– Подданные Тикуме осыпают Миртаи вниманием, чтобы задобрить Кринга.
– Знаю, Стрейджен, но все равно это чудесно. – Элана задумчиво поглядела на свою золотокожую рабыню. – Спархок, я сочла бы личной честью для себя, если бы ты как можно скорее переговорил с атаном Энгессой. Миртаи надлежит получить хоть немного счастья.
– Я приложу все усилия, моя королева.
Миртаи охотно согласилась на предложенное Энгессой испытание. Грациозно поднявшись, она расстегнула застежку на вороте пурпурной мантии и сбросила ее с плеч.
Пелои дружно ахнули. Их женщины обычно облачались в более скромные одежды. Презрительная гримаса на лице Виды слегка поблекла. Миртаи была в высшей степени женственна. А также хорошо вооружена, и это тоже потрясло пелоев. Она и Энгесса вышли на открытое место перед навесом, коротко склонили головы в ритуальном приветствии и обнажили мечи.
Спархок полагал, что может отличить показательный поединок от настоящего боя, но то, что происходило на его глазах, ломало всякие рамки. Казалось, что Миртаи и Энгесса нешуточно стараются убить друг друга. Они в совершенстве владели мечами, но их манера фехтования включала в себя куда больше физических контактов, чем западный стиль боя.
– Похоже на кулачный бой с мечами, – заметил Келтэн Улафу.
– Верно, – согласился тот. – Хотел бы я знать, можно ли проделывать такое в схватке на топорах. Если б можно было лягнуть кого-то в лицо, как сейчас сделала Миртаи, а потом нанести удар топором, сколько бы я выиграл поединков!..
– Так и знал, что она с ним это проделает, – засмеялся Келтэн, когда Энгесса рухнул навзничь в пыль. – Она уже испытала этот прием на мне.
Энгесса, однако, не стал валяться на земле, переводя дыхание, как валялся когда-то Келтэн. Атан стремительно перекатился подальше от Миртаи и вскочил, по-прежнему сжимая в руке меч. Он вскинул клинок, салютуя, и тут же снова ринулся в атаку.
«Испытание» продолжалось еще несколько минут, покуда один из наблюдавших за боем атанов не ударил кулаком по своему нагруднику, давая знак закончить поединок. Этот человек был намного старше своих соплеменников – по крайней мере, так могло показаться. Волосы у него были совершенно белые, но в остальном он с виду ничем не отличался от других атанов.
Миртаи и Энгесса обменялись церемонными поклонами, а затем он проводил ее на место. Вновь набросив пурпурную мантию, она опустилась на подушки. Презрительная гримаса окончательно исчезла с лицо супруги Тикуме.
– Она готова, – сообщил Энгесса Элане и, сунув руку под нагрудник, осторожно потрогал ушибленное место. – Более чем готова, – добавил он. – Она – искусный и опасный противник. Я горжусь тем, что именно меня она будет звать отцом. Она прибавит блеска моему имени.
– Мы все любим ее, атан Энгесса, – улыбнулась Элана. – Я так рада, что и ты разделяешь наши чувства. – Она обрушила на сурового атана всю мощь своей разрушительной улыбки, и он нерешительно, словно против воли, улыбнулся в ответ.
– По-моему, сегодня он проиграл дважды, – прошептал Телэн Спархоку.
– Похоже на то, – согласился тот.
– Мы никак не можем изловить их, друг Спархок, – говорил Тикуме вечером того же дня, когда все они удобно растянулись на коврах возле ярко пылавшего костра. – Эти степи – открытые травянистые равнины, почти безлесные, и укрыться здесь негде, а по высокой траве нельзя проехать, не оставив такой след, что и слепой заметит. Они появляются из ниоткуда, убивают пастухов и угоняют скот. Я сам гнался за одним таким отрядом. Они угнали сто голов скота и оставляли на траве широкий след. И вдруг через пару миль след оборвался. Не было никаких признаков, что они рассыпались по сторонам. Они попросту исчезли – словно кто-то подхватил их и унес в небеса.
– А других беспорядков у вас не было, доми? – осторожно спросил Тиниен. – Я хочу сказать – среди твоих подданных нет никаких волнений, странных слухов, преданий – и всего такого прочего?
