Здесь выложена электронная книга Чужой в незнакомом городе автора по имени Лимонов Эдуард. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Лимонов Эдуард - Чужой в незнакомом городе.
Размер архива с книгой Чужой в незнакомом городе равняется 198.12 KB
Чужой в незнакомом городе - Лимонов Эдуард => скачать бесплатную электронную книгу
«Чужой в незнакомом городе»: Константа; 1995;
ISBN 5-7622-0005-1
Аннотация
• Чужой в незнакомом городе
• Мальтийский крест
• Спина мадам Шатэн
• Моральное превосходство
• Муссолини и другие фашисты…
• Личная жизнь
• В сторону Леопольда
• Когда поэты были молодыми
• … Hit We With A Flower
• The Night Supper
Эдуард Лимонов
Чужой в незнакомом городе
Чужой в незнакомом городе
На железнодорожной станции незнакомого города меня встретила незнакомая женщина, похожая на низкорослого бледного мужчину. На ней были очки в красной оправе, в то время как я надел в путешествие очки в черной оправе. Так было условлено по телефону. Мы узнали друг друга по оправам очков, и остались взаимно довольны. Я, в бушлате, демократически всего лишь с сумкой на плече, в полиэстеровой синей паре, кричащей о том, что она куплена на маршэ-о-пюс, явился ей легким и непритязательным клиентом их книжной ярмарки. Понятно было, что я не стану капризничать и требовать привилегий (для этого я должен был быть одет в твидовую тройку, длинное пальто, и курить трубку), но буду доволен тем, что мне дадут, отведут, предложат. Я остался доволен встретившей меня женщиной, потому что у нее было простое, симпатичное лицо лесбиянки, хорошего товарища, любительницы пропустить рюмку водки здесь, бокал пива там и порцию виски вслед за пивом. Рельеф бледной плоскости лица ее напомнил мне физиономию секретарши босса Линды (я служил некогда батлером у американского мультимиллионера), а с Линдой у нас существовали простые насмешливые отношения. Не было причин, чтобы такие отношения не сложились у меня через десять лет с Мириамм, сроком на три дня.
Мы сели в ее автомобиль, ибо город находился в стороне от железнодорожной станции. Она сообщила, что пригласила на book-fair известного экс-шпиона, ставшего писателем; бывшего узника германского концлагеря, ныне израильского писателя; бывшего советского писателя, позже антисоветского писателя («теперь он кажется опять превратился в советского писателя!») но этот не сможет приехать, его удержали в Германии студенты. «Точнее, – сказала она, – студенческие экзамены. Он преподает в университете. Вы не преподаете?»
«Я похож на преподавателя?»
Оторвав взгляд от дороги, она поглядела на меня и рассмеялась. «Нисколько.»
Если у нее и оставались какие-либо сомнения в том, что я, как выражаются в России, «свой в доску», то после моей удачно продемонстрированной иронии по отношению к самому себе, сомнения исчезли.
Немногочисленные прохожие на улицах незнакомого города напомнили мне германцев или австрийцев. Также как и холодные фасады северных зданий-бараков. Я не сказал об этом координаторше букфэра, ибо уверен что небольшим северным нациям сравнение их с германцами не доставляет никакого удовольствия. Ну-ка скажите поляку, что он напоминает вам русского. В большинстве случаев следствием вашего замечания будет злая фраза, в какой обязательно будет содержаться слово «курва» (вариант «курва-мать»).
Отель оказался современным и равнодушно теплым. Портэрши все оказались девушками в цвету. Я сразу понял, что они не понимают типов в полиэстеровых парах и в очках, оправа которых выкрашена самим владельцем очков. Они не могут классифицировать меня, я это знал, и во все протяжение моего проживания у них, тон их обращений ко мне будет срываться от пренебрежения до подобострастия. Такие девушки прекрасно отличают бизнесменов, пенсионеров, американских и германских туристов, без труда общаются на нескольких языках с участниками симпозиума полиомиелитологов или Общеевропейского конгресса производителей свинины, но я был уверен, что писателей в Тиатэральфаотэль останавливалось совсем немного, а таких писателей как я, не жило никогда. Светловолосое создание рассеянно вписало меня в реестр отеля, очевидно грезя в этот момент о миллиардере с большим членом, который явится однажды и заберет ее из-за конторки в мир шампанского, цветов и шоколада всякий день. Я не был похож на подобного типа, посему был встречен вежливо, но равнодушно. С Мириамм мы уговорились встретиться в семь вечера в лобби.
