Господин Джереми к тому моменту был вынужден окончательно отойти от дела и даже покинуть Теребину поэтому к сениору Джакопо отправился другой человек…
Но самым страшным открытием оказалось то, что сениор Джакопо сознательно отправлял Волка на верную смерть. Посланцу не удалось обмануть проницательность старого мафиози. И тот… согласился с доводами его старых друзей, потребовав, однако, компенсировать ему потери от недополученных с этого «крайне перспективного молодого человека» доходов. Что обошлось деловым людям Теребины в о-очень круглую сумму.
На Теребине Волк провел более двух лет, завербовавшись на джутовые плантации. В мрачном худом парне, носившем веревочные сандалии на босу ногу и грубые джутовые штаны и рубаху, сейчас никто бы не признал того лощеного молодого человека, которого одаривали улыбками девушки из самых высших слоев общества, когда он по средам и субботам выезжал свою лошадь…
Через два года страсти утихли, ибо все заинтересованные стороны (а Волка теперь искали не только полиция и спецслужбы, но и партнеры его заказчика) решили, что он каким-то образом проскользнул сквозь выставленные заслоны и покинул планету. И Волк сумел воспользоваться кое-чем, что припрятал про запас еще тогда, когда готовил эту свою последнюю операцию, и покинуть Теребину…
К сениору Джакопо он пришел через полгода, когда, как учил его Дырокол, подготовил себе надежный маршрут ухода. Чтобы нельзя было проследить движение средств по банковским счетам, часть своих денег Волк заранее перевел в золото и камни и укрыл в подготовленном тайнике. Сениор Джакопо его не ждал и очень удивился его появлению. И даже сумел изобразить неподдельную радость, пока Волк не воткнул ему в мочевой пузырь заточенную отвертку. Надавив на рукоятку, Волк не испытал никаких эмоций. Горечь, разочарование… все это из той же серии, что и любовь или сострадание. Суть – обман. Оставлять в живых своего бывшего благодетеля он не собирался. Потому что сениор Джакопо был по-своему честным человеком – получив один раз деньги за проданного Волка, непременно сподобился бы исполнить взятые на себя обязательства. Конечно, не сразу, но через год, два или десять лет… А Волк не собирался жить под дамокловым мечом.
Теперь Волка искали все. И полиция, и «деловые люди». Ибо спустить убийство уже двух лидеров кланов означало бы для них потерять лицо. И подвергнуть опасности свои собственные жизни. Одно дело, когда боссы гибнут в мафиозных войнах, это вполне допустимо – война есть война, а другое – если на жизнь столь могущественных и авторитетных людей вдруг начнут покушаться одиночки… Волк менял отели, города, планеты, нигде не задерживаясь подолгу. Трижды его чуть не настигли. Один раз федеральное бюро, которое им теперь занималось, и дважды люди мафии. Деньги таяли… На Корнкросте Волк сколотил банду и совершил успешный налет на местный банк. Его людей повязали через два дня, но сам он уже покинул Корнкрост, причем не на престижном круизном лайнере компании «Элит круиз», корешок от билета на который полиция обнаружила в мусорном ведре оставленного им номера, а на грязном грузовом лихтере, куда он завербовался за полдня до налета, а затем отпросился «собрать вещи». Но еще через год и эти деньги подошли к концу. А погоня все приближалась и приближалась…
И вот наконец у него осталась последняя запаховая метка. И никаких шансов приобрести новую. Причем дело было не в деньгах. Деньги бы он нашел… Просто вот уже полгода он опасался появляться на технологически развитых мирах. По его прикидкам, плотность сети, которую раскинули его преследователи, оказалась столь велика, что на любом из технологических миров он не продержался бы и пары дней. А в таком захолустье, как то, где он сейчас находился, купить надежную запаховую метку не было никакой возможности. Оставался один-единственный выход… ну если, конечно, Волк не собирался задрать лапы и пойти на заклание. Даже если бы он сдался полиции, это бы по большому счету ничего не изменило. Федеральное бюро выжало бы его как лимон, а затем отправило бы в обычную тюрьму. А уж там дотянуться до него мафии не составило бы никакого труда…
Добравшись до своей берлоги, Волк стянул с себя респектабельный костюм мелкого менеджера и, достав из чемодана небольшой футляр, извлек из него миниатюрный шприц и маленькую капсулу. Проколов иголкой мягкую оболочку капсулы, он набрал ее содержимое в шприц и, перетянув левую руку выше локтя, осторожно ввел иглу в вену. Конечно, существовали и иные, менее болезненные способы ввести запаховую метку в кровь, но все они сейчас были для него недоступны. Выждав с полминуты, пока порошок, представляющий собой миллионы нанороботов, полностью растворится в крови, он осторожно надавил на кнопку, сдвигающую поршень шприца в обратную сторону. И последняя запаховая метка медленно перетекла в кровь Волка…
Теперь у него оставалось около двух месяцев на то, чтобы добраться до планеты, на которой находилось единственное оставшееся его убежище. Волк вынул шприц из вены, распустил жгут, собрал и затолкал использованный материал в футляр и выбросил его в уничтожитель. А затем раскатал рукав рубашки и подсел к сетевому терминалу.
