А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


1. Выжить – как безусловная инструкция. 2. Вернуться – как инструкция, подлежащая выполнению При технической возможности.
На время операции полномочия агента DCS-54 не ограничены.
СРОК ИСПОЛНЕНИЯ: Ориентировочно – тридцать суток.
ПОДПИСЬ: Личный штамп-идентификатор Директора ЦРУ.
ОТВЕТСТВЕННЫЙ ЗА ОПЕРАЦИЮ: Э. П. Хелли, руководитель Учебного Центра ЦРУ.
ОПЕРАЦИЮ КОНТРОЛИРУЮТ: Н. А. Москвин, генеральный резидент ЦРУ в России, планета Россия; П. С. Конопченко, генеральный резидент ЦРУ на Украине, планета Европа.
***
Ричард Саймон, агент DCS-54 по кличке Тень Ветра, спал.
Крепкий молодой мужчина, уверенный в своих силах, опыте и удаче, он не испытывал тревог – даже в тех обстоятельствах, которые, если судить объективно, ничего хорошего не обещали. Но этот случай был не первым в его обширной практике, и потому он спал спокойно. Снилось ему далекое детство – Чия, Чочинга, отец и их домик в женском поселке Чимара, на склонах хребта Тисуйю-Амат.
Будто бы он прилетел туда в первый раз, десятилетним мальчишкой, смуглым и голоногим; будто сидит он в кабине «пчелки», с широко распахнутыми глазами, с кожаной ленточкой на висках, отливающей сероватым жемчужным блеском, – повязкой Теней Ветра; будто их голубой аппарат спускается вдоль каменной стены, а внизу, тихая и безмятежная, раскинулась Чимара.
Он снова видел каменное чело Тисуйю-Амат с едва различимыми чертами – гигантское, морщинистое, темное, исполосованное шрамами осыпей, рубцами трещин, причудливыми провалами пещер. Этот лик древнего титана венчал ледяной шлем о трех зубцах, похожий на выщербленную корону с хрустальными подвесками ледников. Два крайних спускались особенно низко, до широких плеч-перевалов, превращаясь там в бурные потоки; сверкающими пенными серпами они падали с отвесных склонов, вгрызались в каменные ребра, прыгали и грохотали среди скал, взметая в воздух мириады брызг, рождавших семицветную радугу. Гигант в льдистом шлеме с руками-водопадами как бы сидел, опираясь на пятки и выдвинув колени, и на этом уступе тихо дремало селение. Ричард Саймон – нет, десятилетний Дик! – видел крохотные хижины, пылавшие перед ними костры, деревья шой с широкими кронами, запутанный узор тропинок и ручьев, фигурки людей и животных – все это было как бы выткано на травянистом изумрудно-зеленом ковре.
Каменный лик Тисуйю-Амат, что означало Проводы Солнца, вздымался с востока; на западе карниз, приютивший селение, был словно срезан гигантским ножом, и внизу темнело овальное озеро в зеленой раме бесконечного леса. Тайятский лес, куда уходят юные воины, чтоб обрести славу и честь! Место битв, земля войны! Дик знал, что он спустится туда, став мужчиной и воином, но до этого было еще целых шесть лет. Целая вечность!
Их вертолет, голубая «пчелка», спускался к поляне перед обширной пещерой, служившей жилищем Наставнику. Рядом, поддеревьями шой с огромными пятипалыми листьями, притулилась хижина; на крыше ее, на коротком флагштоке, полоскался вымпел ООН – голубое поле с десятью золотистыми кольцами и шестнадцатью звездами, символом Большой Десятки и Независимых Миров. Саймон, Дик, знал, что эта поляна, эти пещера и хижина будут его домом – долгие-долгие годы, возможно – всегда. Ведь дом – это детские воспоминания, улыбка отца и суровый взор Чочинги, теплые пальцы Чии в ладони и свист птиц-певунов… Дом – это место, где ты был счастлив. И потому, вспоминая о доме, Ричард Саймон представлял не коттедж тетушки Флори в Смоленске, на крутом днепровском берегу, не жилой блок Учебного Центра и даже не нынешнее свое жилище в Грин Ривер, штат Орегон, планета Колумбия, где ждал его верный Каа. Нет, в мыслях своих он возвращался в Чимару, в ту точку пространства и в те времена, когда все они были вместе – он, отец, Чочинга, Чия – и, разумеется, зеленый змей Наставника и его охотничьи гепарды, шаловливые Шу и Ши. Там был Дом, и другого, как он полагал, не будет никогда.
Сон длился, и в счастливом своем сновидении Саймон снова видел Чочингу и отца. Наставник – высокий темный силуэт перед входом в пещеру – был озарен неяркими отблесками светильников, пылавших за его спиной. Сейчас, как и в детстве, он казался Саймону огромным, похожим на многорукого индийского демона или на древнего титана; его янтарные зрачки блестели, ноздри чутко подрагивали, темная антрацитовая грива вихрилась вокруг широкого лица. Он был им, если не считать обвившего бедра изумрудного змея, и от него исходило ощущение мощи и свирепой уверенной силы.
Саймон почувствовал руку отца на своем плече, услышал его голос.
– Чочинга, атэ имозу ко-тохара зеггу. Ко-тохара!
Тогда, в минувшей реальности, он не понял этих слов, не, зная еще языка тайят. Но сейчас они были ясны и понятны.
– Чочинга, – промолвил отец, – я привел к тебе моего сына. Единственного сына!
Сон длился, сливаясь с воспоминаниями. Как прежде – в той, минувшей, реальности – Чочинга, грозный великан, поднял руки – все четыре руки, мощные, в буграх узловатых мышц; потом яростный блеск янтарных зрачков угас, дрогнули широкие брови, полные яркие губы растянулись в улыбке, и он запел.
Это была Песня Приветствия и Представления, которой согласно Ритуалу мужчина-тай встречает друга. Голос у Чочинги был сильный, глубокий; руки его мерно двигались в такт протяжной мелодии, он то простирал верхнюю пару перед собой, то проводил ладонями нижней по бокам, поглаживал блестящее змеиное тело, потом с неторопливостью вытягивал руки вверх и в стороны, показывая то на небеса, то на яркий солнечный диск, то на отца, то на Дика.
Губы Саймона зашевелились. Скованный сном, он улыбался и повторял каждое слово этой песни.
Я – Чочинга, носивший дневное имя Быстрей Копья,
Я – Чочинга, чье имя вечера Крепкорукий,
Я – Чочинга, чьи отцы Чах Опавший Лист и Чеуд Потерявший Сына,
Я – Чочинга, чьи матери Хара Гибкий Стан и Хо Танцующая В Травах,
Я – Чочинга из клана Теней Ветра, Наставник воинов,
Я – Чочинга Несчастный; брат мой Чу пал от ножа Звенящих Вод,
Я – Чочинга Счастливый; брат мой Саймон стоит на пороге.
Эта песня не являлась Песней Вызова, предназначенной бойцу чужого клана, и потому Чочинга не поминал своих побед, имен убитых врагов, отрубленных пальцев и черепов, украшавших его Шнур Доблести, – как и того, что собственные его уши и пальцы целы и что за сорок лет сражений и поединков он не потерял ни ногтя, ни волоска. Он был великим воином! Его Шнур Доблести свисал до колен, его щиты были прочными, его копье летело до Небесного Света, а на его клинках не высыхала кровь. И умер он так, как пожелал, – на рассвете, что считалось у тай признаком благоволения судьбы.
Ричард Саймон, спавший в командном отсеке спутника «Пальмира», знал, что сейчас случится. Отец ответит песней на песню, потом Наставник, шагнув к ним, подхватит Дика, подбросит вверх и швырнет в траву. А потом… Кажется, когда он поднялся, отец велел ему сделать жест приветствия – согнуть руки и слегка развести их в стороны… А Чочинга сказал:
– Хорошо, что ты умеешь падать и подниматься. Всякий воин может упасть под вражеским ударом, но это не беда. Главное, вовремя подняться. Встать и отрезать врагу уши. Или пальцы – что тебе больше понравится. Пальцы даже лучше – костяшками можно украсить боевое ожерелье, Шнур Доблести.
Тогда Дик мог лишь мечтать о таком ожерелье. Но Ричард Саймон его имел, и было оно весьма длинным – правда, не до колен, как у Чочинги, но на ладонь ниже пояса. Обычно, отправляясь на задание, он брал его с собой, поскольку Шнур являлся отнюдь не сувениром, а реальной и весьма красноречивой летописью подвигов своего владельца. Но мысль сделать его подлинней давно не терзала Саймона – ведь человеческие обычаи иные, чем у тайят, так что мерзавцы, которых он упокоил, не рисковали ушами и пальцами. Как правило, не рисковали. Случались и особые ситуации…
Сон, в котором он встретил Чочингу, сменился другим. Дик – почти взрослый, шестнадцатилетний – сидел на веранде их дома в Чимаре с учебным компьютером на коленях. Наступала ночь; закат, пылавший над лесом, померк, и над зубчатой горной стеной повисла луна – огромная, с темным пятном на серебристом диске, похожим на четырехкрылого посыльного орла. Где-то за спиною Дика, в полутьме, слышалось легкое дыхание Чии; он помнил, что в тот вечер она плела тростниковую фигурку Ши, охотничьего гепарда – ту самую, украшавшую теперь его коттедж в Грин Ривер. Тихо шелестел тростник, временами Чия что-то шептала, по экрану компьютера плыли схемы и графики, и ровный механический голос повествовал о былых временах, о канувших в вечность раздорах и ссорах, о Сергее Невлюдове, творце пространственных врат, и об Эпохе Исхода, когда трансгрес-сор – или Пандус, как его обычно называли, – распахнул Дверь в необъятную и такую щедрую Галактику. В ней было множество миров, ничем не хуже Земли – девственных, чистых, гостеприимных и пустых; в ней всякому хватало места, – столько места, что любая страна и каждый народ могли заселить материк, или планету, или десять планет, если имелись к тому их воля и желание.
Саймон заворочался в широком кресле у пульта, досматривая сон. Список Разъединенных Миров мерцал на экране учебного компьютера, а под сомкнутыми веками спящего, накладываясь на ровные строчки, плыли видения планет – горы, леса, океаны, станции Пандуса, города, потоки глайде-ров на шумных магистралях, лица, картины, пейзажи… Вот Миры Большой Десятки – Россия и Колумбия, где жили его родичи по матери и отцу, Европа и Латмерика, Аллах Акбар, Китай и остальные… Вот Независимые Миры… Он бывал на многих из них, но больше помнились Гималаи, мятежный князь Тенсинг Ло, и Аляска, где испытывали первые фризе-ры. Вот Протектораты ООН, Миры Присутствия, Колониальные Миры… Тайяхат, – машинально отметил он, – родина… Вот Планеты-Свалки и Каторжные Планеты… Тид, где погиб Ноабу и где он встретился с Хаоми… Длинный список, очень длинный, но нет в нем ни Тизаны, ни Фейхада и Конго. И нет Земли, Старой Земли… Сайдара уже есть… наверное, есть… На Сайдаре он побывал пятнадцать месяцев тому назад, дождавшись высокой чести: первым скользнуть в дыру, пробитую в сфере помех импульсным трансгрессором.
Но сон уводил Саймона дальше, гася случайные воспоминания.
В ту ночь, пока Чия плела фигурку гепарда, он говорил с отцом. Странно! Бывают беседы, которые помнятся целую жизнь… А может, ничего в том странного нет – ведь говорили они о Закрытых Мирах, что было для Дика откровением. Потрясающим откровением! Ибо его компьютер, всезнайка «Демокрит», общаться на эту тему не пожелал.
– Закрытым Миром согласно принятой классификации называют планету, где блокирован канал межзвездной связи, – произнес отец. – Блокирован трансгрессор, понимаешь? То есть канал был, а затем исчез, потому что…
– …разрушены станции Пандуса? – предположил в изумлении Дик.
– Нет. – Саймон-старший покачал светловолосой головой. – Пусть станции разрушены, взорваны и стерты в порошок – это не важно. Не важно, так как устья Пандуса могут раскрыться вблизи тяготеющих масс величиной с астероид, не то что с планету! И никакие станции для этого не нужны.
Во всяком случае, так утверждают специалисты, и я не вижу повода им не верить. Перед Исходом нигде не было никаких станций – нигде, кроме Земли; тем не менее удалось отыскать и исследовать сотни миров, выбрать из них наилучшие и перебазировать промышленные объекты и города. Эти исследования и поиски, как ты знаешь, идут до сих пор, и любой человек с планетарной лицензией в кармане может отправиться в девственный, но безопасный мир и вкушать там полное одиночество. А может переехать с семьей, со всеми родичами и друзьями, с компаньонами и родичами компаньонов…
Дик кивнул. Такие планеты назывались Мирами Присутствия, и в них мог обитать какой-нибудь меланхолик-одиночка или колония в пару тысяч человек. Там не было стационарных Пандусов, но и такие миры входили в систему Транспортной Службы ООН и посещались ее эмиссарами раз в месяц или раз в год – как того требовала планетарная лицензия.
И никаких проблем с каналами связи! Пандус работал всегда и везде, и длилось это более трех столетий, с Эпохи Исхода!
– Ты хочешь сказать, – он поднял взгляд на отца, – что эта… эта блокировка – точно замок, повешенный кем-то на дверь? Дверь заперта, и нельзя войти?
– Вполне уместная аналогия – дверь заперта, и нельзя войти, – с расстановкой произнес отец. – А, как ты понимаешь, природа не вешает замков и не запирает дверей на засовы. Иное дело – люди!
– Люди, которые там остались? Там? – повторил Дик, подчеркнув это слово, дабы не возникло сомнений, что речь идет о Земле. – Но почему? Для чего? И кому это нужно?
Ответа отец не знал, как не знали его в Транспортной Службе ООН и в Конторе – иными словами, в Центральном Разведуправлении. Вопроса «как?..» не существовало, поскольку Пандус, он же – пространственный трансгрессор, мог быть блокирован с легкостью – высокочастотным радиосигналом, особым образом модулированным и излучаемым во всех направлениях. Эта помеха препятствовала точной ориентации поискового луча, который нащупывал лишь протяженный и непроницаемый сферический барьер, но не породивший его источник. Сравнительно маломощные передатчики, упрощенный аналог радиотелескопов, могли прикрыть всю звездную систему на расстояние двух-трех светолет, блокировав каналы Пандуса и любую попытку проникновения извне.
Но зачем? Для чего?
Ответы могли быть разнообразными. Один уже получили – на Сайдаре, однако ту тайяхатскую ночь, что снилась Саймону, отделяли от Сайдары десять лет и миллиарды лиг пространства. К тому же на Земле могли найтись совсем иные резоны…
Он заворочался, просыпаясь. В эти мгновения, на грани яви и сна, он будто мчался из прошлого в настоящее, минуя один за другим верстовые столбы событий. Они мелькали и уносились стремительно вдаль, сливаясь в серую пелену: семнадцать месяцев в тайятских лесах, четыре года в Учебном Центре, потом – операция в Латмерике, Сьерра Дьяблос, операция в России, Москва, операция в Гималаях, Непал, операция на Таити, плавучий город Парадиз, операция в Южмерике, Рио, операция на Тиде… Операция, операция, операция… Встречи и расставания, слезы и кровь, спасенные и отнятые жизни, пытки и месть, след от пули под правой ключицей, ожоги на шее и запястье… Сколь многое может случиться за двенадцать лет!
Но ум, привыкший логически мыслить, из многого отбирает главное. Главным же были два обстоятельства: импульсный трансгрессор, детище Транспортной Службы ООН, и агент ЦРУ с кодовым номером DCS-54. Ричард Саймон, Тень Ветра, круживший сейчас над Землей на расстоянии семидесяти лиг.
***
Раскрыв глаза, он осторожно приподнялся, держась за пульт. Огромный блестящий цилиндр «Пальмиры» вращался с царственной неторопливостью, и тяготение на внутренней его поверхности не превышало четверти земного. Здесь находились жилые отсеки, командная рубка, склады, гидропарк (в котором сейчас не было ни капли воды).и энергетический модуль, питаемый от солнечных батарей, – их сверкающие ячейки обнимали станцию, придавая ей сходство с чудовищной многокрылой стрекозой. Ближе к оси тяготение падало, позволяя устроить всяческие забавы и аттракционы, – «Пальмира» хоть и являлась спутником-санаторием, но тут, как выяснил Саймон, скорей развлекались, чем лечились. Один торец цилиндра был ориентирован на Землю; в его середине зияла шлюзовая камера для приема челноков, окруженная широким кольцевым пространством, поделенным надвое. Большая часть этого пространства предназначалась для отдыхающих, выполняя роль смотровой палубы: тут стояли кресла, находился бар, и сквозь маломощные телескопы можно было любоваться земной поверхностью. В меньшей части располагался экипаж: кухня-столовая, люк служебного шлюза, пять кают вдоль недлинного коридора и рубка в самом его конце.
В этом отсеке Саймон провел уже четыре дня, потраченных на общую рекогносцировку и адаптацию после перехода, который был таким тяжелым и мучительным, словно его пропустили сквозь огромную мясорубку с плохо заточенными ножами. Обычные странствия с помощью Пандуса никаких болезненных ощущений не доставляли, но установка ИТ (импульсный трансгрессор, или деструктор, вырубавший канал в сфере помех) являлась неприятным исключением. В двояком смысле: во-первых, она причиняла жуткую боль, а во-вторых, ИТ был дорогой в один конец: позволяя забросить агента в Закрытые Миры, он никоим образом не гарантировал возвращения. И оттого Саймону чудилось, что после мясорубки он угодил в капкан – в гигантский капкан размером с целую планету, откуда нет ни выходов, ни лазеек. Это ощущение было столь же неприятным и угнетающим, как на Сайдаре, но там ему удалось за пару дней найти передатчик помех и снять блокировку.
1 2 3 4 5 6 7