— Как Андрокл мог требовать выдачи Полихара? — негодовал Антиох. — Как он мог требовать, чтобы мы приняли на себя такой позор? Он боялся войны! Но если Спарта решит воевать, разве она не найдет других причин?!
А когда утихло его пылкое негодование, Антиох с тоской подумал, что Андрокл уже не встанет со своего смертного ложа и что теперь Антиох остался царствовать один и все дела должен решать один.
Это пугало царя. Правда, с ним вместе по-прежнему будут править государством старейшины. Но все же ему будет не хватать Андрокла — ведь в Мессении, как и в Лаконике, всегда было два царя.
Потом стало мучить сомнение. А может, Андрокл был прав? Может, надо было попробовать примириться со Спартой?
Примириться со Спартой! Иными словами делать все так, как хочет Спарта! Нет. Этого Антиох принять не мог и не хотел.
Но надо было решать судьбу Полихара.
Посовещавшись со старейшинами, Антиох послал ответ в Спарту. Мессенцы стояли на своем: дело надо передать в суд. Пусть там и решат их спор.
В Спарте приняли ответ Антиоха. Но отпустили послов, ничего не сказав. И лица и уста спартанских царей и старейшин были замкнуты.
Прошло несколько месяцев. Антиох после всего, что случилось, не находил себе места от тоски, тревоги и тяжелых предчувствий. Смерть Андрокла тяжким бременем лежала на его душе. Вскоре Антиох заболел, и эта болезнь быстро свела его в могилу.
Царем Мессении стал его сын Эвфай.
ГИБЕЛЬ АМФЕИ
Спарта гудела, как растревоженное осиное гнездо. Вся лаконская холмистая долина была неспокойна. В Спарте готовились к чему-то похожему на большое празднество.
Внешне жизнь текла, как всегда. Так же выходили на каменистые, нелегкие для обработки поля спартанские рабы — илоты. Так же пасли они скот и охотились за кабанами и дикими козами по лесистым склонам Тайгета, для того чтобы обеспечить мясом Спарту. Так же работали на виноградниках и в оливковых рощах, чтобы в Спарте было масло и вино.
И в самом городе Спарте как будто бы жизнь текла, как всегда. Ирэны, молодые начальники мальчишечьих отрядов, яростно тренировали своих стриженых босоногих воспитанников. Гимнастические игры их так же часто, как всегда, кончались драками. Мальчишки дрались отчаянно. И старики, которые считали своим долгом следить за воспитанием будущих воинов, подзадоривали их. Они наблюдали за тем, как мальчишки дерутся, присматривались, нет ли среди них трусов, нет ли вялых, ленивых, умеет ли каждый из них постоять за себя… Ведь искусство войны, искусство битвы, было единственным ремеслом спартанцев, которое завещал им законодатель Ликург. И мальчишки изо всех сил старались овладеть этим ремеслом, дрались, не щадя ни себя, ни товарищей. А потом, как всегда, по приказанию своих ирэнов бежали добывать себе еду — воровали дрова для костров, крали овощи с огородов, а некоторые даже ухитрялись утащить что-нибудь с обеденного стола взрослых… Добыть что угодно, где угодно и как угодно, но не попадаться. А кто попадался, того жестоко хлестали плетьми, но не за кражу, а за неловкость, за нерасторопность. Так велел воспитывать спартанских детей законодатель Ликург.
Так же, как всегда, юноши и взрослые спартанцы проводили свои дни в гимнасиях, соревновались в беге, в прыжках, в борьбе, в метании копья. Иногда отправлялись на охоту в ущелья Тайгета. Или под вечер, скрываясь и таясь в зарослях камыша и маквиса, шли на другую охоту. С короткими мечами, спрятанными в складках плаща, рыскали по полям, где работали илоты, и, выслеживая самых сильных и красивых людей, тайком убивали их. Видно, и это предусмотрел Ликург: сильные рабы могут стать опасными для своих поработителей!
Казалось, жизнь идет, как всегда. Но это были странные дни, полные затаенной веселой тревоги. Молодые спартанцы ходили с блеском в глазах. Юноши догадывались, о чем сговариваются их цари и старейшины, что готовят. Они нетерпеливо поглядывали на акрополь своего разбросанного среди холмистых садов города. Они ждали, когда там произнесут слово, которое должны произнести. Ждали, когда наступит час и они, проверив оружие, займутся своей внешностью. Особенно волосами. Волосы у них были длинные, надо их расчесать, уложить на голове, украсить. Потому что Ликург говорил: хорошо расчесанные волосы красивых делают еще прекраснее, а безобразных — страшнее для врага.
