— Я тоже, сеньор.— Вот уж не сказал бы, но, тем более, лучше закончить этот разговор как можно скорее. Что вас сюда привело?— Мы разыскиваем некоего Пако Вольса, работавшего в кабаре «Ангелы и Демоны». Несколько недель назад он исчез, и мы хотели бы узнать куда.Дон Игнасио закурил.— Сходите к Хоакину Пуигу, — небрежно заметил он.— Пуиг скажет нам только то, что вы ему прикажете, а потому я предпочел обратиться за интересующими нас сведениями непосредственно к вам.— Что ж, вы ошиблись адресом, инспектор. Я ни в коей мере не занимаюсь персоналом этого заведения, подобными вопросами ведает исключительно Пуиг.Полицейский с самым невозмутимым видом в свою очередь закурил.— Вы лжете, сеньор, — спокойно бросил он.Дон Игнасио отреагировал не лучшим образом, но спохватился слишком поздно.— Убирайтесь! — рявкнул он.Полицейский улыбнулся.— Не раньше, чем вы мне расскажете об этом Пако, сеньор, — мягко сказал он.Виллар огромным усилием воли подавил клокотавшее в нем бешенство.— Вы провоцируете меня на драку, не так ли, инспектор?— Признаюсь, ничто не доставило бы мне большего удовольствия.— В таком случае, вы, кажется, скоро его получите.Дону Игнасио, похоже, изменило обычное самообладание. Он снова совершил ошибку, поддавшись очередному приступу ярости.— Я с вами разделаюсь, Люхи! — завопил он. — И с вами, и с этим дурнем Мартином!На губах Мигеля снова появилась улыбка, совершенно выводившая каида из себя.— Это нелегко, Виллар, подонки из «баррио чино» еще не захватили власть в Барселоне. Так что, может, тем временем поговорим о Пако?— Повторяю вам, я его не знаю!— А я повторяю, что вы лжете.Дон Игнасио встал.— Вы уже закончили свой номер? В таком случае, прошу вас уйти, пока я не позвонил вашему начальству спросить, позволяет ли вам закон являться ко мне с оскорблениями.— Ни закон, ни начальство не помешают мне выполнить то, что я считаю своим долгом.Виллар пожал плечами.— Ваш долг…Люхи встал, и, поскольку дон Игнасио торопился его выпроводить, мужчины снова оказались лицом к лицу.— Видите ли, Виллар, я сын полицейского, убитого в «баррио чино»…— Ну и что?— А то, что я поклялся заставить убийцу отца уплатить по счету.— Значит, вы хороший сын, и это вполне в традициях нашей страны. Но какое отношение эта семейная история имеет ко мне?— Это вы его убили.— Я?— Или, во всяком случае, помогли это сделать… еще в те времена, когда работали на Хуана Грегорио.— Так ваше ожесточение против меня выросло из навязчивого желания малыша отомстить за папу? Очень трогательно, инспектор! Только вам будет чертовски трудно доказать, что это давнее преступление совершено мной. К тому же вы наверняка знаете, что не в моих привычках баловаться с ножом.— Так вам в довершение всего прочего известно, что его зарезали?Дон Игнасио прикусил губу.— Именно это оружие чаще всего используют в «баррио чино».— Так не его ли ваши люди пустили в ход, чтобы избавиться от Пако Вольса?Виллар с жалостью взглянул на полицейского и покачал головой.— Вы ужасно упрямы, инспектор.— Невероятно.— Стало быть, этот Пако принадлежал к числу ваших друзей?— Это вас не касается.— Странные мысли иногда приходят в голову… Например, послушав вас, я начинаю думать, уж не был ли парень, которого вы разыскиваете, подсадной уткой, подкинутой вами Пуигу, чтобы мне навредить…— Выходит, работая у Пуига, можно навредить вам? Каким образом? Возможно, понаблюдав, что там творится за закрытыми дверьми?— Вот это воображение! Ну, инспектор, возвращайтесь, как паинька, к себе на работу. Дельце не выгорело.Мигель уже направился было к двери, но, услышав его слова, резко обернулся.Виллар с напускным добродушием подмигнул.— Ба! Мне известно, как трудно живется на жалкую зарплату служащего, — заговорщическим тоном заметил он. — Вот вы и смекнули, что Игнасио Виллар богат, а потому вполне можно попытаться вытянуть из него несколько тысчонок песет, малость пошантажировав… во имя сыновней любви…Мигель Люхи отвесил дону Игнасио такую оплеуху, что тот покачнулся и умолк, не успев договорить. Оба на мгновение остолбенели. Полицейский прикидывал, чем для него может обернуться такая несдержанность. Что до Виллара, то его просто парализовало от изумления. Впервые за последние тридцать лет на него осмелились поднять руку. Лицо бандита пылало, голова шла кругом. В душе его боролись страх и дикая жажда убийства. Страх — ибо подобное бесчестье рушило целый мир, мир, где царил дон Игнасио, где его боялись и слушались. В то же время Виллара душила бессильная ярость, ибо этот убийца прекрасно понимал, что не может сейчас же, на месте прикончить Люхи. Но более всего дона Игнасио терзала мысль, что он перестал быть прежним, великим каидом. Мертвенно бледный, он стоял, прикрыв глаза и не чувствуя, как по лбу стекают струйки пота.— Я убью вас, Люхи, — хрипло пробормотал Виллар, — убью за то, что вы сейчас сделали…Но к Мигелю уже вернулось самообладание, и он решил воспользоваться смятением противника.— А пока, может, все-таки поговорим о Пако Вольсе?Игнасио Виллар не выдержал. Воля его ослабла и ослепление ярости заставило отбросить привычную осторожность.— Пако Вольс — ваш друг? Так вы его еще увидите, не беспокойтесь!Немного помолчав, каид тупо, сам не понимая, что говорит, добавил:— И я даже уверен, что вы его увидите очень скоро!— Почему?Улыбка Виллара больше походила на гримасу.— Да так, пришло в голову…
Мигель пересек комнату секретарши, снова не обратив на девушку никакого внимания, как вдруг, уже у двери, словно почувствовав в воздухе странное напряжение, обернулся. Инспектора поразил тяжелый, колючий взгляд этой невзрачной особы. Он уже собирался спросить, в чем дело, но девушка вдруг снова превратилась в ничем не примечательную мелкую служащую и склонила голову над письмами. Изумленный полицейский подумал, что из-за ссоры с Вилларом у него, должно быть, разыгралось воображение.
В полицейском управлении дежурный предупредил инспектора Люхи, что комиссар Мартин немедленно хочет его видеть у себя в кабинете. Это нисколько не удивило Мигеля. Как он и предполагал, неприятности не заставили себя ждать.Несмотря на старую дружбу, дон Альфонсо принял Люхи довольно прохладно.— Инспектор, кто вам поручил допрашивать Игнасио Виллара?— Никто.— Тогда по какому праву…— По праву любого честного человека сказать подонку все, что он о нем думает.— Только не в том случае, когда этот честный человек состоит на государственной службе и обязан подчиняться начальству!Мигель пребывал в таком нервном возбуждении, что, только вспомнив все, чем обязан Альфонсо Мартину, подавил искушение послать его ко всем чертям.— Ладно, комиссар… Приношу вам свои извинения…Дон Альфонсо встал и, обогнув стол, подошел к подчиненному.— Прошу тебя, Мигель, не валяй дурака… Я знаю, с какой симпатией ты относишься к этому Пако, и понимаю твои терзания. Ты наверняка считаешь себя виновным в его исчезновении… То, что ты хочешь отыскать парня живым или мертвым, вполне естественно, но будь, черт возьми, осторожнее! Один раз мне уже удалось помешать Виллару добиться твоего увольнения, но это вовсе не значит, что я смогу защитить тебя в случае новых неприятностей. У этого типа огромная власть… Он звонил мне, как только ты ушел, и, похоже, вне себя от бешенства… Что между вами произошло?Инспектор рассказал о столкновении с доном Игнасио и о негодовании, охватившем его, когда каид стал высмеивать его сыновние чувства. Комиссар перебил Люхи.— Я хорошо знал твоего отца, Мигель. Энрике был славным малым и очень любил свою работу… Как и ты, я всегда подозревал, что Виллар замешан в его убийстве, но одних подозрений мало — нужны доказательства. И ты сам знаешь это лучше, чем кто бы то ни было. А потому я вынужден с сожалением отметить, что ты вел себя, как новичок. Обещаю тебе, если когда-нибудь мы сумеем раздобыть доказательства против Виллара, его арестуешь именно ты, но пока я категорически запрещаю — слышишь, Мигель? — запрещаю тебе подходить к нему даже на пушечный выстрел! Впрочем, я немедленно передам расследование дела Пако Вольса инспекторам Паскуалю и Морильо — ты слишком взвинчен, чтобы справиться с этой задачей, если, конечно, она вообще разрешима… Клянусь Христом, это никуда не годится! Подумай, ведь если дон Игнасио записал ваш разговор на магнитофон, тебя уже ничто не спасет!— И, меж тем, вы не все знаете, комиссар…— А что еще ты натворил?— Дал пощечину Игнасио Виллару.Дон Альфонсо пошатнулся и почел за благо снова сесть в кресло.— А ну-ка, повтори, что ты сказал!— Я дал пощечину Игнасио Виллару.Мигелю показалось, что его шеф слегка задыхается.— Мигель Люхи, неужели меня не обманывает слух? Ты действительно признался, что ударил по лицу Игнасио Виллара?— Да.— Отлично… А у тебя, случаем, нет желания заодно съездить по физиономии губернатору или министру внутренних дел?— Ничуть. Эти господа не сделали мне ничего дурного, в отличие от Виллара, который меня оскорбил!— Честное слово, да он, кажется, еще и доволен собой! Ты что, рехнулся, Мигель? Нет, не отвечай, я не желаю становиться твоим сообщником!— Но…— Помолчи! Вот мой приказ, инспектор: завтра с утра вы явитесь сюда и наведете порядок в делах, а послезавтра утром вместе с женой сядете в первый же поезд на Сарагосу. Оттуда вы поедете к себе в Сопейру и будете там сидеть, пока я не позову обратно. Все ясно?— Да, комиссар.— Тогда возвращайтесь домой и сообщите донье Конче, что ей надо собирать чемоданы. Я вовсе не хочу, чтобы мне пришлось арестовывать вас по обвинению в убийстве или увидеть в морге. Надо думать, теперь Виллар наверняка спустит с ошейника своих убийц!— Я выполню ваш приказ, сеньор комиссар.— И отлично сделаете, инспектор!Мигель уже взялся за ручку двери, но Мартин снова его позвал:— Мигель…— Да, дон Альфонсо?— Хотел бы я видеть физиономию дона Игнасио, когда ты его стукнул… И, раз уж ты принялся за это дело, следовало влепить сразу две пощечины: одну — от себя, другую — от меня. Глава III Мигелю пришлось изобретать всякие вымышленные предлоги — Конча никак не могла взять в толк, с чего вдруг им дали отпуск в столь неурочное время. Когда прошло первое изумление, сеньора Люхи воздала должное проницательности комиссара Мартина, почувствовавшего, как устал ее муж. Пристыженный инспектор нехотя выложил истинные причины их немедленного отъезда. Но Конча снова одобрила решение комиссара.— Я с удовольствием снова побываю в Сопейре… Вся дорога в О, наверное, уже усыпана цветами…У Мигеля отлегло от сердца, и он с нежностью посмотрел на жену. За десять лет невозмутимое хладнокровие подруги нисколько не утратило власти над ним и по-прежнему чудесно успокаивало нервы. От Кончиты исходила тихая уверенность, более склонявшая к покою, нежели к оптимизму. От суровой юности сеньора Люхи унаследовала серьезную сосредоточенность, свойственную тем, кто успел познать тяготы жизни. Все ненужное, излишнее было ей чуждо. Кто-кто, а Конча ничуть не походила на кумушек, стрекочущих за чашкой шоколада. Не отличаясь блестящим умом, она компенсировала это последовательностью, думала медленно, неторопливо переходя от одной мысли к другой, но если уж делала определенный вывод и ставила перед собой цель, ничто не могло заставить ее отступиться. Мигель в шутку утверждал, что его супруга унаследовала свое упрямство от арагонских мулов.Готовя кофе, Конча чувствовала, что веселость Мигеля — напускная и на самом деле ее муж глубоко страдает из-за вынужденного отъезда в тот самый момент, когда дон Альфонсо снова затеял поход против Игнасио Виллара. Сеньора Люхи и без объяснений понимала, что за нежной заботой и предусмотрительностью комиссара кроется своего рода наказание, и угадывала, как уязвлен ее супруг. Пытаясь развеять его плохо скрываемую горечь, Конча сделала вид, будто ее несказанно радует этот неожиданный отпуск. Наконец они снова увидят горы и старую добрую хижину, из которой ее увез Мигель! Жена нашла очень удачный тон, ибо воспоминания о прошлом лучше, чем что бы то ни было, помогают изгнать заботы настоящего, и скоро, забыв о дурном настроении, инспектор вместе с Кончей погрузился в минувшее. Сеньора Люхи напомнила, что Мигель так и не поставил в монастыре О обещанную свечу за дело танжерских контрабандистов — он тогда разрешил его в одиночку и благодаря этому подвигу окончательно остался в отделе уголовных расследований. Потом Конча пообещала каждый день готовить знаменитый омлет с креветками, секрет которого знают только в Арагоне. И вот, вспоминая о не столь уж далеком прошлом, оба развеселились — время окрасило минувшее в обманчиво привлекательные тона. Попив кофе, Конча принялась мыть посуду, а Мигель все еще наслаждался второй чашкой, покуривая сигару. В разговоре наступила небольшая пауза — оба уже успели исчерпать список воспоминаний. Часы пробили полночь, и на инспектора вдруг снова нахлынуло все, о чем он на какой-то миг забыл.— И все-таки, Конча, уехать — значит бросить Пако, — с грустью вырвалось у него.Сеньора Люхи уже вытирала руки. Она вовсе не желала, чтобы ее мужем снова овладел мрачный настрой.— Но мы его вовсе не покидаем! Ведь дон Альфонсо обещал поручить розыски двум твоим коллегам!Он вздохнул.— Знаю, но это не то же самое… И потом, кому, как не мне, искать парня? Ведь это мне он доверился… Ох, если его вообще удастся разыскать…— Что?— Это правда, Конча… Я уверен, они убили Пако и хорошенько спрятали тело…— Почему ты всегда видишь все в черных тонах?— Будь Пако еще жив, он бы непременно дал о себе знать!— А вдруг он вышел на какой-нибудь след?Мигель хмыкнул.— Может, и вышел… потому парня и прикончили… К тому же Виллар, в сущности, мне на это намекнул!— Он, что же, признался в убийстве?— Наоборот, предсказал скорую встречу…— И что же?— А то, что он врал, хуже того, издевался надо мной!— Так вот, имей в виду: я продолжаю верить, что Пако вернется!— Почему?— Потому что иначе это было бы слишком несправедливо… потому что это доказывало бы, что в нашем мире больше нет ни жалости, ни сострадания… потому, наконец, уж не знаю, как тебе объяснить, но тогда уж ни во что нельзя было бы верить и не на что надеяться…Конча смущенно засмеялась.— Ну вот, теперь уже я иду по твоим стопам! Нет, Мигель, я все больше убеждаюсь, что дон Альфонсо прав и нам обоим совершенно необходимо отдохнуть. Вот увидишь, когда мы вернемся, Пако встретит нас у дверей!— Да услышит тебя Бог, Конча!..— А теперь пора спать!Инспектор тяжело поднялся, но сеньора Люхи вдруг тихонько вскрикнула.— Ох, Мигель, совсем забыла! Как раз перед тем как ты вернулся, принесли посылку…— Посылку?— Да, я положила ее в спальне… Довольно объемистый сверток.— Кто тебе его передал?— Посыльный.— И ты расписалась в получении?— Нет, это не понадобилось… Между прочим, Мигель, готова спорить, это дон Альфонсо решил сделать тебе подарок к отпуску!— С него станется… Пошли, поглядим…— О, Мигель, можно мне первой?На сей раз инспектор от души рассмеялся. Эта страсть разворачивать подарки, любопытство и готовность верить в чудо была единственной чертой, сохранившейся у его жены с детства и делавшей ее по-настоящему молодой. Конча так и не сумела отделаться от этой страсти, оставшейся у нее с тех времен, когда, еще девчонкой, она, вытаращив глаза, смотрела, как бродячие торговцы раскладывают свои сокровища и открывают бесчисленные коробочки на большом столе в нижней комнате, а вокруг собирается вся семья. При виде тщательно перевязанного свертка Кончу охватывало лихорадочное возбуждение, которого она немного стыдилась, но никак не могла побороть. Муж, знавший об этой ее слабости, всегда старался подарить жене на Рождество или на день рождения как можно больше разных коробочек и, таким образом, продлить удовольствие.Тронутый детским любопытством Кончи, Мигель нарочно задержался на кухне. Он уже тушил сигару в пепельнице, раскрашенной в традиционные цвета Барселоны, как вдруг из спальни послышался шум падающего тела. Полицейский мигом вскочил.— Конча! — позвал он.Долю секунды он колебался, не зная, уж не плод ли это воображения, но, не получив ответа, бросился в спальню.Жена Мигеля, как мертвая, вытянулась на полу. Иссиня-бледное лицо, судорожно стиснутые зубы… Казалось, она и в самом деле умерла. У Люхи перехватило дыхание.— Конча… — с трудом выдохнул он.Инспектор опустился на колени. В голове вертелись самые дикие предположения. Сердце не выдержало… да, наверняка сердце… Мигель пощупал тело, и оно показалось ему холодным. А может, только показалось? Ведь врач, осматривавший Кончу после выкидыша, ни словом не упомянул о больном сердце… Инспектор тихонько приподнял голову жены и положил к себе на колени.— Конча… Конча моя… Кончита…Только потому, что сейчас речь шла о его жене, инспектор Люхи, уже больше десяти лет не моргнув глазом обследовавший самые жуткие, обезображенные трупы, вдруг растерялся почище какой-нибудь старой кумушки с калле Монкада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Мигель пересек комнату секретарши, снова не обратив на девушку никакого внимания, как вдруг, уже у двери, словно почувствовав в воздухе странное напряжение, обернулся. Инспектора поразил тяжелый, колючий взгляд этой невзрачной особы. Он уже собирался спросить, в чем дело, но девушка вдруг снова превратилась в ничем не примечательную мелкую служащую и склонила голову над письмами. Изумленный полицейский подумал, что из-за ссоры с Вилларом у него, должно быть, разыгралось воображение.
В полицейском управлении дежурный предупредил инспектора Люхи, что комиссар Мартин немедленно хочет его видеть у себя в кабинете. Это нисколько не удивило Мигеля. Как он и предполагал, неприятности не заставили себя ждать.Несмотря на старую дружбу, дон Альфонсо принял Люхи довольно прохладно.— Инспектор, кто вам поручил допрашивать Игнасио Виллара?— Никто.— Тогда по какому праву…— По праву любого честного человека сказать подонку все, что он о нем думает.— Только не в том случае, когда этот честный человек состоит на государственной службе и обязан подчиняться начальству!Мигель пребывал в таком нервном возбуждении, что, только вспомнив все, чем обязан Альфонсо Мартину, подавил искушение послать его ко всем чертям.— Ладно, комиссар… Приношу вам свои извинения…Дон Альфонсо встал и, обогнув стол, подошел к подчиненному.— Прошу тебя, Мигель, не валяй дурака… Я знаю, с какой симпатией ты относишься к этому Пако, и понимаю твои терзания. Ты наверняка считаешь себя виновным в его исчезновении… То, что ты хочешь отыскать парня живым или мертвым, вполне естественно, но будь, черт возьми, осторожнее! Один раз мне уже удалось помешать Виллару добиться твоего увольнения, но это вовсе не значит, что я смогу защитить тебя в случае новых неприятностей. У этого типа огромная власть… Он звонил мне, как только ты ушел, и, похоже, вне себя от бешенства… Что между вами произошло?Инспектор рассказал о столкновении с доном Игнасио и о негодовании, охватившем его, когда каид стал высмеивать его сыновние чувства. Комиссар перебил Люхи.— Я хорошо знал твоего отца, Мигель. Энрике был славным малым и очень любил свою работу… Как и ты, я всегда подозревал, что Виллар замешан в его убийстве, но одних подозрений мало — нужны доказательства. И ты сам знаешь это лучше, чем кто бы то ни было. А потому я вынужден с сожалением отметить, что ты вел себя, как новичок. Обещаю тебе, если когда-нибудь мы сумеем раздобыть доказательства против Виллара, его арестуешь именно ты, но пока я категорически запрещаю — слышишь, Мигель? — запрещаю тебе подходить к нему даже на пушечный выстрел! Впрочем, я немедленно передам расследование дела Пако Вольса инспекторам Паскуалю и Морильо — ты слишком взвинчен, чтобы справиться с этой задачей, если, конечно, она вообще разрешима… Клянусь Христом, это никуда не годится! Подумай, ведь если дон Игнасио записал ваш разговор на магнитофон, тебя уже ничто не спасет!— И, меж тем, вы не все знаете, комиссар…— А что еще ты натворил?— Дал пощечину Игнасио Виллару.Дон Альфонсо пошатнулся и почел за благо снова сесть в кресло.— А ну-ка, повтори, что ты сказал!— Я дал пощечину Игнасио Виллару.Мигелю показалось, что его шеф слегка задыхается.— Мигель Люхи, неужели меня не обманывает слух? Ты действительно признался, что ударил по лицу Игнасио Виллара?— Да.— Отлично… А у тебя, случаем, нет желания заодно съездить по физиономии губернатору или министру внутренних дел?— Ничуть. Эти господа не сделали мне ничего дурного, в отличие от Виллара, который меня оскорбил!— Честное слово, да он, кажется, еще и доволен собой! Ты что, рехнулся, Мигель? Нет, не отвечай, я не желаю становиться твоим сообщником!— Но…— Помолчи! Вот мой приказ, инспектор: завтра с утра вы явитесь сюда и наведете порядок в делах, а послезавтра утром вместе с женой сядете в первый же поезд на Сарагосу. Оттуда вы поедете к себе в Сопейру и будете там сидеть, пока я не позову обратно. Все ясно?— Да, комиссар.— Тогда возвращайтесь домой и сообщите донье Конче, что ей надо собирать чемоданы. Я вовсе не хочу, чтобы мне пришлось арестовывать вас по обвинению в убийстве или увидеть в морге. Надо думать, теперь Виллар наверняка спустит с ошейника своих убийц!— Я выполню ваш приказ, сеньор комиссар.— И отлично сделаете, инспектор!Мигель уже взялся за ручку двери, но Мартин снова его позвал:— Мигель…— Да, дон Альфонсо?— Хотел бы я видеть физиономию дона Игнасио, когда ты его стукнул… И, раз уж ты принялся за это дело, следовало влепить сразу две пощечины: одну — от себя, другую — от меня. Глава III Мигелю пришлось изобретать всякие вымышленные предлоги — Конча никак не могла взять в толк, с чего вдруг им дали отпуск в столь неурочное время. Когда прошло первое изумление, сеньора Люхи воздала должное проницательности комиссара Мартина, почувствовавшего, как устал ее муж. Пристыженный инспектор нехотя выложил истинные причины их немедленного отъезда. Но Конча снова одобрила решение комиссара.— Я с удовольствием снова побываю в Сопейре… Вся дорога в О, наверное, уже усыпана цветами…У Мигеля отлегло от сердца, и он с нежностью посмотрел на жену. За десять лет невозмутимое хладнокровие подруги нисколько не утратило власти над ним и по-прежнему чудесно успокаивало нервы. От Кончиты исходила тихая уверенность, более склонявшая к покою, нежели к оптимизму. От суровой юности сеньора Люхи унаследовала серьезную сосредоточенность, свойственную тем, кто успел познать тяготы жизни. Все ненужное, излишнее было ей чуждо. Кто-кто, а Конча ничуть не походила на кумушек, стрекочущих за чашкой шоколада. Не отличаясь блестящим умом, она компенсировала это последовательностью, думала медленно, неторопливо переходя от одной мысли к другой, но если уж делала определенный вывод и ставила перед собой цель, ничто не могло заставить ее отступиться. Мигель в шутку утверждал, что его супруга унаследовала свое упрямство от арагонских мулов.Готовя кофе, Конча чувствовала, что веселость Мигеля — напускная и на самом деле ее муж глубоко страдает из-за вынужденного отъезда в тот самый момент, когда дон Альфонсо снова затеял поход против Игнасио Виллара. Сеньора Люхи и без объяснений понимала, что за нежной заботой и предусмотрительностью комиссара кроется своего рода наказание, и угадывала, как уязвлен ее супруг. Пытаясь развеять его плохо скрываемую горечь, Конча сделала вид, будто ее несказанно радует этот неожиданный отпуск. Наконец они снова увидят горы и старую добрую хижину, из которой ее увез Мигель! Жена нашла очень удачный тон, ибо воспоминания о прошлом лучше, чем что бы то ни было, помогают изгнать заботы настоящего, и скоро, забыв о дурном настроении, инспектор вместе с Кончей погрузился в минувшее. Сеньора Люхи напомнила, что Мигель так и не поставил в монастыре О обещанную свечу за дело танжерских контрабандистов — он тогда разрешил его в одиночку и благодаря этому подвигу окончательно остался в отделе уголовных расследований. Потом Конча пообещала каждый день готовить знаменитый омлет с креветками, секрет которого знают только в Арагоне. И вот, вспоминая о не столь уж далеком прошлом, оба развеселились — время окрасило минувшее в обманчиво привлекательные тона. Попив кофе, Конча принялась мыть посуду, а Мигель все еще наслаждался второй чашкой, покуривая сигару. В разговоре наступила небольшая пауза — оба уже успели исчерпать список воспоминаний. Часы пробили полночь, и на инспектора вдруг снова нахлынуло все, о чем он на какой-то миг забыл.— И все-таки, Конча, уехать — значит бросить Пако, — с грустью вырвалось у него.Сеньора Люхи уже вытирала руки. Она вовсе не желала, чтобы ее мужем снова овладел мрачный настрой.— Но мы его вовсе не покидаем! Ведь дон Альфонсо обещал поручить розыски двум твоим коллегам!Он вздохнул.— Знаю, но это не то же самое… И потом, кому, как не мне, искать парня? Ведь это мне он доверился… Ох, если его вообще удастся разыскать…— Что?— Это правда, Конча… Я уверен, они убили Пако и хорошенько спрятали тело…— Почему ты всегда видишь все в черных тонах?— Будь Пако еще жив, он бы непременно дал о себе знать!— А вдруг он вышел на какой-нибудь след?Мигель хмыкнул.— Может, и вышел… потому парня и прикончили… К тому же Виллар, в сущности, мне на это намекнул!— Он, что же, признался в убийстве?— Наоборот, предсказал скорую встречу…— И что же?— А то, что он врал, хуже того, издевался надо мной!— Так вот, имей в виду: я продолжаю верить, что Пако вернется!— Почему?— Потому что иначе это было бы слишком несправедливо… потому что это доказывало бы, что в нашем мире больше нет ни жалости, ни сострадания… потому, наконец, уж не знаю, как тебе объяснить, но тогда уж ни во что нельзя было бы верить и не на что надеяться…Конча смущенно засмеялась.— Ну вот, теперь уже я иду по твоим стопам! Нет, Мигель, я все больше убеждаюсь, что дон Альфонсо прав и нам обоим совершенно необходимо отдохнуть. Вот увидишь, когда мы вернемся, Пако встретит нас у дверей!— Да услышит тебя Бог, Конча!..— А теперь пора спать!Инспектор тяжело поднялся, но сеньора Люхи вдруг тихонько вскрикнула.— Ох, Мигель, совсем забыла! Как раз перед тем как ты вернулся, принесли посылку…— Посылку?— Да, я положила ее в спальне… Довольно объемистый сверток.— Кто тебе его передал?— Посыльный.— И ты расписалась в получении?— Нет, это не понадобилось… Между прочим, Мигель, готова спорить, это дон Альфонсо решил сделать тебе подарок к отпуску!— С него станется… Пошли, поглядим…— О, Мигель, можно мне первой?На сей раз инспектор от души рассмеялся. Эта страсть разворачивать подарки, любопытство и готовность верить в чудо была единственной чертой, сохранившейся у его жены с детства и делавшей ее по-настоящему молодой. Конча так и не сумела отделаться от этой страсти, оставшейся у нее с тех времен, когда, еще девчонкой, она, вытаращив глаза, смотрела, как бродячие торговцы раскладывают свои сокровища и открывают бесчисленные коробочки на большом столе в нижней комнате, а вокруг собирается вся семья. При виде тщательно перевязанного свертка Кончу охватывало лихорадочное возбуждение, которого она немного стыдилась, но никак не могла побороть. Муж, знавший об этой ее слабости, всегда старался подарить жене на Рождество или на день рождения как можно больше разных коробочек и, таким образом, продлить удовольствие.Тронутый детским любопытством Кончи, Мигель нарочно задержался на кухне. Он уже тушил сигару в пепельнице, раскрашенной в традиционные цвета Барселоны, как вдруг из спальни послышался шум падающего тела. Полицейский мигом вскочил.— Конча! — позвал он.Долю секунды он колебался, не зная, уж не плод ли это воображения, но, не получив ответа, бросился в спальню.Жена Мигеля, как мертвая, вытянулась на полу. Иссиня-бледное лицо, судорожно стиснутые зубы… Казалось, она и в самом деле умерла. У Люхи перехватило дыхание.— Конча… — с трудом выдохнул он.Инспектор опустился на колени. В голове вертелись самые дикие предположения. Сердце не выдержало… да, наверняка сердце… Мигель пощупал тело, и оно показалось ему холодным. А может, только показалось? Ведь врач, осматривавший Кончу после выкидыша, ни словом не упомянул о больном сердце… Инспектор тихонько приподнял голову жены и положил к себе на колени.— Конча… Конча моя… Кончита…Только потому, что сейчас речь шла о его жене, инспектор Люхи, уже больше десяти лет не моргнув глазом обследовавший самые жуткие, обезображенные трупы, вдруг растерялся почище какой-нибудь старой кумушки с калле Монкада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19