Номер «315» обладал салоном. Спальня отделялась от салона стеной с подавляющим воображение количеством ящиков. Пустых, разумеется, в них путешественник должен был сложить содержимое своих сундуков. Содержимое гардеробов он должен был вывесить в несколько шкафов, занимающих стену у входа. Имелись: кухня с четырьмя электроконфорками, теле с тридцатью программами, мини-бар с, миниатюрными бутылками.;
Я прежде всего наполнил ванну горячей водой и погрузился в горячую воду, содрогаясь. От воды пахло госпитальной хлоркой. Я приехал в чистую страну и город. Я прежде всего погружаюсь в ванны во всех новых странах, во всех незнакомых городах, и перестроиться кажется уже не смогу… (Хочешь не хочешь, но обрастаешь церемониями, как долго плававший корабль ракушками, Эдвард!) Мое закальцинировавшееся (от слова кальций) в парижском сыром климате ломкое тело радостно (в Париже на моем чердаке есть лишь душ) разбухало и, откупоривая поры, розовело. Я чувствовал себя лангустом, пропутешествовав в цистерне с берега моря, вынутый из родных темных вод, он брошен в кипящую светлость. Покраснев, я занялся грезами. Грезы у меня были нехорошие. По поводу человеческих обществ и организации жизни на планете, но вполне безжалостные и по отношению к самому себе. Я постарался представить себе, что это моя последняя в жизни ванна, что меня приговорили к смерти, и в качестве последнего желания я выпросил этот час – разбухнуть и согреться перед тем, как остыть навсегда. Очевидно я сумел вжиться в роль, потому что испугался. У меня заболел желудок, и я вынужден был вылезти из ванны, дабы воспользоваться белым (как и все в ванной комнате незнакомого города, за исключением пола) туалетом. Вернувшись в воду я успокоил себя постепенно следующими аргументами: 1. что я немало пожил (дожить до 44-х уже очень не плохо, Эдвард!); 2. что множество тысяч раз сделал любовь с гостеприимными мягкими и горячими girls различных племен; 3. успел написать несколько книг (никто кроме тебя не мог бы их написать, Эдвард!). О чем же мне жалеть? Следует сказать, что меня всегда интересовала и интересует проблема приговоренных к смерти. Что они чувствуют, о чем думают, каковы их последние фразы? Сознавая абсурдность приговорения к смерти уже приговоренного к смерти Природой существа, анализируя поведение приговоренных я не одобрял истерик, плачей и предсмертных депрессий. В то же время сам я вовсе не был уверен, что сумел бы отправиться к электростулу весело и с достойной бравадой. Мои эмоции еще выходят, случается, из-под моего контроля. Иоши Ямамото, – самурай ставший буддистским монахом (лет десять я читаю и перечитываю «Хагакурэ» с комментариями Мишимы) мудро советует подготовиться к смерти наилучшим образом. «… Следует начинать всякий день в спокойной медитации, представляя свой последний час и различные способы смерти – от стрелы из лука, ружья, копья, зарубленным саблей, поглощенным морем, в огне, настигнутым молнией, смерть от болезни, внезапную смерть, – и начинать день, умирая.» Лежа в горячей воде я последовательно представил себе все вышеперечисленные смерти. Они представились мне менее неприятными, чем вчера в Париже.
Четверть часа спустя я шел под серым небом по улице с длинным, как это часто случается на севере, названием Мариапижпелинс -Хстраат. Я отметил, что название улицы созвучно второй линии клавишей на моей русской пишущей машине: йукенгшщзх . Если догадаться добавить к нему имя Александр и послесловие – страат, получится отличная улица. Несмотря на середину октября у таверн сидели северные люди и пили пиво. Аккуратно одетые и чистые, они посасывали желтые и темные пива с достоинством. Пижпелинсх , отрезанная вдруг Сшуммэрсшофстраат возобновилась более удобопроизносимой Вапперстраат . С большим удовольствием произносил я эти имена улиц незнакомого города, они ведь являлись частицами незнакомого языка, а следовательно и частицами души этого северного народа. Если Ж, Ш, Ф, X, – есть звуки этого народа, он, получается, часто употребляет шипение, фырканье и скептическое хмыканье. Я представил себе, что названия улиц сочинялись местными бургомистрами (?) в тавернах. Прерываемые хорошими глотками их доброго пива и рождались все эти пиж (втягивание пива в рот), пел (глотание) линсх (сдувание пива с усов и бороды).
