Скотт продолжал поглаживать Кет'лк и смотрел на капитана, готовый выполнить любое его приказание. Спок даже не шевельнулся, только поднял бровь, но Джим отчетливо слышал его мысли.«Все логично, Джим. Но, опять-таки, логика – не самая лучшая помощница в этой ситуации. Поступай так, как считаешь правильным».– Ну что ж, приступайте, – распорядился Кирк. – И если можно… поторопитесь.«Да, если можно, – в Их мыслях прозвучала такая мягкость и даже нежность, какой они еще не слышали в Их исполнении ни разу. – Мы никогда не забудем вас. Оставите Нам что-нибудь на память? Чтобы Мы могли вспоминать вас? Вы ведь играете в эту игру гораздо дольше, чем Мы. Мы будем вам очень признательны, если вы оставите какие-нибудь ваши победы и удачи. Чтобы Мы могли их как следует изучить в перерывах между раундами. И хотя Мы сами будем матерями и отцами для этой галактики, все равно вы останетесь Нашими родителями и единственными чужими, которых мы когда-либо знали. Оставьте Нам что-нибудь от себя».– Если вы и экипаж захотите это сделать, капитан, – сказала Кет'лк, – я могу вплести некоторые из ваших воспоминаний в ткань этого пространства. Так, чтобы для Них не было опасности их потерять.– Сделайте это, Кет'лк, – ответил капитан. – Вот только…– Да, сэр.– Вы сказали «чуть меньше вечности».– Не волнуйтесь, капитан. В конце концов, кто сказал, что энтропия вечна? Мы создадим для Них неплохую галактику, не беспокойтесь. Они будут помнить о нас, даже когда все галактики станут лишь старой забытой историей.– И, кроме того, мы вложим в Них основные принципы управления галактикой, – продолжил Харб. – Так что Они впоследствии сами смогут вносить изменения в ее внешний вид.– В таком случае, я начинаю, – сообщила Кет'лк.– Кет, – послышался голос.Из толпы вышел Маккой и опустился перед ней на колени. Он выглядел чем-то обеспокоенным.– У меня только один вопрос. Когда ты начнешь создавать уравнение, ты вложишь в него смерть?Сияние заметно потускнело. То же произошло и с глазами Кет'лк.– Л'нрд, – торжественно и печально обратилась она к нему. – Ты сам все сказал. Им нужно время, но время не может существовать без энтропии. А вместе с ней неизбежно придет смерть.– Но ведь ты же созидательный физик. Разве ты не можешь как-нибудь опустить эту часть в уравнении? – спросил Маккой. Было что-то тоскливое в его взгляде, поскольку он заранее знал, что это невозможно, и не мог этого перенести. – Пусть течет время, но несет с собою только жизнь.Какое-то время Кет'лк молча смотрела на него.– Пожалуй, я смогу внести подобные изменения в уравнение, – сказала она наконец. – Но я не знаю точно, каковы будут результаты. По-моему, просто сумасшествие внедрять такие вещи, предварительно не опробовав их. Но у нас нет никакой возможности для проведения экспериментов. После того, как я произнесу последнее Слово, последствия станут необратимыми. Но естественные законы могут оказаться незаконченными. А результатом подобного эксперимента может стать хаос, как тот, что мы видели на границе Малого Магелланова Облака. Имею ли я право на проведение такого опыта с Ними, что может случайно перебросить Их в не правильную временную спираль, или во временной парадокс. Ведь Они, возможно, никогда не смогут выбраться оттуда.Маккой стоял молчаливый и недвижимый.– Доктор, – мягко произнес Спок. – Вы не так часто читаете сказки и мифы, но этот, я думаю, вы знаете. Как умер Эскулап?Лицо Маккоя стало мрачным.– Он был великим исцелителем, – рассказывал он. – В конце концов, кто-то пообещал ему огромную плату за то, что он оживит мертвого. И он оживил. Но боги не простили ему этого и убили ударом молнии.Спок молча смотрел на Маккоя.Затем надежда вспыхнула на его лице, и свечение вокруг него стало еще ярче.– Но ведь затем, – с триумфом произнес он, – боги пожалели о содеянном и сделали богами и Эскулапа, и того человека, которого он оживил.– Но все равно, им пришлось умереть для того, чтобы обрести божественность, – сказал Спок. – Леонард, может произойти великая трагедия, если мы позволим Им стать почти вечными, но не дадим никаких гарантий. Уравнение, которое Кет'лк хочет применить здесь, заставит Их забыть о том, кто Они есть, забыть об Их божественности, пока Они будут жить. Как же мы можем перекрыть Им единственный путь, про который знаем, что он приведет Их к этому знанию? – Маккой отвернулся, а Спок с еще большей мягкостью продолжил:– Леонард, Они сами знают, что делать. В конечном счете, Они – это Бог. Даже в нашей Галактике у смерти бывают исключения.