду убит при попытке к бегству. Важно, что я не окажусь искусственной покорной коровой с куском веревки на рогах.Если я смогу устроить в комнате пожар… Даже не пожар, а заставить тлеть все, что может тлеть и выделять густой, ядовитый дым. Например, занавеси и гардины на окне. Ковер на полу. Что тогда? Тогда сработает датчик, раздастся сигнал пожарной тревоги, прибудут пожарные. А стражник? Скорее всего, он постарается убить меня. А если дым начнет валить из-под двери? Что тогда сделает он? Он должен догадаться, что вот-вот придут пожарные, и попытается опять же убить меня. Как? Открыв дверь и застрелив меня. Но ведь в комнате будет полно дыма, едкого дыма века пластиков, а стражник, скорее всего, не иск, и его бронхи, его легкие, его глаза заставят его отступить. И в этот короткий миг я испытаю свой последний шанс. Или я одолею его, отниму оружие и попытаюсь бежать, или я буду убит при попытке к бегству. Значит? Значит, нужно плотно заткнуть щель и только тогда поджигать гардины. А когда дыма будет уже много, вытащить то, чем я заткну щель.Осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, я поставил стул на письменный стол и снял гардины. Не знаю, кому принадлежала эта комната, но пыли на них было предостаточно. Вслед за гардинами последовали занавески. От них я отодрал несколько полос и тщательно заткнул щель под дверью и, на всякий случай, замочную скважину.На журнальном столике стояла зажигалка. Господи, взмолился я, сделай так, чтобы в ней был газ и чтобы она сработала. Я осторожно взял ее в руку и нажал на кнопку. Искра проскочила, но огонька не было. Господи, прости, что я атеист. Если можешь, наполни эту паршивую зажигалку газом. Это вовсе не трудно. Если бы у меня был баллончик, я бы сам сделал это.Я чуть сдвинул рычажок регулировки подачи газа и снова щелкнул. Наверное, господь услышал меня и успел заправить зажигалку, потому что на этот раз она вспыхнула сразу, а вот гардина загоралась неохотно, тлела, дымила. Дыми, дыми, моя милая, сейчас мы устроим что-нибудь вроде искусственных мехов. Я взял какую-то книгу со стола, раскрыл ее и стал раздувать огонь этим веером.Важно было не дать ткани разгореться. Поэтому как только огонь чересчур разгорался, я старался притушить его кожаной подушкой с кресла.Вскоре в комнате стало так темно, что виден был лишь прямоугольник окна.Ну, пробуем! Я был абсолютно спокоен. Нет, это неправда, я был возбужден, но я не боялся. Я ничем не рисковал. Жизнью рискуют живые, а я был уже приговорен. Я выдернул из-под двери полоски гардин и прижался к стене.Через минуту или две я услышал, как кто-то зашевелился за дверью. Один шаг, другой. Маленькие неуверенные шажки человека, который не знает, что делать. Стражник потоптался еще с полминуты, шумно, по-коровьи, дыша. Слава богу, кажется, он человек, а не иск. Должно быть, он принюхивался. Откуда-то издалека донесся приглушенный звонок. Наверное, где-то сработал сигнал пожарной тревоги.Я ждал звука поворачиваемого ключа. Ну же, смелее! Вендел Люшес вряд ли будет доволен, если пожарные взломают комнату и найдут полусгоревший странный манекен, набитый непонятной электроникой.И, словно услышав мои увещевания, стражник щелкнул ключом и начал медленно открывать дверь. Повинуясь законам физики, дым повалил в коридор. Он сделал шаг в комнату. Наверное, в самой глубине моих нейристорных мозгов мне не хотелось быть убитым при попытке к бегству. Я вложил в удар всю силу моего совершенного искусственного тела. Стражник пошатнулся. Я ударил его еще раз и услышал звук упавшего на ковер пистолета. Я нашарил его, сунул в карман и выскочил из комнаты.