– Нет, друг Тиниен, – усмехнулся Тикуме. – Мы народ открытый и откровенный. Мы не прячем друг от друга своих чувств. Если б что-то было неладно, я бы давно уже знал об этом. Я слыхал, что творится в окрестностях Дарсаса, так что понимаю, почему ты задаешь такие вопросы. Нет, здесь не происходит ничего подобного. Мы не поклоняемся своим героям, как в других краях, мы просто стараемся быть похожими на них. Кто-то крадет наш скот и убивает пастухов – вот и все. – Он слегка укоризненно поглядел на Оскайна. – Я нисколько не хочу вас задеть, ваша честь, – продолжал он, – но хорошо бы вам предложить императору, чтобы он послал разобраться с этим делом кого-нибудь из атанов. Если мы станем разбираться сами, нашим соседям это может не понравиться. Мы, пелои, становимся немножко несдержанными, когда кто-то угоняет наш скот.
– Я обращу внимание его императорского величества на это дело, – пообещал Оскайн.
– И поскорее, друг Оскайн, – посоветовал Тикуме. – Как можно скорее.
– Она умелый и искусный воин, Спархок-рыцарь, – говорил Энгесса на следующее утро, сидя со Спархоком у небольшого костра.
– Согласен, – отвечал Спархок, – но согласно вашим же обычаям она еще дитя.
– Потому-то я и веду переговоры за нее, – указал Энгесса. – Будь она взрослой, она сама говорила бы за себя. Дети порой не знают своей истинной цены.
– Но ребенок не может стоить столько же, сколько взрослый.
– Это не совсем верно, Спархок-рыцарь. Чем моложе женщина, тем выше ее цена.
– Что за чепуха! – вмешалась Элана. Переговоры были деликатного свойства, а такие обычно проводятся с глазу на глаз. Однако для жены Спархока слова «обычно» не существовало. – Твое предложение, Спархок, совершенно неприемлемо.
– Ты на чьей стороне, дорогая? – мягко спросил он.
– Миртаи моя подруга, и я не допущу, чтобы ты оскорблял ее. Десять коней, подумать только! Я могла бы выручить столько за Телэна.
– Ты и его собираешься продать?
– Я только привела пример.
Сэр Тиниен, проходивший мимо, тоже остановился около них. Из всего их отряда он был ближе всех с Крингом и остро чувствовал ответственность, которую возлагала на него дружба.
– Какое же предложение ваше величество могли бы счесть приемлемым? – осведомился он у Эланы.
– Не меньше чем шестьдесят коней! – твердо заявила она.
– Шестьдесят! – воскликнул Тиниен. – Вы же разорите Кринга! Что за жизнь будет у Миртаи, если вы отдадите ее за нищего?
– Кринга вряд ли можно назвать нищим, сэр рыцарь, – огрызнулась она. – У него есть золото, которое король Сорос заплатил ему за уши земохцев.
– Но это не его золото, ваше величество, – указал Тиниен. – Оно принадлежит его народу.
Спархок усмехнулся и кивнул Энгессе. Незамеченные, они отошли от костра.
– Я думаю, атан Энгесса, что они сойдутся на тридцати, – наудачу предположил он.
– Вполне вероятно, – согласился Энгесса.
– Мне это число кажется вполне справедливым. А тебе? – это уже звучало как предложение.
– Приблизительно о таком числе я и думал, Спархок-рыцарь.
– Я тоже. Значит, решено?
– Решено. – И они ударили по рукам.
– Скажем им об этом? – спросил атан, и на его лице появилась едва заметная усмешка.
– Они развлекаются вовсю, – ухмыльнулся Спархок, – зачем же лишать их такого удовольствия? Мы сможем узнать, насколько верной окажется наша догадка. Кроме того, этот торг очень важен для Кринга и Миртаи. Если мы придем к соглашению за каких-то пару минут, им покажется, что их отдали задаром.
– Ты весьма опытен и знающ, Спархок-рыцарь, – заметил Энгесса. – Ты в совершенстве постиг сердца мужчин – и женщин.
– Энгесса-атан, – с грустью ответил Спархок, – не родился еще тот мужчина, который мог бы сказать, что в совершенстве постиг сердце женщины.
Переговоры между Тиниеном и Эланой достигли между тем трагической стадии, когда оба вовсю обвиняли друг друга в разбивании сердец и тому подобном. Игра Эланы была великолепной. У королевы Элении был изрядный талант устраивать сцены, да к тому же она была искусным оратором. Она разражалась импровизациями на тему постыдной скаредности сэра Тиниена, и ее голос то поднимался, то снижался с истинно королевскими модуляциями. Тиниен, напротив, был хладнокровно рассудителен, хотя тоже время от времени поддавался эмоциям.
Кринг и Миртаи сидели неподалеку, держась за руки, и с беспокойством, затаив дыхание, ловили каждое слово. Пелои Тикуме окружили скандалившую пару и тоже с интересом прислушивались к торгу.
