Зачем?
— Чтобы крепла дружба арабского и еврейского народа. Меня этот вопрос очень волнует. У Маринки бывший муж в Израиль уехал и там сражается, — ответил Макс патетичным тоном.
— Макс, — сказал Лелик. — Я тебя сколько лет знаю, но все никак не могу понять: у тебя действительно мозги не в ту сторону работают или ты просто так долго перед всеми выдуривался, что придурел окончательно?
— Человека творческого обидеть может каждый, — сказал Макс, надувшись.
— Подожди, — сказал Максу Славик, — так ты за границу не отсюда летал, что ли?
— Нет, — ответил Макс. — Из Шереметьево-1. Там намного лучше — нет такой толкотни.
— Ладно, — сказал Лелик, — хватит трепаться, побежали декларации заполнять.
Однако это легче было сказать, чем сделать. Во-первых, побежать они при всем желании не могли, потому что в такой толпе можно было передвигаться только небыстрым шагом. Во-вторых, когда друзья пришли к месту заполнения деклараций, выяснилось, что все русскоязычные бумажки разобраны, а достать можно только бланки на английском, немецком и французском языках. Славик с Леликом схватили англоязычные декларации, поставили Макса буквой «Г», потому что все столы были заняты, и стали на его спине заполнять бумажки.
— Я так и знал, что меня будут иметь как девочку и даром, — застонал Макс, когда спину начали использовать в качестве стола.
— Пострадать за отечество — это счастье для человека, — назидательно сказал ему Славик.
— Во-во, — подтвердил Лелик, чертыхнувшись, когда ручка на мягкой Максовой спине прорвала бланк. — Должна же от тебя быть хоть какая-то польза…
Наконец декларации были заполнены, и Славик с Леликом пошли занимать очередь на регистрацию. Макс попробовал было намекнуть, что теперь кто-то из них должен подставить свою спину, чтобы он в свою очередь мог заполнить декларацию, однако и Лелик, и Славик вежливо ответили на это предложение «No. Thank you!» и гордо удалились, поэтому Максу пришлось заполнять декларацию, приложив ее к стеклянной витрине какого-то ларька…
Народу на регистрацию было очень много, но таможенники работали довольно шустро, и очередь продвигалась быстро. Так что Макс присоединился к друзьям уже тогда, когда до стойки оставалось буквально пять человек.
— Ну-ка, — сказал Лелик Максу, — давай сюда твою декларацию. Посмотрим, чего ты там накалякал.
— Прошу, — ответил Макс и гордо протянул свой листочек.
— Пардон, — сказал Лелик, взглянув на бланк. — Это же на французском. Ты зачем на французском заполнял?
— А мне пофиг, — ответил Макс. — Я все равно ни одного языка не знаю. А французский Маринка учила и со мной делилась. Я даже помню выражение «пердю монокль». Это значит «видел я вас всех в гробу».
— Ничего подобного, — ответил Славик. — Это означает «потерянный монокль». Я французский немного знаю.
— Ну раз знаешь, тогда и проверяй его бредни, — решил Лелик, протягивая Славику бланк. Славик спорить не стал, взял листок и углубился в его изучение.
— Макс, — вдруг сказал Славик через минуту. — У тебя вообще как с головой?
— С головой хорошо, — ответил Макс. — Я так думаю, что без головы мне было бы намного хуже.
— Значит, ты этой головой обо что-то сильно ударился. Возможно, еще в детстве, — поставил диагноз Славик.
— Что случилось? — всполошился Лелик. — Макс разучился писать?
— Наоборот, — сказал Славик. — Переучился. Он в графе «наркотики» нацарапал «упаковка».
— Где? — заволновался Макс. — Ни о каких наркотиках я ничего не писал. Там вообще про них не спрашивали.
— Вот, — сказал Славик, тыча пальцем в соответствующий пункт декларации. — Читай, что написано напротив пункта «La drouge».
— Напротив пункта «драже» написано «упаковка драже», — ответил Макс. — У меня в кармане упаковка драже. Чтобы сосать. Лелик же сказал, что все надо писать, чтобы не придирались…
Славик с Леликом посмотрели друг на друга и скорбно вздохнули.
— Он всю декларацию так заполнил? — спросил Лелик Славика.
— Ну да, — ответил тот. — Нас с ней тут же арестуют, выведут за сортир и расстреляют, потому что все равно вышка светит.
Лелик ничего не ответил, а только взял у Славика декларацию, эффектным жестом порвал ее на мелкие кусочки и засунул их Максу за шиворот. Тот стоял смирно и почти не сопротивлялся. После этого Лелик сам отправился к стойке с декларациями, взял там английский вариант, вернулся в очередь, снова заставил Макса встать в позу небольшого журнального столика и заполнил за него бумажку, задавая наводящие вопросы. За это время пришлось пропустить вперед себя человек десять, так как их очередь уже давно подошла. Лелик, воспользовавшись удобной позой, в которой стоял Макс, пару раз пнул его в соответствующее место, указав на то, что из-за него они теперь вынуждены пропускать свою очередь.
— Слышь, Лелик, — возмутился Макс, — давай что-нибудь одно: или меня используют как стол, но тогда не пинают, или пинают, но не используют как стол. Даже у самого бесправного существа должны быть хоть какие-то права.
— Ты сначала французский выучи, — сказал Лелик. — А то так и будешь покупать драже вместо наркотиков.
— Я люблю драже, — сказал Макс. — Я его даже больше наркотиков люблю, потому что оно стоит не в пример дешевле, а в башку шибает, особенно если его с водкой употребить.
— Макс, — сказал Лелик строго, — ты опять вчера пил какую-нибудь мерзость? Я такого потока идиотизмов от тебя уже месяца два не слышал.
— Я пил коктейль «Дранг Нах Остен», — признался Макс. — В преддверии поездки в Германию.
— А что за коктейль? — заинтересовался Лелик и даже заглянул «под стол», чтобы лучше слышать.
— Драже растворяется в водке и пьется под любимую песню Гитлера, — объяснил Макс.
— И какая, интересно, у Гитлера была любимая песня? — заинтересовался Славик, который прислушивался к этому разговору.
— Игловская «Отель Калифорния», — ответил Макс.
— Что ты гонишь? — возмутился Славик. — Ее написали годах в семидесятых.
— Ну и что? — невозмутимо ответил Макс. — Это и есть моя любимая песня Гитлера.
— У меня сейчас крыша поедет от этих разговоров, — признался Лелик. — Макс сегодня явно в ударе.
— Надо его чем-нибудь отвлечь, — сказал Славик, — а то у нас обоих крыша поедет и отряд останется без командования. Может, купить ему что-нибудь выпить?
— Я за! — отреагировал Макс, на спине которого Лелик дописывал декларацию.
— Пока в самолет не сядем, никаких выпить, — сурово заявил Лелик. Макс замолчал.
Наконец декларация была заполнена. Друзья быстро прошли через первого таможенника (тот одним глазком глянул на их паспорта и билеты, а декларации даже и не читал), потолкались у стойки регистрации, где с облегчением выяснили, что их вылет задерживается на полчаса, получили в паспорта штампик о выезде и пошли в зону вылета.
— А теперь, — весело скомандовал Макс, — бежим в «дюти-фри».
С этими словами он побежал в магазин. Славик с Леликом остались на месте. Через две минуты Макс, увидев, что его веселому призыву никто не последовал, прибежал обратно.
— Ну где вы? — недоуменно спросил он. — Надо же затариться в дорогу.
— Затаривайся, — безразлично сказал Лелик.
— У меня денег нет, и ты это прекрасно знаешь, — сказал Макс с достоинством лорда, рассказывающего премьер-министру о том, что он вчера проиграл в бридж родовое поместье.
— Ну, значит, не затаривайся, — невозмутимо сказал Лелик.
— Лелик, — разозлился Макс, — если ты меня намерен всю поездку попрекать деньгами, то я лучше сразу обратно вернусь. Тем более что Маринка на вечер обещала голубцы сделать.
— Максик, — любезно ответил Лелик, — я тебя ничем не буду попрекать, если ты прекратишь командовать. В этой поездке я — капитан корабля и главный спонсор. Славик — штурман с совещательным голосом.
— А я кто, — заинтересовался Макс, — боцман?
— Еще скажи Кацман, — ответил Лелик. — Ты простой матрос. Причем в лучшем случае. В худшем — юнга. Поэтому выполняй указания и ешь, что дают.
— Хорошо, — уныло ответил Макс. — Буду пить, что нальют.
— Договорились, — сказал Лелик. — Поэтому действуем так: находим наш гейт, усаживаем там тебя с вещами, после чего мы со Славиком идем в «дюти-фри».
Макс скривился.
— Но если ты себя будешь хорошо вести, — продолжил Лелик, — тебе в полет будет куплена дорожная бутылочка «Столичной».
— Тогда уж «Джони Уокер», — мгновенно сориентировался Макс.
— Договорились, — сказал Лелик. — Они все равно стоят одинаково.
В самолет они загрузились без приключений, расселись по местам и приготовились к полету. Максу была выдана небольшая бутылочка с виски и минеральная вода, из которых он тут же принялся сооружать свой «Дранг Нах Остен», заявив, что этот коктейль он может с легкостью приготовить из любых ингредиентов. Лелик ничего не пил, потому что ему предстояло вести машину, и Славик тоже ничего не пил, так как он надеялся, что Лелик даст ему порулить. Поэтому друзья достали карты, откинули один столик и стали играть в преферанс «с гусариком».
Через полчаса после взлета Макс решил, что он уже достаточно умиротворен алкоголем и ему теперь пора чем-нибудь себя развлечь.
— Ну что, друзья, по пять баксов за вист? — громко обратился он к Славе с Леликом.
— Отстань, — не глядя на него ответил Лелик. — Не видишь, что мы играем без тебя?
— Тем более, — подхватил Славик, — что я с ним в жизни в преф играть не сяду. Он на любой карте мизер объявляет.
— Ну и что? — спросил Лелик. — Ловить его, и все дела.
— Ловить-то не проблема, — объяснил Славик, — но он же не расплачивается никогда. Вот и получается не игра, а какой-то идиотизм.
— У меня просто рисковая натура, — заявил Макс.
— Это у нас рисковая натура, — сказал Славик, — раз мы тебя в поездку взяли.
Макс обиделся, отвернулся от ребят и зачем-то полез в свою сумку.
В этот момент к ним подошла стюардесса и предложила прохладительные напитки: минеральную воду, соки и вино.
— Мы все будем вино! — среагировал Макс так быстро, что ребята не успели даже рты раскрыть.
Стюардесса налила три стаканчика вина, и Макс забрал их к себе на столик.
— Куда тебе столько выпивки? — возмутился Лелик. — Я тебе что — мало виски купил?
— Конечно, мало, — ответил Макс. — Выпивки много не бывает.
— Алкаш, — сказал Славик, но Макс в ответ промолчал и снова полез в свою сумку.
— Сейчас Макс достанет из сумки базуку, — сказал Славик Лелику, — и перестреляет нас всех по одному. Он, типа, обиделся.
— Если ты думаешь, — злобно сказал Макс Славику, роясь в сумке, — что Лелик растает от твоего омерзительного подлизывания и даст порулить, то ты сильно ошибаешься.
— Точно, — согласился Лелик. — Руль я никому не доверю. Сразу предупреждаю, чтобы не было разночтений.
— Не понял, — возмутился Славик, — а какого черта я тогда ничего не пью, раз меня за руль все равно не пустят?
— Почем мне знать? — пожал плечами Лелик. — Я тебе не запрещаю. Но только сильно не напивайся, а то тебе штурманить, и как бы мы вместо Голландии не уехали куда-нибудь в Польшу.
— За меня не беспокойся, — заверил его Славик и быстро взял два стаканчика с вином со столика Макса. — Я себя всегда в руках держу.
— Эй, — возмутился Макс, — куда забрал мое вино? Я на него уже настроился.
— Придется обратно расстроиться, — холодно сказал Славик, прихлебывая из стаканчика. — Тебе полезно.
Макс допил свой стаканчик, совсем разобиделся, снова полез в сумку и достал оттуда какую-то картонную коробку.
— Это что? — заинтересовался Лелик. — Самодельная бомба?
На этих словах люди, сидящие на предыдущих креслах, обернулись и внимательно посмотрели в сторону приятелей. Лелик бросил взгляд на Макса и подумал, что приятель, в общем-то, вполне похож на изможденного наркотиками террориста.
— Это пазл, — громко сказал Макс, показывая коробку всем заинтересованным. — Игра такая. Картинку из кусочков собирать.
Пассажиры разочарованно, как показалось Лелику, отвернулись.
— Ну и зачем ты ее достал? — удивился Славик.
— Собирать, — невинно ответил Макс. — Вы же без меня играете, а мне скучно.
Лелик слегка обалдел. Он за годы общения с Максом ко многому привык, но все равно приятель ухитрялся периодически ставить его в тупик.
— Ты хочешь сказать, что будешь собирать пазл в самолете? — спросил он Макса.
— Ну да, — ответил тот.
— Но самолет же периодически потрясывает, — продолжал допытываться Лелик, который всему любил найти хотя бы какое-то разумное объяснение. — У тебя все развалится. Кроме того, куда ты все это денешь, когда мы сядем? Снова разберешь и сложишь в коробку?
— Спокойно, Маша, я Дубровский, — важно ответил Макс. — Все учтено великим ураганом. Партия все продумала.
