— Голос Яманэ звучал резко.
— Заткнись! — рявкнул капитан. Хаяси поднял голову от карты:
— Три минуты этим курсом — и мы окажемся рядом с тонущим судном!
— Они перестали передавать сигнал SOS, — доложил радист.
В этот момент в рубке появились еще три курсанта — бывшие рыбаки. Узнав в чем дело, они тоже принялись уговаривать капитана что-нибудь предпринять.
— Послушайте, вы, ублюдки, — прорычал капитан Эда, — вы, кажется, забыли, что вы — заключенные? Спасение людей — не ваше собачье дело!
— Это так, господин капитан, но прежде всего мы — рыбаки. Маленькому суденышку такого шторма не выдержать.
— Но как, по вашему мнению, мы это сделаем? Помощник капитана без сознания, я должен вести судно. Кто проведет спасательные работы?
— Мы, — сказал Яманэ, чувствуя, что капитан заколебался.
— Вот они! — закричал Хаяси, увидев столб оранжевого дыма прямо по курсу корабля.
Капитан подозвал Яманэ и что-то прокричал ему на ухо. Яманэ несколько раз кивнул, а потом велел Хаяси принести из трюма металлический трос.
— Когда будешь внизу, позови сюда человек пять из тех, кто еще способен стоять на ногах! — добавил он ему вслед.
Когда Хаяси вернулся, они с Кику обвязались веревками, концы которых были прикреплены к капитанскому мостику, и отправились один на корму, другой на нос корабля. Хаяси держался за поручень и передвигался на ногах, но Кику тут же сдуло на палубу ветром, пришлось ползти, волоча за собой трос. Добравшись до цели, он закрепил его сначала за брашпиль, потом за лебедку якоря. После того как трос был закреплен, восемь спасателей распределились вдоль него попарно. Кику, вооруженный багром, был в одной связке с Нака-кура, который, похоже, немного оправился от морской болезни.
Наконец они увидели судно, которое уже почти затонуло. Экипаж держался за красный буй, то вздымавшийся вверх на волне, то исчезавший из виду. При приближении «Юё-мару» над буем взметнулись руки. Кику попытался зацепить крюком один из спасательных кругов и подтянуть людей к веревочной лестнице, сброшенной с кормы. Он протянул багор молодому человеку, который что-то кричал, но когда парень дотянулся и схватился за него, огромная волна накрыла судно. Кику и Накакура успели ухватиться за поручень, хотя на миг показалось, что им конец, а парня с затонувшего судна той же волной выбросило на палубу. Кику зацепил его крюком за воротник и подтянул к себе. Парень был весь в крови и без сознания. Он оказался иностранцем.
— Браконьеры, — проворчал Накакура, вглядевшись в лицо матроса. — Судя по внешности, откуда-то из Юго-Восточной Азии.
Обшарив матроса, Накакура обнаружил, что тяжелый выпуклый предмет в боковом кармане его камуфляжных штанов не что иное, как пистолет.
Стояла кромешная тьма, в которой виднелись лишь огни сигнальных буев у входа в гавань Исиномаки и мерцающий свет маяка на отдаленном мысе. На пирсе стояли еще два прожектора, но тайфун уже добрался до них и разбил стекла, осколки которых сначала валялись на бетоне, а потом были смыты мощной волной и унесены в море. Весь остальной городок был словно окрашен в черный цвет.
Когда судно «Юё-мару» пришвартовалось к берегу, появились четверо полицейских в тяжелых синих дождевиках. За ними толпились работники рыболовецкого кооператива. Инспектор из службы надзора сошел на берег, чтобы обсудить условия размещения курсантов, и долго совещался с полицейскими. Телефонная линия в городке была оборвана, переговоры велись по рации. Положение усугублялось тем, что помещение полицейского участка уже заняли пережидающие шторм рыбаки, а директор начальной школы размещать у себя уголовников категорически отказался. Единственным местом, которое смогли предложить городские власти, оказался склад на рыбном рынке. Слова инспектора о том, что государство несет ответственность за этих людей и что они заслуживают лучшего обращения, остались без внимания. Пока шли переговоры, «эти люди» сидели под замком в трюме. В конце концов было принято компромиссное решение: инспектор согласился с тем, что курсанты будут спать в рыбном складе на полу, но каждому из них выдадут смену одежды и одеяло. Когда соглашение было достигнуто, инспектор попросил поторопиться, ссылаясь на то, что его люди безумно устали, но местные полицейские, которых оказалось всего четверо на весь городок, предпочли подождать подкрепления из центра префектуры.
