Надевать на крутых ваших пацанов браслеты? Браток вон дважды сделал замечания. Один раз сопляку семнадцати лет за то, что тот ударил официантку. Не успел опомниться, как его уже избили охранники и выбросили на улицу. Думаете, они обратили внимание на то, что у него была корочка?
– Я слышал, он восстановил равновесие?
– С охранниками? Да. А пацан тот ходит спокойно и плюет на Братка. С охранниками, кстати, Браток уже помирился. Но замечания вашим золотым мальчикам делать больше не хочет.
Полковник кивнул. Это да. Это они не подумали. Для них все было просто и понятно. А ведь действительно, Зеленый никакого статуса не получил. И это значило, что вес его слова в обществе был равен нулю.
– Извините, – сказал Полковник.
– На хрен мне ваше извинение, господин Полковник. Как я могу делать в таких условиях хоть что-нибудь? Я ведь никого не знаю. И никто не знает меня. А уж, тем более, Братка и Мишу. Так что попрете меня – не заплачу.
– А Михаила?
– А что Михаила?
– Вы подумали о том, что его никто просто так не отпустит, что единственный человек, кто его должен был контролировать, спился до потери человеческого облика, – Полковник замолчал, заметив любопытный взгляд бармена.
Гринчук тоже его заметил, поэтому обернулся к бармену и коротко мотнул головой в сторону. Бармен кивнул и ушел в подсобку.
– Так что Михаил?
– Если вас просто вышвырнут, то Михаила просто уничтожат.
– Чего? – Гринчук встал с табурета, и Полковник краем глаза заметил, что из-за стола снова поднялся водитель.
– Что слышали. Я ведь вам еще тогда сказал, что вы решаете, жить ему или нет. Тогда вы решили, что жить. Сейчас сделали, что нет.
– Мишку я вам не отдам, – немного спокойнее сказал Гринчук.
И в голосе его было столько уверенности, что Полковник поверил – да, за Михаила Гринчук будет драться. И это шанс. Шанс для них обоих.
– И вы готовы на многое? – спросил Полковник.
– Да.
– И даже бросите пить?
Гринчук замялся, посмотрел на пустой стакан:
– И бросить пить.
– Я вам верю, – сказал Полковник.
– Вот спасибо, – улыбка Зеленого стала ироничной до сарказма. – Что бы я без этого делал?
Полковник откашлялся.
– Я согласен с тем, что виноват в некотором роде в том, что вы оказались в таком неприятном положении… И я согласен с тем, что вы действительно не могли решать поставленные перед вами задачи. И я готов принять меры для того, чтобы… Понимаете, Владимир Родионыч поставил условие – до Рождества вы не должны пить, и в те же сроки должны представить отчет о проделанной за три месяца работе. Честно говоря, ваша последняя выходка сделала эти условия невыполнимыми, но…
Гринчук молчал, с иронией рассматривая собеседника.
– Я попытаюсь его отговорить, а вы со своей стороны постарайтесь, ну… – Полковник развел руками, – прийти на какое-нибудь мероприятие, где будет все общество. Вот, на новогодний бал, хотя бы. Там, возможно, мы вас и представим. В любом случае вы сможете произвести на Владимира Родионыча благоприятное впечатление более… э-э… ухоженным видом и трезвым поведением.
Гринчук потер небритый подбородок, поморщился.
– И вы думаете, что меня пустят на этот бал?
– Я поговорю с Владимиром Родионычем. Прямо сейчас, по телефону. Но вы должны будете извиниться…
– За старого хрена?
– Именно за старого хрена, – Полковник достал из кармана мобильник. – Да или нет?
Гринчук вздохнул:
– Да.
Полковник быстро набрал номер:
– Владимир Родионыч? Это Полковник. Я сейчас беседовал с Гринчуком…
Гринчук хмыкнул.
Полковник строго посмотрел на него, и Гринчук замолчал.
– Он раскаивается в своей выходке. Да. Готов принести вам свои личные извинения. Я понимаю, что этого недостаточно, но он убедил меня в том, что и мы с вами виноваты в его пассивности… Нет, я не сошел с ума. Мы действительно не определили его статус в обществе…
Пока Полковник излагал собеседнику свое мнение о недоработках руководства, Гринчук вынул из кармана свой мобильник и быстро набрал на нем сообщение. Нажал кнопку и спрятал телефон в карман.
– Да. Я обещаю. Если он сорвется, то я лично подам в отставку. Да. И завтра я бы хотел, чтобы он имел возможность присутствовать… И на остальных мероприятиях тоже. Это его работа. Люди должны его знать. А он должен знать их… Трезвый. И побритый. Да, я понял, – Полковник взвесил на руке телефон и посмотрел в лицо Гринчука так, будто собирался бросить в него телефон. – Вы приглашены завтра на бал. И сможете, наверное, поговорить с Владимиром Родионычем.
– Премного вам признателен, – поклонился Гринчук.
– Я за вас отвечаю.
– Я слышал, – улыбнулся Зеленый.
– У меня с утра болит голова, – пожаловался Полковник.
Гринчук открыл было рот, но промолчал, отвернувшись.
– И это правильно, – одобрил Полковник. – Молчать и выполнять. И сейчас вы встанете, Юрий Иванович, и пойдете в мою машину. Я сделаю еще один звонок и вас догоню.
– Есть, – сказал Гринчук и вышел из бара.
Водитель вышел вслед за ним.
Вот такие дела, сказал Полковник. В результате всего происшедшего, он зачем-то взял на себя эту ответственность, поставил на карту свою дальнейшую судьбу, и только для того, чтобы спивающийся мент мог получить еще один шанс. Полковник начал набирать на мобильнике номер. Нужно было предупредить жену, что сегодня он приедет поздно. Полковник понимал, что разговор и инструктаж затянется надолго. Не смотря на то, что Гринчук опытный опер, что он сможет сориентироваться в любой обстановке быстро и освоиться в ней почти безболезненно. Вообще Гринчук никогда ничего не делал просто так, не обдуманно. Гринчук – это…
Полковник спрятал телефон в карман и встал с табурета. Из подсобки как раз появился бармен. Гринчук никогда ничего не делал без умысла. И это не тот человек, который допустит прокол. С такими качествами нужно родиться, и потерять их невозможно. Даже за три месяца беспробудного пьянства. Пьянства?
– Стоять, – приказал Полковник, не успев даже сообразить, что и для чего делает.
Бармен замер, держа в руке стакан Гринчука.
– Дай сюда, – приказал Полковник.
– Что? – не понял бармен.
– Стакан дай сюда, – Полковник протянул руку за стаканом.
– А, стакан, – бармен кивнул, посмотрел на входную дверь, протянул стакан Полковнику, и когда тот уже к стакану прикоснулся, но еще не успел взять, разжал пальцы.
Щелк – стакан разлетелся на осколки, ударившись о край стойки.
– Неудачно как получилось, – покачал головой бармен.
– Вас, кажется, зовут Сашей? – спросил Полковник.
– Да.
– И вам нравится работать в этом баре?
– Это мой, – сказал бармен.
– И вы сейчас имеете все возможности этот бар потерять, – почти ласково произнес Полковник.
– А что я такого сделал? – плаксивым голосом протянул бармен.
– От стойки отойди, – приказал Полковник.
Бармен попятился, потом, когда Полковник решительно зашел за стойку, вообще вжался в угол. Полковник взял коньячную бутылку, открыл ее и понюхал. Попробовал на язык. Сплюнул. Взял вторую. На третьей замер, попробовал еще раз и засмеялся.
– Эту бутылку я возьму с собой, – сказал он бармену.
Тот только тяжело вздохнул.
– Хороший человек Юрий Иванович? – спросил Полковник.
– Сейчас таких не делают, – хмуро ответил бармен.
– Да и раньше таких делали штучно, – сказал Полковник и вышел из бара.
На улице шел снег. Легкие белые хлопья бесшумно опускались на город. Полковник подставил руку под снег. Поднес его к глазам. Оглянулся и решительно отряхнул руку.
Водитель открыл перед ним дверцу, и Полковник сел на заднее сидение, возле Гринчука.
– Леша, прогуляйся немного, – попросил Полковник, и водитель, так и не сев на свое место, захлопнул дверцу.
– Знаете, Юра, – задумчиво произнес Полковник.
– Нет, но если вы скажете, – перебил его Гринчук.
