— Я — вождь земных царей и царь Ассаргадон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!
Пэрри поднял голову.
— Дальше говорится, что после него ничего не осталось — одни пески.
Лила рассмеялась:
— Все его труды оказались забыты! Достойная плата за надменность! Я его помню, но не думала, что кто-нибудь еще — тоже.
Пэрри и Хронос в изумлении взглянули на дьяволицу.
— Ты знала Ассаргадона? — спросил Пэрри.
— Конечно. В свое время он был весьма знаменит. Я… я уже объясняла тебе, мой господин.
Выходит, она была даже с этим давно забытым царем!.. На сей раз Пэрри слишком удивился, чтобы ревновать.
— Как ты думаешь, известна ли ему тайна, которая вам нужна? — спросил Хронос. — Неспроста же здесь эта приписка…
— Вполне возможно, — согласилась Лила. — Он не был ученым, но обладал невероятным тщеславием и хотел иметь лишь все самое лучшее. Поэтому он окружил себя известными учеными и могучими волшебниками. Уж если ему хотелось раскрыть важную тайну, у него были способы сделать это.
— Но если он умер так давно, что все его труды пропали и стерлись из памяти, мы вряд ли сможем о чем-то Ассаргадона спросить, — заметил Пэрри.
— Ну, это как раз не составит труда, — сияя, ответила Лила. — Ведь теперь он, конечно же, в Аду.
Пэрри и Хронос переглянулись. Значит, с Ассаргадоном можно связаться!
Внезапно Пэрри одолело нетерпение.
— Благодарю тебя, Хронос! Возможно, ты дал мне именно то, что я ищу!
— Очень надеюсь, дружище.
Хронос протянул руку, и Пэрри сердечно пожал ее, заранее зная, что еще навестит воплощение Времени, которое уже полюбил. Вероятно, их сблизило одиночество — ведь остальные инкарнации пренебрегали ими.
Покинув дворец, Пэрри и Лила увидели, как к нему приближаются другие Пэрри и Лила. Пэрри помахал своему двойнику рукой — тот смутился.
Лила знала, где искать Ассаргадона — в ужасном девятом круге, который предназначался для предателей.
— Он добился власти, умертвив своих родных, — пояснила дьяволица. — Незаконно захватив трон, предал своих благодетелей, друзей и, в конце концов, страну, использовав все ее богатства для своего возвеличивания. Впрочем, благодаря своей жестокости, из него получился отличный правитель. Из всех тех, что подверглись забвению, империя Ассаргадона была самой могущественной. Думаю, чрезмерной самонадеянностью он разозлил саму Судьбу, которая и устроила так, чтобы после смерти все его наследие пропало. Теперь, кроме адских мук, он страдает еще и от осознания своей ничтожности. Было бы чудно навестить его снова!
Пэрри понадеялся, что ее встреча с Ассаргадоном все-таки окажется не такой «чудной», как предыдущие. Прямолинейность Лилы порой действовала Пэрри на нервы.
Они спустились глубоко в Ад, где царил вечный холод. Лила принялась вглядываться в лица закованных подо льдом грешников.
— Привет, Брут, — весело прощебетала она.
— Ты знакома с Брутом — с римлянином? — с неудовольствием спросил Пэрри.
— Разумеется. И с Цезарем, которого он предал. Цезарь просто потрясающий человек; о таком, как он, мечтает каждая женщина и… каждый мужчина. Чтобы не наскучить ему, мне приходилось то и дело скакать из одной крайности в другую. Помню, однажды…
— Это к делу не относится, — резко оборвал ее Пэрри. Теперь он понимал, от кого дьяволица научилась столь изощренной технике. — Мы ищем не Цезаря.
— А вон Иуда, — заметила Лила. — Ученик Иисуса Христа, который…
— Как, и с ним тоже? — удивился Пэрри.
— Конечно. А ты думаешь, кто его совратил? Вельзевул остался очень доволен…
— Довольно! Просто отыщи Ассаргадона!
— Да вот он, — сказала Лила, останавливаясь над грешником, на лице которого застыло вечное презрение.
Пэрри вгляделся в него:
— Да он заморожен! Как я буду с ним разговаривать?
— Я могла бы растопить лед, — доверительно сообщила Лила. — Но тебе может не понравиться способ, которым мне придется для этого воспользоваться…
— Мне наплевать, каким способом ты воспользуешься! Сделай так, чтобы я смог с ним разговаривать.
— Помни, он самый высокомерный и гордый правитель во всей истории. Тебе придется обращаться с ним соответственно.
— Я буду ему петь, — отрезал Пэрри.
