– Я поднял глаза к ясному синему небу и процитировал:
– Вопрос: какие отношения были у вас с Арнатовым? Ответ: дружелюбно-соседские, но без детального проникновения в личную жизнь. Стаканчик белого по праздникам и мелкие взаимные одолжения… – Мой взгляд переместился на физиономию майора. – Вы ведь не спросили об этих мелких одолжениях? Если б спросили, я бы, возможно, о них рассказал.
Остроносый вытер ладонью вспотевшее лицо.
– Непростой вы человек, Дмитрий Григорьич… Ох, не простой! – Это точно, – признался я. – Могу взять интеграл Лебега по любому контуру Даже во сне.
– Ну, раз вы такой крупный специалист, – с сарказмом заметил остроносый, – мы ограничимся пока подпиской о невыезде.
Но это меня не устраивало – ведь я собирался в Испанию! В Андалусию – к маврам, пальмам, теплому морю и огненным пляскам фламенко. – Никаких подписок, – твердо заявил я. – В четверг я вылетаю за рубеж. На отдых. В Коста-дель-Соль.
Глаза майора мстительно блеснули.
– Никуда вы не полетите, Дмитрий Григорьевич. Вы – важный свидетель. – Он подумал и со значением добавил:
– А может, и подозреваемый. Я приподнял бровь.
– Отчего же не полечу? Билеты, путевка и паспорт с визой у меня в руках. Если вы меня тормознете – к примеру, в таможне, сунув в мой чемодан ЛСД, – то я гарантирую вам трех свидетелей-журналистов, которые проверят мой багаж на каждом километре от города до Пулкова – Вот как? – Теперь бровь приподнял остроносый. – У вас такие обширные связи с прессой?
Я подтвердил, что именно так, и мы принялись торговаться. Вероятно, получить санкцию прокурора остроносый никак не рассчитывал и потому давил на сознательность и гражданские чувства. Но я держался как скала, которая не идет к Магомету, и в скором времени победил. Мы условились, что мой вояж неприкосновенен, но, возвратившись из теплых краев в Северную Пальмиру, я тут же отзвонюсь и в будущем стану всемерно содействовать следствию. На том мы и разошлись. Вещи Сергея забрали, остроносый со своими сыщиками погрузился в “газик” и исчез, а я, перекусив по-быстрому бутербродами, начал прибираться: вынес с веранды битую посуду, поставил на место шкаф, сложил в него разбросанное постельное белье, вернул на стеллаж книги. Имущества в моей фазенде немного, и все это заняло не больше двадцати минут Покончив с уборкой, я запер обе двери – на веранду и в дом, проследовал к навесу, огляделся и решил, что сложу дрова в поленницу попозже В другой, значит, раз, поскольку в этот мне и так досталось.
Приняв такое решение, я направился к коричневому халату, сунул в его отвисший карман запасные ключи и окаменел Там что-то было! Что-то гладкое, деревянное, похожее на небольшую коробочку, чуть поменьше ученического пенала Я вытащил ее и открыл.
В ней лежали разноцветные патрончики – примерно такие, в каких хранится фотопленка. Патрончиков было пять: черный, белый, пестрый, желтый и золотистый – но в этой коробке, наверное, поместились бы еще два. Надписи или какие-нибудь условные значки отсутствовали, и на коробке тоже не нашлось никаких указаний – ни орнамента, которым обычно украшают пеналы, ни марки изготовителя, ни, разумеется, цены. Просто лакированная деревянная коробочка, сделанная очень аккуратно – похоже, на заказ.
Осмотрев ее, я присел на корточки, вынул черный патрончик, поднес к уху и встряхнул. Предположение о том, что в этих футлярах хранится пленка с суперсекретной информацией – к примеру, как дюжина гейш моет в бане новосибирского губернатора, – не подтвердилось: над ухом чуть слышно брякнуло. Там находился какой-то твердый предмет величиной с футлярчик, ибо звук был слабым и глухим: ничего не перекатывалось, не шуршало и не скребло по внутренней стенке.
Алмаз?.. – мелькнула мысль. Здоровенный алмаз на двести тысяч долларов; пять футляров – как раз миллион… Знающие люди, успешно подделав авизо, тут же обращают доллары в камешки, чтоб вывезти их затем на Кипр или Крит под видом оптического стекла… Конечно, это являлось нелепостью; я был уже уверен, что мой покойный сосед не воровал никаких миллионов, равно как и стратегического сырья – в слитках, досках или очковых стеклах. Дело было в другом. В чем же? Я отщелкнул тугую крышку с черного патрончика и вытряхнул его содержимое на ладонь. Это было что-то спиральное, плоское, перекрученное, размером в половину мизинца, изготовленное из стекла или какого-то полупрозрачного сплава. Предмет оказался довольно тяжел, цвета обсидиана, и его очертания, а также мерцавшие в глубине крохотные серебристые огоньки не давали пищи для разумных гипотез. Ровным счетом никакой!
