Сейчас кинотеатр пустует, так что проскользнуть незаметно не так-то просто. Только если со стороны фасада или через окно.
— Это сложно?
— Да ничуть. Всего-то второй этаж! Иметь какую-нибудь стремянку — и без проблем вскарабкаешься. Правда… — сыскарь замялся.
— Ну?
— Нет там никаких следов. Окна я тоже осмотрел. Самым внимательным образом. Кругом пылюга и гвоздями заколочено. Шляпки успели проржаветь. Словом, если кто там и побывал, то пробирался иным путем. Либо через буфет, либо зашел раньше — вместе с посетителями, а потом притаился в закутке.
— Несостыковочка! — бормотнул Ганс. Я вопросительно посмотрел на него.
— Что тебе не нравится?
— Да все не нравится! Ерунда какая-то выходит. Мы ведь не собирались там останавливаться. Случайно все вышло. Как же они могли успеть? И афишу заменить, и с механиком всю эту комбинацию провернуть.
Он поглядел мне в глаза, и мы враз подумали об одном и том же.
— Неужто Фима?
— Она, — Ганс утвердительно кивнул. Я откинулся на спинку кресла, на секунду зажмурился. Смерть, до чего не люблю предательств! Но ведь предают! Как минимум — раз в квартал. Кто на денежки левые клюет, кто на женские прелести. Вот и Фимочку нашу, выходит, затянуло мальстремом. Не удержалась девочка, не устояла. Что ж, грустное обстоятельство! Весьма и весьма!..
Я распахнул глаза, сосредоточенно забарабанил пальцами по столу. Все и впрямь вставало на свои места. То есть — почти все. Дамочка играла на чужих — и играла, возможно, с самого начала. Уговорила меня остановиться в нужном месте, выманила наружу. А в кинотеатре, разумеется, юркие ребятки все подготовили заранее — и афишку липовую скроили, и механику сунули под нос какой-нибудь наркотик. Звенышки пристроились к звенышкам, получилась цепочка.
— Высылай группу, — процедил я. — Волоки ее сюда!
Сыскарь неуверенно приподнялся на стуле.
— Надо понимать, я вам больше не нужен?
— Верно полагаешь, — я со значением постучал согнутым пальцем по телефонному аппарату. — Только убедительная к тебе просьба: будь рядом с этой штучкой. Может случиться так, что вызовем повторно.
— Разумеется. Всегда рад услужить, — улыбаясь, работник прокуратуры выскользнул за дверь.
— Слизняк, — фыркнул Ганс. — Вот Шошина бы сюда, тот моментально выдал бы две сотни версий.
— Шошин за решеткой. И сидеть ему еще… — я мысленно прикинул. — В общем многовато. А ты почему, кстати, не торопишься?
— Да иду, конечно, иду. — Ганс без особой охоты встал. — Только печенкой чую, облом светит. Если все заранее подготовлено, если внедрили ее к нам серьезные люди, то черта-с два мы кого-нибудь найдем. Как пить дать, слиняла девочка.
— Слиняла или нет, это тебе и следует проверить!
— Проверим, босс. чего ж не проверить.
* * *
«Прозвон» по империи несколько успокоил. Банки работали, магазины торговали, на бирже мои горлодерики скупали заказанное по надлежащим ценам, вагоны и рефрижераторы мчались по дорогам с положенным товаром на борту. Какие-то гастролеры сдуру наехали на шашлычную Стаса, но туда моментом подкатили морячки Ганса. Чужакам вполне мирно накостыляли, без тяжких телесных повреждений спровадили подале. Был еще один конфликтик местного значения. Какие-то отморозки спьяну прошлись по улице, круша все направо и налево. Краешком этот ураган коснулся одной из наших автостоянок. Само собой, не обошлось без битого стекла и мятых кузовов. Сторож пальнул для острастки в воздух, от греха подальше заперся в своей будочке, в которую принялась ломиться молодая поросль. Прочности обитой железом двери хватило ровно на столько, чтобы парочка дежурных машин с амбалами Утюга благополучно добралась до места. С юными беспредельщиками церемониться не стали. Проведя кулачный массаж по полной программе, сковали наручниками и, подгоняя дубинками, спровадили в «каторжный дом». Теперь молодцам предстояло осмыслить на досуге свое нелучезарное поведение, а главное — отмазать грехопадение праведным трудом и щедрым выкупом. Само собой, навестил ребятишек и Хасан, негласный глава «каторжного дома». Вновь прибывшим на нарах отлеживаться позволялось недолго. Грязной работы у нас всегда хватало, и «каторжане», как правило, работали на совесть весь выписанный от Хасана срок. Ментам бы у нас поучиться! Мальчик, что собственноручно вставит не одну сотню стеклышек, навряд ли в будущем возьмется за камень. Клин клином — и никак иначе!