— Хорошо, — согласилась Лила.
Она пошла по льду, при этом ее одежда с каждым шагом преображалась. На дьяволице возникло богато украшенное платье со множеством нижних юбок и плотно облегающим кружевным корсетом. В ушах засверкали серьги, а на голове — тиара. Теперь Лила походила на настоящую принцессу.
Расставив ноги, она остановилась прямо над Ассаргадоном, который смотрел вверх. Пэрри стало ясно, почему Лила предупредила его о том, что ему может не понравиться ее способ. Ведь дьяволица специально расположилась так, чтобы древний царь видел под платьем ее наготу.
Затем она начала танцевать, не сходя при этом с места. Ее бедра раскачивались, грудь колыхалась, а длинные волосы обвивались вокруг тела. Пэрри пожалел, что нельзя тотчас же забраться с нею в гнездышко в стволе дерева…
У Ассаргадона был еще лучший обзор. Его глаза принялись вращаться, следя за движениями ног Лилы. Лед немного подтаял!
По мере того как дразнящий танец продолжался, таяние льда усиливалось. Вероятно, царю становилось все жарче — с него уже ручьем стекала вода. Примерно то же самое, но в меньшей степени творилось со всеми обитателями замерзшего озера. И не удивительно — всякий, кто хотя бы краем глаза наблюдал за танцующей Лилой, не мог остаться равнодушным.
Когда лед растопился совсем, дьяволице пришлось немного отступить в сторону. Однако она продолжала кружиться над погруженным в озеро царем, поднимая юбки, чтобы тот мог любоваться ее ножками.
Пэрри обнаружил, что сам стоит в луже. Лед таял и от его тепла!
Наконец над поверхностью воды показалась голова царя.
Лила остановилась — ее обернутая кружевами грудь высоко вздымалась и опускалась.
— О царь царей! — обратилась она к Ассаргадону. — Я привела к тебе гостя.
Царь ответил на незнакомом языке, однако Пэрри понял его. Ведь в Аду все языки, независимо от их происхождения, были общими.
— Сначала я желаю насладиться тобою, сладчайшая обольстительница моей юности, — ответил Ассаргадон, выбираясь из проруби.
— Твое слово, господин, — обратилась Лила к Пэрри, отступая. — Или ты предпочитаешь подождать?
Пэрри даже рассмеялся. Ведь если бы он решил «подождать», ему пришлось бы стать свидетелем весьма пикантной сцены. С другой стороны, наблюдать за тем, как Ассаргадон тешит свою похоть с дьяволицей, ему совсем не хотелось.
Собравшись с мыслями, Пэрри запел, намереваясь сыграть на тщеславии царя. Несмотря на всю страсть, которую разожгла в грешнике Лила, Пэрри надеялся, что надменность Ассаргадона окажется сильнее. На его языке импровизированные стихи обладали и строго заданным размером, и ритмом, которые терялись при переводе строк на родной язык Пэрри.
— О царь Ассаргадон, послушай меня!
Прошу я смиренно и робко.
Лишь ты мог бы тайны покров приподнять, Лишь ты, величайший правитель!
Ассаргадон перестал пожирать взглядом дьяволицу. Когда-то привычная его уху лесть подействовала и теперь.
— Проси быстрее — у меня неотложное дело к этой искусительнице!
Пэрри не решился перейти на обычную речь, опасаясь, что тогда собеседник оставит его слова без внимания.
— К тебе обращаюсь я, царь из царей!
Прослышав про мощь и великую славу, Про то, как, взглянув на деянья твои, впадали в отчаянье даже владыки.
Один среди смертных мне можешь помочь.
Никто не сравнится с тобою.
Известно и то мне, о царь всемогущий, Как ум твой глубок и познанья обширны, Что все мог постичь ты, Едва возжелав, Правитель земель и наук повелитель.
Осведомленность певца, видимо, приятно удивила Ассаргадона, который наконец взглянул на него.
— Говори же, проситель! Подобного голоса я не слышал со времен пения Ллано! Излагай то, с чем пришел! Быть может, я и внемлю твоей просьбе.
— Я тайну хотел бы узнать, о великий, Заклятия тайну, что демонов губит.
Один среди смертных…
Смех Ассаргадона не дал Пэрри закончить.
— Ты слишком много хочешь, проситель! Здесь тебе никто не поможет.
Пэрри понял, что должен что-нибудь предложить в обмен. Вероятно, царь сумел бы ему помочь, если бы захотел. Но что добавить, кроме бесконечных восхвалений? Пэрри ломал себе голову, понимая, что времени слишком мало. Вода в проруби постепенно затягивалась тонким ледком. Если, чтобы растопить ее, Лиле снова придется танцевать…
Дьяволица оказалась рядом.