– Слушаю вас, – послышался из динамика мелодичный женский голос. Опознав, что обратившийся пользователь мужчина, сеть мгновенно выудила из своего банка данных составленный по многочисленным исследованиям наиболее отвечающий эстетическим запросам данного типа мужчин женский образ.
– Я бы хотел заказать билет на перелет.
– Прекрасно. Какова конечная цель вашего путешествия?
– Игил Лайм.
– Отличный выбор! Игил Лайм известен своими…
Волк автоматически отвечал на вопросы программы, а сам напряженно размышлял над тем, что ждет его в конце путешествия. Дырокол накрепко вбил ему в голову необходимость сначала напрягать мозги, а лишь затем руки и ноги. Вот и сейчас Волк, как всегда, заранее начал готовить пути отхода. Даже, не зная куда…
2
Эсмерина пробралась сквозь толпу к стойке регистрации и усталым голосом назвала имя и регистрационный номер.
Холеная девица за стойкой, на самом деле являвшаяся обычной голографией, блеснула ослепительной улыбкой и проворковала:
– Рады видеть вас, уважаемая мисс Эсмерина Лиэль. Мы благодарим вас за то, что вы воспользовались услугами нашей…
Эсмерина недовольно фыркнула. Ну конечно, для пассажиров четвертого класса они даже не удосужились поменять голографию с женской на мужскую. Хотя дело-то плевое… Она со злостью пнула свой чемодан, у которого, похоже, опять что-то глюкнуло в мозгах, потому что он выехал из-за спины и стукнулся о стойку, и, даже не дослушав до конца голограмму, сгребла со стойки распечатку со своим номером и начала проталкиваться обратно. У стоек регистрации пассажиров четвертого класса всегда было людно…
Эсмерина Лиэль, получившая при рождении неблагозвучное имя Лигда Тараш, появилась на свет в семье менеджера средней руки. Внешне вполне благополучной. Отец семейства работал в крупной компании по продажам комплексного сетевого оборудования для дома и офиса. А мать вела образ жизни светской леди средней руки, чему не слишком мешали две дочери и… изрядно помогал карликовый шпиц, добавлявший к извечным темам, обсуждаемым в ежедневно собирающемся кружке таких же «карликовых светских львиц», как едко называл их отец, еще одну. А основными темами были мода, косметология, здоровье, воспитание детей, новости из жизни разнообразных звезд, подробности и всяческие перипетии личной жизни которых обсуждали все глянцевые СМИ, а также скандалы как в мире звезд, так и на соседней улице… особенно на соседней улице. Ну и после появления шпица все то же самое, но применительно к собакам – мода, тримминг и стрижка, выставки, вязки и так далее…
Когда Лигда немного подросла и перестала требовать кормления из соски, мать решила, что в достаточной мере исполнила свой долг перед собственным ребенком. И с того момента ее участие в жизни Лигды свелось фактически к двум фразам: «Лигда, ты мне мешаешь. Немедленно пойди в свою комнату и займись уроками» или «Лигда, милочка, у мамы так болит голова – пойди на кухню и сделай мне лимонаду.»
Естественно, через некоторое время Лигда навсегда возненавидела и уроки, и лимонад.
К одиннадцати годам жизнь Лигды превратилась в жуткую тягомотину. Война с сестрой протекала с переменным успехом и… с абсолютным отсутствием надежд на окончательную победу хотя бы одной из сторон. Школу Лигда посещала только под жестким прессингом матери – ведь не может «девочка из хорошей семьи» не посещать школу! В остальном же она была матери совершенно не интересна. Тем более что научилась игнорировать просьбы насчет лимонада. Так что фраза насчет лимонада из лексикона матери окончательно исчезла. Зато появилась другая: «Маленькая дрянь, как ты смеешь так разговаривать с матерью?!» Отец был страшно занят на работе, приходил поздно и всегда уставшим. А собаки у нее не было… Так что единственным занятием девочки стало подбирать внизу в гостиной оставшиеся после материных посиделок (заходить в гостиную во время которых теперь ей было категорически запрещено) распечатки сетевых глянцевых журналов и, утащив наверх, в свою комнату, часами их разглядывать. Они были окном в другой мир – блестящий и манящий, в котором люди носили шикарные платья за миллион кредитов, пили шампанское за двенадцать тысяч кредитов бутылка, развлекались на умопомрачительных вечеринках и отдыхали в роскошных отелях… Мать, вернувшись с выгула своего шпица и не найдя распечаток, частенько врывалась в ее комнату, словно злобная фурия. И наорав, забирала все себе. А Лигда залезала на кровать, укрывалась с головой и тихонько плакала от обиды…
В четырнадцать ее впервые выгнали из класса за то, что она нахамила учителю. А чего он влез со своими дурацкими молекулами как раз в самый интересный момент – когда она с Крарой и Иглид увлеченно обсуждали новое платье Мелиссии Нил, стоившее, по сообщениям репортеров, почти полтора миллиона кредитов. Крара закатывала от восторга глаза, а Иглид морщила носик и, вглядываясь в распечатку, все бубнила, что не видит, где здесь эти самые полтора миллиона кредитов. Понимала бы чего, дура… Там одних бриллиантов по подолу было на полмиллиона. Да и сшил его сам Грайрг Иммээль, самый дорогой кутюрье мира… Мать тогда орала на нее, как базарная торговка, да еще и отходила своими завивочными щипцами. Лигда потом два дня не появлялась в школе, отлеживаясь в постели с толстым слоем кожного регенерационного крема на лице…
Через год Лигда уже посещала школу не чаще раза в неделю, все остальное время предпочитая проводить с подружками в закусочной сети «Текста наггетс», которая являлась центром молодежной жизни их захолустья. Здесь они литрами глотали «Ока-колу» и постоянно жевали картофель фри с наггетс-бургами. Такая свобода досталась ей нелегко. Весь год она вела с матерью отчаянные позиционные бои, в которых, к ее удивлению, на ее стороне выступила вечная противница – сестра. Мать орала, яростно бросалась в рукопашную, пыталась даже подключить тяжелую артиллерию – отца, для чего перед его приходом занимала позицию на диване в гостиной с мокрым полотенцем на голове и затем нарочито слабым голосом требовала, чтобы он «занялся наконец детьми, а то у меня больше нет никаких сил…» Но все было напрасно. Лигда отвоевала себе право появляться в школе когда вздумается и приходить домой не раньше полуночи. Хотя в устном договоре, заключенном высокими договаривающими сторонами, этот пункт выглядел как «не позже полуночи». Ну а распечатки глянцевых журналов теперь распределялись по принципу: «кто первый встал – того и тапки». Впрочем, к пятнадцати годам Лигда уже сама делала себе распечатки. На том же классном принтере. И не только общедоступного глянца, но еще и вариантов «для взрослых». Хотя на школьном принтере, как и положено, стоял возрастной ограничитель, но, как его обходить, было придумано мальчишками еще лет шесть назад, и потому никто никаких затруднений не испытывал.