Молодые спартанцы ждали войны, хотели войны. Походная жизнь влекла их, как отдых. В походе не нужно будет так трудно, так непрерывно тренироваться, бить своих и получать от своих синяки. А наоборот, надо будет защищать друг друга. И, защищая своих, бить и убивать врага, давая полную волю своей силе, ловкости, своему тренированному телу, своей жестокости, которую в них воспитывали с детства.
И вот час настал. Слово, которого нетерпеливо ожидала Спарта, сказано. Война!
«Войско выстраивалось в боевой порядок, — рассказывает древний писатель Плутарх о спартанцах. — Царь на глазах противника приносил в жертву богам козу. Подавал знак всем украсить головы венками. Под свист флейт, под звуки песни воины трогались с места. Они шли на врага спокойные и радостные, твердо держа равнение, не испытывая никакого страха».
Так было всегда. Но не так было теперь.
Спартанское войско выстроилось быстро, ощетинилось копьями. Воины сомкнули щиты. Но не было ни песен, ни флейт, ни жертвы, которую перед лицом противника обычно приносили спартанские цари. На этот раз! собирались в поход украдкой, тайно, без объявления войны. И не только не послали сказать мессенцам, что союз их разорвав, но еще и выставили сторожевые отряды для того, чтобы никто в Мессении не проведал о том, что здесь готовится.
Так вступила Спарта, презрев старые обычаи отцов, на путь обмана и вероломства.
Ночью, под сиянием чистых звезд, когда лишь безудержный стрекот цикад заполняет долину, спартанское войско давало клятву:
— …Не возвратимся домой, пока не завоюем Мессению. Если даже война будет очень долгой, не возвратимся, пока не завоюем Мессению. Если нам предстоят тяжкие военные бедствия, не повернем назад и не возвратимся домой, пока не завоюем Мессению. Клянемся!
Во главе войска встал Алкамен, сын убитого царя Телекла. Полководец дал знак, и фаланги двинулись в Мессению. Шли молча, ни возгласа, ни бряцания меча, только мерное шарканье грубых сандалий, шум от тяжелой поступи, какой ходит горе, разрушение и смерть.
До утра было недалеко. Но еще мерцали и переливались теплые южные звезды, еще лунно светились мокрые от росы травы и деревья, и отсвет сверкающего неба лежал на черепице храмов и на гребне каменной городской стены. Ни сторожей, ни охраны. Городок спал беззаботно и беззащитно, раскинув по холму свои крутые узкие улицы, полные мирной тишины.
И никто не слышал, как вошли в город враги. Внезапно в Амфее, где только что бродили веселые нимфы и добрые сны, послышались крики ужаса и отчаяния. Стоны и плач сразу заполнили весь город. Спартанцы умело и расторопно работали мечами и копьями. Они врывались в незапертые дома, убивали сонных людей прямо в постелях. Тех, кто успел вырваться и выбежать из дома, убивали на улицах.
Люди толпами бежали в храмы, под защиту богов. Боги были сильны в Элладе: нельзя было убивать человека, припавшего к жертвеннику или к ногам божества. Нельзя было оскорбить бога и тем нарушить непреложный закон эллинской земли.
Но для спартанцев теперь уже не было никаких законов, кроме закона силы и жестокости. Они ворвались в храмы, как в простые дома, и перебили всех, кто надеялся найти там защиту. К утру в городе ни одного мессенца не осталось в живых. Бога их не защитили. Очень немногим удалось бежать из Амфеи. И те, кто успел бежать, всполошили Мессению. Страшная весть обогнала их в пути и очень скоро достигла ворот Стениклара.
Спартанцы захватили Амфею. Войска вернулись в Спарту. В городке остался военный гарнизон. Спартанцы наглухо закрыли ворота Амфеи, твердо решив не отдавать его мессенцам. Амфея была удобна для ведения дальнейшей войны: она стояла высоко, в ней было много источников чистой воды и стены ее были крепки.
Это случилось в VIII веке до нашей эры, во втором году девятой Олимпиады, когда одержал победу Ксенодок и тем прославил Мессению. Ксенодок был мессенянин.
ПЕРВАЯ МЕССЕНСКАЯ ВОЙНА

Битва у Свиного оврага
Война! Война!
