— А что же я, хуже других, что ли? — обиделась Анисья. — Смешной ты, Павел: как напялит человек мундир, так начинает корчить из себя…
— Выписать ей пирамидону! — приказал Пашка. — Пятьсот грамм. Трибуну.
Принесли трибуну. Пашка взошел на нее.
— Я вам скажу небольшую речь, — начал он, но обнаружил непорядок. — Где графин?!
— Несут, товарищ генерал.
— Ну, что?! — Пашка обращался к женщинам, лежащим в палате. — Допрыгались?! Докатились?! Доскакались?!.

…И тут засмеялся белобрысый. Пашка поднял голову.
— Ты чего?
Белобрысый все смеялся.
— Это он во сне, — пояснил один пожилой больной. Все другие уже спали. Была ночь.
— Вот жеребец, — возмутился Пашка. — Здесь же больница все же.
Он лег и крепко зажмурился… И снова он на трибуне.
— На чем я остановился? — спросил он свиту.
— Вы сказали, что они доскакались…
— Куда доскакались? — с начальственным раздражением переспросил Пашка. — Работнички! Только форсить умеете!
И опять его разбудил смех белобрысого.
— Вот паразит, — сказал Пашка, поднимаясь. — Что он ржет-то всю ночь?
— Выздоравливает он, — опять сказал пожилой больной.
— Можно же потихоньку выздоравливать. Может, разбудить его, а? Сказать, что у него дом сгорел — ему тогда не до смеха будет.
— Не надо, пусть смеется.
Пашка опять крепко зажмурился, но больше не получалось, не спалось.
— А вы чего не спите? — спросил он пожилого больного.
— Так… не хочется.
Помолчали.
— Вот вы принадлежите к интеллигенции, — заговорил Пашка.
— Ну, допустим.
— Книжек, наверно, много прочитали. Скажите: есть на свете счастливые люди?
— Есть.
— Нет, чтобы совсем счастливые.
— Есть.
— А я что-то не встречал. По-моему, нет таких. У каждого что-нибудь да не так…
— Вот хочешь, я прочитаю тебе…
— Что, письмо?
— Нет. — Больной взял с тумбочки ученическую тетрадку. — Сочинение одного молодого человека…
— Ну-ка, ну-ка… — Пашка приготовился слушать.
— «С утра мы пошли с пацанами в лес, — начал читать больной. — Все были почти из нашего четвертого „б“. Пошли мы сорок зорить. Ну, назорили яичек, испекли и съели. Потом Колька Докучаев рассказывал, как они волка с отцом видали. Мы маленько струсили. В лесу было хорошо. А потом мы хохотали, как Серега Зиновьев из второго „а“ петухом пел. В лесу было шибко хорошо. Потом мы пошли домой. Мне мама маленько всыпала, чтобы я не шлялся по лесам и не рвал последние штаны. А потом мы ели лапшу. Папка спросил меня: „Хорошо было в лесу?“ Я сказал: „Ох, и хорошо!“ Папка засмеялся. Вот и все. Больше я не знаю, чего».
— А для чего это вы? — спросил Пашка.
— Это писал счастливый человек.
— Так какое же туг счастье-то? — изумился Пашка.
— Самое обыкновенное: человек каждый день открывает для себя мир. Он умеет смеяться, плакать. И прощать умеет. И делает это от души. Это — счастье.
— Так он же маленький еще!
— Ну, найдется кто-нибудь и большого его научит таким же быть.
— Каким?
— Добрым. Простым. Честным. Счастливых много… Ты тоже счастливый, только… учиться тебе надо. Хороший ты парень, врешь складно… А знаешь мало.
— Когда же мне учиться-то? Я же работаю.
— Вот поэтому и надо учиться.
— А вы — учитель, да?
— Учитель.
— Значит, вы счастливый, если вы учите?
— Наверно. Позови-ка сестру.
— Что, плохо?
— Нет, просто устал.
— Лиля Александровна! — позвал Пашка.
Вошла сестра и сделала учителю укол.
— Ну, вот теперь уснем, — сказал тот и выключил свет.
Пашка долго еще лежал с открытыми глазами, думал о чем-то. А как только стал засыпать, услышал голос Насти:
— Павел, иди ко мне.
…И опять снится Пашке сон:
Ждет его Настя на том самом месте, где встречала его во сне в первый раз.
— Здравствуй, Павел.
— Здравствуй.
— Как живешь?
— Ничего.
— Идеал-то не нашел еще?
Пашка усмехнулся.
— Нет.
— Помнишь сказку? — спросила вдруг Настя. — Бабушка тебе рассказывала…
— Про голую бабу, что ли?
— Да.
— Помню.
— Так вот, ты не верь: это не смерть была, это любовь по земле ходит.
— Как это?
— Любовь. Ходит по земле.
— А чего она ходит?
— Чтобы люди знали ее, чтоб не забывали.
— Она, что, тоже голая?
— Она красивая-красивая.
— Хоть бы разок увидеть ее.
— Увидишь. Она придет к тебе.
— А если не придет? Ведь нельзя же сидеть и ждать, что придет кто-нибудь и научит, как добиться счастья. Будешь ждать, что придет, а он возьмет и не придет. Так и проживешь дураком. Правильно я рассуждаю?
— Правильно. А учиться можно не только в школе. Жизнь — это, брат, тоже школа, только лучше.
— И опять: если я буду сидеть и ждать…
— Зачем же ждать, — перебивает его Настя. — Надо искать. Надо все время искать, Павел.
— Так вот я ищу. Но я же хочу идеал!

Опять засмеялся белобрысый. Пашка проснулся. Утро. Еще спят все. Пашка огляделся по палате. И вдруг ему показалось…
— Братцы! — заорал он.
Повскакали больные.
— Ты чего, Пашка? — спросил белобрысый.
Пашка показал на учителя, который лежит недвижно.
— Няня! — рявкнул белобрысый.
Учитель приподнялся.
— Что такое? В чем дело?
Все смотрят на него.
— Что случилось-то?
Пашка негромко засмеялся.
— А мне показалось, ты помер, — сказал он простодушно.
Учитель досадливо сморщился.
— Первую ночь спокойно уснул… Надо же!
Пашка лег и стал смотреть в потолок. На душе у него легко.
— Значит, будем жить, — сказал он, отвечая своим мыслям.
А за окнами больницы — большой ясный день. Большая милая жизнь…

1 2 3 4 5