Так продолжалось несколько часов, и солнце уже почти зашло, когда Элана и Тиниен наконец с немалым трудом достигли согласия – остановившись на тридцати конях – и заключили сделку, поплевав на ладони и звучно ударив по рукам. Спархок и Энгесса подобным образом узаконили соглашение, и восхищенные пелои разразились оглушительными воплями. Этот торг был лучшим развлечением дня, и его счастливое завершение праздновали долго и шумно.
– Я совсем обессилела, – пожаловалась Элана мужу, когда они удалились на ночь в отведенный им шатер.
– Бедняжка, – посочувствовал Спархок.
– Я должна была вмешаться, Спархок. Ты слишком уступчив. Ты бы отдал нашу Миртаи задешево. Какая удача, что я оказалась там! Тебе ни за что не удалось бы заключить такого удачного соглашения.
– Я представлял другую сторону, Элана, разве не помнишь?
– Вот именно этого я и не понимаю, Спархок. Как ты мог так постыдно обойтись с бедной Миртаи?
– Таковы уж правила игры, любовь моя. Я представлял Кринга.
– И все-таки, Спархок, я очень в тебе разочарована.
– Ну что ж, по счастью, вы с Тиниеном сумели устроить все как надо. У нас с Энгессой и вполовину не вышло бы так хорошо.
– Да, и в самом деле получилось славно… хотя у нас и ушел на это почти весь день.
– Ты была великолепна, любовь моя, совершенно великолепна.
– Знаешь, Спархок, – говорил на следующее утро Стрейджен, – случалось мне бывать во многих неприглядных местах, но Пела из них – наихудшее. Ее ведь уже несколько раз покидали – ты знал об этом? Впрочем, «покидали» – не то слово. Точнее будет сказать «перевозили». Пела стоит там, где пелои устраивают свой летний лагерь.
– Наверно, составителей карт это сводит с ума.
– Весьма вероятно. Это временный городишко, но он так и лопается от золота. Чтобы купить стадо, нужна изрядная сумма наличных.
– Вы сумели связаться с местными ворами?
– Скорее уж они с нами связались, – ухмыльнулся Телэн. – Один мальчишка лет восьми срезал у Стрейджена кошелек. Работает он неплохо, вот только бегает недостаточно быстро. Я поймал его ярдов через пятьдесят. Когда мы объяснили, кто мы такие, он был счастлив провести нас к своему главарю.
– Совет воров уже принял решение? – спросил Спархок у Стрейджена.
– Нет, – ответил Стрейджен, – они все еще размышляют. Наши дарезийские собратья по ремеслу немного консервативны. Не знаю уж почему, но мысль о сотрудничестве с властями кажется им безнравственной. Я надеюсь получить ответ, когда мы доберемся до Сарсоса. Воры Сарсоса имеют немалый вес в Империи. Случилось что-нибудь важное, пока нас не было?
– Кринг и Миртаи обручились.
– Быстро это у них вышло. Надо бы их поздравить.
– Почему бы вам обоим не лечь спать? – предложил Спархок. – Завтра мы отправляемся в Сарсос. Тикуме будет сопровождать нас до границ степей. Сдается мне, он бы с радостью ехал и дальше, но побаивается Сарсосских стириков. – Он поднялся на ноги. – Пора спать, – повторил он. – Мне нужно поговорить с Оскайном.
В лагере пелоев царила тишина. Было начало лета, и полуденная жара загнала кочевников в тень шатров. По утоптанной и твердой, как камень, земле Спархок шел к шатру, который делили посол Оскайн и патриарх Эмбан. Его кольчуга тихонько позвякивала в такт шагам. Поскольку они были сейчас в безопасном лагере, рыцари решили на время отказаться от неудобств, причиняемых доспехами.
Оскайн и Эмбан сидели под навесом у шатра и ели дыню.
– Приветствую тебя, о сэр рыцарь! – сказал Оскайн пандионцу.
– Это старомодное приветствие, Оскайн, – заметил Эмбан.
– Я и сам человек старомодный, Эмбан.
– Я хотел кое о чем разузнать, – сказал Спархок, присаживаясь на ковер под сенью навеса.
– Весьма типичное желание для юнца, – усмехнулся Оскайн.
Спархок пропустил эту шпильку мимо ушей.
– Эта часть Астела сильно отличается от западной, – заметил он.
– Верно, – согласился Оскайн. – Астел – это котел, который дал начало всем эленийским народам – как здесь, в Дарезии, так и в Эозии.
– Когда-нибудь мы об этом поспорим, – пробормотал Эмбан.
– Дарезия старше, только и всего, – пожал плечами Оскайн. – Это отнюдь не означает, что она лучше. Так или иначе, согласитесь, что до сих пор то, что вы видели в Астеле, не слишком отличается от вашей эленийской Пелозии.
– Да, – согласился Спархок, – несомненное сходство существует.
– Когда мы достигнем границы степей, этому сходству придет конец. Западные две трети Астела – типично эленийские. От границы степей и до границ Атана Астел становится стирикским.
– Как это произошло? – спросил Эмбан. – В Эозии стирики рассеяны по всему континенту. Они живут в своих деревнях, по своим законам и обычаям.
– Насколько ты сегодня космополитичен, Эмбан?
– Ты собираешься оскорбить мои провинциальные взгляды?
– Надеюсь, что не слишком сильно. Эленийцы изначально были фанатиками. – Оскайн поднял руку. – Позволь мне закончить, прежде чем ты взорвешься. Фанатизм – это разновидность эгоизма, а ты, мне думается, согласишься, что эленийцы весьма высокого мнения о себе. Они, похоже, считают, что Бог улыбается в первую очередь им.
– А разве это не так? – притворно удивился Эмбан.
– Прекрати. По причинам, понять которые по силам одному Богу, стирики особенно раздражают эленийцев.
– Это я могу понять без труда, – пожал плечами Эмбан. – Они смотрят на нас свысока, точно на детей.
– С их точки зрения, мы и есть дети, ваша светлость, – вставил Спархок. – Цивилизация стириков существует уже сорок тысяч лет. Мы начали немного позже.
– Каковы бы ни были причины, – продолжал Оскайн, – первым побуждением эленийцев всегда было изгнать – или уничтожить – стириков. Вот почему стирики переселились в Эозию куда раньше вас, эленийцев. Их загнал в те безлюдные края эленийский фанатизм. Однако Эозия была тогда не единственным безлюдьем. Существовал еще край вдоль атанской границы, и многие стирики в древности бежали туда. Когда была создана Империя, мы, тамульцы, попросили эленийцев оставить в покое стириков, живущих в окрестностях Сарсоса.
– Попросили?
– Мы были весьма настойчивы – и за нашей спиной стояли атаны, которые маялись от безделья. Мы позволили эленийскому духовенству произносить с кафедры обличительные проповеди, но разместили вокруг Сарсоса достаточно атанских гарнизонов, чтобы разделить эленийцев и стириков. Так гораздо спокойнее, а мы, тамульцы, просто обожаем покой. Думается мне, господа, что когда мы попадем в Сарсос, вы найдете чему удивляться. Это единственный истинно стирикский город во всем мире. Поразительное место, господа. Бог улыбается там совершенно особенной улыбкой.
– Ты все говоришь о Боге, Оскайн, – заметил Эмбан. – Я полагал, что постоянное упоминание имени Божьего – чисто эленийский недостаток.
– Вы более космополитичны, чем я предполагал, ваша светлость.
– Но что же все-таки вы имеете в виду, когда говорите о Боге, ваше превосходительство?
– Мы употребляем это слово в общем смысле. Наша тамульская вера не слишком-то глубока. Мы считаем, что отношения человека с Богом – или богами – это его личное дело.
– Это ересь, Оскайн. Ересь, которая оставляет церковь не у дел.
– Совершенно верно, Эмбан, – усмехнулся Оскайн. – В Тамульской империи поощряются еретические взгляды. Благодаря этому у нас есть о чем поговорить в долгие дождливые дни.
Они выехали в путь на следующее утро в сопровождении большого количества пелоев. Отряд, продвигавшийся на северо-восток, напоминал уже не столько армию, сколько переселение народов. Кринг и Тикуме в последующие несколько дней ехали почти все время вместе, возобновляя свои родственные связи и обсуждая разведение скота.
Во время путешествия от Пелы к границе степей Спархок был весь внимание, однако сколько ни старался, так и не смог уловить следов того, как Афраэль играла со временем и расстоянием. Богиня-Дитя была чересчур искусна, чтобы человеческий глаз мог заметить ее безупречные манипуляции.
Как-то, когда Даная ехала с ним на крупе Фарэна, Спархок заговорил о том, что его беспокоило.
– Я не то чтобы любопытствую, но, судя по всему, прошло около пятидесяти дней с тех пор, как мы сошли на берег в Салеше. А сколько же – на самом деле?
