Саня пожал плечами, хмыкнул смущенно, неохотно процедил:
- Лешак… Прабабка моя рассказывала, их здесь одно время часто видели… Да ерунда все это! Привиделось мне, точно говорю!… Но морду эту я никогда не забуду! Зубы- во! И глаза! Жуть!…
Перелески по обочинам сгустились, сомкнулись в сплошной лес, подступили вплотную к полотну дороги. Ивовые кусты карабкались на насыпь, словно штурмуя ее. Тени легли на потрескавшийся асфальт. Солнце уже почти совсем потерялось за деревьями, только порой тонкий лучик проблескивал в темной зелени крон. От неба осталась лишь синяя, шириной с дорогу, полоса высоко над головой.
- Скоро, - объявил Саня. - Не передумал идти?
- Нет, - твердо сказал Стас. - Не для того я сюда добирался, чтобы сейчас повернуть.
- Ну, смотри. Хозяин барин… В общем, так: как выйдешь, тебе надо будет перейти на ту сторону дороги. Там увидишь мосток через канаву и тропку. Пойдешь по ней через лес, смотри только с пути не сбейся - там рядом топь. Километров через девять будет маленькая деревенька, Торпухово. Не знаю, живет ли сейчас там кто, но дома, думаю, стоят. Переночуешь, если не испугаешься, а утром, как солнце взойдет, можно будет и в Зону. Она километрах в четырех к северо-западу от деревни. Но, как стемнеет, там не ходи! Заблудишься, забредешь куда - пиши пропало! Места здесь дикие, лес, если к северу идти, километров на триста тянется. Кабаны, лоси, волки, медведи - зверья дикого здесь полно.
- Ладно, - Стас улыбнулся, - не пугай.
- Я не пугаю. Предупреждаю просто.
- Спасибо за предупреждение.
- Если бабка Варвара Ивановна в Торпухове живет еще, передай ей от меня привет. Сашка Ростоцкий, она меня должна помнить.
- Хорошо.
- И не задерживайся ты там. Хоть и не верю я во все эти сказки, но… дыма без огня не бывает.
- Не буду, - пообещал Стас. - Посмотрю только и дальше пойду.
- Куда?
- Пока еще не решил. Куда глаза глядят.
- Если будешь мимо Минчакова проходить, заходи в гости. Спросишь, как найти, меня там все знают.
- Если будет возможность, загляну…
Минут пять они молчали, сказав все, что надо было сказать. Потом “ЗИЛ” сбавил скорость, остановился, и Саня протянул руку:
- Ну, счастливо!
- Бывай! Спасибо за помощь!
Они обменялись рукопожатием. Стас открыл дверцу, спрыгнул на землю, поморщившись от боли в одеревеневших икрах. Саня подал ему гитару:
- Удачи!
- Пока!
Дверца захлопнулась, и машина, взревев двигателем, унеслась прочь. Стас проводил ее взглядом, еще не зная, что это последний автомобиль, который он видит.
Глава 2
Торпухово стояло в самой гуще леса, словно бы прячась от всего остального мира.
Добрых три часа Стас шел по едва заметной тропке, петляющей среди деревьев. Пару раз он терял ее, но, на счастье, тут же вновь находил. Порой под ногами чавкала болотная жижа, порой звуки шагов скрадывал толстый слой мертвой хвои.
Сбившись в очередной раз с тропинки, он забрел в заросли крапивы и какое-то время вслепую продирался сквозь высокую жгучую траву, выставив перед собой гитарный футляр. Деревню он заметил, лишь когда запнулся о жердь старой, полусгнившей изгороди и, неловко взмахнув руками, повалился на влажную землю. Крапива расступилась перед ним, и он выпал аккурат на потерянную стежку.
- Черт! - досадуя сказал Стас, почесывая обожженные запястья. Он встал и осмотрелся.