Это зловещее слово прозвучало как набат, как угрожающий меч нависло над прекрасной Мессенией. над ее цветущими селами и городами. Со всей страны народ начал стекаться в Стениклар. Многие шли уже с оружием, с мечами и дротиками, с луком и колчанами, полными стрел. Из деревень везли разные припасы, нужные в походе, — хлеб, оливки, мясо. Каждый понимал, что нельзя сидеть дома, когда родине угрожает опасность.
Огромное народное собрание началось в Стеникларе. Перед народом выступили старейшины: они старались успокоить и подбодрить людей. Ведь и спартанцы не боги. Ведь и мессенцы тоже доряне, у них та же кровь. Разница только в том, что мессенцы живут по законам божеским и человеческим, а спартанцы эти законы забыли.
После них выступил молодой мессенский царь Эвфай. Возмущенный вероломством Спарты, он чувствовал, что должен сейчас взять на себя всю огромную тревогу своего народа. Надо, чтобы люди поверили ему, чтобы они поверили в себя, в свою силу и смело встали на защиту родины. Он знал военное могущество Спарты, но он знал и то, что им, мессенцам, нельзя сдаваться.
— Не падайте духом! — говорил он. — Спартанцы взяли Амфею, захватили ее, как ночные воры. Но неужели взятие Амфеи — уже решение войны? Нет, война еще не решена, и еще ничто не проиграно. Не надо нам бояться военной славы спартанцев и не надо думать о том, что их военные знания выше мессенских. Они больше занимались военной наукой, и только! Спартанцы превосходят нас в искусстве войны, тем более необходимо нам превзойти их в доблести. А милость богов пребудет с нами, мессенцами, защищающими свою страну, но не с теми, кто обижает других!
Речь царя была искренней, пылкой, мужественной. И народ разошелся с площади, полный решимости встать на защиту своей страны.
Мессения начала поспешно вооружаться. Мрачные, тревожные дни наступили в Мессенской долине. Города стояли, наглухо закрыв ворота, днем и ночью их стены охраняла стража. Поселяне торопились убрать и увезти хлеб с полей. Но они часто должны были все бросать и бежать под укрытие городов или прятаться в лесах — спартанские вооруженные отряды неожиданно налетали на них, отнимали собранный хлеб, увозили плоды их садов и огородов, виноград, оливки, тащили амфоры с оливковым маслом, угоняли скот.
Но, против своего обыкновения, не вырубали садовых деревьев и не разваливали домов. Спарта уже считала Мессению своей собственностью и не хотела разорять ее.
Много раз спартанцы пытались захватить и мессенские города. Однако стены городов были неприступны и стража не дремала: участь Амфеи была у всех перед глазами. Едва завидев спартанский отряд, мессенцы тотчас появлялись на стенах своих городов. Спартанцы яростно нападали, но мессенцы так же яростно защищались. И спартанцам так сильно доставалось от мессенских горожан, что они бесславно отступали, да еще и несли потери.
Наконец увидев, что все их попытки захватить города безуспешны, спартанцы оставили их в покое. Куда легче и веселее было грабить мессенские села, которые не могли защищаться!
Мессенцы старались мстить. Они тоже собирались в отряды и нападали на лаконское побережье. Так же грабили и разоряли лаконские села, так же опустошали поля. Но их отряды были малочисленны, и вступить в бой со Спартой они пока еще не могли.
Так, с яростью, которая все разгоралась, губили друг друга люди, вышедшие из одного племени — племени суровых дорян.
В незапамятные времена откуда-то с севера пришли доряне в Пелопоннес. Они остановились в каменистой долине Тайгета. Горный кряж в снежной короне, вековые леса на склонах, прозрачная река Эврот, бегущая среди холмов долины… Эта страна понравилась дорянам. Они захватили ее, а жителей, по обычаю тех времен, обратили в рабство. Здесь они построили свой первый город — Спарту.
В те времена Лаконика называлась Лелегией, по имени царя Лелега. После царя Лелега царствовал его старший сын Мил. А младший, Поликаон, остался простым гражданином Лелегии.
Однако жена Поликаона, гордая Мессена, взятая из Аргоса, не согласилась на такое положение. Ее отец Триопа был очень влиятельным и даже могущественным человеком не только в Аргосе, но и среди всех эллинских племен. Триопа тоже не захотел мириться с тем, что его дочь так и останется простой гражданкой Спарты. Он собрал войско в Аргосе и в Лелегии и с этим войском вступил в соседнюю долину, граничащую с Лелегией.