– Немного поменьше, Спархок, – ответила она. – Наполовину – уж наверняка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– Знаю, Стрейджен, но все равно это чудесно. – Элана задумчиво поглядела на свою золотокожую рабыню. – Спархок, я сочла бы личной честью для себя, если бы ты как можно скорее переговорил с атаном Энгессой. Миртаи надлежит получить хоть немного счастья.
– Я приложу все усилия, моя королева.
Миртаи охотно согласилась на предложенное Энгессой испытание. Грациозно поднявшись, она расстегнула застежку на вороте пурпурной мантии и сбросила ее с плеч.
Пелои дружно ахнули. Их женщины обычно облачались в более скромные одежды. Презрительная гримаса на лице Виды слегка поблекла. Миртаи была в высшей степени женственна. А также хорошо вооружена, и это тоже потрясло пелоев. Она и Энгесса вышли на открытое место перед навесом, коротко склонили головы в ритуальном приветствии и обнажили мечи.
Спархок полагал, что может отличить показательный поединок от настоящего боя, но то, что происходило на его глазах, ломало всякие рамки. Казалось, что Миртаи и Энгесса нешуточно стараются убить друг друга. Они в совершенстве владели мечами, но их манера фехтования включала в себя куда больше физических контактов, чем западный стиль боя.
– Похоже на кулачный бой с мечами, – заметил Келтэн Улафу.
– Верно, – согласился тот. – Хотел бы я знать, можно ли проделывать такое в схватке на топорах. Если б можно было лягнуть кого-то в лицо, как сейчас сделала Миртаи, а потом нанести удар топором, сколько бы я выиграл поединков!..
– Так и знал, что она с ним это проделает, – засмеялся Келтэн, когда Энгесса рухнул навзничь в пыль. – Она уже испытала этот прием на мне.
Энгесса, однако, не стал валяться на земле, переводя дыхание, как валялся когда-то Келтэн. Атан стремительно перекатился подальше от Миртаи и вскочил, по-прежнему сжимая в руке меч. Он вскинул клинок, салютуя, и тут же снова ринулся в атаку.
«Испытание» продолжалось еще несколько минут, покуда один из наблюдавших за боем атанов не ударил кулаком по своему нагруднику, давая знак закончить поединок. Этот человек был намного старше своих соплеменников – по крайней мере, так могло показаться. Волосы у него были совершенно белые, но в остальном он с виду ничем не отличался от других атанов.
Миртаи и Энгесса обменялись церемонными поклонами, а затем он проводил ее на место. Вновь набросив пурпурную мантию, она опустилась на подушки. Презрительная гримаса окончательно исчезла с лицо супруги Тикуме.
– Она готова, – сообщил Энгесса Элане и, сунув руку под нагрудник, осторожно потрогал ушибленное место. – Более чем готова, – добавил он. – Она – искусный и опасный противник. Я горжусь тем, что именно меня она будет звать отцом. Она прибавит блеска моему имени.
– Мы все любим ее, атан Энгесса, – улыбнулась Элана. – Я так рада, что и ты разделяешь наши чувства. – Она обрушила на сурового атана всю мощь своей разрушительной улыбки, и он нерешительно, словно против воли, улыбнулся в ответ.
– По-моему, сегодня он проиграл дважды, – прошептал Телэн Спархоку.
– Похоже на то, – согласился тот.
– Мы никак не можем изловить их, друг Спархок, – говорил Тикуме вечером того же дня, когда все они удобно растянулись на коврах возле ярко пылавшего костра. – Эти степи – открытые травянистые равнины, почти безлесные, и укрыться здесь негде, а по высокой траве нельзя проехать, не оставив такой след, что и слепой заметит. Они появляются из ниоткуда, убивают пастухов и угоняют скот. Я сам гнался за одним таким отрядом. Они угнали сто голов скота и оставляли на траве широкий след. И вдруг через пару миль след оборвался. Не было никаких признаков, что они рассыпались по сторонам. Они попросту исчезли – словно кто-то подхватил их и унес в небеса.
– А других беспорядков у вас не было, доми? – осторожно спросил Тиниен. – Я хочу сказать – среди твоих подданных нет никаких волнений, странных слухов, преданий – и всего такого прочего?