Во всей деревне было семь изб, причем только в трех еще могли жить люди. Остальные - с провалившимися крышами, покосившимися дворами, утонувшие в крапиве и кустах - явно были нежилыми.
За избами возле леса зеленели ухоженные грядки. Трава меж домами была тщательно выкошена. Значит, люди здесь есть, отметил про себя Стас. Кто-то еще живет в этом забытом богом уголке.
Стас направился к ближайшему дому. Не успел он сделать и трех шагов, как откуда-то выкатилась маленькая белая собачонка и завопила истошно, забегала кругами по выкошенному лугу, облаивая нежданного гостя. В окошке мелькнуло пятно лица. Мелькнуло и пропало.
Стас остановился у высокого перекошенного крыльца, ожидая, что хозяева сейчас выйдут. И он не ошибся. Скрипнула дверь, из избы выглянула старушка. Прищурившись, всмотрелась в Стаса, приветливо кивнула ему.
- Здравствуйте, - сказал он.
- Цыц, Малка! - прикрикнула старушка на собачонку.
- Варвара Ивановна? - спросил Стас.
- Что? - не услышала она и поднесла ковшик ладони к уху,
- Варвара Ивановна? - повысив голос, повторил Стас.
- Я, милый, я! - она закивала, улыбнулась, вышла на крыльцо.
- Вам привет от Саши Ростоцкого.
- От кого?
- Саша! Ростоцкий!
- Не кричи ты, сынок, так, курей напугаешь. Заходи-ка лучше. Дома поговорим…
В избе было на удивление чисто. Некрашеный пол, застеленный тряпичными вязаными дорожками, выскобленно сверкал белизной. На аккуратно заправленной кровати, спинки которой блестели никелем, громоздилась пирамида взбитых подушек. Белая русская печь, большая, в половину избы, казалась вырубленной из снега.
Стас встал в дверях, не решаясь топтать чистые половики своими пропыленными насквозь ботинками.
- Заходи, милый, заходи, - радушно сказала Варвара Ивановна. - Не стой на пороге-то.
Он разулся - носки были ненамного чище, - снял рюкзак, положил его вместе с гитарой у порога и, немного смущаясь, прошел в комнату.
- Присаживайся, милый. Находился, небось, сегодня? Сиди, сиди! Отдыхай. Я щас чайку поставлю, водица у нас знатная, ключевая. Ты такой больше нигде не попробуешь… - Старушка ушла за занавеску, на маленькую кухоньку, застучала, зазвенела там чем-то и все бормотала весело, говорила что-то неразборчивое, радостное, легкое…
Стас присел на табурет, стоящий у окна, чуть сдвинул на подоконнике цветок, растущий в банке из-под зеленого горошка, и выглянул на улицу.
Уже вечерело. Солнце клонилось к западу, медленно опускалось в лес, нанизывалось на острые вершины темно-зеленых елей. В небе появились облака, их рыбьи животы золотились закатными отблесками, и Стас подумал, что ночью, возможно, пойдет дождь.
- Дождя бы не было, - сказала Варвара Ивановна с кухни. - Что-то ноги сегодня так и ноют, так и ноют… - Занавеска отдернулась и появилась хозяйка с блюдом вареной картошки. - Вот, чем богата. Покушай. Как звать-то тебя?
- Стас.
- Сейчас огурчиков с подпол а достану. Молочка налью. Козье-то пьешь?
- Пью.
- Вот и ладно. Я раньше коровку держала, а потом тяжело стало. Ей ведь и сенца надо сколько, и пойло готовить. Морока сплошная! Теперь вот козу завела - травки накосишь чуть - и хорошо, в самый раз. А молочко сытное, жирное. Я и творог из него, и сыр делаю. Сейчас достану сыру-то, у меня цельный круг в подполе лежит выстуживается - попробуешь. Только вот хлеба нет у меня.
- У меня есть, - сказан Стас. - Я принес.