Маккой опустил голову, затем какое-то время спустя снова поднял ее – слезы текли по его щекам, и он даже не пытался их скрыть.– Но можем ли мы избавить Их хотя бы от боли? – тихим голосом произнес он.Только сейчас Джим осознал, каким хорошим врачом был его друг. Маккой хотел, чтобы во всем мире существовало хотя бы одно место, где в его профессии не нуждался бы никто и никогда. Джим успокаивающе погладил его по руке.– Боунз, – сказал он. – Пока энтропия остается в силе, боюсь, мы не сможем избежать боли. Мы просто молодые феи, присутствующие на крестинах. То, что мы можем Им дать, не изменит проклятия… только немного смягчит его.– Если смерть, действительно, проклятие, – произнес Маккой мрачно, но в его глазах сверкали искорки смеха, – в таком случае слишком нелогично наказывать существо, у которого еще нет абсолютно никакого опыта, или, по крайней мере, он его не помнит.Люди молчали. Кет'лк, не слыша больше никаких комментариев, поглядывала то на одного, то на другого из них, затем снова посмотрела на Джима.– Капитан? – спросила она.– Приступайте, – ответил он. – Вам понадобится что-нибудь?– Пока тишина, – объяснила Кет'лк. – Только тишина.И, к всеобщему удивлению, она начала петь. Глава 15 Джим довольно часто слышал, как поет Кет'лк, – в обычном разговоре, когда ее пение несколько походило на смешную какофонию, в более личной беседе, когда мелодия казалась глубже, случайные неприятные звуки исчезали и, растворясь, переходили в нежную, богато украшенную ткань музыки. Но он никогда не слышал, как она поет, когда работает, когда занимается своей созидательной физикой. Джим начал жалеть о своем упущении. Поскольку, слушая ее, он понял, что это была единственная область, где она полностью раскрывалась, где слышалось биение ее сердца.Сначала она пела медленно и осторожно, словно прощупывала путь по неизведанной земле, дюйм за дюймом пробираясь вперед. Джим вспомнил, как гамалкийка рассказывала о своем друге, и понял, что все менее значимые проблемы решаются следующим образом: отрабатывается последовательность равных постоянных, качественные характеристики векторов, количества. Кет'лк пением вводила свои уравнения, сводя их до простейшего уровня, используя их в соответствии с правилами гамалкийских физиков. Она искала свой путь, как она выразилась, в будущее, до того, как здесь появится время. Джим видел, что Скотт наблюдает за ней с пристальным вниманием, словно он начал понимать то, о чем она поет. Джим не находил слов, чтобы описать, как она это делала. С, воздухом происходили какие-то странные вещи. Люди извивались и деформировались. Даже Они как-то странно мерцали.Неожиданно Джим осознал, что она уже близка к тому, что искала. Ее хроматические прогрессии становились все быстрее и увереннее, мелодия – все сложнее. А затем ее видение прорвалось сквозь пространство в будущее, которое она хотела увидеть, – мелодия выливалась из нее, словно она накапливала ее в течение всей своей жизни. Дикий насыщенный сверкающий водопад музыки, тонкий и изысканный, как соната Баха.Но несмотря на очень высокий тон ее голоса, в этом переплетении звуков заключалось нечто более сложное и значительное. Она пела уравнение с такой же нежностью и четкостью, с какой обычно разговаривала, но сейчас к ее мелодии добавились страсть, и радость, и странное горькое сожаление.«Она творит свой шедевр, – подумал Кирк. – Восхищение, жажда довершить начатое. Как часто вам предоставляется возможность создать новую галактику?»Но больше всего его удивило то сожаление, которое чувствовалось в ее мелодии. Тут он поймал себя на мысли о том, что примерно то же самое – радость, страсть и сожаление – она испытывала, когда готовилась совершить Акт Любви и смерти своего партнера. Он думал о том, как она смотрела то на него, то на Скотта, когда они обсуждали, хватит ли ей сил создать все это. Затем Джим отвлекся от этих мыслей. Он не позволит никому, а особенно Скотти, отвлекать Кет'лк от установления законов, которые будут управлять этой галактикой.