— Просто удивительно, сколько разных способов удовлетворить свои потребности существует в этой стране… Я обязательно хочу пойти в Кабуки-тё! Я, пока тебя ждал, по карте посмотрел — это отсюда в двух шагах. Вот, посмотри сам. На этой карте значками отмечены всякие интересные заведения. Кабуки-тё прямо как созвездие Андромеды. Видишь, сколько значков? — Фрэнк сунул журнал мне под нос.
Это был так называемый «Секс-план Токио». Заведения обозначались специальным значком, изображающим голую женскую грудь. Значки довольно густо покрывали карту в районе Роппонги, в Шибуя, в Кинситё и в Ёсивара. Немало значков было и в Синдзюку-Нитёмэ, а также в близлежащих от Токио Каквасаки, Чибе и Иокогаме. Но, разумеется, все эти районы ни в какое сравнение не шли с Кабуки-тё. В промежутке между театром «Кома» и зданием районной администрации скопления нарисованных сисек напоминали огромные виноградные гроздья.
— Ну, Кенжи, с чего начнем?
— Я так понял, ты хочешь за сегодняшний вечер попасть в максимальное количество мест.
— Нуда.
— Подумай хорошенько. Потому что если тебе просто перепихнуться нужно, то тогда лучше заказать девочек прямо сюда, в твой номер. Это самое быстрое. А если ты хочешь пройтись по разным местам, то я, конечно, все понимаю, но это будет стоить денег.
Бар-ресторан, в котором мы сидели, был совсем маленьким. Фрэнк говорил довольно громко, и сначала посетители, а вслед за ними и официант начали недовольно на нас поглядывать. И хотя вероятней всего английского они не знали, у меня появилось впечатление, что они прекрасно догадываются, о чем мы говорим.
— Ну, если дело только в деньгах, то можешь не беспокоиться, — ответил мне Фрэнк.
Несмотря на приближающуюся новогоднюю ночь, жизнь в Кабуки-тё шла своим чередом. На узких улочках как всегда царило оживление. Раньше посетителями здешних мест были в основном зрелые дядечки, но в последнее время появилось много молодых людей. Похоже, что юношей, которым неохота тратить время на поиски любимой девушки, ухаживания и тому подобную чепуху, становится все больше. На Западе они, наверное, подались бы в геи, но в Японии у них есть другой выход — веселые кварталы.
Восхищенный неоновой рекламой, китч-униформой зазывал и многозначительными взглядами стоящих вдоль улицы женщин, Фрэнк похлопал меня по плечу и сказал:
— Вот это здорово!
Между прочим, Фрэнк, который своим потрепанным и поизносившимся видом довольно сильно выделялся среди посетителей бара-ресторана (тоже, кстати сказать, далеко не самого изысканного заведения), в декорациях Кабуки-тё выглядел вполне уместно. Несмотря на то что он был ниже меня — от силы метр семьдесят — и без пальто, он сразу же слился с окружающим пейзажем и буквально растворился в толпе.
Зазывалами в недавно открывшемся шоу-баре, где клиентов развлекали иностранные танцовщицы, были здоровенные негры. Все как один в красных клубных куртках, они бойко — направо и налево — раздавали флаеры, абсолютно без акцента приговаривая: «А вот кому стриптиз? Если сейчас — семь тысяч йен за час».
Фрэнк хотел было взять у одного из негров флаер, но тот обошел его, словно не заметив, хотя Фрэнк широко улыбался ему и даже протянул за флаером руку. Получилось так, что негр нацелился на небольшую группу японцев, проходивших позади Фрэнка, и кинулся раздавать им рекламные листки. Не думаю, чтобы он сделал это по злому умыслу. То есть вполне может быть, что этот черный зазывала и почувствовал какую-то неприязнь к белому парню, но скорее всего, он просто рассудил, что для заведения толпа пьяных японцев прибыльней, чем один плохо одетый иностранец. В любом случае ничего ужасного, на мой взгляд, не произошло. Однако Фрэнк тотчас же изменился в лице. Я стоял совсем рядом и здорово испугался. Его искусственная кожа натянулась и задрожала, будто все мышцы лица одновременно свело судорогой, глаза потухли и стали совершенно нечеловеческими: глазные яблоки помутнели и сделались вроде шариков из матового стекла.
Негр, похоже, не обратил на эту "перемену никакого внимания и спустя несколько секунд протянул Фрэнку флаер и сказал пару фраз по-английски. Из-за шума вокруг я плохо расслышал его слова, но кажется, он сказал, что сегодня у них танцуют не американки, а австралийки и танцовщицы из Южной Америки. Фрэнк тут же пришел в себя. Что-то непонятное, на секунду проступившее в нем, снова исчезло.