- Вот и славно. Я уж сама сколько не пробовала хлебца-то. Самой делать лень - печь топить надо, тесто замешивать, а в село-то идти далеко. Раньше возили к нам, Степаныч возил на лошади, а теперь кому мы тут нужны? - Она махнула рукой. - Три старухи да дед. Почта и то бывает не каждый месяц. Порой сама за пенсией-то ходишь, через лес, в село, на почту, к Марине. Так ведь и денег-то не всегда дают. Придешь иной раз, а потом ни с чем домой возвращаешься. Летом-то еще ничего, а коли зимой? А весной, когда тут все затопляет, когда ни пройти ни проехать?…
Стас вполуха слушал старушечьи жалобы и поглядывал по сторонам. Его внимание привлекли листки на бревенчатой стене, детские неумелые рисунки. Варвара Ивановна, заметив его интерес, довольно пояснила:
- Внуки рисуют. У меня двое их: Мишутка и Алешка. В селе живут, дочка моя, как замуж вышла, перебралась туда. Хорошо живут, все к себе зовут, дом большой у них, а я не могу. Здесь все как-то ближе, свое. Вся жизнь моя здесь. А там что?… Нет, пока хожу, туда перебираться не буду. Так им и говорю. Пока ноги держат… - она спохватилась, всплеснула руками. - Что-ж я, старая, заболталась совсем! Картошка-то стынет. Сейчас огурчиков принесу. - Она сорвалась с места, ускользнула за занавеску.
- Да не надо, я так поем, - сказал Стас ей вслед. - Спасибо.
Но она уже звякнула щеколдой, стукнула крышкой хода в подполе, с головой погрузилась во влажную, пахнущую прелью темноту.
Стас поднялся, подошел к входной двери. Достал из рюкзака буханку хлеба и маленький радиоприемник, вернулся за стол. Посидел какое-то время, затаив дыхание, прикрыв глаза и вслушиваясь в эту прямо-таки первобытную тишину.
Клонило в сон.
На улице стрекотали кузнечики. Щелкали маятником ходики на стене. На кухоньке за занавеской негромко что-то потрескивало, должно быть, горела лучина в самоваре. А внизу, под половицами, ходила Варвара Ивановна, бормотала чуть слышно, словно разговаривала с кем-то.
Наговаривала что-то…
Время остановилось.
Налилась тяжестью голова. Опухли веки.
Словно воск в горячей воде, растеклись мысли…
Она там одна.
Во тьме.
Среди седой паутины.
Бродит по бескрайнему подвалу в поисках выхода, натыкаясь на балки, проваливаясь в ямы. Из-под ног выпрыгивают слепые жабы. Наплывы ядовитой плесени слабо светятся на стенах.
Баба-яга…
Избушка на курьих- ножках…
“Переночуешь, если не испугаешься…”
Стас спал, но часть его сознания бодрствовала…
Скрипнула дверь. Легкие частые шаги прошлепали по выскобленным доскам.
Что-то коснулось его ноги. Липкое, как паутина, холодное, словно жаба.
Волосатое, как тарантул.
И тотчас рядом оглушительно грохнуло.
Стас вздрогнул, едва не свалившись с табурета. Вздернул голову. Сон отлетел. Словно выброшенная на берег рыба трепыхалось сердце.
На какое-то мгновение ему показалось, что это вовсе не сон - липкое, холодное касание.
Ему показалось, что какая-то серая тень метнулась из-под стола и бесследно исчезла.
Показалось, что раздавшийся грохот - это…
Из-за занавески вышла Варвара Ивановна. Она держала в руках тарелку с солеными огурцами и неровный круг сыра.
- Заждался?
Конечно же, это хлопнула тяжелая крышка подпола!
- Вот огурчиков принесла.
Стас зевнул, помотал головой. Сказал, массируя кулаками глаза:
- Нож есть у вас? Давайте я хлеб порежу.
- Сейчас принесу. - Хозяйка поставила тарелку с огурцами перед гостем, положила сыр. Принесла с кухни нож с тонким источившимся лезвием.