Хотя ощущение, что мелодия проплывает во времени, и было иллюзией, но очень реальной. «Установление законов, – думал Джим, – требует времени. Даже Богу понадобилось семь дней…» Ему стало интересно, пел ли Бог, когда создавал их мир, и звучала ли мелодия так же величественно, как эта.Кет'лк задрожала, вкладывая последние усилия в свою песню. Она изливала мелодию, или та сама лилась из нее. Поток яркой музыки – низкий тон, затем высокий – настоящее наступление в будущее галактики. Неожиданно мелодия словно освободилась, она вырвалась за пределы «Энтерпрайза» и полетела вперед, чтобы стать основными законами этой галактики.Никто не мог пошевелиться. Все были замурованы в этом переплетении законов и принципов, исходящем от Кет'лк, словно мухи в янтаре. Им было трудно дышать, а затем, когда она стала подстраивать свое творение под эту галактику, стало еще тяжелее. Казалось, прошло много времени, прежде чем темп мелодии замедлился и последние аккорды вылились в застывшее молчание вокруг. Но наступил конец, и все одновременно облегченно вздохнули.Кет'лк с удовлетворением оглянулась вокруг, а затем на своих друзей.– Основа создана, – сказал она немного устало. – Люди, загляните в себя и решите, что вы хотите оставить Им в подарок.Они так и сделали.Эпизоды из жизни четырехсот тридцати восьми человек появлялись из ниоткуда и становились реальностью, а затем вплетались в ткань этого пространства. Джим был тронут до слез, поскольку эти подарки были бесценны. Все без исключения оставили что-то на память. Чьи-то щупальца нежно коснулись его, в это время один из суламидов делился своим самым сокровенным. Джим смотрел на розовато-лиловый и золотистый пейзаж, а затем на безмолвное величественное персиковое небо. Не было слышно никаких звуков, кроме мягкого шуршания ветра. Он почувствовал, как этот свежий летний ветерок поднимает его настроение, и впервые осознал тот страх, который сопутствует свободе, и радость по другую сторону этого страха.Он боролся со своим братом, сильным существом с шестнадцатью конечностями. Эта схватка прерывалась лишь негромким ворчанием и удивленными восклицаниями по поводу силы другого. В конце концов они, обессиленные, упали на землю. Мизару смеялся, издавая свистящие звуки, а он благодарил Силу за то, что у него есть такой друг. Он поднялся, глядя в небесную лазурь, туда, где поднимались древние величественные башни Торокена. Он медленно побрел к ним, прекрасно зная, кого встретит там……Метановый снег был таким же прекрасным, как и туман, стелющийся и извивающийся между камней, а ветер промораживал до костей. Он стоял, стуча от холода зубами, и смотрел на черно-красное небо, по которому проплывала гигантская розовая звезда, казавшаяся нереальной. Кабинет и весь мир вообще исчезли, когда он застучал по клавиатуре, и мягкая музыка полилась из динамиков компьютера, пока ночь, наконец, не отступила, и не наступил трехсолнечный день, и он, пошатываясь, пошел к вешалке, чтобы немного повисеть до начала концерта. Отец дотронулся до него щупальцем, и его лицо передернулось в приветственном жесте, которого он никак не ожидал увидеть после стольких лет полного отчуждения. Его внутренности сжались, а сам он совсем побелел от сумашедшей радости……Он снова и снова перечитывал историю болезни, обливаясь холодным потом… И, в конце концов, приступил к операции, глубоко проникая в хрупкое и такое уязвимое тело, лежащее перед ним. После трех дней комы и постоянной и утомительной поддержки, трех дней страха, его пациент наконец-таки очнулся и даже слегка улыбнулся ему. Он быстро, но не настолько, чтобы это переходило за рамки приличий, выбежал из палаты, и, забежав в соседнюю, закричал от радости и облегчения……Она напрягала горло, стараясь говорить на странном чужом языке. Ее задачей было не победить, а проиграть. Внедриться в чужой мозг и начать думать на чужом языке, и в сотый раз стать большим, чем она была до внедрения. Без предупреждения, после долгих дней упорной борьбы враг поднялся против нее и оттеснил с ошеломляющей силой на самые задворки сознания. Ее мозг закружился от чуждой терминологии… а затем все изменилось. Ее офицер, тот, который раньше был чужим, да и все имена – все изменилось. Ее враг тоже изменился. Она заглянула в себя и вместо врага обнаружила союзника. Она громко закричала, чтобы хоть кто-нибудь мог разделить с ней радость ее поражения и победы одновременно. И когда люди сбежались, чтобы посмотреть, что с ней случилось, она засмеялась, потому что не могла удержаться от смеха……Красота Вселенной, то, как она живет и развивается, неистовая пляска энергии во всех ее формах – все это, словно музыка звучало в его голове так громко, что ему пришлось буквально ухватиться за переборку, чтобы устоять на ногах. У него закружилась голова от осознания своего величия и своей ничтожности, силы и бессилия одновременно. И ему было просто необходимо поделиться с тем, кто устроил ему это. Оглянувшись и убедившись, что его никто не видит, он подошел к цилиндру, где происходила реакция материи и антиматерии, и положил на него руку. «Спасибо, – прошептал он, уверенный, что она слышит. – Спасибо…»…Это его работа – помочь Им интересно поиграть. Он не думал, что в этой жизни для него существует другая, более подходящая профессия, потому что знал, – когда они играют, их души очищаются. Он прислонился к стене, согретый теплом мысли о том, что его работа делает людей более свободными. Затем раздался сигнал, извещающий о том, что игрок на шахматной доске 4d выиграл. Он усмехнулся и направился за магнитной отверткой, щеткой и совком, чтобы собрать выигранные деньги……Он был единственным, кто знал дорогу сквозь эту кромешную тьму. Каждая звездочка была знакома для него. Он знал их названия, их спектры. И он с закрытыми глазами смог бы отыскать дорогу домой, даже если бы находился в тысяче парсеков, поскольку все его странствия ограничивались пространством, в котором была видна маленькая голубая планета, кружащая вокруг желтого Солнца. Зеленые холмы Земли всегда были такими гостеприимными, родными и безопасными. Но он никогда бы не предпочел эту безопасность. Мрак Вселенной знал его имя, и когда тот призывал его, он шел к нему и делал это с великой радостью……Знания обжигали его мозг, будучи сладкими и горькими одновременно. Во Вселенной существовало еще немало вещей, которые ему предстояло узнать, бесконечно больше тех, о которых он никогда ничего не узнает. Но эта правда не открывала тщетность всех его попыток, а, наоборот, приводила его в экстаз. Скорее Галактика истощит его, а не он ее. В противном случае его жизнь была бы бесполезной. В своей охоте за знаниями он предпочитал странные факты. Их необычность радовала его, поскольку в этом заключалась их схожесть с ним и друг с другом. Существовали и иные радости. Хотя он и был молчалив, остальные знали его имя и не боялись обратиться к тому душевному человеку, которым он был когда-то. Среди них было двое – один, с которым он делился своими секретами, который радовался, что им командуют; другой – командир. На него он и смотрел сейчас, мысленно благодаря и отмечая сумасшедшую, совершенно невулканскую отвагу, которая привела их в это удивительное место…Произнеся последние слова, Джим передал свой подарок – самые сокровенные мысли и воспоминания. Пропустить через себя четыреста тридцать восемь душ и стать их душой и их мозгом, быть тем, кому они отдают свою последнюю энергию по собственному выбору, из любви к нему, командовать ими и подчиняться им, испытывать их боль и радость, быть их другом и восхищаться тем, что они вместе всегда и во всем – никогда он не думал, что это так приятно. Ничто во Вселенной не могло сравниться с этим чувством. Он оставил Им воспоминания о том, что любил, и слезы потекли по его щекам, когда он понял, как ему повезло, что он – это он.Джим открыл глаза и оглянулся вокруг. Многие люди делали то же самое. Некоторые смотрели на Них. Джим тоже посмотрел в этом направлении и удивился – действительно ли Их сияние стало ярче? Или это ему кажется потому, что он долго простоял с закрытыми глазами?Они мрачно взглянули вслед «Энтерпрайзу». Было совершенно ясно, что Они смотрели, хотя Джим не мог сказать, каким образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20