Передо мной был коридор, из которого вели двери налево и направо. Мгновение я прислушивался. За моей спиной надсадно кашлял стражник, где-то по-прежнему звенел звонок. Я побежал. Коридор уперся в стеклянные двери. Даже глядя с обратной стороны, я сразу понял, что значили элегантные золотые буквы на стекле: «Фонд Калеба Людвига».Дверь оказалась незапертой, и я побежал по пустому коридору. Он был бесконечен. Я мчался с такой скоростью, что чуть не проскочил площадку, на которую выходили лифты. Оба лифта были заняты.Я отбежал на несколько шагов. Из-под одной двери пробивалась полоска света. На двери была табличка «Артур Гарфилд, консультант—футуролог». Я постучал и, не ожидая ответа, вошел.Футуролог оказался тощеньким человечком с печальными, потухшими глазами. Возможно, он и умел проникать взглядом в будущее, но ничего хорошего для себя он там явно не видел. Он сидел за письменным столом и смотрел перед собой невидящими глазами, подперев раздвоенный подбородок ладонью.— Здравствуйте, — сказал я. — Я хотел бы…Футуролог испуганно вздрогнул и вернулся из будущего в настоящее. Он долго смотрел на меня, словно пытался понять, как я оказался в его комнате.— Да, да, конечно, здравствуйте, — наконец пробормотал он. — Собственно, я уже не… Но это не имеет значения… Прошу вас… Боже, как пахнет дымом!— Вполне естественно. В конце коридора полно дыма. Наверное, пожар!— Пожар? — тощенький футуролог с беспокойством взглянул на меня. — Вы думаете, действительно пожар?— Похоже, — кивнул я. — Слышите?Мы оба прислушались. В коридоре слышались топот и крики.— Вы думаете, это пожарники? — с надеждой спросил футуролог.— Конечно. Но я бы хотел…— Да, да, конечно, — затрепетал мистер Гарфилд, — но вы должны понять… Мне так трудно сейчас сосредоточиться… Вы не представляете, как трудно проникать мысленным взором сквозь завесу будущего… А тут еще дым… Боже, как пахнет дымом… — Он умоляюще посмотрел на меня. — Может быть, я взгляну, что там происходит?— Пойдемте вместе.Мы вышли из комнаты. Из того конца коридора, где находился фонд, доносились возгласы. Дымом пахло уже меньше. Мелодично тренькнул звонок лифта, дверь раскрылась, из нее выскочил Людвиг с двумя дрессированными гориллами. Я узнал бы их на судном дне. Это они зажимали меня в тиски своими могучими боками, когда вытащили из квартиры мисс Вольта. Они бросились к помещению фонда. Прежде чем я сообразил, что делаю, я вскочил в лифт.— Э… подождите… — слабо пискнул футуролог, но я уже нажал кнопку, и лифт со вздохом устремился вниз.Еще через минуту я уже выходил на улицу. У подъезда стояли пожарные машины, суетились люди, и никто не обратил на меня ни малейшего внимания.Стараясь не бежать, я быстро пошел по улице. Все произошло так стремительно, что я еще не успел по-настоящему ощутить свободу. Я все еще был в запертой комнате наверху, готовя себя к концу. А может быть, я потому не ощущал свободы и избавления, что слишком хорошо знал планы величайшего филантропа нашего времени, как элегантно говорил Антуан Куни в Ритрите. Ну хорошо, сейчас мне удалось ускользнуть в последнюю минуту. Мне повезло. Я не буду разряжен гробовщиками мистера Людвига, я буду испепелен ядерным взрывом.Наступили сумерки, но уличный свет еще не включили, и город выглядел призрачным, нереальным, обреченным. Уже несуществующим.Я подумал о Луизе. Если она на свободе, она должна избегать всех тех мест, где ее могут ждать. А они наверняка хотели бы разделаться и с ней. Им не нужны свидетели.Скорее всего, они дождались ее возвращения после того, как увезли меня. В таком случае… Лучше было не думать, что значил такой вариант…А если вдруг она еще на свободе? Где можно искать ее? Я забрел в небольшой скверик. На скамейке сидели двое совсем молодых людей, он и она, и торжественно держались за руки. Им, наверное, казалось, что весь мир смотрит на них, потому что у них были напряженно застывшие лица, но даже жирные взъерошенные голуби, деловито склевывавшие какие-то зернышки, были глубоко равнодушны.Пройдут какие-то дни, и не будет ни этих домов, ни скверов, ни голубей, ни влюбленных мальчиков и девочек. Ветер будет гнать тонкую пыль от руин, пахнущих горьким дымом. И некому будет ощутить эту горечь. И солнце будет тусклым, как после извержения вулкана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Не могу, сэр, — сказал портье. — У нас приличный дом, и я не могу пропустить вас к мисс Хиджер без телефонного звонка.