Выяснив это, я сунул странную штучку в футляр, закрыл его и положил в карман. Потом повторил эксперимент – на сей раз с белым патрончиком. Как и ожидалось, там было нечто белое, переливчатое, неопределенной формы, притягивающее взор. Я попытался рассмотреть эту вещицу внимательней, но ее контуры как бы дрожали и расплывались – и, что самое интересное, я тоже словно бы расплывался вместе с ней. В голове воцарилась звенящая гулкая пустота, ток мысли замедлился, мозг оцепенел, и я внезапно обнаружил, что не могу вспомнить ни имени своего, ни фамилии, ни адреса, ни телефона. Пустота тем временем тоже расплывалась и ширилась, захлестывая все новое пространство, окружая меня со всех сторон, обволакивая невидимым туманом; теперь я казался себе самому крохотной точкой, падавшей в бесконечную пропасть, в какой-то бездонный провал, в трещину бесчувствия и безвременья.
Это падение длилось, длилось, длилось…
… Удар! Свет! Яркий, режущий… Путь окончен. Ощущение бесформенного предмета, стиснутого в ладони, взгляд на часы… Кажется, что я просидел здесь на корточках, привалившись спиной к бревну, минут сорок – сорок пять, пребывая все это время в полном ступоре. В таком же, как жена Лота, превратившаяся в соляной столб, или как те несчастные, коим довелось узреть ужасный лик Горгоны… А если не касаться мифологических сюжетов, то просто как мамонт в вечной мерзлоте.
Поднявшись и утвердившись на ногах, я на ощупь сунул белую штучку в футляр, футляр – в коробку, закрыл ее и опустил в карман халата. Это был превосходный тайник для таких опасных игрушек, на которые и поглядеть-то нельзя – лучше сразу в печку, вместе с халатом. Но жечь я их не хотел, а чего хотел, так доискаться до их сокровенного смысла. Грешен, что поделаешь! Самонадеян и любопытен! Впрочем, не только это двигало мной. Я понимал, что в коробке – что-то запретное, колдовское; быть может, некие амулеты для экстрасенсорной практики или трансперсонального погружения в нирвану. Возможно, так оно и было – если вспомнить, где до недавних пор трудился мой сосед. Странные слухи ходили о Психоневрологическом институте… Не менее странные, чем о загадочном “ящике” под вывеской “Красная заря” и некоторых лабораториях Военно-медицинской академии… Но слухи слухами, а реальность была тут, передо мной. Я уже не сомневался, что Сергея убили из-за этих опасных игрушек, и печалился о нем – а еще больше о Жанне и Машеньке. Что с ними будет? Допросы, обыски, угрозы, уговоры? Все возможно! Если до меня добрались – до приятеля, десятая вода на киселе! – то уж их-то в покое не оставят… Я поглядел на халат, соображая, не отдать ли эту чертовщину кому следует. Отдать, чтоб отвязались… Вот только кому? Остроносому? Либо вчерашнему мормонышу? Либо иродам и поганцам, убившим Сергея? Пожалуй, найдутся и другие желающие… А раз ситуация смутная, если неясно, что отдаешь и кому, то лучше не спешить. Как гласит народная мудрость, поспешность нужна при ловле блох. С этой нехитрой мыслью я покинул дом, где на полу белели контуры мертвого тела, и зашагал к станции. Уже переминаясь на платформе в ожиданиии приозерской электрички, потянулся к карману за сигаретами и обнаружил там нечто твердое и гладкое. Маленький черный цилиндрик с обсидиановой спиралькой… Не амулет ли смерти? Но я глядел на него и остался жив. Значит… Пронзительный гудок всколыхнул прохладный вечерний воздух и раскатился гулким вибрирующим эхом. Приближалась электричка.