Вскоре вышел на связь и стукачок из органов. Он от своей агентуры узнал, что в ресторане «Южный» собирается малая сходка. На повестке дня — «разное» плюс внезапная кончина Мороза. То бишь собираются обсуждать мое персональное дело. Будут, конечно, пыжиться, кто-нибудь обязательно потребует крови, но независимо от того, что они там надумают, о решении, как заверял стукачок, я узнаю уже через полчаса. Да и не должны по идее ничего плохого удумать. Через Соху Красоватого я неделю назад кинул на кассу жирный кус. Это многим заткнет рот. У всех нынче кризис, у всех трудности, а Ящер партвзносы платит исправно. Так что грядущая сходка меня не слишком тревожила, как не тревожил и тот неприятный факт, что машина руоповцев с капитаном Костиковым во главе, этим осьминожком, вцепившимся в меня года два назад, по-прежнему колесила вокруг офиса. Парни Ганса сообщили, что на крыше у них какая-то новехонькая антенна. Усато-полосатая. По всему выходило, что идеалист Костиков опять норовил услышать неположенное. Но на лихих капитанов у нас всегда найдутся бравые генералы, — так что туч грозовых не намечалось и на этом фронте, а потому, сплавив Ганса за Фимой, я позволил себе расслабиться. Через черный ход меня вывели к машине, и через энное время я сидел уже на одной из своих потайных квартирок. Сделал дело, гуляй смело. Чуточку гульнуть я как раз и вознамерился.
Цветные пузыри, колеблясь, всплывали и тонули в стеклянном настольном сосуде. Тихо играла музыка — не рок и не джаз, что-то приторно мягкое, ненавязчивое. Утомленным падишахом я утопал в кресле, а напротив меня располагалась Надюха. Эта юная краля дула «Шампанское», как сорокалетняя разведенка. Болтая ногами, с азартом младенца, припавшего к соске, посасывала сигаретки. В голове у нее посвистывал веселый ветерок, и слушать ее было одно удовольствие. Детский незатейливый треп с самым крутейшим суждением о мире.
— …Мы ж, в натуре, не виноваты, что родились в такое скотское время, верно? — она требовательно шмыгала носом. — Вот и нечего на нас катить. Плохие, сякие, не такие… А сами-то какими были, интересно? Тоже небось в перерывах между строительством коммунизма перепихнуться любили? Ты, Робби, как считаешь, любили или нет?
— Думаю, что любили.
— Ну вот! Они же тоже люди. А теперь им обидно. Построить, блин, ничего не сумели, а на нас пеняют. Мы-то, понятно, тоже ничего не построим, но мы хоть не врем.
— Кто это мы, Надюха? — я вскрыл золотистую упаковку с мороженым и придвинул к девице. — Меня ты, похоже, записала в стан погодков?
— А чего? Ты еще не старый, — она плотоядно облизнулась и потянулась к мороженому. — Злой только. А те, кто злятся, все психи.
— Интересно! На кого это я злюсь?
— Ты?… Да на всех злишься! На весь белый свет. И улыбка у тебя, как у робота. Потому ты и Робби. Я, кстати, тоже всех вместе терпеть не могу. Другое дело, когда по отдельности. А все вместе всегда до каких-нибудь гадостей додумываются. Типа войны или политики.
Я улыбнулся. Хорошо сказано! Типа войны или политики. Тут она била в точку. И трудно было что-либо возразить. Надюха мало что знала, совершенно не читала ни газет, ни книг, однако многие вещи истолковывала, на мой взгляд, удивительно верно. Прямо каким-то нутряным разумом распознавала. Потому и выслушивал я вздор этой девахи с немалым любопытством. Это ведь тоже тайна из тайн — почему среди образованных да ученых сплошь и рядом встречаются идиоты, а среди беспросветной рвани нет-нет, да и наткнешься на самородка. То есть это, конечно, не правило, однако и не исключение. Еще поляк Лем писал о творцах и роботах, впрямую приравнивая человека к машине с заранее заложенной программой. Тикают часики, проходят годы, и вот включаются некие неведомые шестереночки, дребезжит роковой звоночек. Программа срабатывает, и спокойный добропорядочный гражданин нежданно-негаданно превращается в маньяка, а неумеха неуч напротив, спохватываясь, начинает наверстывать упущенное, в короткий срок обгоняя высоколобых собратьев, и какой-нибудь рыбак с северных морей бросает все и поспешает в Москву, чтобы стать Ломоносовым, из Тобольской деревушки едет за мировой славой будущий адмирал Федя Ушаков. Посчитать внимательно — так сколько их таких притопало в столицы с периферий — ванек и мишек! Прикинуть общее число, сопоставить — и стыдно станет за столицы. Чужим, получается, живут! Умом и талантами, взятыми со стороны. Арендаторы хреновы! Вот и эта цыпочка, уверен, была намного умнее половины студенток какого-нибудь элитарного вуза. Не языком, не эрудицией, а нутряной сутью. Без сомнения видела эта девица мир яснее других, при этом не стеснялась называть вещи своими именами.