— Попросите ее спуститься вниз, — сказал полковник Ларр и с ненавистью посмотрел на прилизанного портье, который распространял вокруг себя тошнотворные волны какого-то сладкого дезодоранта.— Не могу, сэр, — строго сказал портье и выразительно посмотрел на газету, которая лежала у него на столе, под крупным заголовком было фото перевернутого автомобиля.— Вот, — полковник протянул ему купюру в двадцать пять долларов. — Придумайте что-нибудь.— Я… я не знаю, — уже менее уверенно пробормотал портье.— Вот вам еще двадцать пять, и если вы будете кочевряжиться, я добавлю кое-что еще, — очень спокойно и четко сказал полковник и достал из кармана пистолет.Портье долго пытался что-то проглотить, и кадык его над воротничком рубашки дергался судорожно и смешно.— Может быть, мы поднимемся к ней, я позвоню…— Скажите, что ей телеграмма.— Она не поверит.— Почему? Она же знает ваш голос?— Да, конечно, но она… как бы это выразить… она очень одинокий человек. Я и припомнить не могу, чтобы она получала телеграммы. Я лучше напомню ей, что завтра срок уплаты за квартиру. Она всегда платит аккуратно и удивится, конечно.— Но она откроет дверь?— Думаю, да. Если вы будете молчать, конечно.Они поднялись на шестой этаж. Господи, сделай так, чтобы эта баба открыла дверь и чтобы Ратмэн сидел в шлепанцах перед телевизором. Сделай так, боже.
Полковник и лейтенант прижались к стене, и портье нажал на кнопку звонка. В глубине квартиры послышался звонок, шаги, и женский голос спросил из-за двери:— Кто там?— Это я, Кассель, мисс Мартин.— Да, я вижу. Что случилось?— Завтра срок квартирной платы, и я хотел…— Что вы мелете? — раздраженно сказала мисс Мартин. — Я уплатила еще позавчера.— Гм… это какое-то недоразумение. Можете вы показать мне чек?— Сейчас.Она, очевидно, отошла, но вскоре вернулась, защелкала замками и засовами и наконец приоткрыла дверь.— Вот, — недовольно сказала она и протянула квитанцию. Должно быть, она держалась одной рукой за дверь, потому что, когда полковник изо всех сил дернул ее на себя, мисс Мартин с криком упала на лестничную клетку.— Что такое, Хиджер? — послышался мужской голос, и полковник Ларр дважды выстрелил в появившегося в прихожей Ратмэна.Женщина на полу попыталась встать, и он выстрелил ей в затылок, который прикрывали седоватые локоны.Портье с ужасом смотрел на полковника. Он раскрыл рот, но не мог произнести ни звука. Словно зачарованный, он смотрел на пистолет.— Я ничего не видел, сэр. Клянусь вам, я абсолютно ничего не видел и не слышал. Клянусь, сэр. У меня трое детишек… — Он попытался опуститься на колени, но не успел.— Да, да, конечно, — сказал полковник и выстрелил в нелепо подпрыгивавший кадык.Он спустился вниз и вышел на улицу. Ни одна дверь не открылась ни на одном этаже, хотя звуки выстрелов, казалось, наполняли всю лестницу, бились о стены и двери.Полковник брезгливо поморщился. Это была грубая, топорная работа, работа хама. Но что делать, не всегда удается извлекать из работы эстетическое удовольствие. Конечно, можно было бы придумать нечто более изящное, некий гамбит, разыграть который было бы в тысячу раз приятнее. Но у него не было времени.