Глава 4
В воскресенье утром, после завтрака, я наконец познакомился с оолитами. Оказалось, что это мелкие округлые зерна из углекислой извести или окислов железа концентрически-скорлуповатого, иногда радиально-лучистого строения. Кто бы мог подумать! В общем, почти бесполезные сведения, однако прилагательное “концентрически-скорлупоратый” меня восхитило, и я произнес его вслух два или три раза, добиваясь легкости звучания. После оолитов в словаре шла “оология”, наука о птичьих яйцах, но тут пришлось остановиться, чтобы позвонить Жанне. После вчерашних событий не имело значения, прослушивается ли ее телефон. Самое страшное уже случилось, и в чем бы – истинно или ложно – ни обвиняли Сергея, факт его смерти перевешивал все его прегрешения, а также всю правду и ложь. Я позвонил, но безуспешно – ни Жанны, ни Машеньки не было дома. Потом начались звонки ко мне. Звонили заказчики: двое – из новых, один – из старых клиентов. Старым оказался Андрей Аркадьевич Мартьянов, мужчина во всех отношениях положительный: не пьющий, не курящий и не бедный. Он отзывался на кличку Мартьяныч и торговал бытовой техникой, в основном “Сименсом” и “Бошем”: холодильниками, стиральными машинами, пылесосами, чайниками и утюгами. Были у него четыре больших магазина, приносивших немалый доход, и при всем том мафия его не трогала: Мартьянов, мужик предусмотрительный, из бывших милицейских, первым делом обзавелся крепкой стражей и теперь не только сам себя берег и защищал, но и оказывал знакомым всякие полезные услуги. Его охранное агентство называлось “Скиф” – то ли потому, что скифы наши предки, то ли из-за пристрастия Мартьяныча к поэзии и персонально к Александру Блоку. Девиз агентства был таким:
"И хрустнет их скелет в могучих наших лапах”. Чей именно скелет, однако, не уточнялось.
Месяцев шесть назад я сделал для Мартьянова прогноз о сроках предстоящего обвала. Должен заметить, что такие предсказания весьма трудны; здесь надо учесть огромное количество факторов, от позиции МВФ и ставок ГКО до состояния президентской печени и тому подобных кремлевских интриг. Но я с этим справился и определил, что падение курса рубля произойдет в сентябре-октябре девяносто восьмого. Возможно, в июле-августе, если кабинету Черномырдина сделают харакири, что отнюдь не исключалось. Во всяком случае, мой клиент должен был сбросить рублевую массу не позже мая и обратить свои капиталы в валюту и товар. С валютой не предвиделось проблем, а вот насчет товара Андрей Аркадьевич и хотел со мной посовещаться.
Мы договорились о рандеву – через час, на моей квартире, – и я положил трубку. Почти тут же раздался новый звонок: некая дама, директор страхового общества “Гарантия и покой”, мечтала получить у меня консультацию. Мы поговорили о том о сем; из ее намеков было понятно, что даме не терпится схарчить пару-другую конкурентов, тоже подвизавшихся в страховом бизнесе. Дело это тонкое, непростое, и я, уведомив просительницу о расценках, сказал, что возьмусь за него, но не сейчас, а через две недели, когда отгуляю отпуск. Она удивилась: разве у людей моей профессии бывают отпуска?.. Бывают, ответил я, ибо крысоловы – тоже люди.
Последним позвонил какой-то старец с рекомендациями от Петра Петровича, а может, от Абрам Абрамыча. Этот интересовался, что ему делать с обязательствами “МММ”, “Хопра” и “Гермес-Финанса”. Я сказал, что делать, и в утешение добавил, что за этот свой совет не требую гонорара.
Тем временем подъехал Мартьянов – на скромных “Жигулях”, никакой помпезности, никаких золоченых бамперов. Комплекция его впечатляла: повыше меня и пошире в плечах, с брюхом шестидесятого размера. Он, безусловно, относился к сословию “новых русских”, но был не из тех навороченных мужиков, у коих пальцы веером, а уши трубочкой. Это был боец! Конквистадор Писарро, ковбой с Дикого Запада! Дни стояли теплые, но он облачился в плащ, карманы которого подозрительно отвисали. Этот старый милицейский дождевик являлся его обычной униформой, и я знал, что в левом кармане хранится кастет – на случай мелких разборок, а в правом – “беретта”, на случай крупных. Еще под плащом скрывался обрез с чем-то колюще-режущим, так что Мартьянов мог хоть сейчас идти в штыковую атаку или залечь и отстреливаться в траншеях.
Он стиснул мою ладонь, пробормотал: “Люблю тебя, предвестник рока, люблю твой неподкупный вид” – и величественно проследовал на кухню, к столу с крепким чаем и бисквитами. Мы сели и занялись делом.