— Ничего не меняется, Робби, — бормотала она с набитым ртом. — Все, как текло, так и течет. Раньше принцев ждали, сейчас каких-нибудь фарфоровых итальянцев. Чтобы обязательно с тачкой и виллой. И чтобы жизнь навороченную устроил. Короче, чтобы ни о чем не думать… — Она, отпыхиваясь, развалилась на диванчике, одну ногу забросила на стол, показав мне румяную пятку. — Знаешь, чего я сейчас вдруг сообразила?
— Не знаю.
— А то сообразила, что мы победили, понимаешь? Всех этих лордов и байронов, астрономов в жабо и профессоров кислых щей!
— Да откуда ты это взяла?
— Точно тебе говорю! Ты просто не задумывался никогда. А я вот сейчас задумалась и поняла.
— Что поняла?
— А то, что революция на самом деле случилась. Не какая-нибудь криминальная, а самая наинароднейшая. И не только у нас, — во всем мире.
— Ну-ка, ну-ка, поясни! — я заинтересованно пересел к ней, придвинувшись ближе, обнял за талию.
— Запросто, — она принялась загибать пальцы. — Ты прикинь, раньше чего было? Моцарт с Пушкиным, Диоген с Гамлетом, так? Король Лир и прочие аристократы. В карты и домино не играли, в вены и ноздри не ширялись. Собирались себе в залах с колоннами, слушали симфонии разные, поэтов со сцены. Ну, а народ горбатился в это время, пахал, сеял.
— Ну?
— Вот тебе и ну! Теперь-то видишь, как все обернулось? Королей нет, всех на фиг повывели, у каждого дома по двадцать каналов. Жрачки хватает, вместо симфоний — Алена Апина. А что? Девочка стильная — и все, главное, понятно. Тут тебе любовь, а тут опять же разлука, слезы-мимозы и прочее. А когда помню поставили раз в школе пластинку этого самого… Шестаковича, что ли? Так ведь скука! Чуть челюсти не вывихнули — так зевали. Или стихотворения опять же! Ты хоть одно знаешь наизусть? Я так нет. Потому как тоже скука. Если их не петь, конечно. А раньше-то их взахлеб читали, в театрах вместо Райкина с Арлазоровым слушали. Наверное, и билеты покупали, вот ведь смех! Сейчас-то, ясное дело, не купят. Вот и получается, что наша взяла. Те, кто пахал, они, может, и трудяги, но только ни симфоний, ни балета им даром не нужно.
— Так уж и не нужно?
— Точно тебе говорю! Включи-ка свой ящик! Много там тебе балета покажут? Или картин каких-нибудь из музея? И не увидишь никогда! Потому как паханы, что телевидением командуют, тоже из пахарей да купчишек… — Надюха фыркнула. — Да ты наших министров послушай! Дундуки — дундуками! Только-только от сохи отошли! Ударение ставят хуже моих подруг. Я и то, пожалуй, грамотнее говорю. Вот тебе и плоды победы. Скажешь, не так?
Нахмурившись, я припомнил, как совсем недавно слышал радиотрансляцию религиозных проповедей. То есть, поначалу я даже подумал, что это гонят какой-нибудь рэп-концерт, а потом с опозданием дошло, что это новый разжеванный донельзя вид проповеди. Гремела музыка, и дяденьки, перехватывая друг у дружки микрофоны, частили скороговоркой молитвенный текст и точно припев хором выкрикивали «алилуйю». Удивительно, но, кажется, Надюха была права. Масс-культура сглодала эстраду с литературой, добралась и до религии. В самом деле, зачем народу храм, если молиться на стадионах под ударник с пивком и попкорном куда веселее!
— Интересно, ты сама до этого додумалась или кто подсказал?
Она снова фыркнула.
— У меня что, своей головы нет?
— Да вроде есть, — я ухватил ее покрепче, усадил к себе на колени. — Даже погладить можно.
— Гляди, не оцарапай. Скальп у меня, понимаешь, нежный.
— Постараюсь.
Неожиданно в глазах Надюхи вспыхнули бенгальские огоньки. Она отстранилась.
— А хочешь, наверну тебе по кумполу? Вот этой самой бутылкой?