Так что когда она лишалась девственности с парнем из школьной футбольной команды, на заднем сиденье аэрола, принадлежавшего его родителям, то никаких особых тайн в происходящем для нее не было. Поэтому единственным результатом данного происшествия стало то, что к темам, которые они с подружками обсуждали в закусочной, прибавилась еще одна: у кого какой пенис и кто как им умеет пользоваться…
Подобный образ жизни привел к тому, что к выпуску ее подружки растолстели настолько, что стали напоминать афишные голотумбы. Сама Лигда этого избежала, но не оттого, что как-то ограничивала себя в еде, а просто благодаря каким-то таинственным особенностям своего организма. Наверное, это досталась ей от матери, которая, ела в три горла и все равно оставалась худой как щепка. Впрочем, подругам она часто говорила, что «села на диету», и даже, обсуждала с ними преимущества одних перед другими, ибо, по ее убеждению, диеты были неотъемлемой частью образа жизни настоящей леди. Ну недаром же глянцевые сети время от времени информировали широкую общественность, что очередная звезда села на очередную диету… Поэтому, когда избирали королеву выпускного бала, у Лигды, среди всего этого парада могучих телес, вываливающихся из трещавших по швам вечерних платьев, как тесто из квашни, просто не было конкуренток…
Поступить в престижный колледж с ее уровнем знаний у Лигды никаких шансов не было, поэтому на семейном совете решили, что она отправится в местный университет, где поступит на какой-нибудь факультет. Наиболее дешевый. Это был, наверное, самый главный критерий, поскольку никакой пользы от образования ни Лигда, ни родители не видели, но ведь невозможно же, чтобы «девочка из приличной семьи» не училась в колледже. А поддержание имиджа «приличной семьи» и себя любимой как «настоящей леди» составляло самую суть жизни ее матери, каковой задаче она отдавалась с истовостью и самоотверженностью, достойными лучшего применения…
В университете Лигде понравилось. Самым дешевым оказался факультет биологии, на котором, поскольку никаких биологических, фармацевтических или, на худой конец, этимологических фирм и исследовательских центров поблизости не наблюдалось, был хронический недобор. Но содержать его университетский совет был вынужден, дабы не потерять статус университета. Так что факультет оказался скопищем великовозрастных балбесов, подавляющее большинство которых составляли крашеные блондинки, брюнетки и рыженькие (девушек подобного типа почему-то всегда не удовлетворяет собственный, естественный цвет волос), предпочитающие в одежде разные варианты стиля «секси», а в манере поведения – беспорядочный промискуитет. Поэтому кампус биологического факультета на местном жаргоне носил неофициальное, но точное наименование «пи…дохранилище».
Лигда, в коллекции которой к выпускному вечеру, кроме почти полного состава школьной футбольной команды, имелись еще и экзотические для «девушки из хорошей семьи» водопроводчик, маляр и водитель-дальнобойщик, просто идеально вписалась в эту атмосферу. Некоторое неудобство ее новой жизни составляло лишь скудное родительское содержание (а она-то, дура наивная, считала, что тысяча кредитов в месяц – сумасшедшие деньги). Но и с этим Лигда разобралась довольно быстро, когда ее новая подруга и соседка по комнате «по секрету» сообщила ей, что парни с технологического и с сетевого факультетов приглашают девушек с биологического на свои вечеринки совершенно бесплатно. От последних требовалось лишь одно – проследовать с парнем, который ее «подцепил», в «секси-рум» и, опрокинувшись на спину, послушно раскинуть ножки. Ну или что там придет в голову парню… Класс!
Скандал разразился в каникулы. Мать, едва дождавшись дочь из университета, произвела молниеносную атаку и, сломив слабое сопротивление последней, заткнула ее в «приличный костюм» и потащила за собой «наносить визиты». И там попала под перекрестный огонь своих товарок, оказывается, гораздо лучше осведомленных о том, что такое на самом деле биологический факультет местного университета… Мать краснела, бледнела, принужденно смеялась, а ее «соратницы» лицемерно вздыхали и закатывали глаза, обсуждая, как, наверное, тяжело приходится «приличной девочке» в этом вертепе и средоточии греха…
Дома разразился ужасный скандал. Мать орала, что требует немедленного перевода на любой другой факультет. А когда Лигда наотрез отказалась (ибо право на «халяву», по университетской традиции, имели лишь студентки биологического), выдернула с работы отца и потребовала от него принять «волевое мужское решение» и сделать, как она желает.