В данный момент бизнес Андрея Аркадьевича процветал, но не было сомнений, что после обвала его ожидают полный застой и диссипация. Причин к тому имелось две: во-первых, холодильник “Бош” не самый нужный из предметов в эпоху кризиса, а во-вторых, с падением рубля правительство тут же начнет аннексировать выручку в твердой валюте. А это означало, что с “Бошем” придется раздружиться: “Бош” не делает поставок за фуфу. С учетом всего вышесказанного я посоветовал клиенту переменить товар. Лучше заняться топливом и продовольствием, мясом или зерном; можно подумать о птицефабрике, о свиноферме, пивном заводике либо бензоколонках. Мартьянов слушал и горестно вздыхал. В холодильниках и утюгах он разбирался неплохо, а к мясу, зерну и бензину испытывал недоверие. Оно и понятно: мясо портится, зерно гниет, а бензин приходится разбавлять – иначе какая выгода? Дослушав до конца, мой гость вздохнул в последний раз, наморщил крутой лоб и поинтересовался гулким басом:
– Предложишь еще что-нибудь?
По радио в этот момент передавали увертюру к “Баядерке”, и я сказал:
– Можно девочками торговать… Или контрабандными сигаретами.
Мартьянов ухмыльнулся и процитировал:
– По рыбам, по звездам проносит шаланду; три грека в Одессу везут контрабанду… Нет уж, Дима, друг дорогой, стар я для этаких выкрутасов. Я уж лучше в Канаду эмигрирую и займусь каким-нибудь законным промыслом. К примеру, вешалками из лосиных рогов.
– Тоже дело, – согласился я.
Наступила пауза. Мы прихлебывали крепкий горячий чай – единственный напиток, который признавал Мартьянов, – и размышляли каждый о своем. Андрей Аркадьевич думал, вероятно, о предстоящем кризисе, о холодильниках, бензине, вешалках и рогах; мои же мысли текли сразу по нескольким направлениям: одно ответвлялось к Андалусии, другое – к амулету, прихваченному с дачи, а третье – к новым моим знакомцам, ко всяким мормонышам и остроносым. Наконец, вспомнив о милицейском прошлом гостя, я спросил:
– Мартьяныч, ты в нашем УБОПе кого-нибудь знаешь? – Знаю. Примерно всех. Видишь ли, мой “Скиф” это и есть УБОП. Или, если угодно, наоборот. Людям-то жить надо… – Он с удовольствием вдохнул курившийся над чашкой пар и сощурился:
– А что, есть проблемы?
– Собственно, никаких. Про майора Скуратова не слыхал? Иван Иваныча? Тощий, жилистый, лет сорока пяти и с носом, как у Буратино?
С обстоятельной неторопливостью Мартьянов допил чай, вытер испарину со лба, подумал и вынес заключение:
– Не наш. Даже не из Питера. И не из нашего УБОПа. Если ему за сорок, так я его должен знать. А раз не знаю, выходит, что фрукт со столичной елки. Их сюда понагнали целый батальон, только не в УГРО, не в УБОП и УБЭП. Я думаю, твой Иван Иваныч не с Петровки, а с Лубянки.
– А Танцор кто такой? Мартьянов помрачнел.
– Редкая гнида! Авторитет купчинской группировки… Ко мне подкатывался, “крышу” сулил… Ну, парни мои его наладили! Двигай, говорят, пока твоя крыша протекать не начала! Запихнули в “Мерседес” и дали пинка под бампер. – В “Мерседес”?
– А куда ж еще? Он в вишневом “мерcе” разъезжает. Приметная тачка! Любит шляться по кабакам, форсить и девочек снимать… Правда, льстятся на него немногие.
Он замолчал, с невозмутимым видом разглядывая потолок. Мол, спрашивай – отвечу… Такой уж у него стиль, и мне он импонирует. Не лезет в душу, не хитрит и не пытается разнюхать, зачем тебе эти сведения и что ты на них наваришь; но если возникнет проблема, поможет. Само собой, не всякому и с соблюдением деловых интересов. Я налил ему чаю и спросил:
– А почему немногие льстятся?
– А потому, друг мой, что рожей он не вышел. Или мама таким родила, или по пьянке кирпич приложили… Уродлив как черт! И хамоват. Ни обаяния, ни вежества… Говорили, он даже у экстрасенсов лечился, чакры подкачивал – чтоб, значит, симпатию в девушках пробуждать. Только я в это не верю. Чего бы ему ни накачали в эти чакры, наружу вылезет одно дерьмо.