- Долго вы там бродили, - сказал Стас, нарезая буханку щедрыми ломтями. - Я даже задремал слегка.
- Сыр искала, - объяснила старушка. - Я его у входа положила, приступочка там деревянная есть, а Хозяину, видно, не понравилось. Оттащил в самый дальний угол. Проказничает.
- А где хозяин-то? - спросил Стас. - По делам ушел?
- Куда он уйдет? Здесь где-то.
- Так пускай ужинать идет.
- Ужинать? - Варвара Ивановна негромко засмеялась. - Так ты про деда моего, что ли? Он пятнадцать годов как умер.
- А кто же?…
- Хозяин-то? Домовик. Хозяюшке. Кто ж еще?
Стас дернул рукой, едва не порезавшись. Вновь сердце провалилось куда-то, заколотилось, застучало, требуя выпустить его из тесноты грудной клетки.
А сон ли это был? Легкое касание, холодное и липкое. Тень, метнувшаяся в сторону.
Сон ли?…
- Так как там Сашка поживает? - как ни в чем не бывало спросила Варвара Ивановна.
- Какой Сашка? - механически переспросил Стас.
- Ростоцкий. Он ведь родственник мне. Дальний, конечно, но какой-никакой, а родня.
- Нормально. Шоферит… И давно он у вас?
- Кто?
- Домовой.
- Дедушке-то? Да всегда был. Что за дом без Хозяина?
- Видели вы его?
- А как же, - Варвара Ивановна кивнула, - видела… А ты кушай, милый. Разговорами-то сыт не будешь. Вон и самовар закипел, сейчас чайку свежего заварю.
Она встала и вновь убежала на кухню.
Стас взял картофелину, откусил задумчиво.
Домовой. Неужели правда? Нет, не может быть! Выдумала пожилая одинокая хозяйка себе помощника, с ним не так скучно.
А касание?
Почудилось!
А леший, про которого говорил Саня? Тоже почудилось?
А Зона, где пропадают люди, где перестает работать электроника, где ночное небо порой светится золотом, где появляются странные миражи и слышатся необычные звуки?
Может, все это как-то взаимосвязано?
Странные следы, фотографии которых Стас видел в одном журнале. Огненные шары, парящие в воздухе. А теперь еще домовой и леший.
Зона. Что же это такое?…
- Вот и чаек поспел. - Варвара Ивановна принесла две /кружки на блюдечках. - Я-то есть не буду, а чаю с хлебцем попью.
- У меня только черный, - сказал Стас.
- Ржаной-то он самый полезный… А ты ешь, милок…
Они сидели до самого вечера, попивая чай и разговаривая. Когда стемнело, на огонек к ним заглянула соседка, Валентина Павловна.
- Здравствуйте, - поздоровалась она, без стука войдя в комнату.
- Здравствуйте, - сказал Стас.
- Присаживайся, Валя. - Хозяйка освободила гостье свой стул, принесла с кухни табурет для себя. - Как твой-то?
- Спать лег. Завтра утром в село собрался, за покупками. Тебе надо чего?
- Сахару бы надо. Конфет каких подешевле. И хлебца бы.
- Скажу, купит.
- Про пенсию пусть узнает, когда нам получать.
- Это я ему уже наказала.
- Почту пусть поглядит. А то когда к нам почтальон соберется?…
Соседки все беседовали о своих делах, словно позабыв про Стаса, а он сидел тихо и слушал, слушал… Женщины жаловались на маленькую пенсию, на то, что людей в деревне не осталось, даже дачники теперь не приезжают и детей на лето к бабушкам не привозят. Сетовали на то, что электричество стали часто отключать, иной раз на несколько дней, а керосин теперь купить большая проблема. Вспоминали старые времена, когда в деревне был колхоз, неподалеку стоял птичник и коровник, молодежь никуда не разъезжалась, а к селу вела хорошая дорога и по ней два раза в неделю ходил автобус.