1 2 3 4 5
Но самым страшным открытием оказалось то, что сениор Джакопо сознательно отправлял Волка на верную смерть. Посланцу не удалось обмануть проницательность старого мафиози. И тот… согласился с доводами его старых друзей, потребовав, однако, компенсировать ему потери от недополученных с этого «крайне перспективного молодого человека» доходов. Что обошлось деловым людям Теребины в о-очень круглую сумму.
На Теребине Волк провел более двух лет, завербовавшись на джутовые плантации. В мрачном худом парне, носившем веревочные сандалии на босу ногу и грубые джутовые штаны и рубаху, сейчас никто бы не признал того лощеного молодого человека, которого одаривали улыбками девушки из самых высших слоев общества, когда он по средам и субботам выезжал свою лошадь…
Через два года страсти утихли, ибо все заинтересованные стороны (а Волка теперь искали не только полиция и спецслужбы, но и партнеры его заказчика) решили, что он каким-то образом проскользнул сквозь выставленные заслоны и покинул планету. И Волк сумел воспользоваться кое-чем, что припрятал про запас еще тогда, когда готовил эту свою последнюю операцию, и покинуть Теребину…
К сениору Джакопо он пришел через полгода, когда, как учил его Дырокол, подготовил себе надежный маршрут ухода. Чтобы нельзя было проследить движение средств по банковским счетам, часть своих денег Волк заранее перевел в золото и камни и укрыл в подготовленном тайнике. Сениор Джакопо его не ждал и очень удивился его появлению. И даже сумел изобразить неподдельную радость, пока Волк не воткнул ему в мочевой пузырь заточенную отвертку. Надавив на рукоятку, Волк не испытал никаких эмоций. Горечь, разочарование… все это из той же серии, что и любовь или сострадание. Суть – обман. Оставлять в живых своего бывшего благодетеля он не собирался. Потому что сениор Джакопо был по-своему честным человеком – получив один раз деньги за проданного Волка, непременно сподобился бы исполнить взятые на себя обязательства. Конечно, не сразу, но через год, два или десять лет… А Волк не собирался жить под дамокловым мечом.
Теперь Волка искали все. И полиция, и «деловые люди». Ибо спустить убийство уже двух лидеров кланов означало бы для них потерять лицо. И подвергнуть опасности свои собственные жизни. Одно дело, когда боссы гибнут в мафиозных войнах, это вполне допустимо – война есть война, а другое – если на жизнь столь могущественных и авторитетных людей вдруг начнут покушаться одиночки… Волк менял отели, города, планеты, нигде не задерживаясь подолгу. Трижды его чуть не настигли. Один раз федеральное бюро, которое им теперь занималось, и дважды люди мафии. Деньги таяли… На Корнкросте Волк сколотил банду и совершил успешный налет на местный банк. Его людей повязали через два дня, но сам он уже покинул Корнкрост, причем не на престижном круизном лайнере компании «Элит круиз», корешок от билета на который полиция обнаружила в мусорном ведре оставленного им номера, а на грязном грузовом лихтере, куда он завербовался за полдня до налета, а затем отпросился «собрать вещи». Но еще через год и эти деньги подошли к концу. А погоня все приближалась и приближалась…
И вот наконец у него осталась последняя запаховая метка. И никаких шансов приобрести новую. Причем дело было не в деньгах. Деньги бы он нашел… Просто вот уже полгода он опасался появляться на технологически развитых мирах. По его прикидкам, плотность сети, которую раскинули его преследователи, оказалась столь велика, что на любом из технологических миров он не продержался бы и пары дней. А в таком захолустье, как то, где он сейчас находился, купить надежную запаховую метку не было никакой возможности. Оставался один-единственный выход… ну если, конечно, Волк не собирался задрать лапы и пойти на заклание. Даже если бы он сдался полиции, это бы по большому счету ничего не изменило. Федеральное бюро выжало бы его как лимон, а затем отправило бы в обычную тюрьму. А уж там дотянуться до него мафии не составило бы никакого труда…
Добравшись до своей берлоги, Волк стянул с себя респектабельный костюм мелкого менеджера и, достав из чемодана небольшой футляр, извлек из него миниатюрный шприц и маленькую капсулу. Проколов иголкой мягкую оболочку капсулы, он набрал ее содержимое в шприц и, перетянув левую руку выше локтя, осторожно ввел иглу в вену. Конечно, существовали и иные, менее болезненные способы ввести запаховую метку в кровь, но все они сейчас были для него недоступны. Выждав с полминуты, пока порошок, представляющий собой миллионы нанороботов, полностью растворится в крови, он осторожно надавил на кнопку, сдвигающую поршень шприца в обратную сторону. И последняя запаховая метка медленно перетекла в кровь Волка…
Теперь у него оставалось около двух месяцев на то, чтобы добраться до планеты, на которой находилось единственное оставшееся его убежище. Волк вынул шприц из вены, распустил жгут, собрал и затолкал использованный материал в футляр и выбросил его в уничтожитель. А затем раскатал рукав рубашки и подсел к сетевому терминалу.