Мартьянов поднялся и стал собираться, пыхтя и прилаживая свой арсенал по местам. Отзвучала музыка из “
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Крысолов - 1. Крысолов'
1 2 3 4 5
– Вопрос: какие отношения были у вас с Арнатовым? Ответ: дружелюбно-соседские, но без детального проникновения в личную жизнь. Стаканчик белого по праздникам и мелкие взаимные одолжения… – Мой взгляд переместился на физиономию майора. – Вы ведь не спросили об этих мелких одолжениях? Если б спросили, я бы, возможно, о них рассказал.
Остроносый вытер ладонью вспотевшее лицо.
– Непростой вы человек, Дмитрий Григорьич… Ох, не простой! – Это точно, – признался я. – Могу взять интеграл Лебега по любому контуру Даже во сне.
– Ну, раз вы такой крупный специалист, – с сарказмом заметил остроносый, – мы ограничимся пока подпиской о невыезде.
Но это меня не устраивало – ведь я собирался в Испанию! В Андалусию – к маврам, пальмам, теплому морю и огненным пляскам фламенко. – Никаких подписок, – твердо заявил я. – В четверг я вылетаю за рубеж. На отдых. В Коста-дель-Соль.
Глаза майора мстительно блеснули.
– Никуда вы не полетите, Дмитрий Григорьевич. Вы – важный свидетель. – Он подумал и со значением добавил:
– А может, и подозреваемый. Я приподнял бровь.
– Отчего же не полечу? Билеты, путевка и паспорт с визой у меня в руках. Если вы меня тормознете – к примеру, в таможне, сунув в мой чемодан ЛСД, – то я гарантирую вам трех свидетелей-журналистов, которые проверят мой багаж на каждом километре от города до Пулкова – Вот как? – Теперь бровь приподнял остроносый. – У вас такие обширные связи с прессой?
Я подтвердил, что именно так, и мы принялись торговаться. Вероятно, получить санкцию прокурора остроносый никак не рассчитывал и потому давил на сознательность и гражданские чувства. Но я держался как скала, которая не идет к Магомету, и в скором времени победил. Мы условились, что мой вояж неприкосновенен, но, возвратившись из теплых краев в Северную Пальмиру, я тут же отзвонюсь и в будущем стану всемерно содействовать следствию. На том мы и разошлись. Вещи Сергея забрали, остроносый со своими сыщиками погрузился в “газик” и исчез, а я, перекусив по-быстрому бутербродами, начал прибираться: вынес с веранды битую посуду, поставил на место шкаф, сложил в него разбросанное постельное белье, вернул на стеллаж книги. Имущества в моей фазенде немного, и все это заняло не больше двадцати минут Покончив с уборкой, я запер обе двери – на веранду и в дом, проследовал к навесу, огляделся и решил, что сложу дрова в поленницу попозже В другой, значит, раз, поскольку в этот мне и так досталось.
Приняв такое решение, я направился к коричневому халату, сунул в его отвисший карман запасные ключи и окаменел Там что-то было! Что-то гладкое, деревянное, похожее на небольшую коробочку, чуть поменьше ученического пенала Я вытащил ее и открыл.
В ней лежали разноцветные патрончики – примерно такие, в каких хранится фотопленка. Патрончиков было пять: черный, белый, пестрый, желтый и золотистый – но в этой коробке, наверное, поместились бы еще два. Надписи или какие-нибудь условные значки отсутствовали, и на коробке тоже не нашлось никаких указаний – ни орнамента, которым обычно украшают пеналы, ни марки изготовителя, ни, разумеется, цены. Просто лакированная деревянная коробочка, сделанная очень аккуратно – похоже, на заказ.
Осмотрев ее, я присел на корточки, вынул черный патрончик, поднес к уху и встряхнул. Предположение о том, что в этих футлярах хранится пленка с суперсекретной информацией – к примеру, как дюжина гейш моет в бане новосибирского губернатора, – не подтвердилось: над ухом чуть слышно брякнуло. Там находился какой-то твердый предмет величиной с футлярчик, ибо звук был слабым и глухим: ничего не перекатывалось, не шуршало и не скребло по внутренней стенке.
Алмаз?.. – мелькнула мысль. Здоровенный алмаз на двести тысяч долларов; пять футляров – как раз миллион… Знающие люди, успешно подделав авизо, тут же обращают доллары в камешки, чтоб вывезти их затем на Кипр или Крит под видом оптического стекла… Конечно, это являлось нелепостью; я был уже уверен, что мой покойный сосед не воровал никаких миллионов, равно как и стратегического сырья – в слитках, досках или очковых стеклах. Дело было в другом. В чем же? Я отщелкнул тугую крышку с черного патрончика и вытряхнул его содержимое на ладонь. Это было что-то спиральное, плоское, перекрученное, размером в половину мизинца, изготовленное из стекла или какого-то полупрозрачного сплава. Предмет оказался довольно тяжел, цвета обсидиана, и его очертания, а также мерцавшие в глубине крохотные серебристые огоньки не давали пищи для разумных гипотез. Ровным счетом никакой!