— Слушай, ты потрясающе говоришь по-японски, — сказал он негру и взял из его рук флаер. — Ты сам-то откуда?
— Из Нью-Йорка, — ответил негр. Фрэнк сразу по-дружески сообщил ему, что у «Нью-Йорк Нике» словно бы второе дыхание открылось:
— Они классно играют в последнее время.
— Ага, — сказал негр и сунул флаер очередному прохожему. — Мы тут про NBA все знаем.
Даже знаем, на каком поле играл в гольф Майкл Джордан вне сезона. И сколько он очков заработал. Тут по телевизору все что хочешь показывают.
— Ну надо же… — протянул Фрэнк и похлопал негра по плечу.
— Классный чувак. Просто крутой! — сказал Фрэнк, приобняв меня, и двинулся вперед. Мы дошли до вывески, на которой был нарисован огромный глаз. Фрэнк остановился.
— Я знаю, что это, — сказал он. — Это пип-шоу.
— Это «глазок» — комната для подсматриваний, — объяснил я. — Девушка раздевается, а клиент сидит в кабинке и смотрит на нее через маленькое окошко-глазок, которое устроено так, что девушку видно целиком. В кабинке есть еще дырочка полукруглой формы, в нее клиент просовывает пенис и тогда девушка помогает ему кончить. Раньше «глазки» пользовались большой популярностью, а теперь в них почти никто не ходит.
— Почему?
— Потому что входная плата в «глазок» очень маленькая, а значит, для того чтобы заработать, нужна огромная толпа клиентов. Если клиентов мало — нет прибыли. Если нет прибыли — то хозяину нечем платить девушкам. А молодые девушки не хотят работать в таких местах, где плохо платят. Ну и соответственно, клиенты не желают ходить туда, где нет молодых и красивых девушек. Замкнутый круг.
— А сколько билет-то стоит? Тут написано — три тысячи йен. Это значит двадцать пять долларов, что ли? Кенжи, да ведь двадцать пять долларов за пип-шоу и чтобы тебе еще вдобавок подрочили — это очень дешево. Или я не прав?
— Три тысячи йен — это только за вход. А чтобы тебе подрочили, надо будет доплатить от двадцати до тридцати долларов.
— Вот оно что… Но даже так получается дешево! А кто дрочит? Та девушка, которая раздевается?
— Все не так просто. Ты же не знаешь, что там за стеной творится, когда пенис в дырку суешь. В таком положении ничего не видно. Поэтому начали ходить слухи, что в «глазках» подрабатывают всякие уродливые тетки и гомики, ну и в конце концов это стало совсем непопулярным развлечением.
— То есть ты хочешь сказать, лучше даже не пробовать?
— Ну почему? Зато это дешево, к тому же во время сеанса тебе не нужен переводчик — я могу тебя в каком-нибудь кафе подождать — и тогда ты заплатишь только за себя одного.
Пока мы с Фрэнком обсуждали этот вопрос, нас со всех сторон обступили зазывалы линжери-клуба, которые обо мне, похоже, ничего не слышали, хотя я довольно известная личность в Кабуки-тё. Я, правда, тут же подумал, что из пары сотен человек, которые работали в этом переулке, со мной были знакомы всего лишь четыре десятка — то есть пятая часть. Но это легко объясняется. Ведь идут на такую работу те, кому терять уже нечего. Большинство зазывал либо по какой-то причине не могут устроиться на приличную работу, либо остро нуждаются в наличных. Поэтому люди все время меняются. Но, по крайней мере, советам своих старых знакомых я могу смело доверять.
— Кенжи, что эти люди говорят?
Я перевел, почти слово в слово. Парни вились вокруг нас, приговаривая: «…цена включает все, дополнительно платить не придется; реально — девять тысяч, но в честь новогодних праздников — вход за пять; клуб только что открылся — все новое, девочки свеженькие; заходите, убедитесь сами; иностранцев мы, разумеется, тоже обслуживаем; вот сюда, на один этаж вниз по лестнице, давайте я вам покажу, если не понравится — девочки и все остальное — вы можете уйти; не упустите свой шанс, после праздников вход снова будет стоить девять тысяч, может, попробуете? у нас и караоке есть с песнями на английском…»
Мы кое-как выбрались из толпы назойливых зазывал и пошли дальше. По дороге Фрэнк еще несколько раз обернулся — молодые люди все так же продолжали топтаться на пятачке перед «глазком» — и потом сказал:
— Я слышал, что японцы обходительные, но чтоб настолько!