— Сонет, — подсказала она.
В сонете действительно упоминался Ассаргадон, но ведь его напишут только спустя многие столетия. Будет ли от него сейчас толк?
— Это единственное свидетельство его величия, — настойчиво продолжала Лила.
Тогда Пэрри понял, что у него осталась последняя надежда.
— Слушай меня, Ассаргадон, о царь царей и народов!
После того как ты умер. Судьба над тобой надругалась жестоко, Даже следа от великих творений твоих не оставив.
Я же могу обещать, что в поэзии имя твое воссияет навеки.
Царь заинтересовался:
— Моя слава будет восстановлена? И увековечена письменно?
Пэрри решил, что теперь можно перейти и на обычную речь.
— Да, в стихотворении, которое будет известно в девятнадцатом столетии, а может быть, и позже. Оно поведает миру о твоем памятнике и твоих последних словах.
Ассаргадон задумался.
— Какой властью ты обладаешь, чтобы раздавать подобные обещания?
— Я стану воплощением Зла.
Царь одобрительно кивнул:
— Что ж, отлично, я поделюсь с тобою тайной. Но тебе не станет от этого легче.
Самому Ассаргадону, похоже, тоже было нелегко. Без зажигательного танца Лилы он вновь опускался в замерзающую прорубь.
— Чтобы добиться власти, я пойду на все. Думаю, тебе понятно это чувство, величайший из царей.
— Кому, как не мне! — Ассаргадон уже оказался по пояс в воде. Оглядевшись по сторонам, он удостоверился, что никто не подслушивает. — Вся тайна в том, о простодушный проситель, что никакой тайны нет. Заклятия вообще не существует — смертные не способны уничтожать демонов.
— Но…
— Это правда! — сказал Ассаргадон, скользя вниз. — Делай какие угодно выводы! — Теперь на поверхности оставалась лишь его голова. — Я исчерпал до дна тебя, земная слава! И вот стою один, величьем упоен…
С этими словами царь погрузился под воду со зловещей ухмылкой на лице. Вероятно, произведенный на Пэрри эффект доставил ему искреннее удовольствие.
Тот, пораженный, все еще не сводил глаз с Ассаргадона, нисколько не сомневаясь в том, что услышал правду. Но какой же горькой она оказалась!
К Пэрри подошла Лила.
— Он открыл тебе тайну? — спросила дьяволица.
— Да, открыл, — печально подтвердил Пэрри.
— Значит, теперь ты можешь править Адом!
— Теперь я могу править Адом, — насмешливо повторил он, понимая, почему прежние хозяева Ада никогда не раскрывали свой секрет. Ведь он разрушил бы их власть, которая полностью основывалась на обмане.
И тем не менее они ею обладали. Им удавалось править!
Тогда этого сможет добиться и он! Ведь для того чтобы достичь успеха, требовалось лишь блефовать и обманывать.
Пэрри отправился к Асмодею. Взволнованная Лила последовала за ним.
— Ты собираешься его уничтожить, мой господин?
— Посмотрим, — угрюмо процедил Пэрри.
Асмодей оказался на месте.
— Итак, тебе все же удалось освободиться, самозванец! — приветствовал он гостя. — И у тебя еще хватило дерзости вернуться! Что ж, на сей раз я отправлю тебя в менее приятное место!
— Ну-ну, не кипятись так, дружище! — осадил его Пэрри, который сознательно встал в позу, понимая, что именно такого поведения ждут от подлинного хозяина Ада.
Асмодей щелкнул пальцами, прибегая к магии. Однако на Пэрри она совсем не подействовала.
— Я воплощение Зла, — заявил он. — А ты мой подчиненный. Ты не можешь ничего со мною сделать, потому что теперь я знаю тайну. Подчинись моей власти или ты испытаешь ее на собственной шкуре. Отныне меня следует называть Сатаной, Господином всех этих владений.
Асмодей замешкался. Он точно знал, что Пэрри разговаривал с Ассаргадоном. После этой встречи обитатели Ада непременно поверят в законность нового правителя, как уже поверила Лила. Если же подвергнуть его власть сомнению, то Пэрри, чего доброго, откроет секрет всем. И уже ни одно воплощение Зла не сможет обладать прежним могуществом. Более того, станет известно, что все предыдущие воплощения, включая самого Асмодея, только и занимались тем, что блефовали. Уверенные, что Повелитель Ада обладает силой уничтожить их, демоны покорно отправлялись в небытие. Они оказались настоящими жертвами самого великого обмана Ада…
Пэрри поднял руку, готовый щелкнуть пальцами. После этого Асмодею придется или исчезнуть или доказать, что власть Пэрри ненастоящая. Предстояло сделать нелегкий выбор.