– Слушаю вас, – послышался из динамика мелодичный женский голос. Опознав, что обратившийся пользователь мужчина, сеть мгновенно выудила из своего банка данных составленный по многочисленным исследованиям наиболее отвечающий эстетическим запросам данного типа мужчин женский образ.
– Я бы хотел заказать билет на перелет.
– Прекрасно. Какова конечная цель вашего путешествия?
– Игил Лайм.
– Отличный выбор! Игил Лайм известен своими…
Волк автоматически отвечал на вопросы программы, а сам напряженно размышлял над тем, что ждет его в конце путешествия. Дырокол накрепко вбил ему в голову необходимость сначала напрягать мозги, а лишь затем руки и ноги. Вот и сейчас Волк, как всегда, заранее начал готовить пути отхода. Даже, не зная куда…
2
Эсмерина пробралась сквозь толпу к стойке регистрации и усталым голосом назвала имя и регистрационный номер.
Холеная девица за стойкой, на самом деле являвшаяся обычной голографией, блеснула ослепительной улыбкой и проворковала:
– Рады видеть вас, уважаемая мисс Эсмерина Лиэль. Мы благодарим вас за то, что вы воспользовались услугами нашей…
Эсмерина недовольно фыркнула. Ну конечно, для пассажиров четвертого класса они даже не удосужились поменять голографию с женской на мужскую. Хотя дело-то плевое… Она со злостью пнула свой чемодан, у которого, похоже, опять что-то глюкнуло в мозгах, потому что он выехал из-за спины и стукнулся о стойку, и, даже не дослушав до конца голограмму, сгребла со стойки распечатку со своим номером и начала проталкиваться обратно. У стоек регистрации пассажиров четвертого класса всегда было людно…
Эсмерина Лиэль, получившая при рождении неблагозвучное имя Лигда Тараш, появилась на свет в семье менеджера средней руки. Внешне вполне благополучной. Отец семейства работал в крупной компании по продажам комплексного сетевого оборудования для дома и офиса. А мать вела образ жизни светской леди средней руки, чему не слишком мешали две дочери и… изрядно помогал карликовый шпиц, добавлявший к извечным темам, обсуждаемым в ежедневно собирающемся кружке таких же «карликовых светских львиц», как едко называл их отец, еще одну. А основными темами были мода, косметология, здоровье, воспитание детей, новости из жизни разнообразных звезд, подробности и всяческие перипетии личной жизни которых обсуждали все глянцевые СМИ, а также скандалы как в мире звезд, так и на соседней улице… особенно на соседней улице. Ну и после появления шпица все то же самое, но применительно к собакам – мода, тримминг и стрижка, выставки, вязки и так далее…
Когда Лигда немного подросла и перестала требовать кормления из соски, мать решила, что в достаточной мере исполнила свой долг перед собственным ребенком. И с того момента ее участие в жизни Лигды свелось фактически к двум фразам: «Лигда, ты мне мешаешь. Немедленно пойди в свою комнату и займись уроками» или «Лигда, милочка, у мамы так болит голова – пойди на кухню и сделай мне лимонаду.»
Естественно, через некоторое время Лигда навсегда возненавидела и уроки, и лимонад.