Зазывалы обычно одеты в такие же дешевые костюмы, как и тот, что на мне. Здесь ведь не Роппонги, а Кабуки-тё, поэтому и среди посетителей тоже почти не бывает хорошо одетых людей. Собственно говоря, зазывала отличается от тех, кого он зазывает, исключительно манерой передвижения: клиент бредет вдоль по улице, а зазывала топчется на одном месте и, если посмотреть на него издалека, — выглядит одиноким и потерянным. Почти все мои знакомые, которые давно работают зазывалами, не то чтобы производят впечатление больных или там немощных, но чувствуется в них какая-то уязвленность. При разговоре с ними мне всегда кажется, что мои слова проходят насквозь, как если бы эти люди были абсолютно бестелесны. Я и сам не знаю, отчего у меня возникает это чувство…
— В Америке тоже есть парни, которые стоят на улице и зазывают клиентов, но там такой вежливостью и не пахнет… Подумать только! Будто я бойскаут, а он вожатый и должен объяснить мне, как завязывают морской узел… Неужели у них хватает сил целый вечер быть такими вежливыми?
— А что такого? Они с каждого зазванного клиента комиссионные получают.
— Ясно… Я так и думал. Значит, их словам верить нельзя…
— Если они слишком уж низкую цену назвали, лучше быть поосторожней.
Но Фрэнк, похоже, уже заинтересовался линжери-клубом:
— Слушай, может, сходим посмотрим на японочек в трусиках?
— Давай сходим, но там без секса.
— Понял уже, что без секса. Я просто хочу заранее немного разогреться, а что может быть лучше для поднятия духа, чем девочки в трусиках!
— Ну хорошо. С девяти до двенадцати входной билет стоит от семи до девяти тысяч на человека, в зависимости от заведения. Девушки по-английски не говорят, поэтому тебе придется заплатить и за меня тоже. Теперь просто, чтобы ты знал — в некоторых местах девушек можно трогать руками, в некоторых нельзя. Бывают клубы, где девушки танцуют на столах, впрочем, цена от этого не особо меняется.
— Тогда я бы предпочел традиционное заведение безо всяких танцев. Просто посидеть и поболтать с девушками, — сказал Фрэнк. — Если цена не зависит от разнообразия выбора, то лучше пойти в самое простое место. Там зато девушки будут красивее.
Я нашел среди зазывал знакомого парня и договорился, что он проводит нас в свой клуб. Парня звали Сатоши. Ему было двадцать, как и мне. В восемнадцать он приехал в Токио то ли из Яманаши, то ли из Нагано — я точно не помню откуда, — чтобы учиться на университетских подготовительных курсах. Почти сразу же у него начался сильный невроз. Я, правда, тогда не был с ним знаком, но он мне как-то показал одну вещицу, которая осталась у него с тех пор. Как бы напоминание о болезни. В тот раз он пригласил меня к себе в гости. Я пришел к нему на рассвете, после работы, и он показал мне деревянный конструктор. Сатоши сказал, что во время болезни он целыми днями ездил в метро по линии Яманоте-сэн и, сидя в поезде на полу, играл в конструктор.
Я спросил у него почему. Он ответил, что не знает.
"Понятия не имею, что вдруг на меня нашло. Я просто шлялся по городу, зашел в «Кидди-ленд», увидел этот конструктор и сразу же его купил. А потом мне вдруг захотелось в него поиграть, и я почему-то решил, что лучше всего делать это в поезде. По правде говоря, строить замок на полу трясущегося вагона оказалось интересно. Очень захватывающее занятие, и от всяких дурацких мыслей отвлекает. В то время я не переставая думал о том, как втыкаю какой-нибудь маленькой девочке в глаз что-нибудь острое: булавку, зубочистку или там иголку… Я ежесекундно представлял себе, как я это проделываю, и все время боялся. Мне казалось, что если о чем-то без конца думать, то в итоге придется это сделать.
Игрушка отвлекала меня от этого наваждения. В поезде, даже когда несильно трясет, строить из конструктора довольно трудно, а на линии Яманоте-сэн есть несколько крутых поворотов. Самый крутой — когда едешь отХарадзюку к Йойоги-коэн. На этом повороте я всегда ложился на пол и, обняв двумя руками как новорожденного младенца, пытался уберечь свою постройку, чтобы она не рассыпалась. Конечно, меня предупреждали. Машинист и станционные служащие говорили со мной по многу раз и в конце концов сдавали в полицию. Полгода это повторялось изо дня в день, и каждый раз я отнекивался: «…ну я же не в часы пик…» — и меня отпускали. А потом я пошел работать в Кабуки-тё и сразу выздоровел.