– Расскажу, – улыбнулся Полковник. – Давным-давно, еще в эпоху социализма, не ставшего развитым, работал инспектор ГАИ, который безжалостно бомбил на своем участке водителей. За любую мелочь. И народ всячески пытался всучить ему деньги, лишь бы он не делал запись или не пробивал дырку. Но гаишник денег не брал. Когда бедняга нарушитель уже совсем опускал руки, полагая, что ничего поделать нельзя, старшина вдруг добрел и предлагал разойтись полюбовно. Рядом была кафешка, вот туда гаишник вел нарушителя и предлагал угостить его стаканом коньяка. Тот платил бармену деньги, старшина пил стакан, закусывал конфетой и возвращался на свой пост.
– Ну? – сказал Гринчук, когда Полковник сделал паузу.
– А ничего. Просто никак не могли понять, как это он умудряется не упасть пьяным к концу службы, и не могли его обвинить во взяточничестве. Выпивка взяткой не считается. Пока кто-то не сообразил поинтересоваться, что именно ему наливает бармен. И оказалось, что бармен наливает ему холодный чай. А деньги, которые набегали к концу дня за не выпитый коньяк, отдавал старшине.
– Интересная история, – сказал Гринчук.
– Очень, – подтвердил Полковник. – Но я так полагаю, что вы ее знали.
Полковник протянул Гринчуку бутылку, которую прятал под пальто.
– Сам придумал, – сказал Гринчук. – Как догадались?
– Вы слишком разумный человек. Я еще помню, как три месяца назад вы умудрились обмануть всех, даже очень осторожных и подозрительных людей. Кроме этого, вы слишком торопливо опростали ту рюмку коньяка, которую предлагали мне. Она выходит за вашу обычную норму, но вам было нужно, чтобы от вас пахло.
– Ага, – кивнул Гринчук.
– И все эти три месяца вы зачем-то дурили головы всем вокруг, изображали пропойцу. И если бы я сегодня вас случайно не застал в баре…
– Именно, – усмехнулся Гринчук, – сегодня. В баре. Средь шумного бара. Случайно.
– Вы бы так и продолжали… Стоп, – оборвал себя Полковник. – Что значит – случайно? Вы хотите сказать, что та рюмка была специально приготовлена для меня?
– Понимаете, Полковник, если бы внимательно почитали отчеты бедняги Фомина, то знали бы, что я обычно не задерживаюсь в баре. Принимаю свою дозу и ухожу.
– Вы откуда-то знали, что я…
– А куда бы вы делись? – спросил Гринчук. – После такого неприятного происшествия и после прямого оскорбления самого Владимира Родионыча.
– И ваша вчерашняя выходка была только для того, чтобы заставить меня с вами поговорить и… вы что хотели попасть на новогодний бал? – Полковник потрясенно смотрел на совершенно спокойного Гринчука. – Вы не могли найти более простого способа?
Гринчук широко улыбнулся:
– Понимаете, Полковник, теперь я не просто приглашен на бал, я еще приглашен лично Владимиром Родинычем. И если что-то теперь на балу пойдет не так – виноваты не вы. Виноват только он сам.
– Но ведь это я уговорил…
– Не будет же он об этом в голос кричать, – Гринчук потер руки. – Знаете, чего я не люблю больше, чем когда меня переоценивают?
– Кажется, знаю, – сказал Полковник, – это когда вас не ценят вообще.
– Правильно. Ну, мне пора. Много работы, – Гринчук открыл дверцу.
Рядом остановилась другая машина. Полковник присмотрелся – за рулем сидел Браток. На заднем сидении – Михаил.
Гринчук помахал рукой, обошел машину и сел на переднее сидение. Машина уехала.
Все произошедшее было так неожиданно и так обидно, что у Полковника появилась мысль достать телефон и позвонить Владимиру Родионычу.

* * *

– А если он позвонит этому, Родионычу? – спросил Браток.
– И что скажет? – вопросом на вопрос ответил Гринчук. – Что мы его кинули? И что САМОГО Родионыча тоже кинули? Теперь Полковник будет помалкивать.
– А нельзя было с ним просто договориться? Просто предупредить, – спросил Михаил. – Нормальный ведь мужик.
– Полковник? Нормальный мужик, только актер из него – никакой. Мы бы потеряли всю достоверность чувств и эмоций. К тому же, не думаю, что он разрешил бы то, что мы планируем на завтра.
– Я бы тоже не разрешил, – сказал Браток, – если бы власть имел.
– В том-то и дело, товарищ прапорщик. У кого больше звезд, тот и умнее, – засмеялся Гринчук.