Потом соседка несколько раз прощалась, вставала и снова, вспомнив что-то, разговорившись, садилась. В конце концов, попрощавшись окончательно, она вышла из избы. Варвара Ивановна пошла ее провожать, и они еще долго о чем-то говорили под окнами - Стас слышал их неразборчивые голоса. На улице было темно, в пустой избе стояла тишина. Стас, сидя у окна, не шевелился, почти не дышал, и ему вдруг сделалось жутко. Показалось, что он один во всей этой мертвой деревне, что никаких домов здесь нет, только сгнившие срубы с провалившимися крышами, а то, что он сейчас видит - стол с постеленной скатертью, большой шкаф, кровать с горой подушек, выбеленная печь, - обман зрения, мираж. Ничего этого на самом деле нет - только голые черные бревна стен, мох и скользкая плесень. И словоохотливые старушки - это призраки, единственные жители этой давно обезлюдевшей деревни…
Стас почувствовал, как зашевелились волосы на голове. И, чтобы прогнать страх, он включил свой маленький радиоприемник.
Диктор объявил курс доллара, а потом долго и нудно рекламировал какое-то лекарство, но Стасу было все равно, что слушать. Лишь бы звучал настоящий, живой человеческий голос. Только бы не слышать звенящую, сводящую с ума тишину в доме.
- Холодно-то как сегодня! - Варвара Ивановна вернулась с улицы вместе с маленькой собачонкой. - И темно уже. Сколько времени?
- Половина двенадцатого, - сказал Стас, взглянув на свои часы.
Ходики на стене показывали полночь.
- Радио у меня не работает, сломалось что-то, - сказала хозяйка, переводя стрелки и подтянув опустившуюся за день гирю. - Проверить не по чему.
- Давайте я посмотрю, - предложил Стас.
- Радио-то? Да ладно! - Варвара Ивановна махнула рукой. - На ночь-то глядя? Завтра поглядишь, если не передумаешь. А сейчас ложись-ка ты спать. Вон, вижу, глаза-то слипаются, красные совсем. Отдохнуть тебе надо. Где тебе постелить - на полу или на печке?
- На полу, - сказан Стас и тотчас вспомнил холодное липкое касание. Его передернуло от отвращения. По коже холодной волной пробежали мурашки.
- Сейчас, - сказала Варвара Ивановна. Она ушла за занавеску, скинула с печи большой матрас и лоскутное одеяло. Вернувшись в комнату, достала из шкафа серую простыню. Расстелила матрас посреди комнаты, накрыла простыней, сверху бросила одеяло. Сказала:
- Подушку сам бери на кровати, любую выбирай.
- Спасибо, - сказал Стас, чувствуя, что его неодолимо клонит в сон. День выдался напряженный, он страшно устал и теперь, до отвала наевшись, напившись горячего чаю, желал только одного - лечь, закрыть глаза и спать, спать, спать.
- Я утром уйду, - сказал он. - В лес.
- До утра дожить надо, - улыбнулась хозяйка, и он, в который уже раз, испугался - вспомнил и домового, и свои мысли про мертвую деревню, про призраков…
Глупости!
- Ты ложись.
- А вы? - спросил он, без стеснения снимая куртку и футболку, стаскивая джинсы.
- А я погожу. Радио твое хочу послушать. Ты только покажи мне, как его выключать.
- Вон той ручкой. Да-да… До щелчка…
Варвара Ивановна несколько раз щелкнула ручкой громкости, включая-выключая радиоприемник, довольно улыбнулась и повторила:
- Ты ложись…
Стас забрался под одеяло, поерзал на колючем, набитом соломой матрасе. Блаженствуя, вытянулся во весь рост, зевнул широко и долго. Сказал:
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи. - Варвара Ивановна сидела возле темного окошка и, склонив голову, зачарованно слушала голос из радиоприемника.
1 2 3 4 5 6 7 8