— Макс, — сказал Лелик, — можно тебя попросить не изъясняться штампами? Они меня раздражают. Так что там надумала партия?
Макс вместо ответа открыл коробку, и Лелик со Славиком увидели в ней лист ватмана, сложенный пополам, и тюбик клея «Момент».
— Мощный ум, — раздуваясь от гордости, сказал Макс, — не пропьешь. В нужный момент он все равно сработает.
— Так и чего надумал мощный ум? — поинтересовался Лелик.
— Берем ватман, — сказал Макс, доставая лист и разворачивая его. — Подбираем соответствующий кусочек мозаики. После этого приклеиваем его. И все дела! Самолет может хоть петлю Нестерова делать. А после посадки я листочек складываю и засовываю обратно в коробку. Как идея?
— Потрясающе, — сказал Лелик. — А если ты кусочек случайно не на место поставишь? Такое с этими игрушками часто бывает.
— Только не у меня, — заявил Макс. — Я все ставлю туда, куда нужно. Засекайте время, еще до посадки пазл будет собран. Мы его затем в отеле будем на полочку ставить, чтобы ощутить теплое дыхание дома.
Лелик хмыкнул, но вслух ничего говорить не стал. Вместо этого они со Славиком вернулись к своему преферансу, а Макс углубился в пазл.
Через пять минут со стороны окна, где сидел Макс, послышался треск раздираемой бумаги.
— Что такое? — поинтересовался Лелик.
— Пазульку, блин, вверх ногами приклеил, — пожаловался Макс. — Пришлось отдирать. Но ничего. У меня кусочек бумажки есть в запасе. Подклею снизу — ничего видно не будет.
Лелик снова хмыкнул и вернулся к преферансу. Но через минуту со стороны Макса снова послышался шум.
— Опять вверх ногами приклеил? — поинтересовался Лелик.
— Нет, — признался Макс, — это все тот же кусок. Я его перевернул, приклеил, так оказалось, что он вообще из другого места. Опять пришлось отдирать.
Тут вместе с Леликом хмыкнул и Славик. Но Макс заявил, что это был классический форс-мажор, вызванный внезапной турбулентностью, и что его стройная теория по-прежнему верна. С этим никто спорить не стал, и Макс продолжил свое увлекательное занятие.
Шум разрываемой бумаги доносился до преферансистов все чаще и чаще, однако они перестали обращать на него внимание. Через полчаса Макс потребовал у игроков бумаги, чтобы подклеить очередную прореху в ватмане, и им пришлось отдать ему половину своего игрового поля. Но и этого запаса Максу не хватило. Тогда он вызвал стюардессу и попросил принести ему что-нибудь бумажное. Стюардесса в рейсах всякого насмотрелась, поэтому не удивилась, а просто ушла, не задавая лишних вопросов, и затем вернулась с пачкой газет. Макс обрадовался и взялся за свой пазл с новыми силами.
После этого у их кресел по очереди побывали все стюардесы, которые с интересом наблюдали за Максом, а один раз они даже удостоились визита одного из пилотов, который сделал вид, что его срочно ждут в хвостовом отсеке, однако следил за Максом минут пять. Преферансистов это внимание публики сильно злило, потому что мешало игре, а Макс, казалось, был настолько увлечен своим приобщением к прекрасному, что не обращал на зрителей никакого внимания.
Наконец самолет приземлился во Франкфурте.
— Готово! — воскликнул Макс и повернул лист ватмана лицом к игрокам. — Теперь теплое дыхание дома всегда будет с нами.
Преферансисты кинули взгляд на Максовы труды. «Теплое дыхание» представляло собой достаточно хаотичное нагромождение кусочков пазла, среди которых белыми айсбергами торчали куски бумаги и газет. Никакого внятного рисунка на листе обнаружить не удалось.
— Что это? — спросил Лелик, когда понял, что его попытки идентифицировать объект совершенно тщетны. — Рассвет над Шпицбергеном? Или, быть может, серверный ледовитый океан?
— Лелик, ты чего, дурак, что ли? — бестактно спросил Макс. — А еще хвалишься своим художественным вкусом и образованием. Это же Красная площадь! Собор Василия Блаженного!
— Блаженного — не спорю, — ответил Лелик. — Однако Василия не наблюдаю.
Макс совсем оскорбился и начал тыкать пальцем в бумажные островки, с пеной у рта доказывая, что где-то в этом месте должны быть Минин с Пожарским.
— Макс, нету там Минина с Пожарским, — сказал другу Лелик, который всегда исповедовал принцип, что лучше горькая правда, чем ложь во спасение.
1 2 3 4 5 6 7 8