— Зачем?
— Ну как же! Все тебя боятся, а я нет.
— Девонька моя! — я рассмеялся. — Это опасно!
— Знаю. Только оно ведь тогда и интересно, когда опасно. — Рывком поднявшись, Надюха схватила со стола бокал и, внимательно наблюдая за выражением моего лица, взмахнула рукой. Бокал полетел, но не в меня, а в стену.
— Ух, какие зрачки у тебя стали! — она передернула плечиками и, перегнувшись через подлокотник, крепко взяла меня за ухо. — Прямо как у змеи. Я думала, ужалишь. Ведь мог ужалить? Мог, признайся?
— Мог.
— Вот видишь. Я вашу породу знаю. Как с кобрами нужно себя вести.
— А ты знаешь, как меня зовут коллеги?
— Робби бешеный! — сходу выпалила она.
Я покачал головой.
— Ящер.
— Точно! — Надюха аж взвизгнула. — Ящер — это ведь тот же дракон, точно? А на дракона ты и впрямь похож. Этакий варан-динозаврище!..
Что-то она еще собиралась сказать, но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошла моя жена. Законная, так сказать, супруга.
Глава 6
«У женщины — все сердце, даже голова.»
Жан Поль
Был у нас один комичный эпизод: стояли мы как-то с Гансом и Безменом на обочине, курили, перетирая наши скорбные делишки, скрипели мыслишками. Не мозоля глаза, охрана паслась на отдалении, а мы жмурились на утреннее солнышко, вдыхали весеннюю прохладу и радовались жизни. Только жизнь, плутовка, обожает плюнуть в самый неожиданный момент. Вот и плюнула. Со всем смаком, на какой была способна. С торжествующим подвыванием мимо на скорости промчался какой-то удалой, «Жигуль». Нас окатило музыкой из окон машины и ржавой водой из ближайшей лужи. Бывает так, что брызгами пачкает только брюки, нас омыло куда более щедро — что называется в полный рост.
Как объяснить то, что мы тогда испытали? Половодье чувств, водопад разноименных эмоций… В общем передать сие крайне затруднительно, однако картинка взору обывателя явилась редкостная. Три крутых мена стояли на тротуаре и платками утирали с физиономий ошметки дорожного суфле. Разумеется, не молчали, высказывая мнение о происшедшем вслух. Карикатура для журнала «Крокодил»! Озвученная «немая сцена» из гоголевского «Ревизора»! Так или иначе, но нечто подобное испытал я и сейчас при виде женушки «бешеного Робби». Только тогда у дороги все обошлось своим законным порядком. Чуть опомнившись, Ганс с матюками полетел следом за «Жигулями», и уже через несколько минут троих бритоголовых гонщиков приволокли к нам на аркане. Уложив в ту же лужу, заставили слезно просить прощение, машинку на их же глазах малость побили да поцарапали. Сейчас царапать было некого, разве что меня, тем паче, что ни Ганса, ни охраны поблизости не наблюдалось.
— Та-ак… — Елена обвела комнату шальным взором. В эту секунду она тоже походила на человека готового швыряться чем попало. Может быть, даже не только бокалами, но и самыми настоящими гранатами.
— Та-ак! — вновь повторила она. — Вот, значит, где мы развлекаемся!
— Как в анекдоте, — вполголоса фыркнула Надюха. — Надо было мне под диван залезть. Или в шкаф.
— И залезешь, милая! — грозно пообещала Елена. — В такое место залезешь, что обо всем на свете забудешь!
— Ты ее боишься? — Надежда с любопытством покосилась на меня. Я холодно покачал головой.
— И все-таки с колен твоих я слезу, ага? Неудобно как-то. Шваркнет табуретом — и одним ударом семерых. В смысле, значит, двоих…
А Елена и впрямь наступала. В руке она сжимала кнопочный нож — маленький, но вполне убеждающий в серьезности намерений. Надежда вскочила с дивана, ухватила за угол подушку.
— Только подойди!
— Да я тебя насквозь… Пигалица! — Елена задыхалась от ярости. Рот у нее гневно кривился, из глаз в три потока бежали слезы.
— Давай, давай! — подзадоривала Надюха, помахивая подушкой. — Мне терять нечего.
— А мне есть! — фальцетом выкрикнула Елена. — Есть, гадина такая! У нас семья, к твоему сведению! Понимаешь ты это, дрянь мерзкая?
Напряженная ее фигура в усыпанном блестками голубом платье, с шарфиком, свисающим чуть ли не до пола, выглядела более чем нелепо. Да еще этот ножик в руке.
Елена сделала неумелый выпад, Надюха ловко отбила удар подушкой.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Прыжок Ящера'
1 2 3 4 5 6 7
— Это сложно?
— Да ничуть. Всего-то второй этаж! Иметь какую-нибудь стремянку — и без проблем вскарабкаешься. Правда… — сыскарь замялся.
— Ну?
— Нет там никаких следов. Окна я тоже осмотрел. Самым внимательным образом. Кругом пылюга и гвоздями заколочено. Шляпки успели проржаветь. Словом, если кто там и побывал, то пробирался иным путем. Либо через буфет, либо зашел раньше — вместе с посетителями, а потом притаился в закутке.
— Несостыковочка! — бормотнул Ганс. Я вопросительно посмотрел на него.
— Что тебе не нравится?
— Да все не нравится! Ерунда какая-то выходит. Мы ведь не собирались там останавливаться. Случайно все вышло. Как же они могли успеть? И афишу заменить, и с механиком всю эту комбинацию провернуть.
Он поглядел мне в глаза, и мы враз подумали об одном и том же.
— Неужто Фима?
— Она, — Ганс утвердительно кивнул. Я откинулся на спинку кресла, на секунду зажмурился. Смерть, до чего не люблю предательств! Но ведь предают! Как минимум — раз в квартал. Кто на денежки левые клюет, кто на женские прелести. Вот и Фимочку нашу, выходит, затянуло мальстремом. Не удержалась девочка, не устояла. Что ж, грустное обстоятельство! Весьма и весьма!..
Я распахнул глаза, сосредоточенно забарабанил пальцами по столу. Все и впрямь вставало на свои места. То есть — почти все. Дамочка играла на чужих — и играла, возможно, с самого начала. Уговорила меня остановиться в нужном месте, выманила наружу. А в кинотеатре, разумеется, юркие ребятки все подготовили заранее — и афишку липовую скроили, и механику сунули под нос какой-нибудь наркотик. Звенышки пристроились к звенышкам, получилась цепочка.
— Высылай группу, — процедил я. — Волоки ее сюда!
Сыскарь неуверенно приподнялся на стуле.
— Надо понимать, я вам больше не нужен?
— Верно полагаешь, — я со значением постучал согнутым пальцем по телефонному аппарату. — Только убедительная к тебе просьба: будь рядом с этой штучкой. Может случиться так, что вызовем повторно.
— Разумеется. Всегда рад услужить, — улыбаясь, работник прокуратуры выскользнул за дверь.
— Слизняк, — фыркнул Ганс. — Вот Шошина бы сюда, тот моментально выдал бы две сотни версий.
— Шошин за решеткой. И сидеть ему еще… — я мысленно прикинул. — В общем многовато. А ты почему, кстати, не торопишься?
— Да иду, конечно, иду. — Ганс без особой охоты встал. — Только печенкой чую, облом светит. Если все заранее подготовлено, если внедрили ее к нам серьезные люди, то черта-с два мы кого-нибудь найдем. Как пить дать, слиняла девочка.
— Слиняла или нет, это тебе и следует проверить!
— Проверим, босс. чего ж не проверить.
* * *
«Прозвон» по империи несколько успокоил. Банки работали, магазины торговали, на бирже мои горлодерики скупали заказанное по надлежащим ценам, вагоны и рефрижераторы мчались по дорогам с положенным товаром на борту. Какие-то гастролеры сдуру наехали на шашлычную Стаса, но туда моментом подкатили морячки Ганса. Чужакам вполне мирно накостыляли, без тяжких телесных повреждений спровадили подале. Был еще один конфликтик местного значения. Какие-то отморозки спьяну прошлись по улице, круша все направо и налево. Краешком этот ураган коснулся одной из наших автостоянок. Само собой, не обошлось без битого стекла и мятых кузовов. Сторож пальнул для острастки в воздух, от греха подальше заперся в своей будочке, в которую принялась ломиться молодая поросль. Прочности обитой железом двери хватило ровно на столько, чтобы парочка дежурных машин с амбалами Утюга благополучно добралась до места. С юными беспредельщиками церемониться не стали. Проведя кулачный массаж по полной программе, сковали наручниками и, подгоняя дубинками, спровадили в «каторжный дом». Теперь молодцам предстояло осмыслить на досуге свое нелучезарное поведение, а главное — отмазать грехопадение праведным трудом и щедрым выкупом. Само собой, навестил ребятишек и Хасан, негласный глава «каторжного дома». Вновь прибывшим на нарах отлеживаться позволялось недолго. Грязной работы у нас всегда хватало, и «каторжане», как правило, работали на совесть весь выписанный от Хасана срок. Ментам бы у нас поучиться! Мальчик, что собственноручно вставит не одну сотню стеклышек, навряд ли в будущем возьмется за камень. Клин клином — и никак иначе!
Вскоре вышел на связь и стукачок из органов. Он от своей агентуры узнал, что в ресторане «Южный» собирается малая сходка. На повестке дня — «разное» плюс внезапная кончина Мороза. То бишь собираются обсуждать мое персональное дело. Будут, конечно, пыжиться, кто-нибудь обязательно потребует крови, но независимо от того, что они там надумают, о решении, как заверял стукачок, я узнаю уже через полчаса. Да и не должны по идее ничего плохого удумать. Через Соху Красоватого я неделю назад кинул на кассу жирный кус. Это многим заткнет рот. У всех нынче кризис, у всех трудности, а Ящер партвзносы платит исправно. Так что грядущая сходка меня не слишком тревожила, как не тревожил и тот неприятный факт, что машина руоповцев с капитаном Костиковым во главе, этим осьминожком, вцепившимся в меня года два назад, по-прежнему колесила вокруг офиса. Парни Ганса сообщили, что на крыше у них какая-то новехонькая антенна. Усато-полосатая. По всему выходило, что идеалист Костиков опять норовил услышать неположенное. Но на лихих капитанов у нас всегда найдутся бравые генералы, — так что туч грозовых не намечалось и на этом фронте, а потому, сплавив Ганса за Фимой, я позволил себе расслабиться. Через черный ход меня вывели к машине, и через энное время я сидел уже на одной из своих потайных квартирок. Сделал дело, гуляй смело. Чуточку гульнуть я как раз и вознамерился.
Цветные пузыри, колеблясь, всплывали и тонули в стеклянном настольном сосуде. Тихо играла музыка — не рок и не джаз, что-то приторно мягкое, ненавязчивое. Утомленным падишахом я утопал в кресле, а напротив меня располагалась Надюха. Эта юная краля дула «Шампанское», как сорокалетняя разведенка. Болтая ногами, с азартом младенца, припавшего к соске, посасывала сигаретки. В голове у нее посвистывал веселый ветерок, и слушать ее было одно удовольствие. Детский незатейливый треп с самым крутейшим суждением о мире.
— …Мы ж, в натуре, не виноваты, что родились в такое скотское время, верно? — она требовательно шмыгала носом. — Вот и нечего на нас катить. Плохие, сякие, не такие… А сами-то какими были, интересно? Тоже небось в перерывах между строительством коммунизма перепихнуться любили? Ты, Робби, как считаешь, любили или нет?
— Думаю, что любили.
— Ну вот! Они же тоже люди. А теперь им обидно. Построить, блин, ничего не сумели, а на нас пеняют. Мы-то, понятно, тоже ничего не построим, но мы хоть не врем.
— Кто это мы, Надюха? — я вскрыл золотистую упаковку с мороженым и придвинул к девице. — Меня ты, похоже, записала в стан погодков?
— А чего? Ты еще не старый, — она плотоядно облизнулась и потянулась к мороженому. — Злой только. А те, кто злятся, все психи.
— Интересно! На кого это я злюсь?
— Ты?… Да на всех злишься! На весь белый свет. И улыбка у тебя, как у робота. Потому ты и Робби. Я, кстати, тоже всех вместе терпеть не могу. Другое дело, когда по отдельности. А все вместе всегда до каких-нибудь гадостей додумываются. Типа войны или политики.
Я улыбнулся. Хорошо сказано! Типа войны или политики. Тут она била в точку. И трудно было что-либо возразить. Надюха мало что знала, совершенно не читала ни газет, ни книг, однако многие вещи истолковывала, на мой взгляд, удивительно верно. Прямо каким-то нутряным разумом распознавала. Потому и выслушивал я вздор этой девахи с немалым любопытством. Это ведь тоже тайна из тайн — почему среди образованных да ученых сплошь и рядом встречаются идиоты, а среди беспросветной рвани нет-нет, да и наткнешься на самородка. То есть это, конечно, не правило, однако и не исключение. Еще поляк Лем писал о творцах и роботах, впрямую приравнивая человека к машине с заранее заложенной программой. Тикают часики, проходят годы, и вот включаются некие неведомые шестереночки, дребезжит роковой звоночек. Программа срабатывает, и спокойный добропорядочный гражданин нежданно-негаданно превращается в маньяка, а неумеха неуч напротив, спохватываясь, начинает наверстывать упущенное, в короткий срок обгоняя высоколобых собратьев, и какой-нибудь рыбак с северных морей бросает все и поспешает в Москву, чтобы стать Ломоносовым, из Тобольской деревушки едет за мировой славой будущий адмирал Федя Ушаков. Посчитать внимательно — так сколько их таких притопало в столицы с периферий — ванек и мишек! Прикинуть общее число, сопоставить — и стыдно станет за столицы. Чужим, получается, живут! Умом и талантами, взятыми со стороны. Арендаторы хреновы! Вот и эта цыпочка, уверен, была намного умнее половины студенток какого-нибудь элитарного вуза. Не языком, не эрудицией, а нутряной сутью. Без сомнения видела эта девица мир яснее других, при этом не стеснялась называть вещи своими именами.