На широкой ваппер (одна сторона ее была аккуратной стеной, скрывающей может быть дворцы, может быть сады) я решил съесть что-либо простое и выпить пива. Я никак не вяжусь с барами или кафэ какой бы то ни было страны, быстрый и нетерпеливый я предпочитаю встречаться для бесед по разные стороны рабочих, а не кафэ или обеденных столов. Посему выбирание заведения всегда стоит мне психологических усилий. Мне нужно было недорогое (не следует попусту тратить мани на еду, Эдвард. В восемь часов у тебя встреча с человеком, который будет твоим интервьюэром завтра на бук-фэр, запланирован обед.), но туземное (посещать незнакомый город и пить знакомый алкоголь и есть знакомую пищу глупо, Эдвард!) заведение. Я выбрал желтое здание полностью занятое мощной таверной: двери сияли медью – а медь всегда внушает мне доверие. Я опустился на одну из трех граней диванчика за стол, рассчитанный на большую компанию.
Увы, мне пришлось пить импортный Гиннес (фуй, ты же не в Дублине, Эдвард!), так как английский официанта оказался недостаточно развитым для того, чтобы понять, что я хочу местного темного пива. Французский, я по совету Мириамм решил не употреблять. В этой части этой северной страны не любят франсэ, веками старавшихся подчинить себе местное население. Нетерпеливо подрагивая коленом под белым фартуком, молодой человек объявил мне, что в их меню нет hot-sausage, но что он может принести мне сэндвич с sausage. Я сказал, что «ОК, неси», и попросил его еще об одном Гиннесе. Большой, умеренно рокотал на местном языке зал. От соседнего стола, наглая, звучала речь янки. Поверх местного наречия, громкая, как язык оккупантов. Я бессмысленно подвигал бокал с Гиннесом по столу, то-есть задумался.
…Сын простых русских людей из крошечных городков куда меньше этого (прославленного культурой, бывшего некогда финансовой столицей Европы) попал я на Вапперстраат . Мог бы не появиться в их городе, но появился. Выпил два Гиннеса, когда принесут, стану есть сэндвич с сосидж. Заплачу, пополню несколькими монетами кассу города. Как они тут живут, каковы их интересы? Разумеется, я понимаю, что употреблять словечко «их» в качестве заменителя для населения свыше двухсот тысяч человек – вынужденное обобщение. Едят, спят, работают, пьют пиво, совокупляются (тоже вынужденное обобщение, Эдвард!), увлечены как и большая часть населения планеты детскими волнениями прогресса. Прогресс придуман, чтобы не бояться смерти? Да. Но каждый придумал себе еще и личную иллюзию – защиту от смерти: детей, работу, гомосексуальность, изобретательство. В сущности чем наши города отличаются от Death Row американских тюрем? Ответ: они комфортабельнее. Лишь самурай 17 века Йоши Ямамото спокойный и веселый советует ежедневно думать о смерти глубоко и долго, европейская цивилизация трусливо старается забыть о ней. Немужественное решение проблемы…
Янки (четверо) ушли. За «их» стол уселась пара приличных седых женщин в ворсистых пальто, с крупного размера сумками и несколькими пакетами. Последовал негромкий разговор между ними, может быть и неинтеллигентными дамами, но цивилизованными, то-есть привыкшими к жизни в коллективе города. Разумно соблюдающими социальный контракт. «Если все станут громко разговаривать, герр Эдвард, то будет неудобно жить…»
Я напомнил парню в фартуке о сосидж-сэндвиче. Он принес мне кусок булки с вложенными в него шестью кружками салами. Я не принадлежу к породе высказывающих недовольство. Я укусил неприглядный сухой сэндвич и съел его весь до крошки. Вспоминая Гогена, который вынужден был питаться на Таити консервами, привозимыми на кораблях из Европы. Попросил еще Гиннес, встал и поднялся по крутой широкой лестнице вверх, в туалет. На лестничной площадке туалет-вумэн похожая на королеву Элизабэф-2 беседовала с посетителем туалета, похожим на Макс фон Зюдоф. На застланном свежей скатертью столе стояла высокая ваза с монетами. Туалет был неуместно ярко освещен, словно праздничная зала. Местных монет у меня еще не было, лишь большие билеты полученные в Париже. Отправляясь в туалет я верил что в заднем кармане у меня остались парижские франки, однако их в упомянутом кармане не обнаружилось. Чувствуя себя преступником, я вышел и не глядя на Элизабэф-2 и Макс фон Зюдоф гордо прошествовал мимо. Они сопроводили мой проход стерильным молчанием. Но не бросились за мной.