— Не забывайте, — сказал старший полицейский, — что речь идет не только о ваших парнях. У вас на борту спасенные нелегалы, а их тоже необходимо содержать под стражей.
С затонувшего браконьерского судна удалось спасти семерых: они сбились в кучку в другом конце трюма, отчего в и без того тесном отсеке невозможно было повернуться. Почти у каждого имелось то или иное ранение. Рама, на которой крепились койки, не выдержала качки и тяжести тел и рухнула, так что сидеть было не на чем — пока шли переговоры, заключенным пришлось стоять по колено в соленой воде, смешанной с маслом и блевотиной. Судно бросило якорь и пришвартовалось, однако качка, хотя и ослабшая, не прекращалась и по-прежнему была невыносимой. Все меньше и меньше людей откликалось на доносившиеся сверху подбадривающие слова капитана и охранников. Временами судно сильно кренилось. Те, кто еще мог стоять на ногах, держались за остатки коечной рамы, а обессилевшие просто валялись в грязном месиве на полу. Их головы, возвышающиеся над этим месивом, в другое время могли бы показаться смешными, но сейчас было не до смеха. Отрезанный от внешнего мира трюмный отсек превратился в замкнутую емкость со своими собственными — тепловатыми и тошнотворными — приливами и отливами.
— Блядский потрох! Оставьте меня в покое! — стонал Яманэ.
Его снова мучила головная боль, причиной которой был удар лебедки, полученный во время спасательной операции. Кику из последних сил боролся с тошнотой и, чтобы отвлечься от нее, вспоминал картину, которая висела когда-то на стене молельни в сиротском приюте и изображала бородатого мужчину, протягивающего к небесам новорожденного ягненка. Кику представил себе, что этот человек — его отец, как говорили монахини, — стоит на краю скалы, возвышающейся над бушующим морем — непременно над бушующим морем. И впервые почувствовал, что на картине чего-то не хватает — быть может, крохотного тонущего суденышка где-нибудь в углу. «Значит, и я был на этой картине, — вдруг дошло до него, — я был на этом суденышке. Да! — сказал он себе. — У меня все получится! И когда я отсюда выберусь, этот бородатый мужчина, конечно же, будет ждать меня на сверкающей и великолепной скале!»
— Все в порядке! Всем наверх! Нашли вам ночлег! — услышал он вдруг крик инспектора, прозвучавший словно ответ на его мысли.
Выбравшись на палубу, подбадривая и обнимая друг друга, они оказались лицом к лицу с встречающими: джипом, оборудованным прожектором, двумя рядами полицейских и кучкой рыбаков, которые пялились на них, указывали пальцами и перешептывались. Заключенных затолкали в грузовик, вручив каждому по тонкому одеялу. Браконьеров-нелегалов посадили в джип и увезли в неизвестном направлении. Грузовик, однако, стоял без движения. Задержка была вызвана возмущением инспектора: вопреки достигнутой договоренности, местные власти не предоставили заключенным чистой одежды.
— Если эти парни настоящие моряки, поспят и в блевотине, не подохнут! — крикнул один из рыбаков, а остальные одобрительно захлопали.
Инспектор, не обращая на них внимания, продолжал настаивать на своем, пока наконец из грузовика не раздался крик:
— Рыбак прав! На кой хер нам их тряпки!
В этот миг порывом ветра сорвало брезент, которым был накрыт кузов, и сидевшие в нем заключенные оказались под дождем и ослепительным лучом прожектора. Один из них, с ног до головы испачканный, как и все, маслом и блевотиной, встал и обратился к толпе:
— Вы думаете, нам так уж нужно ваше дерьмо?
Его товарищи тоже стали подниматься на ноги, но полицейские с дубинками немедленно окружили машину. К этому времени тонкие одеяла уже насквозь промокли и стали мягкими и тяжелыми. Один из заключенных принялся колотить своим одеялом по скамье кузова.
— В жопе я видал эту полицию! Нас не запугаешь! — кричал он.
Несколько полицейских вытащили из-за пояса дубинки, но до серьезного не дошло: обе стороны вскоре угомонились.