— Ничего не меняется, Робби, — бормотала она с набитым ртом. — Все, как текло, так и течет. Раньше принцев ждали, сейчас каких-нибудь фарфоровых итальянцев. Чтобы обязательно с тачкой и виллой. И чтобы жизнь навороченную устроил. Короче, чтобы ни о чем не думать… — Она, отпыхиваясь, развалилась на диванчике, одну ногу забросила на стол, показав мне румяную пятку. — Знаешь, чего я сейчас вдруг сообразила?
— Не знаю.
— А то сообразила, что мы победили, понимаешь? Всех этих лордов и байронов, астрономов в жабо и профессоров кислых щей!
— Да откуда ты это взяла?
— Точно тебе говорю! Ты просто не задумывался никогда. А я вот сейчас задумалась и поняла.
— Что поняла?
— А то, что революция на самом деле случилась. Не какая-нибудь криминальная, а самая наинароднейшая. И не только у нас, — во всем мире.
— Ну-ка, ну-ка, поясни! — я заинтересованно пересел к ней, придвинувшись ближе, обнял за талию.
— Запросто, — она принялась загибать пальцы. — Ты прикинь, раньше чего было? Моцарт с Пушкиным, Диоген с Гамлетом, так? Король Лир и прочие аристократы. В карты и домино не играли, в вены и ноздри не ширялись. Собирались себе в залах с колоннами, слушали симфонии разные, поэтов со сцены. Ну, а народ горбатился в это время, пахал, сеял.
— Ну?
— Вот тебе и ну! Теперь-то видишь, как все обернулось? Королей нет, всех на фиг повывели, у каждого дома по двадцать каналов. Жрачки хватает, вместо симфоний — Алена Апина. А что? Девочка стильная — и все, главное, понятно. Тут тебе любовь, а тут опять же разлука, слезы-мимозы и прочее. А когда помню поставили раз в школе пластинку этого самого… Шестаковича, что ли? Так ведь скука! Чуть челюсти не вывихнули — так зевали. Или стихотворения опять же! Ты хоть одно знаешь наизусть? Я так нет. Потому как тоже скука. Если их не петь, конечно. А раньше-то их взахлеб читали, в театрах вместо Райкина с Арлазоровым слушали. Наверное, и билеты покупали, вот ведь смех! Сейчас-то, ясное дело, не купят. Вот и получается, что наша взяла. Те, кто пахал, они, может, и трудяги, но только ни симфоний, ни балета им даром не нужно.
— Так уж и не нужно?
— Точно тебе говорю! Включи-ка свой ящик! Много там тебе балета покажут? Или картин каких-нибудь из музея? И не увидишь никогда! Потому как паханы, что телевидением командуют, тоже из пахарей да купчишек… — Надюха фыркнула. — Да ты наших министров послушай! Дундуки — дундуками! Только-только от сохи отошли! Ударение ставят хуже моих подруг. Я и то, пожалуй, грамотнее говорю. Вот тебе и плоды победы. Скажешь, не так?
Нахмурившись, я припомнил, как совсем недавно слышал радиотрансляцию религиозных проповедей. То есть, поначалу я даже подумал, что это гонят какой-нибудь рэп-концерт, а потом с опозданием дошло, что это новый разжеванный донельзя вид проповеди. Гремела музыка, и дяденьки, перехватывая друг у дружки микрофоны, частили скороговоркой молитвенный текст и точно припев хором выкрикивали «алилуйю». Удивительно, но, кажется, Надюха была права. Масс-культура сглодала эстраду с литературой, добралась и до религии. В самом деле, зачем народу храм, если молиться на стадионах под ударник с пивком и попкорном куда веселее!
— Интересно, ты сама до этого додумалась или кто подсказал?
Она снова фыркнула.
— У меня что, своей головы нет?
— Да вроде есть, — я ухватил ее покрепче, усадил к себе на колени. — Даже погладить можно.
— Гляди, не оцарапай. Скальп у меня, понимаешь, нежный.
— Постараюсь.
Неожиданно в глазах Надюхи вспыхнули бенгальские огоньки. Она отстранилась.
— А хочешь, наверну тебе по кумполу? Вот этой самой бутылкой?
— Зачем?
— Ну как же! Все тебя боятся, а я нет.
— Девонька моя! — я рассмеялся. — Это опасно!
— Знаю. Только оно ведь тогда и интересно, когда опасно. — Рывком поднявшись, Надюха схватила со стола бокал и, внимательно наблюдая за выражением моего лица, взмахнула рукой. Бокал полетел, но не в меня, а в стену.
— Ух, какие зрачки у тебя стали! — она передернула плечиками и, перегнувшись через подлокотник, крепко взяла меня за ухо. — Прямо как у змеи. Я думала, ужалишь. Ведь мог ужалить? Мог, признайся?
— Мог.
— Вот видишь. Я вашу породу знаю. Как с кобрами нужно себя вести.
— А ты знаешь, как меня зовут коллеги?
— Робби бешеный! — сходу выпалила она.
Я покачал головой.
— Ящер.
— Точно! — Надюха аж взвизгнула. — Ящер — это ведь тот же дракон, точно? А на дракона ты и впрямь похож. Этакий варан-динозаврище!..
Что-то она еще собиралась сказать, но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошла моя жена. Законная, так сказать, супруга.
Глава 6
«У женщины — все сердце, даже голова.»
Жан Поль
Был у нас один комичный эпизод: стояли мы как-то с Гансом и Безменом на обочине, курили, перетирая наши скорбные делишки, скрипели мыслишками. Не мозоля глаза, охрана паслась на отдалении, а мы жмурились на утреннее солнышко, вдыхали весеннюю прохладу и радовались жизни. Только жизнь, плутовка, обожает плюнуть в самый неожиданный момент. Вот и плюнула. Со всем смаком, на какой была способна. С торжествующим подвыванием мимо на скорости промчался какой-то удалой, «Жигуль». Нас окатило музыкой из окон машины и ржавой водой из ближайшей лужи. Бывает так, что брызгами пачкает только брюки, нас омыло куда более щедро — что называется в полный рост.
Как объяснить то, что мы тогда испытали? Половодье чувств, водопад разноименных эмоций… В общем передать сие крайне затруднительно, однако картинка взору обывателя явилась редкостная. Три крутых мена стояли на тротуаре и платками утирали с физиономий ошметки дорожного суфле. Разумеется, не молчали, высказывая мнение о происшедшем вслух. Карикатура для журнала «Крокодил»! Озвученная «немая сцена» из гоголевского «Ревизора»! Так или иначе, но нечто подобное испытал я и сейчас при виде женушки «бешеного Робби». Только тогда у дороги все обошлось своим законным порядком. Чуть опомнившись, Ганс с матюками полетел следом за «Жигулями», и уже через несколько минут троих бритоголовых гонщиков приволокли к нам на аркане. Уложив в ту же лужу, заставили слезно просить прощение, машинку на их же глазах малость побили да поцарапали. Сейчас царапать было некого, разве что меня, тем паче, что ни Ганса, ни охраны поблизости не наблюдалось.
— Та-ак… — Елена обвела комнату шальным взором. В эту секунду она тоже походила на человека готового швыряться чем попало. Может быть, даже не только бокалами, но и самыми настоящими гранатами.
— Та-ак! — вновь повторила она. — Вот, значит, где мы развлекаемся!
— Как в анекдоте, — вполголоса фыркнула Надюха. — Надо было мне под диван залезть. Или в шкаф.
— И залезешь, милая! — грозно пообещала Елена. — В такое место залезешь, что обо всем на свете забудешь!
— Ты ее боишься? — Надежда с любопытством покосилась на меня. Я холодно покачал головой.
— И все-таки с колен твоих я слезу, ага? Неудобно как-то. Шваркнет табуретом — и одним ударом семерых. В смысле, значит, двоих…
А Елена и впрямь наступала. В руке она сжимала кнопочный нож — маленький, но вполне убеждающий в серьезности намерений. Надежда вскочила с дивана, ухватила за угол подушку.
— Только подойди!
— Да я тебя насквозь… Пигалица! — Елена задыхалась от ярости. Рот у нее гневно кривился, из глаз в три потока бежали слезы.
— Давай, давай! — подзадоривала Надюха, помахивая подушкой. — Мне терять нечего.
— А мне есть! — фальцетом выкрикнула Елена. — Есть, гадина такая! У нас семья, к твоему сведению! Понимаешь ты это, дрянь мерзкая?
Напряженная ее фигура в усыпанном блестками голубом платье, с шарфиком, свисающим чуть ли не до пола, выглядела более чем нелепо. Да еще этот ножик в руке.
Елена сделала неумелый выпад, Надюха ловко отбила удар подушкой.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Прыжок Ящера'
1 2 3 4 5 6 7