Не то чтобы мне очень нравилась моя работа. Я вообще думаю, что нет таких людей, которым бы нравилось работать в Кабуки-тё. Но я доволен. Ведь даже поступив в престижный университет или устроившись на работу в любимом городе, никто не согласится, чтобы его безотвязно мучила мысль о том, как он иголкой выкалывает глаз маленькой девочке…"
— У нас вроде есть одна девушка, которая немного умеет по-английски. Я посмотрю, если она сейчас не занята, то я ее к вам пошлю… без дополнительной платы, — пообещал Сатоши, когда мы с Фрэнком спустились вслед за ним по лестнице и остановились у зеленой двери.
В который раз я уже сюда прихожу, а все никак не могу запомнить, как называется заведение. Отчасти из-за того, что в Кабуки-тё все названия похожи одно на другое, да и вообще здешних клиентов вывеской не соблазнишь, поэтому никто из хозяев и не заботится об изысканности названия.
Линжери-клубы, в какой бы вы ни зашли, изнутри выглядят практически одинаково. И вовсе не потому, что везде один и тот же дизайн, а потому, что у таких заведений обязательно есть нечто общее — для их отделки никогда не используются качественные материалы. Оттого-то все эти места и кажутся такими похожими.
При виде полуобнаженных девушек, в большом количестве сидящих на диванчике у входа, Фрэнк снова смущенно улыбнулся.
Ту, которая немного говорила по-английски, звали Рэйка. Волосы ее были забраны на затылке в пучок. На ней было кружевное белье бордового цвета, на вид довольно дорогое. Приплюснутый носик и слегка прыщавая кожа — пожалуй, в более серьезных недостатках Рэйку обвинить было нельзя. Вместе с ней к нашему столу подошла еще одна девушка — Лиэ. Массивная, жилистая, как волейболистка-профи, простушка Лиэ-любительница белого белья— оказалась очень смешливой. Но в мире секс-развлечений смешливая еще не значит веселая.
В тот момент, когда девушки подошли к нашему столу с двумя стаканами и бутылкой виски, Сатоши произнес: «Спасибо, старик, удружил» и снова отправился на улицу. Я огляделся, кроме нас в клубе было еще два клиента. Тоже пришли вдвоем, как и мы. Понятия не имею, сколько Сатоши сегодня на нас заработал. Мы с ним на эту тему никогда не разговариваем, хоть и приятели. Не считай чужие деньги — вот основное правило, которого нужно придерживаться, если хочешь выжить в Кабуки-тё.
Фрэнк смущенно заулыбался, совсем как несколько минут назад, при входе в клуб. Щеки его порозовели, он быстро переводил взгляд с Лиэ на Рэйку и обратно. Вину за порозовевшие щеки Фрэнка не стоит сваливать на чрезмерное отопление. Если даже постоянные клиенты теряются, то что уж говорить о новичке, который попал в линжери-клуб в первый раз. Когда вокруг тебя снуют полуголые девицы, особо не расслабишься. Это вам не бикини в пляжный сезон. Очень трудно сохранять ясность мысли, если у тебя перед самым носом маячат аппетитно вываливающиеся из лифчика груди. На девичьем животике виден след резинки от немного сползших трусиков, через белую ткань которых просвечивают волосы на лобке. От этого зрелища и озвереть можно.
Я отвернулся от улыбающегося Фрэнка и уставился на аквариум у стены с искусственными тропическими рыбками. Они управлялись микропроцессором, но человек непосвященный наверняка принял бы двух пестрых скалярий за живых, настоящих. Уж очень натурально кидались они на несуществующую еду. Только не подумайте, что я специалист по живым скаляриям. Просто рыбки эти были какими-то чересчур гладкими. Ускользающими от восприятия. Точь-в-точь как смущенно улыбающийся Фрэнк.
— Вам с водой? — спросила Рэйка. Мы с Фрэнком кивнули, и тогда она сперва разлила по стаканам принесенный виски неизвестного происхождения, а потом легким нажатием руки на резиновую помпочку, укрепленную на крышке стеклянного кувшина с водой, добавила нам в стаканы воды.
— Вы из Америки? — придвинувшись поближе к Фрэнку, по-японски спросила Лиэ.
1 2 3 4