Склад оказался серым строением в самом конце гавани. Дверь в него была очень низкой, так что, входя, приходилось нагибаться, но само помещение — размером в несколько гимнастических залов. Склад был почти под завязку забит мешками с цементом, и лишь в самом углу, за подъемниками, оставалось место, достаточное для того, чтобы все могли улечься. Как только заключенные, подстелив под себя старые газеты, разместились, Кику заметил, что с Яманэ ручьями льет пот, а его кожа, обычно гладкая, как пластик, покрылась морщинами.
Лежа на полу и прислушиваясь к шуму ветра и дождя, которые, казалось, не собирались прекращаться, Кику понял, что качка преследует его и на складе. В темноте огромного помещения, освещенного лишь пятью свечами, он ощущал, как море раскачивает его тело, внешняя оболочка которого неподвижна, а внутренности перекатываются и выворачиваются. Некоторое время спустя охранники принесли немного суси и горячий чай. Их встретили радостными возгласами, и лишь Яманэ чувствовал себя так плохо, что с трудом сделал один глоток. Кику же буквально проглотил доставшиеся ему три порции суси.
— Странная вещь морская болезнь, правда? — сказал он Хаяси, и тот, не переставая жевать, закивал в ответ.
— Как бы плохо тебе ни было, а жрать все равно хочется. Быть может, морская болезнь отступает немного, если что-нибудь попадает в желудок! — смеясь, сказал Хаяси.
— Хорошо, что ты в это веришь, — встрял На-какура, услышав их разговор. — Если перестанешь есть, совсем загнешься.
Тут их внимание привлек Яманэ, который, согнувшись пополам, сжимал руками голову. Они обменялись взволнованными взглядами.
Набив животы, парни вновь воодушевились и стали делиться впечатлениями. Кто-то рассказывал о пробоине в машинном отделении, кто-то вспоминал блевотину в трюме, кто-то — подробности спасательных работ. Вскоре к ним присоединился капитан. Дальнейшее обсуждение было прервано тем, что внезапно отворились двери — не те низенькие, в детский рост, через которые ввели заключенных, а главные, через которые на склад въезжают грузовики, краны и другие машины — и в них ворвался ветер, подхватив с пола газеты и задув свечи. Вслед за ветром появился серебристый автобус — без окон, но с большим прожектором на крыше. Кику уже приходилось видеть такие — точь-в-точь такой стоял в аллее в тот снежный вечер накануне Рождества.
Автобус сопровождали около десяти полицейских и столько же бойцов Отряда по борьбе со стихийными бедствиями, в желтых касках и ярких комбинезонах. Из толпы вышел человек в гражданском костюме, с микрофоном в руках. За ним двигалась батарея телекамер. Еще один тип, с виду продюсер, захотел поговорить с инспектором.
— Мы хотим записать интервью с заключенными, которые спасли иностранных рыбаков, — сообщил он и добавил с оттенком угрозы: — У нас есть разрешение из Исправительного центра несовершеннолетних преступников в Хакодатэ.
Вскоре врубили свет, и глазам заключенных предстали внутренние помещения склада, до сих пор скрытые мраком. Всех, кто принимал участие в спасении, посадили спиной к телекамерам, которые показывали только номера на спинах. Мужчина в костюме заговорил:
— Мы ведем репортаж со склада в порту Иси-номаки. Как уже сообщалось, тайфун номер 12 устремился на север и вызвал серьезные разрушения вдоль тихоокеанского побережья Центральной и Северной Японии, что вызвало справедливую критику в адрес излишне оптимистичных прогнозов Национального метеоуправления. Но на фоне этого стихийного бедствия разыгралась довольно необычная, волнующая человеческая драма, о которой мы и собираемся рассказать. Учебное судно, принадлежащее Исправительному центру несовершеннолетних преступников, во время учебного плавания спасло или, правильнее будет сказать, «захватило» — экипаж тонущего таиландского судна, нелегально промышлявшего в наших водах. Мы приехали сюда для того, чтобы поговорить с курсантами, приходящими в себя после схватки с бурей и отважной спасательной операции. Но предварительно мы должны объяснить, что для сохранения инкогнито заключенных их лица будут скрыты, а голоса изменены. Мы будем обращаться к ним, называя не имя, а номер. Ну что ж, Номер Три, как вы сейчас себя чувствуете?
— Я устал, — ответил Номер Три, то есть Хаяси.
— Еще бы не устали! — восторженно воскликнул репортер. — А вы как себя чувствуете, Номер Один?
— Представьте себе, я тоже подустал, — отвечал тот. — Во время шторма меня поддерживал адреналин, но как только мы вошли в гавань, я понял, насколько измотан.
— Вы говорите, как настоящий моряк! На берегу вам труднее, чем в море! А теперь скажите, Номер Шесть, вы знали, что спасаемое вами судно — браконьерское?
Шестым номером был Кику, который не стал отвечать. От бьющих в спину ламп было жарко, а человек, державший перед ним отражающий щиток, глазел на него и жевал резинку.
.. — Что ж, вполне объяснимо, что после всего пережитого трудно найти слова. Номер Пять, что вы могли бы сказать по этому поводу?
— Что это, телевикторина? — пробормотал Номер Пять, в замешательстве подавшись вперед.
В металлической пластине перед лицом Кику отражался Яманэ, который, скорчившись и обхватив руками мешок с цементом, сидел на полу. Еще до приезда телевизионщиков инспектор сказал, что не стоит везти Яманэ в больницу, что ему станет лучше, если дать ему как следует отоспаться. И действительно, после таблетки аспирина он уснул и спал до тех пор, пока его голову не задел один из толстых, змееподобных телевизионных кабелей. Яманэ судорожно дернул ногами и схватился за голову. Из его горла вырвался тяжелый стон. Содрогаясь всем телом, он приподнялся и, держа перед собой руку, как штык, с пронзительным криком каратиста обрушился на мешок с цементом. В течение нескольких секунд все окружающие — охрана, телевизионщики, заключенные — смотрели, как Яманэ в ярком свете софитов молотит мешок с цементом.
— Что за черт? — сказал тот телевизионщик, что жевал резинку. — Что ты себе позволяешь, мать твою! Передача в самом разгаре!
Но Яманэ, не обращая внимания ни на него, ни на окруживших его охранников, продолжал разносить мешок в клочья. Наконец он затих, сел, сложив руки на груди, крепко зажмурившись и кусая губы, словно пытаясь себя контролировать. Один только Кику знал, что он пытается вспомнить, как стучит сердце его сына.
— В чем дело, парень? — сказал немолодой полицейский, положив руку на плечо Яманэ. Тот открыл глаза и, умоляюще сложив ладони, посмотрел на него снизу вверх.
— Прошу вас… ведите себя… тихо, — проговорил он сквозь стиснутые зубы, и опять послышался тот самый стон.
— Он что, того? — спросил продюсер, покрутив пальцем у виска, а другой полицейский, помоложе, подошел к Яманэ сзади и ткнул его в плечо дубинкой.
— Прекратите! Пожалуйста! — сказал Яманэ, прижимая руки к груди и подергивая головой.
— Эй! Парень! — сказал полицейский, продолжая тыкать Яманэ дубинкой. — Что с тобой? Ты мешаешь людям с телевидения, ты слышал? Давай кончай.
Кику услышал, как Яманэ пробормотал: «Поздно, слишком поздно». Дальнейшее произошло так быстро, что Кику не смог бы, пожалуй, восстановить точную картину действий Яманэ. Очевидно, он вскочил, развернулся в воздухе и нанес мощный удар рукой. В следующее мгновение пожилой полицейский лежал в клубах цементной пыли со сломанной челюстью. Второй охранник замахнулся на Яманэ дубинкой, но тот уклонился вправо и нанес ему удар ногой в заднюю часть шеи. Все услышали, как хрустнули кости. Охранник рухнул вперед, опрокинув стойку с прожектором. Огромная лампа взорвалась, и ведущий передачи со стоном упал на колени: в глаза ему попали осколки стекла. Он начал было протирать глаза, но Яманэ ударил его ногой в подбородок, и ведущий упал на спину.
При виде случившегося телевизионщики молча обратились в бегство.
— Ложись! Все на пол! Быстро! — приказал один из полицейских заключенным и телевизионщикам, пока другие полицейские вытаскивали оружие. Отдавший приказ ринулся к Яманэ с пистолетом в руке, но выстрелить не успел: Яманэ встал на его пути и ткнул ему пальцами в глаза. Раздался хлюпающий звук. Пистолет упал на пол и выстрелил. Пуля попала в автобус и рикошетом отскочила в мешок с цементом. Все, у кого было оружие, нацелили его на Яманэ.
— Стойте! — закричал, выбегая вперед, капитан Эда.
Яманэ повернулся к капитану, но в этот момент двое полицейских выстрелили ему по ногам, и он, схватившись за бедро, упал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Заткнись! — рявкнул капитан. Хаяси поднял голову от карты:
— Три минуты этим курсом — и мы окажемся рядом с тонущим судном!
— Они перестали передавать сигнал SOS, — доложил радист.
В этот момент в рубке появились еще три курсанта — бывшие рыбаки. Узнав в чем дело, они тоже принялись уговаривать капитана что-нибудь предпринять.
— Послушайте, вы, ублюдки, — прорычал капитан Эда, — вы, кажется, забыли, что вы — заключенные? Спасение людей — не ваше собачье дело!
— Это так, господин капитан, но прежде всего мы — рыбаки. Маленькому суденышку такого шторма не выдержать.
— Но как, по вашему мнению, мы это сделаем? Помощник капитана без сознания, я должен вести судно. Кто проведет спасательные работы?
— Мы, — сказал Яманэ, чувствуя, что капитан заколебался.
— Вот они! — закричал Хаяси, увидев столб оранжевого дыма прямо по курсу корабля.
Капитан подозвал Яманэ и что-то прокричал ему на ухо. Яманэ несколько раз кивнул, а потом велел Хаяси принести из трюма металлический трос.
— Когда будешь внизу, позови сюда человек пять из тех, кто еще способен стоять на ногах! — добавил он ему вслед.
Когда Хаяси вернулся, они с Кику обвязались веревками, концы которых были прикреплены к капитанскому мостику, и отправились один на корму, другой на нос корабля. Хаяси держался за поручень и передвигался на ногах, но Кику тут же сдуло на палубу ветром, пришлось ползти, волоча за собой трос. Добравшись до цели, он закрепил его сначала за брашпиль, потом за лебедку якоря. После того как трос был закреплен, восемь спасателей распределились вдоль него попарно. Кику, вооруженный багром, был в одной связке с Нака-кура, который, похоже, немного оправился от морской болезни.
Наконец они увидели судно, которое уже почти затонуло. Экипаж держался за красный буй, то вздымавшийся вверх на волне, то исчезавший из виду. При приближении «Юё-мару» над буем взметнулись руки. Кику попытался зацепить крюком один из спасательных кругов и подтянуть людей к веревочной лестнице, сброшенной с кормы. Он протянул багор молодому человеку, который что-то кричал, но когда парень дотянулся и схватился за него, огромная волна накрыла судно. Кику и Накакура успели ухватиться за поручень, хотя на миг показалось, что им конец, а парня с затонувшего судна той же волной выбросило на палубу. Кику зацепил его крюком за воротник и подтянул к себе. Парень был весь в крови и без сознания. Он оказался иностранцем.
— Браконьеры, — проворчал Накакура, вглядевшись в лицо матроса. — Судя по внешности, откуда-то из Юго-Восточной Азии.
Обшарив матроса, Накакура обнаружил, что тяжелый выпуклый предмет в боковом кармане его камуфляжных штанов не что иное, как пистолет.
Стояла кромешная тьма, в которой виднелись лишь огни сигнальных буев у входа в гавань Исиномаки и мерцающий свет маяка на отдаленном мысе. На пирсе стояли еще два прожектора, но тайфун уже добрался до них и разбил стекла, осколки которых сначала валялись на бетоне, а потом были смыты мощной волной и унесены в море. Весь остальной городок был словно окрашен в черный цвет.
Когда судно «Юё-мару» пришвартовалось к берегу, появились четверо полицейских в тяжелых синих дождевиках. За ними толпились работники рыболовецкого кооператива. Инспектор из службы надзора сошел на берег, чтобы обсудить условия размещения курсантов, и долго совещался с полицейскими. Телефонная линия в городке была оборвана, переговоры велись по рации. Положение усугублялось тем, что помещение полицейского участка уже заняли пережидающие шторм рыбаки, а директор начальной школы размещать у себя уголовников категорически отказался. Единственным местом, которое смогли предложить городские власти, оказался склад на рыбном рынке. Слова инспектора о том, что государство несет ответственность за этих людей и что они заслуживают лучшего обращения, остались без внимания. Пока шли переговоры, «эти люди» сидели под замком в трюме. В конце концов было принято компромиссное решение: инспектор согласился с тем, что курсанты будут спать в рыбном складе на полу, но каждому из них выдадут смену одежды и одеяло. Когда соглашение было достигнуто, инспектор попросил поторопиться, ссылаясь на то, что его люди безумно устали, но местные полицейские, которых оказалось всего четверо на весь городок, предпочли подождать подкрепления из центра префектуры.
— Не забывайте, — сказал старший полицейский, — что речь идет не только о ваших парнях. У вас на борту спасенные нелегалы, а их тоже необходимо содержать под стражей.
С затонувшего браконьерского судна удалось спасти семерых: они сбились в кучку в другом конце трюма, отчего в и без того тесном отсеке невозможно было повернуться. Почти у каждого имелось то или иное ранение. Рама, на которой крепились койки, не выдержала качки и тяжести тел и рухнула, так что сидеть было не на чем — пока шли переговоры, заключенным пришлось стоять по колено в соленой воде, смешанной с маслом и блевотиной. Судно бросило якорь и пришвартовалось, однако качка, хотя и ослабшая, не прекращалась и по-прежнему была невыносимой. Все меньше и меньше людей откликалось на доносившиеся сверху подбадривающие слова капитана и охранников. Временами судно сильно кренилось. Те, кто еще мог стоять на ногах, держались за остатки коечной рамы, а обессилевшие просто валялись в грязном месиве на полу. Их головы, возвышающиеся над этим месивом, в другое время могли бы показаться смешными, но сейчас было не до смеха. Отрезанный от внешнего мира трюмный отсек превратился в замкнутую емкость со своими собственными — тепловатыми и тошнотворными — приливами и отливами.
— Блядский потрох! Оставьте меня в покое! — стонал Яманэ.
Его снова мучила головная боль, причиной которой был удар лебедки, полученный во время спасательной операции. Кику из последних сил боролся с тошнотой и, чтобы отвлечься от нее, вспоминал картину, которая висела когда-то на стене молельни в сиротском приюте и изображала бородатого мужчину, протягивающего к небесам новорожденного ягненка. Кику представил себе, что этот человек — его отец, как говорили монахини, — стоит на краю скалы, возвышающейся над бушующим морем — непременно над бушующим морем. И впервые почувствовал, что на картине чего-то не хватает — быть может, крохотного тонущего суденышка где-нибудь в углу. «Значит, и я был на этой картине, — вдруг дошло до него, — я был на этом суденышке. Да! — сказал он себе. — У меня все получится! И когда я отсюда выберусь, этот бородатый мужчина, конечно же, будет ждать меня на сверкающей и великолепной скале!»
— Все в порядке! Всем наверх! Нашли вам ночлег! — услышал он вдруг крик инспектора, прозвучавший словно ответ на его мысли.
Выбравшись на палубу, подбадривая и обнимая друг друга, они оказались лицом к лицу с встречающими: джипом, оборудованным прожектором, двумя рядами полицейских и кучкой рыбаков, которые пялились на них, указывали пальцами и перешептывались. Заключенных затолкали в грузовик, вручив каждому по тонкому одеялу. Браконьеров-нелегалов посадили в джип и увезли в неизвестном направлении. Грузовик, однако, стоял без движения. Задержка была вызвана возмущением инспектора: вопреки достигнутой договоренности, местные власти не предоставили заключенным чистой одежды.
— Если эти парни настоящие моряки, поспят и в блевотине, не подохнут! — крикнул один из рыбаков, а остальные одобрительно захлопали.
Инспектор, не обращая на них внимания, продолжал настаивать на своем, пока наконец из грузовика не раздался крик:
— Рыбак прав! На кой хер нам их тряпки!
В этот миг порывом ветра сорвало брезент, которым был накрыт кузов, и сидевшие в нем заключенные оказались под дождем и ослепительным лучом прожектора. Один из них, с ног до головы испачканный, как и все, маслом и блевотиной, встал и обратился к толпе:
— Вы думаете, нам так уж нужно ваше дерьмо?
Его товарищи тоже стали подниматься на ноги, но полицейские с дубинками немедленно окружили машину. К этому времени тонкие одеяла уже насквозь промокли и стали мягкими и тяжелыми. Один из заключенных принялся колотить своим одеялом по скамье кузова.
— В жопе я видал эту полицию! Нас не запугаешь! — кричал он.
Несколько полицейских вытащили из-за пояса дубинки, но до серьезного не дошло: обе стороны вскоре угомонились.
Склад оказался серым строением в самом конце гавани. Дверь в него была очень низкой, так что, входя, приходилось нагибаться, но само помещение — размером в несколько гимнастических залов. Склад был почти под завязку забит мешками с цементом, и лишь в самом углу, за подъемниками, оставалось место, достаточное для того, чтобы все могли улечься. Как только заключенные, подстелив под себя старые газеты, разместились, Кику заметил, что с Яманэ ручьями льет пот, а его кожа, обычно гладкая, как пластик, покрылась морщинами.
Лежа на полу и прислушиваясь к шуму ветра и дождя, которые, казалось, не собирались прекращаться, Кику понял, что качка преследует его и на складе. В темноте огромного помещения, освещенного лишь пятью свечами, он ощущал, как море раскачивает его тело, внешняя оболочка которого неподвижна, а внутренности перекатываются и выворачиваются. Некоторое время спустя охранники принесли немного суси и горячий чай. Их встретили радостными возгласами, и лишь Яманэ чувствовал себя так плохо, что с трудом сделал один глоток. Кику же буквально проглотил доставшиеся ему три порции суси.
— Странная вещь морская болезнь, правда? — сказал он Хаяси, и тот, не переставая жевать, закивал в ответ.
— Как бы плохо тебе ни было, а жрать все равно хочется. Быть может, морская болезнь отступает немного, если что-нибудь попадает в желудок! — смеясь, сказал Хаяси.
— Хорошо, что ты в это веришь, — встрял На-какура, услышав их разговор. — Если перестанешь есть, совсем загнешься.
Тут их внимание привлек Яманэ, который, согнувшись пополам, сжимал руками голову. Они обменялись взволнованными взглядами.
Набив животы, парни вновь воодушевились и стали делиться впечатлениями. Кто-то рассказывал о пробоине в машинном отделении, кто-то вспоминал блевотину в трюме, кто-то — подробности спасательных работ. Вскоре к ним присоединился капитан. Дальнейшее обсуждение было прервано тем, что внезапно отворились двери — не те низенькие, в детский рост, через которые ввели заключенных, а главные, через которые на склад въезжают грузовики, краны и другие машины — и в них ворвался ветер, подхватив с пола газеты и задув свечи. Вслед за ветром появился серебристый автобус — без окон, но с большим прожектором на крыше. Кику уже приходилось видеть такие — точь-в-точь такой стоял в аллее в тот снежный вечер накануне Рождества.
Автобус сопровождали около десяти полицейских и столько же бойцов Отряда по борьбе со стихийными бедствиями, в желтых касках и ярких комбинезонах. Из толпы вышел человек в гражданском костюме, с микрофоном в руках. За ним двигалась батарея телекамер. Еще один тип, с виду продюсер, захотел поговорить с инспектором.
— Мы хотим записать интервью с заключенными, которые спасли иностранных рыбаков, — сообщил он и добавил с оттенком угрозы: — У нас есть разрешение из Исправительного центра несовершеннолетних преступников в Хакодатэ.
Вскоре врубили свет, и глазам заключенных предстали внутренние помещения склада, до сих пор скрытые мраком. Всех, кто принимал участие в спасении, посадили спиной к телекамерам, которые показывали только номера на спинах. Мужчина в костюме заговорил:
— Мы ведем репортаж со склада в порту Иси-номаки. Как уже сообщалось, тайфун номер 12 устремился на север и вызвал серьезные разрушения вдоль тихоокеанского побережья Центральной и Северной Японии, что вызвало справедливую критику в адрес излишне оптимистичных прогнозов Национального метеоуправления. Но на фоне этого стихийного бедствия разыгралась довольно необычная, волнующая человеческая драма, о которой мы и собираемся рассказать. Учебное судно, принадлежащее Исправительному центру несовершеннолетних преступников, во время учебного плавания спасло или, правильнее будет сказать, «захватило» — экипаж тонущего таиландского судна, нелегально промышлявшего в наших водах. Мы приехали сюда для того, чтобы поговорить с курсантами, приходящими в себя после схватки с бурей и отважной спасательной операции. Но предварительно мы должны объяснить, что для сохранения инкогнито заключенных их лица будут скрыты, а голоса изменены. Мы будем обращаться к ним, называя не имя, а номер. Ну что ж, Номер Три, как вы сейчас себя чувствуете?
— Я устал, — ответил Номер Три, то есть Хаяси.
— Еще бы не устали! — восторженно воскликнул репортер. — А вы как себя чувствуете, Номер Один?
— Представьте себе, я тоже подустал, — отвечал тот. — Во время шторма меня поддерживал адреналин, но как только мы вошли в гавань, я понял, насколько измотан.
— Вы говорите, как настоящий моряк! На берегу вам труднее, чем в море! А теперь скажите, Номер Шесть, вы знали, что спасаемое вами судно — браконьерское?
Шестым номером был Кику, который не стал отвечать. От бьющих в спину ламп было жарко, а человек, державший перед ним отражающий щиток, глазел на него и жевал резинку.
.. — Что ж, вполне объяснимо, что после всего пережитого трудно найти слова. Номер Пять, что вы могли бы сказать по этому поводу?
— Что это, телевикторина? — пробормотал Номер Пять, в замешательстве подавшись вперед.
В металлической пластине перед лицом Кику отражался Яманэ, который, скорчившись и обхватив руками мешок с цементом, сидел на полу. Еще до приезда телевизионщиков инспектор сказал, что не стоит везти Яманэ в больницу, что ему станет лучше, если дать ему как следует отоспаться. И действительно, после таблетки аспирина он уснул и спал до тех пор, пока его голову не задел один из толстых, змееподобных телевизионных кабелей. Яманэ судорожно дернул ногами и схватился за голову. Из его горла вырвался тяжелый стон. Содрогаясь всем телом, он приподнялся и, держа перед собой руку, как штык, с пронзительным криком каратиста обрушился на мешок с цементом. В течение нескольких секунд все окружающие — охрана, телевизионщики, заключенные — смотрели, как Яманэ в ярком свете софитов молотит мешок с цементом.
— Что за черт? — сказал тот телевизионщик, что жевал резинку. — Что ты себе позволяешь, мать твою! Передача в самом разгаре!
Но Яманэ, не обращая внимания ни на него, ни на окруживших его охранников, продолжал разносить мешок в клочья. Наконец он затих, сел, сложив руки на груди, крепко зажмурившись и кусая губы, словно пытаясь себя контролировать. Один только Кику знал, что он пытается вспомнить, как стучит сердце его сына.
— В чем дело, парень? — сказал немолодой полицейский, положив руку на плечо Яманэ. Тот открыл глаза и, умоляюще сложив ладони, посмотрел на него снизу вверх.
— Прошу вас… ведите себя… тихо, — проговорил он сквозь стиснутые зубы, и опять послышался тот самый стон.
— Он что, того? — спросил продюсер, покрутив пальцем у виска, а другой полицейский, помоложе, подошел к Яманэ сзади и ткнул его в плечо дубинкой.
— Прекратите! Пожалуйста! — сказал Яманэ, прижимая руки к груди и подергивая головой.
— Эй! Парень! — сказал полицейский, продолжая тыкать Яманэ дубинкой. — Что с тобой? Ты мешаешь людям с телевидения, ты слышал? Давай кончай.
Кику услышал, как Яманэ пробормотал: «Поздно, слишком поздно». Дальнейшее произошло так быстро, что Кику не смог бы, пожалуй, восстановить точную картину действий Яманэ. Очевидно, он вскочил, развернулся в воздухе и нанес мощный удар рукой. В следующее мгновение пожилой полицейский лежал в клубах цементной пыли со сломанной челюстью. Второй охранник замахнулся на Яманэ дубинкой, но тот уклонился вправо и нанес ему удар ногой в заднюю часть шеи. Все услышали, как хрустнули кости. Охранник рухнул вперед, опрокинув стойку с прожектором. Огромная лампа взорвалась, и ведущий передачи со стоном упал на колени: в глаза ему попали осколки стекла. Он начал было протирать глаза, но Яманэ ударил его ногой в подбородок, и ведущий упал на спину.
При виде случившегося телевизионщики молча обратились в бегство.
— Ложись! Все на пол! Быстро! — приказал один из полицейских заключенным и телевизионщикам, пока другие полицейские вытаскивали оружие. Отдавший приказ ринулся к Яманэ с пистолетом в руке, но выстрелить не успел: Яманэ встал на его пути и ткнул ему пальцами в глаза. Раздался хлюпающий звук. Пистолет упал на пол и выстрелил. Пуля попала в автобус и рикошетом отскочила в мешок с цементом. Все, у кого было оружие, нацелили его на Яманэ.
— Стойте! — закричал, выбегая вперед, капитан Эда.
Яманэ повернулся к капитану, но в этот момент двое полицейских выстрелили ему по ногам, и он, схватившись за бедро, упал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48