На мгновение в душе его шевельнулось чувство, похожее на жалость. Наверное, это из-за седых локонов на затылке. Но он тут же заблокировал это чувство. Он давно научился проводить грань между людьми вообще и людьми, которых приходилось убирать. Те, которые исчезали, попадали под машину, взрывались, падали в воду, получали пулю, были не людьми. Они были просто препятствиями на пути Конторы, и жалость была в таких случаях так же неуместна, как, скажем, жалость к неудачно написанному черновику бумаги, который он бросал в корзину…Соседи… Можно было не беспокоиться. Слава богу, люди в Шервуде давно научились не замечать, что происходит с их ближними. Да если бы они из станкового пулемета стреляли, все поклялись бы, что ничего не слышали. Великое искусство — не слышать того, что тебя не касается… ГЛАВА 26 Я очнулся от оцепенения. Мистер Людвиг был прав. Абсолютно прав. По сравнению с его планом одна человеческая жизнь теряла всякий смысл. Равно как и две или три, включая Луизу и сына. Я твердо знал, что не смогу принять его предложения. Кто-то наверняка сможет. Точнее, уже смог. Был бы план, а добровольцы всегда найдутся, как находились истопники для крематориев фашистских лагерей смерти или палачи для инквизиции.Что ж делать, в конце концов, почему мы так цепляемся за свою жизнь? Что это за необыкновенная ценность? Крохотная песчинка, не более того. Чуть раньше, чуть позже, какое, в сущности, это имеет значение? Ну, пройдет несколько часов, снова чавкнет ключ в хорошо смазанном замке двери, появится безумный Людвиг в сопровождении ученых-гробовщиков, увидит мои опущенные глаза. И меня убьют. Содрогнусь в последнем ужасе — и все. Сколько раз я уже мысленно умирал. Можно один раз сделать это и по-настоящему.А может быть, не ждать приговора и приведения его в исполнение? Слова «убит при попытке к бегству» всегда вызывали у меня почтительное уважение. Человек не хотел быть скотом, ведомым на бойню. Он не хотел, чтобы его вели за веревку, привязанную к рогам. Он не хотел покорно переставлять ноги, думая лишь о своей вечной жвачке.Почему я так легко примирился с пассивной ролью, уготованной мне благородным истребителем рода человеческого? Истребителем… Я вдруг вспомнил рыжеволосую Рут Дойчер. Как она называла Калеба Людвига? Истребителем лесов. Что ж, это логично. Всю жизнь человек истреблял леса, а перед смертью решил истребить заодно и людей. В каком-то смысле он был величайшим сыном системы, породившей его. Он истреблял и богател. Богател и истреблял.Отлично. Прекрасные фразы. Если бы только они обладали взрывной силой гранаты. Чтобы можно было взорвать дверь вместе со стражником. Увы… Я вдруг почувствовал прилив ярости. Я не хотел расставаться с этим миром. Пусть роботом — но жить. У меня есть еще время. Я должен что-то придумать. А может быть, все-таки склониться перед безумцем? Если бы и Луиза стала иском… Нет, это было невозможно. Скорей всего, я бы не мог жить среди трупов и с памятью о трупах. Нет, может быть, найдутся такие же безумцы, как Людвиг, это не для меня.Ярость все разгоралась во мне. Ник, сказал я себе, ты ведь ученый. Не бог весть, может быть, какой, но ученый. Всю жизнь ты тренировал свой мозг, приучал его мыслить логично. Сопоставлять факты и выискивать смысл их связей и взаимодействия. Подумай. Что мы имеем? Заключенного, запертого в комнате. Из комнаты есть два выхода, окно и дверь. Окно можно отбросить сразу. Оно не открывается, а стекло прочнее стали. К тому же я нахожусь примерно на уровне пятнадцатого этажа, а иски не мухи и не птицы.Оставалась дверь. Она заперта. Открыть ее я не могу. Разбить — нечем. Тем более, что за ней стражник и у него наверняка есть пистолет, которого нет у меня.С другой стороны, я иск. Искусственный человек. Дает это мне какие-то преимущества? Нет, потому что отсутствие потребности в пище и воздухе в данном случае не преимущество. Отсутствие потребности в воздухе… Отсутствие потребности в воздухе… Почему я задержал свой взгляд на красном перфорированном баллончике, укрепленном на стене? Какая связь между тем, что мне не нужно дышать, и противопожарным датчиком?Стоп, Николас Карсон, сказал я себе. Если бы у тебя было сердце, оно бы забилось сейчас в бешеном ритме. Если б у тебя были надпочечники, они бы впрыснули в кровяное русло чудовищную дозу адреналина. Потому что в голове моей созревал план. Неважно, что, скорей всего, я буду убит при попытке к бегству. Важно, что я не окажусь искусственной покорной коровой с куском веревки на рогах.Если я смогу устроить в комнате пожар… Даже не пожар, а заставить тлеть все, что может тлеть и выделять густой, ядовитый дым. Например, занавеси и гардины на окне. Ковер на полу. Что тогда? Тогда сработает датчик, раздастся сигнал пожарной тревоги, прибудут пожарные. А стражник? Скорее всего, он постарается убить меня. А если дым начнет валить из-под двери? Что тогда сделает он? Он должен догадаться, что вот-вот придут пожарные, и попытается опять же убить меня. Как? Открыв дверь и застрелив меня. Но ведь в комнате будет полно дыма, едкого дыма века пластиков, а стражник, скорее всего, не иск, и его бронхи, его легкие, его глаза заставят его отступить. И в этот короткий миг я испытаю свой последний шанс. Или я одолею его, отниму оружие и попытаюсь бежать, или я буду убит при попытке к бегству. Значит? Значит, нужно плотно заткнуть щель и только тогда поджигать гардины. А когда дыма будет уже много, вытащить то, чем я заткну щель.Осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, я поставил стул на письменный стол и снял гардины. Не знаю, кому принадлежала эта комната, но пыли на них было предостаточно. Вслед за гардинами последовали занавески. От них я отодрал несколько полос и тщательно заткнул щель под дверью и, на всякий случай, замочную скважину.На журнальном столике стояла зажигалка. Господи, взмолился я, сделай так, чтобы в ней был газ и чтобы она сработала. Я осторожно взял ее в руку и нажал на кнопку. Искра проскочила, но огонька не было. Господи, прости, что я атеист. Если можешь, наполни эту паршивую зажигалку газом. Это вовсе не трудно. Если бы у меня был баллончик, я бы сам сделал это.Я чуть сдвинул рычажок регулировки подачи газа и снова щелкнул. Наверное, господь услышал меня и успел заправить зажигалку, потому что на этот раз она вспыхнула сразу, а вот гардина загоралась неохотно, тлела, дымила. Дыми, дыми, моя милая, сейчас мы устроим что-нибудь вроде искусственных мехов. Я взял какую-то книгу со стола, раскрыл ее и стал раздувать огонь этим веером.Важно было не дать ткани разгореться. Поэтому как только огонь чересчур разгорался, я старался притушить его кожаной подушкой с кресла.Вскоре в комнате стало так темно, что виден был лишь прямоугольник окна.Ну, пробуем! Я был абсолютно спокоен. Нет, это неправда, я был возбужден, но я не боялся. Я ничем не рисковал. Жизнью рискуют живые, а я был уже приговорен. Я выдернул из-под двери полоски гардин и прижался к стене.Через минуту или две я услышал, как кто-то зашевелился за дверью. Один шаг, другой. Маленькие неуверенные шажки человека, который не знает, что делать. Стражник потоптался еще с полминуты, шумно, по-коровьи, дыша. Слава богу, кажется, он человек, а не иск. Должно быть, он принюхивался. Откуда-то издалека донесся приглушенный звонок. Наверное, где-то сработал сигнал пожарной тревоги.Я ждал звука поворачиваемого ключа. Ну же, смелее! Вендел Люшес вряд ли будет доволен, если пожарные взломают комнату и найдут полусгоревший странный манекен, набитый непонятной электроникой.И, словно услышав мои увещевания, стражник щелкнул ключом и начал медленно открывать дверь. Повинуясь законам физики, дым повалил в коридор. Он сделал шаг в комнату. Наверное, в самой глубине моих нейристорных мозгов мне не хотелось быть убитым при попытке к бегству. Я вложил в удар всю силу моего совершенного искусственного тела. Стражник пошатнулся. Я ударил его еще раз и услышал звук упавшего на ковер пистолета. Я нашарил его, сунул в карман и выскочил из комнаты.
Передо мной был коридор, из которого вели двери налево и направо. Мгновение я прислушивался. За моей спиной надсадно кашлял стражник, где-то по-прежнему звенел звонок. Я побежал. Коридор уперся в стеклянные двери. Даже глядя с обратной стороны, я сразу понял, что значили элегантные золотые буквы на стекле: «Фонд Калеба Людвига».Дверь оказалась незапертой, и я побежал по пустому коридору. Он был бесконечен. Я мчался с такой скоростью, что чуть не проскочил площадку, на которую выходили лифты. Оба лифта были заняты.Я отбежал на несколько шагов. Из-под одной двери пробивалась полоска света. На двери была табличка «Артур Гарфилд, консультант—футуролог». Я постучал и, не ожидая ответа, вошел.Футуролог оказался тощеньким человечком с печальными, потухшими глазами. Возможно, он и умел проникать взглядом в будущее, но ничего хорошего для себя он там явно не видел. Он сидел за письменным столом и смотрел перед собой невидящими глазами, подперев раздвоенный подбородок ладонью.— Здравствуйте, — сказал я. — Я хотел бы…Футуролог испуганно вздрогнул и вернулся из будущего в настоящее. Он долго смотрел на меня, словно пытался понять, как я оказался в его комнате.— Да, да, конечно, здравствуйте, — наконец пробормотал он. — Собственно, я уже не… Но это не имеет значения… Прошу вас… Боже, как пахнет дымом!— Вполне естественно. В конце коридора полно дыма. Наверное, пожар!— Пожар? — тощенький футуролог с беспокойством взглянул на меня. — Вы думаете, действительно пожар?— Похоже, — кивнул я. — Слышите?Мы оба прислушались. В коридоре слышались топот и крики.— Вы думаете, это пожарники? — с надеждой спросил футуролог.— Конечно. Но я бы хотел…— Да, да, конечно, — затрепетал мистер Гарфилд, — но вы должны понять… Мне так трудно сейчас сосредоточиться… Вы не представляете, как трудно проникать мысленным взором сквозь завесу будущего… А тут еще дым… Боже, как пахнет дымом… — Он умоляюще посмотрел на меня. — Может быть, я взгляну, что там происходит?— Пойдемте вместе.Мы вышли из комнаты. Из того конца коридора, где находился фонд, доносились возгласы. Дымом пахло уже меньше. Мелодично тренькнул звонок лифта, дверь раскрылась, из нее выскочил Людвиг с двумя дрессированными гориллами. Я узнал бы их на судном дне. Это они зажимали меня в тиски своими могучими боками, когда вытащили из квартиры мисс Вольта. Они бросились к помещению фонда. Прежде чем я сообразил, что делаю, я вскочил в лифт.— Э… подождите… — слабо пискнул футуролог, но я уже нажал кнопку, и лифт со вздохом устремился вниз.Еще через минуту я уже выходил на улицу. У подъезда стояли пожарные машины, суетились люди, и никто не обратил на меня ни малейшего внимания.Стараясь не бежать, я быстро пошел по улице. Все произошло так стремительно, что я еще не успел по-настоящему ощутить свободу. Я все еще был в запертой комнате наверху, готовя себя к концу. А может быть, я потому не ощущал свободы и избавления, что слишком хорошо знал планы величайшего филантропа нашего времени, как элегантно говорил Антуан Куни в Ритрите. Ну хорошо, сейчас мне удалось ускользнуть в последнюю минуту. Мне повезло. Я не буду разряжен гробовщиками мистера Людвига, я буду испепелен ядерным взрывом.Наступили сумерки, но уличный свет еще не включили, и город выглядел призрачным, нереальным, обреченным. Уже несуществующим.Я подумал о Луизе. Если она на свободе, она должна избегать всех тех мест, где ее могут ждать. А они наверняка хотели бы разделаться и с ней. Им не нужны свидетели.Скорее всего, они дождались ее возвращения после того, как увезли меня. В таком случае… Лучше было не думать, что значил такой вариант…А если вдруг она еще на свободе? Где можно искать ее? Я забрел в небольшой скверик. На скамейке сидели двое совсем молодых людей, он и она, и торжественно держались за руки. Им, наверное, казалось, что весь мир смотрит на них, потому что у них были напряженно застывшие лица, но даже жирные взъерошенные голуби, деловито склевывавшие какие-то зернышки, были глубоко равнодушны.Пройдут какие-то дни, и не будет ни этих домов, ни скверов, ни голубей, ни влюбленных мальчиков и девочек. Ветер будет гнать тонкую пыль от руин, пахнущих горьким дымом. И некому будет ощутить эту горечь. И солнце будет тусклым, как после извержения вулкана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31