Выяснив это, я сунул странную штучку в футляр, закрыл его и положил в карман. Потом повторил эксперимент – на сей раз с белым патрончиком. Как и ожидалось, там было нечто белое, переливчатое, неопределенной формы, притягивающее взор. Я попытался рассмотреть эту вещицу внимательней, но ее контуры как бы дрожали и расплывались – и, что самое интересное, я тоже словно бы расплывался вместе с ней. В голове воцарилась звенящая гулкая пустота, ток мысли замедлился, мозг оцепенел, и я внезапно обнаружил, что не могу вспомнить ни имени своего, ни фамилии, ни адреса, ни телефона. Пустота тем временем тоже расплывалась и ширилась, захлестывая все новое пространство, окружая меня со всех сторон, обволакивая невидимым туманом; теперь я казался себе самому крохотной точкой, падавшей в бесконечную пропасть, в какой-то бездонный провал, в трещину бесчувствия и безвременья.
Это падение длилось, длилось, длилось…
… Удар! Свет! Яркий, режущий… Путь окончен. Ощущение бесформенного предмета, стиснутого в ладони, взгляд на часы… Кажется, что я просидел здесь на корточках, привалившись спиной к бревну, минут сорок – сорок пять, пребывая все это время в полном ступоре. В таком же, как жена Лота, превратившаяся в соляной столб, или как те несчастные, коим довелось узреть ужасный лик Горгоны… А если не касаться мифологических сюжетов, то просто как мамонт в вечной мерзлоте.
Поднявшись и утвердившись на ногах, я на ощупь сунул белую штучку в футляр, футляр – в коробку, закрыл ее и опустил в карман халата. Это был превосходный тайник для таких опасных игрушек, на которые и поглядеть-то нельзя – лучше сразу в печку, вместе с халатом. Но жечь я их не хотел, а чего хотел, так доискаться до их сокровенного смысла. Грешен, что поделаешь! Самонадеян и любопытен! Впрочем, не только это двигало мной. Я понимал, что в коробке – что-то запретное, колдовское; быть может, некие амулеты для экстрасенсорной практики или трансперсонального погружения в нирвану. Возможно, так оно и было – если вспомнить, где до недавних пор трудился мой сосед. Странные слухи ходили о Психоневрологическом институте… Не менее странные, чем о загадочном “ящике” под вывеской “Красная заря” и некоторых лабораториях Военно-медицинской академии… Но слухи слухами, а реальность была тут, передо мной. Я уже не сомневался, что Сергея убили из-за этих опасных игрушек, и печалился о нем – а еще больше о Жанне и Машеньке. Что с ними будет? Допросы, обыски, угрозы, уговоры? Все возможно! Если до меня добрались – до приятеля, десятая вода на киселе! – то уж их-то в покое не оставят… Я поглядел на халат, соображая, не отдать ли эту чертовщину кому следует. Отдать, чтоб отвязались… Вот только кому? Остроносому? Либо вчерашнему мормонышу? Либо иродам и поганцам, убившим Сергея? Пожалуй, найдутся и другие желающие… А раз ситуация смутная, если неясно, что отдаешь и кому, то лучше не спешить. Как гласит народная мудрость, поспешность нужна при ловле блох. С этой нехитрой мыслью я покинул дом, где на полу белели контуры мертвого тела, и зашагал к станции. Уже переминаясь на платформе в ожиданиии приозерской электрички, потянулся к карману за сигаретами и обнаружил там нечто твердое и гладкое. Маленький черный цилиндрик с обсидиановой спиралькой… Не амулет ли смерти? Но я глядел на него и остался жив. Значит… Пронзительный гудок всколыхнул прохладный вечерний воздух и раскатился гулким вибрирующим эхом. Приближалась электричка.