– Нет, друг Тиниен, – усмехнулся Тикуме. – Мы народ открытый и откровенный. Мы не прячем друг от друга своих чувств. Если б что-то было неладно, я бы давно уже знал об этом. Я слыхал, что творится в окрестностях Дарсаса, так что понимаю, почему ты задаешь такие вопросы. Нет, здесь не происходит ничего подобного. Мы не поклоняемся своим героям, как в других краях, мы просто стараемся быть похожими на них. Кто-то крадет наш скот и убивает пастухов – вот и все. – Он слегка укоризненно поглядел на Оскайна. – Я нисколько не хочу вас задеть, ваша честь, – продолжал он, – но хорошо бы вам предложить императору, чтобы он послал разобраться с этим делом кого-нибудь из атанов. Если мы станем разбираться сами, нашим соседям это может не понравиться. Мы, пелои, становимся немножко несдержанными, когда кто-то угоняет наш скот.
– Я обращу внимание его императорского величества на это дело, – пообещал Оскайн.
– И поскорее, друг Оскайн, – посоветовал Тикуме. – Как можно скорее.
– Она умелый и искусный воин, Спархок-рыцарь, – говорил Энгесса на следующее утро, сидя со Спархоком у небольшого костра.
– Согласен, – отвечал Спархок, – но согласно вашим же обычаям она еще дитя.
– Потому-то я и веду переговоры за нее, – указал Энгесса. – Будь она взрослой, она сама говорила бы за себя. Дети порой не знают своей истинной цены.
– Но ребенок не может стоить столько же, сколько взрослый.
– Это не совсем верно, Спархок-рыцарь. Чем моложе женщина, тем выше ее цена.
– Что за чепуха! – вмешалась Элана. Переговоры были деликатного свойства, а такие обычно проводятся с глазу на глаз. Однако для жены Спархока слова «обычно» не существовало. – Твое предложение, Спархок, совершенно неприемлемо.
– Ты на чьей стороне, дорогая? – мягко спросил он.
– Миртаи моя подруга, и я не допущу, чтобы ты оскорблял ее. Десять коней, подумать только! Я могла бы выручить столько за Телэна.
– Ты и его собираешься продать?
– Я только привела пример.
Сэр Тиниен, проходивший мимо, тоже остановился около них. Из всего их отряда он был ближе всех с Крингом и остро чувствовал ответственность, которую возлагала на него дружба.
– Какое же предложение ваше величество могли бы счесть приемлемым? – осведомился он у Эланы.
– Не меньше чем шестьдесят коней! – твердо заявила она.
– Шестьдесят! – воскликнул Тиниен. – Вы же разорите Кринга! Что за жизнь будет у Миртаи, если вы отдадите ее за нищего?
– Кринга вряд ли можно назвать нищим, сэр рыцарь, – огрызнулась она. – У него есть золото, которое король Сорос заплатил ему за уши земохцев.
– Но это не его золото, ваше величество, – указал Тиниен. – Оно принадлежит его народу.
Спархок усмехнулся и кивнул Энгессе. Незамеченные, они отошли от костра.
– Я думаю, атан Энгесса, что они сойдутся на тридцати, – наудачу предположил он.
– Вполне вероятно, – согласился Энгесса.
– Мне это число кажется вполне справедливым. А тебе? – это уже звучало как предложение.
– Приблизительно о таком числе я и думал, Спархок-рыцарь.
– Я тоже. Значит, решено?
– Решено. – И они ударили по рукам.
– Скажем им об этом? – спросил атан, и на его лице появилась едва заметная усмешка.
– Они развлекаются вовсю, – ухмыльнулся Спархок, – зачем же лишать их такого удовольствия? Мы сможем узнать, насколько верной окажется наша догадка. Кроме того, этот торг очень важен для Кринга и Миртаи. Если мы придем к соглашению за каких-то пару минут, им покажется, что их отдали задаром.
– Ты весьма опытен и знающ, Спархок-рыцарь, – заметил Энгесса. – Ты в совершенстве постиг сердца мужчин – и женщин.
– Энгесса-атан, – с грустью ответил Спархок, – не родился еще тот мужчина, который мог бы сказать, что в совершенстве постиг сердце женщины.
Переговоры между Тиниеном и Эланой достигли между тем трагической стадии, когда оба вовсю обвиняли друг друга в разбивании сердец и тому подобном. Игра Эланы была великолепной. У королевы Элении был изрядный талант устраивать сцены, да к тому же она была искусным оратором. Она разражалась импровизациями на тему постыдной скаредности сэра Тиниена, и ее голос то поднимался, то снижался с истинно королевскими модуляциями. Тиниен, напротив, был хладнокровно рассудителен, хотя тоже время от времени поддавался эмоциям.
Кринг и Миртаи сидели неподалеку, держась за руки, и с беспокойством, затаив дыхание, ловили каждое слово. Пелои Тикуме окружили скандалившую пару и тоже с интересом прислушивались к торгу.