К одиннадцати годам жизнь Лигды превратилась в жуткую тягомотину. Война с сестрой протекала с переменным успехом и… с абсолютным отсутствием надежд на окончательную победу хотя бы одной из сторон. Школу Лигда посещала только под жестким прессингом матери – ведь не может «девочка из хорошей семьи» не посещать школу! В остальном же она была матери совершенно не интересна. Тем более что научилась игнорировать просьбы насчет лимонада. Так что фраза насчет лимонада из лексикона матери окончательно исчезла. Зато появилась другая: «Маленькая дрянь, как ты смеешь так разговаривать с матерью?!» Отец был страшно занят на работе, приходил поздно и всегда уставшим. А собаки у нее не было… Так что единственным занятием девочки стало подбирать внизу в гостиной оставшиеся после материных посиделок (заходить в гостиную во время которых теперь ей было категорически запрещено) распечатки сетевых глянцевых журналов и, утащив наверх, в свою комнату, часами их разглядывать. Они были окном в другой мир – блестящий и манящий, в котором люди носили шикарные платья за миллион кредитов, пили шампанское за двенадцать тысяч кредитов бутылка, развлекались на умопомрачительных вечеринках и отдыхали в роскошных отелях… Мать, вернувшись с выгула своего шпица и не найдя распечаток, частенько врывалась в ее комнату, словно злобная фурия. И наорав, забирала все себе. А Лигда залезала на кровать, укрывалась с головой и тихонько плакала от обиды…
В четырнадцать ее впервые выгнали из класса за то, что она нахамила учителю. А чего он влез со своими дурацкими молекулами как раз в самый интересный момент – когда она с Крарой и Иглид увлеченно обсуждали новое платье Мелиссии Нил, стоившее, по сообщениям репортеров, почти полтора миллиона кредитов. Крара закатывала от восторга глаза, а Иглид морщила носик и, вглядываясь в распечатку, все бубнила, что не видит, где здесь эти самые полтора миллиона кредитов. Понимала бы чего, дура… Там одних бриллиантов по подолу было на полмиллиона. Да и сшил его сам Грайрг Иммээль, самый дорогой кутюрье мира… Мать тогда орала на нее, как базарная торговка, да еще и отходила своими завивочными щипцами. Лигда потом два дня не появлялась в школе, отлеживаясь в постели с толстым слоем кожного регенерационного крема на лице…
Через год Лигда уже посещала школу не чаще раза в неделю, все остальное время предпочитая проводить с подружками в закусочной сети «Текста наггетс», которая являлась центром молодежной жизни их захолустья. Здесь они литрами глотали «Ока-колу» и постоянно жевали картофель фри с наггетс-бургами. Такая свобода досталась ей нелегко. Весь год она вела с матерью отчаянные позиционные бои, в которых, к ее удивлению, на ее стороне выступила вечная противница – сестра. Мать орала, яростно бросалась в рукопашную, пыталась даже подключить тяжелую артиллерию – отца, для чего перед его приходом занимала позицию на диване в гостиной с мокрым полотенцем на голове и затем нарочито слабым голосом требовала, чтобы он «занялся наконец детьми, а то у меня больше нет никаких сил…» Но все было напрасно. Лигда отвоевала себе право появляться в школе когда вздумается и приходить домой не раньше полуночи. Хотя в устном договоре, заключенном высокими договаривающими сторонами, этот пункт выглядел как «не позже полуночи». Ну а распечатки глянцевых журналов теперь распределялись по принципу: «кто первый встал – того и тапки». Впрочем, к пятнадцати годам Лигда уже сама делала себе распечатки. На том же классном принтере. И не только общедоступного глянца, но еще и вариантов «для взрослых». Хотя на школьном принтере, как и положено, стоял возрастной ограничитель, но, как его обходить, было придумано мальчишками еще лет шесть назад, и потому никто никаких затруднений не испытывал.