Он захватил эту долину, и Поликаон, его зять, стал здесь царем. Страну эту назвали по имени жены царя Мессены — Мессенией.
Мессения всегда была прекрасна. Еврипид, древний поэт, так говорит о ней в своих стихах:
… плодоносная,
Струей потоков орошенная бесчисленными,
Воловьим и овечьим изобильна пастбищем,
И от порыва сильных бурь не хладная,
И колесницей Феба сильно не палимая.
…Красу которой словом ты не выразишь.
Постепенно, в течение многих лет мессенцы построили свои города — Анданию, Арину, Фары, Стениклар. На горе Итоме поставили святилище Зевсу, особенно почитаемому всеми эллинами.
Так рассказал древний писатель Павсаний о том, как возникла Мессения. И как потом это племя кудрявых голубоглазых дорян забыло о своем родстве, выйдя с оружием в руках друг против друга на кровавое поле битвы.
Прошло три года взаимных обид, разорения, грабежей и побоищ. Спартанцы тешились своей военной выучкой, своей силой и ловкостью. Они ликовали, когда удавалось приволочь из Мессении хорошую добычу. Старики поощряли их. Но не забывали напоминать о том, что города Мессении еще не взяты и что их надо, наконец, взять.
Молодые радовались похвалам, гордились возрастающим счетом убитых мессенцев. И заранее ликовали, представляя себе, как войдут в мессенские города и как сделают мессенян. своими рабами.
Но жители Мессении знали, что такое быть рабом, да еще рабом Спарты. Ни один народ в Элладе не был так жесток к рабам, как были жестоки спартанцы. Лучше смерть с оружием в руках, чем жить у них в рабстве.
— А разве только два выбора — смерть или рабство? — стараясь подбодрить мессенцев, говорили мессенские старейшины. — Есть еще и третий: победить!
Все эти три года горя и лишений мессенцы старательно изучали военное дело.
На четвертом году, после того как спартанцы взяли Амфею, царь Эвфай объявил поход. Ожесточение и ярость против Спарты полыхали по всей Мессении, и Эвфай понял, что медлить больше нельзя.
Эвфай сам повел войско к лаконской границе. За войском по приказу царя рабы несли большие колья и все, что нужно для устройства укрепления.
Лаконская стража на стенах Амфеи издали увидела пыль, поднятую идущим войском. Тотчас в Спарту поскакали гонцы. И очень скоро оттуда навстречу Эвфаю двинулись спартанские фаланги.
Эвфай остановил войско у огромного Свиного оврага, отделявшего Мессению от Лаконии. Это место было удобно для сражения.
Здесь он назначил предводителей войска. Командовать пехотой он поставил Клеониса. Легковооруженными — лучниками и копьеносцами — велел командовать Пифарату. А тяжеловооруженными стал командовать Антандр. Здесь, на краю оврага, Эвфай встретил спартанцев.
Бой начался сразу, как только подошли спартанские войска, — столько ненависти и ожесточения накипело у людей!
Злым огнем засверкали дротики, засвистели тучи смертоносных стрел и легковооруженные скоро схватились врукопашную на краю оврага. Лишь тяжеловооруженные, хоть и скрежетали зубами от ярости, не могли броситься друг на друга — овраг мешал им.
Понемногу спартанцев стало охватывать изумление. Они шли в бой с песнями и флейтами, заранее торжествуя победу. Но вот они бьются час, другой, третий… а мессенцы не уступают им! Они не уступают спартанцам ни в чем — ни в умении драться, ни в упорстве, ни в горячности, ни в численности войска!
Это казалось дурным сном. Все больше разгораясь яростью, спартанцы нападали, как дикие вепри; они каждую минуту ждали, что мессенцы дрогнут, отступят, побегут, как бежали все, с кем сражалась Спарта.
Но мессенцы дрались и стояли насмерть. Ведь за их спиной была родина и свобода.
В то время, когда кипела битва, Эвфай приказал рабам укрепить частоколом заднюю линию его военного стана. После этого он велел вбить колья по обе стороны стана. Среди криков, топота и ржания коней, среди стонов и проклятий спартанцы не видели, что делает Эвфай.
Бились до самой ночи. Густая тьма положила конец битве: стало трудно различить, кто враг, а кто свой. Падая от усталости, и спартанцы и мессенцы ушли к своим кострам, запылавшим в темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13