Так продолжалось несколько часов, и солнце уже почти зашло, когда Элана и Тиниен наконец с немалым трудом достигли согласия – остановившись на тридцати конях – и заключили сделку, поплевав на ладони и звучно ударив по рукам. Спархок и Энгесса подобным образом узаконили соглашение, и восхищенные пелои разразились оглушительными воплями. Этот торг был лучшим развлечением дня, и его счастливое завершение праздновали долго и шумно.
– Я совсем обессилела, – пожаловалась Элана мужу, когда они удалились на ночь в отведенный им шатер.
– Бедняжка, – посочувствовал Спархок.
– Я должна была вмешаться, Спархок. Ты слишком уступчив. Ты бы отдал нашу Миртаи задешево. Какая удача, что я оказалась там! Тебе ни за что не удалось бы заключить такого удачного соглашения.
– Я представлял другую сторону, Элана, разве не помнишь?
– Вот именно этого я и не понимаю, Спархок. Как ты мог так постыдно обойтись с бедной Миртаи?
– Таковы уж правила игры, любовь моя. Я представлял Кринга.
– И все-таки, Спархок, я очень в тебе разочарована.
– Ну что ж, по счастью, вы с Тиниеном сумели устроить все как надо. У нас с Энгессой и вполовину не вышло бы так хорошо.
– Да, и в самом деле получилось славно… хотя у нас и ушел на это почти весь день.
– Ты была великолепна, любовь моя, совершенно великолепна.
– Знаешь, Спархок, – говорил на следующее утро Стрейджен, – случалось мне бывать во многих неприглядных местах, но Пела из них – наихудшее. Ее ведь уже несколько раз покидали – ты знал об этом? Впрочем, «покидали» – не то слово. Точнее будет сказать «перевозили». Пела стоит там, где пелои устраивают свой летний лагерь.
– Наверно, составителей карт это сводит с ума.
– Весьма вероятно. Это временный городишко, но он так и лопается от золота. Чтобы купить стадо, нужна изрядная сумма наличных.
– Вы сумели связаться с местными ворами?
– Скорее уж они с нами связались, – ухмыльнулся Телэн. – Один мальчишка лет восьми срезал у Стрейджена кошелек. Работает он неплохо, вот только бегает недостаточно быстро. Я поймал его ярдов через пятьдесят. Когда мы объяснили, кто мы такие, он был счастлив провести нас к своему главарю.
– Совет воров уже принял решение? – спросил Спархок у Стрейджена.
– Нет, – ответил Стрейджен, – они все еще размышляют. Наши дарезийские собратья по ремеслу немного консервативны. Не знаю уж почему, но мысль о сотрудничестве с властями кажется им безнравственной. Я надеюсь получить ответ, когда мы доберемся до Сарсоса. Воры Сарсоса имеют немалый вес в Империи. Случилось что-нибудь важное, пока нас не было?
– Кринг и Миртаи обручились.
– Быстро это у них вышло. Надо бы их поздравить.
– Почему бы вам обоим не лечь спать? – предложил Спархок. – Завтра мы отправляемся в Сарсос. Тикуме будет сопровождать нас до границ степей. Сдается мне, он бы с радостью ехал и дальше, но побаивается Сарсосских стириков. – Он поднялся на ноги. – Пора спать, – повторил он. – Мне нужно поговорить с Оскайном.
В лагере пелоев царила тишина. Было начало лета, и полуденная жара загнала кочевников в тень шатров. По утоптанной и твердой, как камень, земле Спархок шел к шатру, который делили посол Оскайн и патриарх Эмбан. Его кольчуга тихонько позвякивала в такт шагам. Поскольку они были сейчас в безопасном лагере, рыцари решили на время отказаться от неудобств, причиняемых доспехами.
Оскайн и Эмбан сидели под навесом у шатра и ели дыню.
– Приветствую тебя, о сэр рыцарь! – сказал Оскайн пандионцу.
– Это старомодное приветствие, Оскайн, – заметил Эмбан.
– Я и сам человек старомодный, Эмбан.
– Я хотел кое о чем разузнать, – сказал Спархок, присаживаясь на ковер под сенью навеса.
– Весьма типичное желание для юнца, – усмехнулся Оскайн.
Спархок пропустил эту шпильку мимо ушей.
– Эта часть Астела сильно отличается от западной, – заметил он.
– Верно, – согласился Оскайн. – Астел – это котел, который дал начало всем эленийским народам – как здесь, в Дарезии, так и в Эозии.