Глава 4
В воскресенье утром, после завтрака, я наконец познакомился с оолитами. Оказалось, что это мелкие округлые зерна из углекислой извести или окислов железа концентрически-скорлуповатого, иногда радиально-лучистого строения. Кто бы мог подумать! В общем, почти бесполезные сведения, однако прилагательное “концентрически-скорлупоратый” меня восхитило, и я произнес его вслух два или три раза, добиваясь легкости звучания. После оолитов в словаре шла “оология”, наука о птичьих яйцах, но тут пришлось остановиться, чтобы позвонить Жанне. После вчерашних событий не имело значения, прослушивается ли ее телефон. Самое страшное уже случилось, и в чем бы – истинно или ложно – ни обвиняли Сергея, факт его смерти перевешивал все его прегрешения, а также всю правду и ложь. Я позвонил, но безуспешно – ни Жанны, ни Машеньки не было дома. Потом начались звонки ко мне. Звонили заказчики: двое – из новых, один – из старых клиентов. Старым оказался Андрей Аркадьевич Мартьянов, мужчина во всех отношениях положительный: не пьющий, не курящий и не бедный. Он отзывался на кличку Мартьяныч и торговал бытовой техникой, в основном “Сименсом” и “Бошем”: холодильниками, стиральными машинами, пылесосами, чайниками и утюгами. Были у него четыре больших магазина, приносивших немалый доход, и при всем том мафия его не трогала: Мартьянов, мужик предусмотрительный, из бывших милицейских, первым делом обзавелся крепкой стражей и теперь не только сам себя берег и защищал, но и оказывал знакомым всякие полезные услуги. Его охранное агентство называлось “Скиф” – то ли потому, что скифы наши предки, то ли из-за пристрастия Мартьяныча к поэзии и персонально к Александру Блоку. Девиз агентства был таким:
"И хрустнет их скелет в могучих наших лапах”. Чей именно скелет, однако, не уточнялось.
Месяцев шесть назад я сделал для Мартьянова прогноз о сроках предстоящего обвала. Должен заметить, что такие предсказания весьма трудны; здесь надо учесть огромное количество факторов, от позиции МВФ и ставок ГКО до состояния президентской печени и тому подобных кремлевских интриг. Но я с этим справился и определил, что падение курса рубля произойдет в сентябре-октябре девяносто восьмого. Возможно, в июле-августе, если кабинету Черномырдина сделают харакири, что отнюдь не исключалось. Во всяком случае, мой клиент должен был сбросить рублевую массу не позже мая и обратить свои капиталы в валюту и товар. С валютой не предвиделось проблем, а вот насчет товара Андрей Аркадьевич и хотел со мной посовещаться.
Мы договорились о рандеву – через час, на моей квартире, – и я положил трубку. Почти тут же раздался новый звонок: некая дама, директор страхового общества “Гарантия и покой”, мечтала получить у меня консультацию. Мы поговорили о том о сем; из ее намеков было понятно, что даме не терпится схарчить пару-другую конкурентов, тоже подвизавшихся в страховом бизнесе. Дело это тонкое, непростое, и я, уведомив просительницу о расценках, сказал, что возьмусь за него, но не сейчас, а через две недели, когда отгуляю отпуск. Она удивилась: разве у людей моей профессии бывают отпуска?.. Бывают, ответил я, ибо крысоловы – тоже люди.
Последним позвонил какой-то старец с рекомендациями от Петра Петровича, а может, от Абрам Абрамыча. Этот интересовался, что ему делать с обязательствами “МММ”, “Хопра” и “Гермес-Финанса”. Я сказал, что делать, и в утешение добавил, что за этот свой совет не требую гонорара.
Тем временем подъехал Мартьянов – на скромных “Жигулях”, никакой помпезности, никаких золоченых бамперов. Комплекция его впечатляла: повыше меня и пошире в плечах, с брюхом шестидесятого размера. Он, безусловно, относился к сословию “новых русских”, но был не из тех навороченных мужиков, у коих пальцы веером, а уши трубочкой. Это был боец! Конквистадор Писарро, ковбой с Дикого Запада! Дни стояли теплые, но он облачился в плащ, карманы которого подозрительно отвисали. Этот старый милицейский дождевик являлся его обычной униформой, и я знал, что в левом кармане хранится кастет – на случай мелких разборок, а в правом – “беретта”, на случай крупных. Еще под плащом скрывался обрез с чем-то колюще-режущим, так что Мартьянов мог хоть сейчас идти в штыковую атаку или залечь и отстреливаться в траншеях.
Он стиснул мою ладонь, пробормотал: “Люблю тебя, предвестник рока, люблю твой неподкупный вид” – и величественно проследовал на кухню, к столу с крепким чаем и бисквитами. Мы сели и занялись делом.