— Как у всякого воплощения, у меня есть душа, — сказал он. — Следовательно, ты не в силах меня уничтожить.
— Согласен, — подтвердил Пэрри. — Но я могу разрушить всех твоих слуг и заменить их теми, кто предан мне. Возможно, ты и знаешь заклятие, но не ты, а я теперь воплощение Зла. Власть принадлежит мне. Опровергни это, если хочешь.
Асмодею пришлось сдаться.
— Да, власть принадлежит тебе, Сатана. Оставь меня на прежнем месте, как это сделал твой предшественник, и я стану служить тебе так же, как служил ему.
— Оставайся, — коротко бросил Пэрри. — До тех пор пока ты будешь служить мне усердно и верно, я буду постоянно снабжать тебя новыми помощниками. В Аду необходимо многое изменить.
— Хорошо, — покорно согласился Асмодей.
Пэрри развернулся.
— Пойдем, девка! — прикрикнул он на Лилу.
С помощью колдовства Пэрри перенесся вместе с нею в расположенное в дереве убежище, оставляя за собой постепенно рассыпающийся огненный шар. Ведь только так и подобало вести себя настоящему Сатане.

11. ЧУМА
Преобразование Ада явилось задачей не из легких. Казалось, Люцифер давно пустил все на самотек, предоставив управление различными частями своих владений помощникам. Ад был огромен и, несмотря на безупречный порядок в каждом отдельном круге, в целом довольно неорганизован. Тем не менее Пэрри обнаружил, что все в нем тесно взаимосвязано — едва он пытался хоть что-то сдвинуть с места, как это влекло за собою необходимость дальнейших изменений. Пэрри думал, что делает определенные успехи, однако спустя некоторое время понял, что достиг совсем немногого. Бюрократизм Ада постоянно вставал у него на пути.
— Будь оно все проклято! — в ярости воскликнул он однажды.
— Все и так уже проклято, — пробормотала Лила, которая на этот раз в угоду ему приняла образ Елены Прекрасной.
После очередного никчемного дня в Аду Пэрри чувствовал потребность в ее ласках, на которые дьяволица никогда не скупилась. Но он замечал, что постепенно, вместо того чтобы завершить планы, уделяет им все больше времени. Впрочем, даже самые изощренные любовные утехи приедались. Чтобы доставить своему господину удовольствие, Лила тысячу раз менялась, примеривая на себя, словно новое платье, облик той или иной женщины, включая красивейших в истории. Стоило ему что-то захотеть, и дьяволица с быстротой выполняла любую прихоть. Однако Пэрри понимал, что под различными личинами скрывается все та же самая сущность, и его снова одолевала скука. Боясь потерять поддержку Лилы, он, конечно, не решился бы признаться в том, что теряет к дьяволице интерес…
— Мои предшественники сталкивались с теми же самыми трудностями, когда принимались за дела?
— Конечно, господин Сатана, — подтвердила Лила. — Каждый примерно сто лет тратил на то, чтобы преобразовать Ад, а вторую сотню лет — на то, чтобы прийти к соглашению с Богом. Затем правители постепенно пасовали, лишь иногда придумывая что-нибудь действительно великое. Вот почему Люцифер был вне себя от ярости, когда ты разрушил его единственный достойный замысел за все столетие.
— Монгольское нашествие, — согласился Пэрри. — Теперь я лучше понимаю Люцифера.
— Дело в том, что в целом ничего не меняется — и не только в Аду. Добро
— вечно, и Зло — вечно, а человечество постоянно копошится между двумя этими крайностями. Как видишь, все довольно скучно.
Дьяволица понимала, что говорит. Не удивительно, что со временем воплощения Зла пренебрегали своими обязанностями — ими овладевала апатия. Должно быть, они даже чувствовали облегчение, освобождая дорогу преемникам…
Дела Пэрри в мире смертных обстояли не лучше. За исключением Хроноса и Нокс, остальные инкарнации встречали каждый его шаг в штыки, вероятно, испытывая от этого бесконечное удовлетворение. Насколько мог судить Пэрри, сами они достигли немногим больше, чем он. Казалось, воплощения Бессмертных занимались бессмысленной возней, таким образом, возможно, борясь с собственной скукой. Не питая к ним уважения, Пэрри понимал, однако, что противники очень хитры и способны привести его в замешательство, в то время как сам он не мог ответить им тем же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36