– Когда-нибудь мы об этом поспорим, – пробормотал Эмбан.
– Дарезия старше, только и всего, – пожал плечами Оскайн. – Это отнюдь не означает, что она лучше. Так или иначе, согласитесь, что до сих пор то, что вы видели в Астеле, не слишком отличается от вашей эленийской Пелозии.
– Да, – согласился Спархок, – несомненное сходство существует.
– Когда мы достигнем границы степей, этому сходству придет конец. Западные две трети Астела – типично эленийские. От границы степей и до границ Атана Астел становится стирикским.
– Как это произошло? – спросил Эмбан. – В Эозии стирики рассеяны по всему континенту. Они живут в своих деревнях, по своим законам и обычаям.
– Насколько ты сегодня космополитичен, Эмбан?
– Ты собираешься оскорбить мои провинциальные взгляды?
– Надеюсь, что не слишком сильно. Эленийцы изначально были фанатиками. – Оскайн поднял руку. – Позволь мне закончить, прежде чем ты взорвешься. Фанатизм – это разновидность эгоизма, а ты, мне думается, согласишься, что эленийцы весьма высокого мнения о себе. Они, похоже, считают, что Бог улыбается в первую очередь им.
– А разве это не так? – притворно удивился Эмбан.
– Прекрати. По причинам, понять которые по силам одному Богу, стирики особенно раздражают эленийцев.
– Это я могу понять без труда, – пожал плечами Эмбан. – Они смотрят на нас свысока, точно на детей.
– С их точки зрения, мы и есть дети, ваша светлость, – вставил Спархок. – Цивилизация стириков существует уже сорок тысяч лет. Мы начали немного позже.
– Каковы бы ни были причины, – продолжал Оскайн, – первым побуждением эленийцев всегда было изгнать – или уничтожить – стириков. Вот почему стирики переселились в Эозию куда раньше вас, эленийцев. Их загнал в те безлюдные края эленийский фанатизм. Однако Эозия была тогда не единственным безлюдьем. Существовал еще край вдоль атанской границы, и многие стирики в древности бежали туда. Когда была создана Империя, мы, тамульцы, попросили эленийцев оставить в покое стириков, живущих в окрестностях Сарсоса.
– Попросили?
– Мы были весьма настойчивы – и за нашей спиной стояли атаны, которые маялись от безделья. Мы позволили эленийскому духовенству произносить с кафедры обличительные проповеди, но разместили вокруг Сарсоса достаточно атанских гарнизонов, чтобы разделить эленийцев и стириков. Так гораздо спокойнее, а мы, тамульцы, просто обожаем покой. Думается мне, господа, что когда мы попадем в Сарсос, вы найдете чему удивляться. Это единственный истинно стирикский город во всем мире. Поразительное место, господа. Бог улыбается там совершенно особенной улыбкой.
– Ты все говоришь о Боге, Оскайн, – заметил Эмбан. – Я полагал, что постоянное упоминание имени Божьего – чисто эленийский недостаток.
– Вы более космополитичны, чем я предполагал, ваша светлость.
– Но что же все-таки вы имеете в виду, когда говорите о Боге, ваше превосходительство?
– Мы употребляем это слово в общем смысле. Наша тамульская вера не слишком-то глубока. Мы считаем, что отношения человека с Богом – или богами – это его личное дело.
– Это ересь, Оскайн. Ересь, которая оставляет церковь не у дел.
– Совершенно верно, Эмбан, – усмехнулся Оскайн. – В Тамульской империи поощряются еретические взгляды. Благодаря этому у нас есть о чем поговорить в долгие дождливые дни.
Они выехали в путь на следующее утро в сопровождении большого количества пелоев. Отряд, продвигавшийся на северо-восток, напоминал уже не столько армию, сколько переселение народов. Кринг и Тикуме в последующие несколько дней ехали почти все время вместе, возобновляя свои родственные связи и обсуждая разведение скота.
Во время путешествия от Пелы к границе степей Спархок был весь внимание, однако сколько ни старался, так и не смог уловить следов того, как Афраэль играла со временем и расстоянием. Богиня-Дитя была чересчур искусна, чтобы человеческий глаз мог заметить ее безупречные манипуляции.
Как-то, когда Даная ехала с ним на крупе Фарэна, Спархок заговорил о том, что его беспокоило.
– Я не то чтобы любопытствую, но, судя по всему, прошло около пятидесяти дней с тех пор, как мы сошли на берег в Салеше. А сколько же – на самом деле?
– Немного поменьше, Спархок, – ответила она. – Наполовину – уж наверняка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58