В данный момент бизнес Андрея Аркадьевича процветал, но не было сомнений, что после обвала его ожидают полный застой и диссипация. Причин к тому имелось две: во-первых, холодильник “Бош” не самый нужный из предметов в эпоху кризиса, а во-вторых, с падением рубля правительство тут же начнет аннексировать выручку в твердой валюте. А это означало, что с “Бошем” придется раздружиться: “Бош” не делает поставок за фуфу. С учетом всего вышесказанного я посоветовал клиенту переменить товар. Лучше заняться топливом и продовольствием, мясом или зерном; можно подумать о птицефабрике, о свиноферме, пивном заводике либо бензоколонках. Мартьянов слушал и горестно вздыхал. В холодильниках и утюгах он разбирался неплохо, а к мясу, зерну и бензину испытывал недоверие. Оно и понятно: мясо портится, зерно гниет, а бензин приходится разбавлять – иначе какая выгода? Дослушав до конца, мой гость вздохнул в последний раз, наморщил крутой лоб и поинтересовался гулким басом:
– Предложишь еще что-нибудь?
По радио в этот момент передавали увертюру к “Баядерке”, и я сказал:
– Можно девочками торговать… Или контрабандными сигаретами.
Мартьянов ухмыльнулся и процитировал:
– По рыбам, по звездам проносит шаланду; три грека в Одессу везут контрабанду… Нет уж, Дима, друг дорогой, стар я для этаких выкрутасов. Я уж лучше в Канаду эмигрирую и займусь каким-нибудь законным промыслом. К примеру, вешалками из лосиных рогов.
– Тоже дело, – согласился я.
Наступила пауза. Мы прихлебывали крепкий горячий чай – единственный напиток, который признавал Мартьянов, – и размышляли каждый о своем. Андрей Аркадьевич думал, вероятно, о предстоящем кризисе, о холодильниках, бензине, вешалках и рогах; мои же мысли текли сразу по нескольким направлениям: одно ответвлялось к Андалусии, другое – к амулету, прихваченному с дачи, а третье – к новым моим знакомцам, ко всяким мормонышам и остроносым. Наконец, вспомнив о милицейском прошлом гостя, я спросил:
– Мартьяныч, ты в нашем УБОПе кого-нибудь знаешь? – Знаю. Примерно всех. Видишь ли, мой “Скиф” это и есть УБОП. Или, если угодно, наоборот. Людям-то жить надо… – Он с удовольствием вдохнул курившийся над чашкой пар и сощурился:
– А что, есть проблемы?
– Собственно, никаких. Про майора Скуратова не слыхал? Иван Иваныча? Тощий, жилистый, лет сорока пяти и с носом, как у Буратино?
С обстоятельной неторопливостью Мартьянов допил чай, вытер испарину со лба, подумал и вынес заключение:
– Не наш. Даже не из Питера. И не из нашего УБОПа. Если ему за сорок, так я его должен знать. А раз не знаю, выходит, что фрукт со столичной елки. Их сюда понагнали целый батальон, только не в УГРО, не в УБОП и УБЭП. Я думаю, твой Иван Иваныч не с Петровки, а с Лубянки.
– А Танцор кто такой? Мартьянов помрачнел.
– Редкая гнида! Авторитет купчинской группировки… Ко мне подкатывался, “крышу” сулил… Ну, парни мои его наладили! Двигай, говорят, пока твоя крыша протекать не начала! Запихнули в “Мерседес” и дали пинка под бампер. – В “Мерседес”?
– А куда ж еще? Он в вишневом “мерcе” разъезжает. Приметная тачка! Любит шляться по кабакам, форсить и девочек снимать… Правда, льстятся на него немногие.
Он замолчал, с невозмутимым видом разглядывая потолок. Мол, спрашивай – отвечу… Такой уж у него стиль, и мне он импонирует. Не лезет в душу, не хитрит и не пытается разнюхать, зачем тебе эти сведения и что ты на них наваришь; но если возникнет проблема, поможет. Само собой, не всякому и с соблюдением деловых интересов. Я налил ему чаю и спросил:
– А почему немногие льстятся?
– А потому, друг мой, что рожей он не вышел. Или мама таким родила, или по пьянке кирпич приложили… Уродлив как черт! И хамоват. Ни обаяния, ни вежества… Говорили, он даже у экстрасенсов лечился, чакры подкачивал – чтоб, значит, симпатию в девушках пробуждать. Только я в это не верю. Чего бы ему ни накачали в эти чакры, наружу вылезет одно дерьмо.
Мартьянов поднялся и стал собираться, пыхтя и прилаживая свой арсенал по местам. Отзвучала музыка из “
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Крысолов - 1. Крысолов'
1 2 3 4 5