Детали, подобные вышеприведенным, если вы находитесь в городе, жители которого говорят на незнакомом языке, служат знаками, символами-заменителями звукового общения. Холодный взгляд. Презрительное движение. Непонимающий взгляд… Со мною всем приходится трудно, не только жителям незнакомых городов. Обыкновенно хорошо остриженный, ботинки всегда начищены, странновато, но не экстремистски одетый в костюмы, я не выгляжу классическим «marginal», и в то же время населениям сразу становится ясно, что вот – чужой. Не турок, не югослав, не араб, не хиппи, – чужой нового, неизвестного им племени, может быть первый чужой племени грозящего им бедою в будущем? Так одинокий конный монгол на холме над русским городом, постоял и исчез, но через несколько лет явилось на тот холм полмиллиона монголов. Я и город коротко поговорили лишь о Гиннесе и сосэджэс, – состоялся первый невинный торговый обмен.
В баре Альфатиатэротедя меня ждала Мириамм в компании радиожурналистки. Радиожурналистка крутила желтыми пальцами сигареты с помощью машинки (можно всегда точно определить возраст крутящих сигареты машинкой. Их 20 лет приходятся на конец шестидесятых годов) и пила виски-стрэйт. Мириамм пила джин-стрэйт. Позднее я и радиожурналистка поднялись в «315» и, водрузив тяжелый профессиональный магнитофон на стол, использовав все содержимое мини-бара, соорудили интервью. Но интервью с радиожурналисткой также как и последующий вечер, обед с бородачом-профессором, мой визит с ним в три бара, – находятся за пределами моих отношений с незнакомым городом, посему я их опускаю. Также как и мое чрезвычайно наглое и удачное выступление на book-fair (в паре с бородачом), также как и встречу с издателем моих книг на языке этой (и соседней) страны, и прочие встречи с людьми.
Мириамм обмолвилась, что не весь город напоминает только что отремонтированные Елисейские Поля, откуда выселили в концентрационные лагеря всех арабов и ходят степенно лишь белые люди. Что, если я пойду, например, в направлении Миндэрброэде-рсруи и дальше, то там я найду и несвежие дома, и несвежих, если хочу, людей. На следующий день, откричав свое время на бук-фэр, в двух тишорт, в розовой (цвета поросятины) кашемировой рубашке с зелеными манжетами и воротником, черный костюм рокера, я пошел… Еще вполне великолепная Хидэветтэрстраат впала в Синт-катэлижнэвест , и уже на ней великолепие сменилось скромностью и безлюдностью. Бок крупного храма-бегемота был частично лишен кожи штукатурки, и виден был красный кирпич старого тела. Стали встречаться совсем запущенные витрины, где и манекены и их одежды выглядели пыльными и несвежими. В салоне одной закрытой парикмахерской, я заглянул, на полу валялись клочки черных волос, и в самом центре салона – щетка, с прилипшими к ней клоками белых. Старые, выцветшие книги в витринах книжного магазина пусть и служили цели рекламирования места продажи старых книг, выглядели неуместно неопрятными. Было непонятно, явится ли владелец в понедельник-вторник и откроет массивным ключом массивный висячий замок, или же владелец умер несколько лет назад. Солдат и исследователь, я шел под хмурым небом, тонкогубый как моя татарская мама. Сжимая в руке подаренные мне на бук-фэр каталоги и проспекты. Как Ливингстон в Африке, как Лоуренс в песках Аравии. Современный искатель приключений…
В месте впадения в Миндэрброэдесруи мне встретилась семья: скромно одетые папа и мама с малоразвитыми лицами тащили за руки двух девочек с еще более малоразвитыми физиономиями. Тащили куда? В церковь? В цирк? Внутренне назвав их «семьей кретинов» (но ты прав, Эдвард!), я углубился в Миндэр …… со всеми последующими буквами. Уже понимая, что цивилизация незнакомого города опасно тускнеет по мере простого пешеходного удаления от центра.
Ровно-серое небо не предвещало дождя, воздух не замораживал город, но ровно поддерживал низкую, неуютную температуру. Пустее уже пройденных улиц продолжила Миндэрброудерсруи Синт-Паулюсстраат , то-есть улица Святого Павла.
Чужой в незнакомом городе - Лимонов Эдуард => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Чужой в незнакомом городе автора Лимонов Эдуард дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Чужой в незнакомом городе у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Чужой в незнакомом городе своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Лимонов Эдуард - Чужой в незнакомом городе.
Если после завершения чтения книги Чужой в незнакомом городе вы захотите почитать и другие книги Лимонов Эдуард, тогда зайдите на страницу писателя Лимонов Эдуард - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Чужой в незнакомом городе, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Лимонов Эдуард, написавшего книгу Чужой в незнакомом городе, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Чужой в незнакомом городе; Лимонов Эдуард, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн