Но треск, напугавший его, больше не повторялся. Марсал слышал только слабый, едва различимый скрип, сопровождающий медленное оседание льда, который почти всегда можно услышать в лазе снежного червя. Ледяные коридоры, прорытые снежным червем, отличались удивительной прочностью и обычно начинали разрушаться не ранее чем спустя пару пятидневок после того, как червь покидал их.
Новичок ни о чем не спрашивал Марсала. А сам Марсал только однажды обратился к нему, сказав:
– Обнаружив на месте твоего появления оползень, «снежные волки» непременно станут разгребать его, чтобы забрать одежду и вещевой мешок. А не найдя ничего, даже тела, они поймут, что кто-то помог тебе скрыться, и снова примутся за поиски.
– По крайней мере мы выиграли время, – ответил на это новичок, в очередной раз удивив Марсала своей хладнокровной расчетливостью.
Хотя новичок, судя по всему, приходился Марсалу ровесником, Марсал никак не мог отделаться от обманчивого впечатления, что рядом с ним человек куда более опытный и мудрый. А потому он просто не знал, о чем говорить с новичком, который, вопреки обыкновению, не выглядел ни испуганным, ни подавленным, ни даже растерянным.
Не обмолвившись более ни единым словом, они дошли до выхода.
Веревка, оставленная Марсалом, была на месте.
Выбравшись из лаза, Марсал первым делом приложил к глазам пластиковую полоску с прорезью и осмотрел окрестности.
Никаких признаков приближения «снежных волков» он не заметил, что уже само по себе было добрым знаком.
– Возьми солнцезащитные очки, – велел новичку Марсал. – Иначе ослепнешь.
Надев снегоступы, они зашагали по следам, оставленным Марсалом несколько часов назад, которые только слегка припорошила поземка.
Вот теперь-то Марсал наконец смог убедиться, что рядом с ним новичок. Со снегоступами на ногах спутник Марсала чувствовал себя неуверенно и неловко, как и любой другой, впервые вставший на них. Ноги он расставлял очень широко, а шаги делал слишком большие, что лишь затрудняло и замедляло движение. При желании Марсал мог бы легко оставить своего спутника далеко позади.
Не удержавшись, Марсал выкинул шутку, которая, как сам помнил и как рассказывали другие, неизменно приводила в смятение всякого новичка.
– Кстати, меня зовут Марсал, – представился он, наблюдая за новичком краем глаза.
– Очень приятно, – устало улыбнулся тот. – Мое имя…
Он внезапно умолк, не закончив фразу. Остановившись, он медленно поднял на лоб солнцезащитные очки, и Марсал впервые увидел на его лице выражение растерянности: новичок только сейчас понял, что не знает собственного имени.
– Все в порядке, – поспешил успокоить его Марсал. – Ты не потерял память. Просто у тебя пока еще нет имени. – Он ободряюще улыбнулся новичку. – Ты только сегодня появился на свет, и тебе еще не успели его дать.


Глава 2

Хибара старого Бисауна стояла в небольшой ложбине между двух выступающих вверх складок континентального льда. Место было удобно тем, что северный ветер сюда почти не задувал. Кроме того, когда низкую двухскатную крышу заносило снегом, дом словно бы растворялся в пустоте, сливаясь с окружающим пространством. Не зная точно, где он находится, можно было пройти мимо всего в нескольких шагах.
Низенькая входная дверь для лучшей сохранности тепла была обита изнутри синтетическим материалом, похожим на звериную шкуру с очень коротким, но плотным ворсом темно-коричневого цвета. Марсал впустил новичка в крохотный тамбур и, войдя следом, плотно прикрыл за собой дверь. В тамбуре было темно. Марсал на ощупь нашел ручку второй двери, ведущей в дом, и чуть приоткрыл ее, ровно настолько, чтобы человек мог пройти.
Войдя внутрь, новичок остановился на пороге. Взгляд, которым он обвел помещение, нельзя было назвать ни удивленным, ни заинтересованным, ни даже оценивающим. Он просто изучал новое для себя место.
В доме имелась всего одна большая комната, дальний конец которой был отделен занавесом из серой непрозрачной полимерной пленки. Пол, стены и потолок покрывал тот странный ворсистый материал, которым была обита входная дверь. В двух противоположных стенах, слева и справа от двери, были прорезаны крошечные оконца, забранные толстым полупрозрачным стеклом с волнистой поверхностью. Еще одно окно находилось за пластиковым занавесом. Должно быть, окна сделали лишь для того, чтобы помещение не казалось похожим на коробку, поскольку света внутрь они почти не пропускали. Источником же света служила большая круглая лампа, прикрытая матовым колпаком, ярко горевшая под потолком в центре комнаты.
Справа от двери в стену было вбито несколько гвоздей: на них висела убогая, латаная-перелатаная одежонка, для которой трудно было даже подобрать верное название. Чуть дальше у стены лежали два скатанных матраса, тоже далеко не новые. В дальнем углу, возле занавеса, стояли пара ведер и большой алюминиевый таз. Обеденный стол, скамья, четыре табурета и пара полок – вот и вся нехитрая мебель.
Самым необычным предметом в комнате был металлический котел, наглухо закрытый круглой плоской крышкой, от которого по стенам дома тремя рядами тянулись черные уплощенные трубы шириною с ладонь. Коснувшись пальцами одной из таких труб, новичок тотчас же отдернул руку: после холода на улице труба показалось ему обжигающе горячей.
Несмотря на убогость обстановки, в комнате было чисто, прибрано, и каждая вещь стояла на своем месте, из чего сразу же напрашивался вывод, что в доме хозяйничает женщина. Наверное, ни один мужчина не догадался бы постелить возле порога тряпку, чтобы мокрый снег с обуви не разносился по всей комнате.
Однако единственным, кого увидел новичок, войдя в дом, был старик, сидевший на табурете возле стола. Старик был невысокого роста и тщедушного телосложения. Солидность ему придавали грива седых волос, зачесанная назад, и небольшая борода, ровно срезанная на расстоянии ладони от подбородка. Когда же старик, чуть повернув голову, посмотрел на новичка из-под широких бровей, тот был поражен твердости его взгляда. Подобную уверенность в себе нечасто встретишь и у куда более молодых и, казалось бы, знающих себе цену представителей рода человеческого.
Вошедшему с мороза новичку трудно было определить, насколько тепло в комнате, но, судя по одежде старика – серые полотняные штаны, зеленая рубашка, коричневая стеганая душегрейка и грубые войлочные шлепанцы на ногах, – проблем с обогревом дома не существовало.
– Ну, с прибытием, – сказал, обращаясь к новичку, старик.
Новичок в ответ улыбнулся и, как бы извиняясь за свой нежданный визит, слегка развел руками. Жест получился особенно выразительным еще и потому, что в каждой руке он держал по снегоступу, с которых капала талая вода.
– Раздевайтесь, – улыбнулся старик. Марсал и новичок быстро скинули верхнюю одежду, стянули с себя свитера и ватные штаны.
– Поищи в своем мешке тапки, – посоветовал новичку Марсал, надевая на ноги войлочные шлепанцы, стоявшие у порога.
Покопавшись в вещевом мешке, новичок вытащил из него точно такую же пару обуви, что была на ногах у старика и Марсала, только совершенно новенькую.
Случайно оглянувшись через плечо, новичок успел заметить, как быстро спряталась за отделявшим дальнюю часть комнаты серым занавесом чья-то голова. Он не успел рассмотреть черт лица, но почему-то решил, что это женщина.
Старик тем временем достал из-под стола большой пластиковый ящик, разделенный внутри на множество небольших ячеек, и стал аккуратно раскладывать в них пластиковые пакетики, лежавшие перед ним на столе.
– Как тебе удалось его перехватить? – не прерывая своего занятия, спросил он у Марсала.
– Он появился рядом с тем местом, где я собирал красницу, – ответил Марсал. – Я даже не успел собрать все ягоды.
Услышав слово «ягоды», старик недовольно поморщился.
Марсал поставил на край стола вещевой мешок,
Низ которого уже сделался мокрым из-за подтаявшего льда.
– Халана! – громко позвал старик.
Из-за занавеса вышла женщина. Еще не старая, но с печатью неизбывной, разъедающей душу, словно ржа железо, тоски на лице, она была абсолютно лишена какой-либо привлекательности. Движения ее были угловатыми и скованными. Казалось, не имея собственной воли, она двигалась, лишь подчиняясь приказам старика. Одета она была так же, как и все – широкие штаны, рубашка и душегрейка, – и только темные волосы ее были не просто зачесаны назад, а аккуратно заплетены в короткую косу.
– Займись красницей, Халана, – старик взглядом указал на мешок, принесенный Марсалом.
Женщина взяла мешок и отнесла его на скамью. Поставив рядом широкий таз, она начала осторожно перекладывать в него подтаявшие куски льда с вмерзшими в них ярко-красными ягодами, которые только один старый Бисаун настойчиво называл насекомыми.
– Шесть пятидневок назад Халана потеряла ребенка, – тихо шепнул на ухо новичку Марсал.
Новичок понимающе кивнул.
– Ну, с Марсалом ты, как я понимаю, уже познакомился, – вновь обратился к новичку старик. – Мое имя Бисаун. Это Халана…
Женщина, перебиравшая красницу, даже не подняла головы, будто речь шла вовсе не о ней.
– Еще у нас есть Эниса, – усмехнувшись, старик указал взглядом на занавес.
За шторой кто-то тихо хихикнул, однако новое лицо в комнате так и не появилось.
– А у меня пока еще нет имени, – с извиняющейся улыбкой произнес новичок. – Я не знаю, кто я такой, не знаю, как здесь оказался, и абсолютно не понимаю, что здесь происходит.
Неотрывно глядя на новичка, старый Бисаун чуть приподнял левую бровь, что должно было выражать не столько удивление, сколько одобрение.
– Однако держишься ты весьма уверенно.
Улыбка новичка сделалась немного смущенной.
– Привычка, – сказал он и провел по воздуху ладонью с растопыренными пальцами, словно пытаясь поймать что-то невидимое.
– Привычка… – повторил следом за ним старик.
– Он решил, что «снежные волки» – это звери. – Марсал усмехнулся, как будто сказал нечто невероятно остроумное.
– Почему ты так подумал? – серьезно посмотрел на новичка старик.
– Не знаю, – пожал тот плечами. – Просто мне показалось, что «волк» – вполне подходящее название для хищника.
– Волк… – в задумчивости старик прикусил щеку изнутри и возвел глаза к потолку. – Что ж, вполне возможно… – Бисаун вновь посмотрел на новичка. – Ты еще что-нибудь помнишь?
– О чем? – непонимающе переспросил тот.
– О чем угодно, – махнул рукой старик. – Для начала нам нужно хотя бы понять, на что ты способен.
Новичок сосредоточенно сдвинул брови к переносице.
– Ладно, не напрягайся, – снова махнул рукой Бисаун. – Воспоминания, если они есть, придут сами. Покажи лучше, что у тебя с собой.
Новичок с готовностью выставил на стол свой вещевой мешок.
Старый Бисаун раскрыл мешок и начал не спеша вынимать вещи. Он аккуратно раскладывал их на столе, называя те, которые были ему знакомы.
Помимо смены одежды, в мешке новичка находились пара отличных ножей, пила, топор, тесак с широким лезвием, молоток, набор столовой посуды из легкого, но очень прочного полимерного материала, пара стальных прутьев, две упаковки с гвоздями – по три и по пять сантиметров, несколько металлических скоб, набор колец, два мотка прочной веревки, маленькая коробочка с нитками, иголками и запасными пуговицами и небольшой отрезок липучки. Особенно обрадовала старика литровая пластиковая бутыль, наполненная какой-то густой серой жидкостью.
– Отлично, – сказал он и, отвернув пробку, понюхал содержимое бутылки. – Теперь у нас есть новая закваска.
Старик так же довольно зацокал языком, когда из мешка появилась круглая пластиковая коробка с небольшими ячейками внутри. В каждую ячейку было насыпано десятка полтора-два небольших белых горошин, а на боковых перегородках были выдавлены значки, похожие на пиктограммы. В одной из ячеек лежало несколько острых стальных проволочек, изогнутых полумесяцем, и два небольших мотка тонкого шелка. Даже не спросив у новичка разрешения, старик с хозяйским видом положил коробку на крышку ящика, стоявшего под столом.
– Это лекарства, – заметив недовольный взгляд новичка, объяснил Марсал. – Даже «снежные волки» отдают все лекарства Бисауну, потому что только он один понимает значки на коробках и знает, какое лекарство от какой болезни помогает.
– А что это такое, я не знаю.
Старик положил на стол небольшую круглую коробочку с прозрачным верхом. Внутри коробочки по кругу были нанесены отметки различных размеров и цветов, а в центре на штырь насажена стрелка, выкрашенная в два цвета: один конец – синий, другой – красный.
– Это компас, – неожиданно для себя самого уверенно произнес новичок.
– Компас, – старательно произнеся незнакомое ему слово, старый Бисаун вопросительно посмотрел на новичка, ожидая более подробных объяснений.
– Компас – это прибор для определения сторон света.
Новичок уверенно взял компас в руки и оттянул небольшую выступающую головку на его боковой стороне. Стрелка компаса тотчас же пришла в движение и, сделав полоборота, замерла, указывая синим концом в дальний угол комнаты.
– Там – север, – сказал новичок, указав пальцем в ту же сторону, что и синий конец стрелки.
Старый Бисаун и Марсал одновременно повернули головы в указанном направлении, словно ожидали увидеть там нечто необычное, что прежде оставалось для них невидимым, или же то, на что они просто не обращали внимания, считая данный предмет чем-то совершенно несущественным.
– Ну и что с того? – недоумевающе спросил Бисаун, вновь переведя взгляд на новичка. – Нам и без того известно, где какие стороны света расположены.
– Это потому, что вы сидите на одном месте, – возразил новичок. – При перемещении же на дальние расстояния компас просто незаменим.
– Всегда можно сориентироваться по солнцу, – заметил Марсал. – Оно восходит на востоке, а садится на западе.
– А как ты определишь направление ночью? – хитро глянул на Марсала новичок. Марсал не нашел, что ответить.
– Кроме того, – продолжал новичок, – определить направление по компасу можно куда более точно, чем по солнцу. А если у вас есть карты…
– Карты? – непонимающе прищурился старый Бисаун. – Что ты называешь картами?
– Ну, это такие большие листы бумаги, на которые нанесены схематические изображения местности, – как смог, объяснил новичок.
Старик задумчиво почесал свою густую бороду.
– Что такое бумага? – спросил у старика Марсал.
Старый Бисаун усмехнулся и качнул головой.
– Спроси лучше у него, – взглядом указал он на новичка. – К нему, похоже, начала возвращаться память. Если так и дальше пойдет, он расскажет нам такое, о чем никто никогда не слышал в мире вечных снегов.
– Вы не знаете, что такое бумага? – не то чтобы удивленно, а скорее недоверчиво посмотрел на своих собеседников новичок.
– Быть может, мы называем эту вещь как-то иначе. – Старый Бисаун повел рукой по сторонам. – Посмотри, может, ты увидишь ее.
Новичок взглядом обвел комнату и покачал головой: ничего сделанного из бумаги тут не было.
– На чем же вы пишете? – снова посмотрел он на Бисауна.
– Я снова не понимаю тебя, – покачал головой старик.
– Ну, письменность… – Новичок потерянно взмахнул руками перед собой, пытаясь найти нужные слова, чтобы объяснить своим собеседникам понятие, которое самому ему казалось вполне очевидным, а потому и не требующим никакого дополнительного толкования. – Люди часто записывают те вещи, которые хотят запомнить… Для этого существуют специальные значки, называемые буквами, каждая из которых соответствует определенному звуку устной речи.
– Я отмечаю только прожитые дни. Бисаун тяжело поднялся на ноги, снял с полки сложенный в несколько раз лист плотного полиэтилена и расстелил его на столе. В полиэтилене было проделано множество отверстий, внимательно посмотрев на которые новичок уловил определенную систему. Каждое пятое отверстие было чуть больше четырех предыдущих. А отсчитав пятнадцать больших отверстий, он наткнулся на совсем уж необычную прорезь в форме креста.
– В году семьдесят пять дней, – объяснил старый Бисаун, проведя пальцем от одной крестообразной отметки до другой. – Для удобства год разбит на пятнадцать пятидневок, – палец старика указал на несколько больших отверстий. – В сутках сто двадцать часов: семьдесят два часа – светлое время суток, остальное – ночь.
Новичок посмотрел на часы, висевшие на стене за спиной старика. Круглый циферблат был разбит на двенадцать часовых делений.
– Откуда вам все это известно? – спросил он.
– Это известно каждому, – уверенно ответил старик.
Подтверждая его слова, Марсал коротко кивнул;
1 2 3 4 5 6 7