– Так он, между прочим, полковник, – напомнил Михаил.
– В отставке, а это не считается, – Гринчук снова засмеялся.
Браток покачал головой.
– Там возле ателье стоянка разрешена? – спросил он.
– Товарищ прапорщик, вы все никак не привыкнете к тому, что вы прапорщик, – сказал Зеленый. – Мы можем останавливаться где попало и когда попало.
– Веселый вы сегодня, Юрий Иванович, – желчно сказал Браток. – Вот так на Новый год насмеемся, что к Рождеству плакать начнем.
– Ничего, – посерьезнев, сказал подполковник милиции Юрий Иванович Гринчук, – завтра все у нас получится.
А Полковник сидел на заднем сидении своего «мерседеса» и пытался себе представить, что именно произойдет завтра на балу. Он понимал, что Гринчук ничего не делает не обдумав. И вот это пугало особенно сильно.

Глава 2

Тридцать первое декабря – самый странный день в году. С одной стороны – вроде бы уже праздник, но люди продолжают работать, лихорадочно стараясь закончить хотя бы самые насущные дела. Встав в этот день рано люди к ночи не только не укладываются спать, а даже собираются в гости или гостей принимают. Накрывая стол, точно знают, что есть ночью все равно практически никто и ничего не будет, но накрывают, залезая в долги и проклиная всю эту суету.
Люди регулярно называют этот праздник семейным, но отмечают его чаще всего в многолюдных компаниях, отчего-то ставят перед собой задачу не спать всю ночь, не смотря на слипающиеся глаза, а потом, первого января целый день спят, вместо того, чтобы веселиться. Странный день. Сумбурный и суматошный.
Гринчук с самого детства испытывал по его поводу противоречивые чувства. Он честно ждал праздника целый год, наделся на что-то необычное, предвкушая подарки и угощения, а потом праздник наступал, принося с собой только усталость и легкое разочарование. И надежду на то, что в следующем году все будет по-другому. Иногда Гринчуку даже казалось, что именно из-за этого дня жизнь у большинства людей не складывается. Или идет наперекосяк.
Каждый год люди начинают с усталости, усталыми этот год проводят только для того, чтобы устало встретить год новый. Усталость.
Год за годом Гринчук давал себе слово плюнуть на условности и просто лечь тридцать первого декабря в постель часов в девять, почитать на сон грядущий скучную книгу и спокойно уснуть, не обращая внимания на праздничные вопли соседей, взрывы петард за окном, гимны и выступления президентов. И год за годом Гринчук это слово нарушал. Один раз, лет пять назад, ему почти удалось осуществить свою мечту, но интеллектуальный пацан Вася Ефимов, с интеллектуальной погремухой Болт, ткнул прямо перед новогодней елкой ножом не менее интеллигентного хлопца Гришу Кафеля, и капитану Гринчуку пришлось всю новогоднюю ночь мотаться по злачным местам, чтобы награда нашла героя.
А когда привез Болта в райотдел, пришлось писать кучу бумаг, борясь с совершенно новогодней усталостью.
Сегодня, в принципе, ничто не мешало Гринчуку лечь спать. Ничто. Кроме необходимости присутствовать на новогоднем балу самых крутых господ этого славного города. Успокаивало только одно – если все сложится как нужно, то будет изрядное количество людей, которым праздник понравится еще меньше, чем ему, подполковнику Гринчуку.
Гринчук встал с кровати, на которой сидел вот уже минут сорок, предаваясь печальным размышлениям и созерцанию новенького мундира. Своего новенького мундира, только вчера полученного в ателье. Нужно отдать должное, мастер постарался на славу, у Гринчука никогда раньше не было столь шикарного парадного мундира. Если быть до конца честным, что парадного мундира у него никогда не было, если не считать срочной службы в армии.
Гринчук подошел к висящему на стене мундиру и аккуратно стряхнул пылинку с погона. Странно, но обычно равнодушный к подобным вещам Гринчук, сейчас испытывал сильное желание… Вернее, два сильных, и, как обычно, противоположных желания. Ему одинаково хотелось поскорее надеть мундир и выбросить его в окно, прямо сейчас.
Странно, но практически такое же чувство испытывал в эту самую секунду еще один человек, совершенно не похожий на Гринчука. Человек этот стоял перед висящим на вешалке костюмом и размышлял, что будет лучше –
1 2 3 4 5 6 7