Так что когда она лишалась девственности с парнем из школьной футбольной команды, на заднем сиденье аэрола, принадлежавшего его родителям, то никаких особых тайн в происходящем для нее не было. Поэтому единственным результатом данного происшествия стало то, что к темам, которые они с подружками обсуждали в закусочной, прибавилась еще одна: у кого какой пенис и кто как им умеет пользоваться…
Подобный образ жизни привел к тому, что к выпуску ее подружки растолстели настолько, что стали напоминать афишные голотумбы. Сама Лигда этого избежала, но не оттого, что как-то ограничивала себя в еде, а просто благодаря каким-то таинственным особенностям своего организма. Наверное, это досталась ей от матери, которая, ела в три горла и все равно оставалась худой как щепка. Впрочем, подругам она часто говорила, что «села на диету», и даже, обсуждала с ними преимущества одних перед другими, ибо, по ее убеждению, диеты были неотъемлемой частью образа жизни настоящей леди. Ну недаром же глянцевые сети время от времени информировали широкую общественность, что очередная звезда села на очередную диету… Поэтому, когда избирали королеву выпускного бала, у Лигды, среди всего этого парада могучих телес, вываливающихся из трещавших по швам вечерних платьев, как тесто из квашни, просто не было конкуренток…
Поступить в престижный колледж с ее уровнем знаний у Лигды никаких шансов не было, поэтому на семейном совете решили, что она отправится в местный университет, где поступит на какой-нибудь факультет. Наиболее дешевый. Это был, наверное, самый главный критерий, поскольку никакой пользы от образования ни Лигда, ни родители не видели, но ведь невозможно же, чтобы «девочка из приличной семьи» не училась в колледже. А поддержание имиджа «приличной семьи» и себя любимой как «настоящей леди» составляло самую суть жизни ее матери, каковой задаче она отдавалась с истовостью и самоотверженностью, достойными лучшего применения…
В университете Лигде понравилось. Самым дешевым оказался факультет биологии, на котором, поскольку никаких биологических, фармацевтических или, на худой конец, этимологических фирм и исследовательских центров поблизости не наблюдалось, был хронический недобор. Но содержать его университетский совет был вынужден, дабы не потерять статус университета. Так что факультет оказался скопищем великовозрастных балбесов, подавляющее большинство которых составляли крашеные блондинки, брюнетки и рыженькие (девушек подобного типа почему-то всегда не удовлетворяет собственный, естественный цвет волос), предпочитающие в одежде разные варианты стиля «секси», а в манере поведения – беспорядочный промискуитет. Поэтому кампус биологического факультета на местном жаргоне носил неофициальное, но точное наименование «пи…дохранилище».
Лигда, в коллекции которой к выпускному вечеру, кроме почти полного состава школьной футбольной команды, имелись еще и экзотические для «девушки из хорошей семьи» водопроводчик, маляр и водитель-дальнобойщик, просто идеально вписалась в эту атмосферу. Некоторое неудобство ее новой жизни составляло лишь скудное родительское содержание (а она-то, дура наивная, считала, что тысяча кредитов в месяц – сумасшедшие деньги). Но и с этим Лигда разобралась довольно быстро, когда ее новая подруга и соседка по комнате «по секрету» сообщила ей, что парни с технологического и с сетевого факультетов приглашают девушек с биологического на свои вечеринки совершенно бесплатно. От последних требовалось лишь одно – проследовать с парнем, который ее «подцепил», в «секси-рум» и, опрокинувшись на спину, послушно раскинуть ножки. Ну или что там придет в голову парню… Класс!
Скандал разразился в каникулы. Мать, едва дождавшись дочь из университета, произвела молниеносную атаку и, сломив слабое сопротивление последней, заткнула ее в «приличный костюм» и потащила за собой «наносить визиты». И там попала под перекрестный огонь своих товарок, оказывается, гораздо лучше осведомленных о том, что такое на самом деле биологический факультет местного университета… Мать краснела, бледнела, принужденно смеялась, а ее «соратницы» лицемерно вздыхали и закатывали глаза, обсуждая, как, наверное, тяжело приходится «приличной девочке» в этом вертепе и средоточии греха…
Дома разразился ужасный скандал. Мать орала, что требует немедленного перевода на любой другой факультет. А когда Лигда наотрез отказалась (ибо право на «халяву», по университетской традиции, имели лишь студентки биологического), выдернула с работы отца и потребовала от него принять «волевое мужское решение» и сделать, как она желает.
1 2 3 4 5