Неотмеченными
остались двое: Юрий Орешин и Олег Середа. Я вывела содержимое
файла на печать и оторвала выползший из принтера рулончик
Второй файл, графический, содержал фрагмент карты в
масштабе 1:2000. Побережье некоего водоема и населенный пункт
на нем, название не указано. Несколько обозначенных кварталов и
что-то, отмеченное прямоугольником. В двадцати километрах к
юго-востоку городишко под именем Кепа. Я уже собралась
распечатать карту, но тут в дверь постучали.
-- Катя, открой, -- послышался голос Юры.
-- Зачем?
Я не стала сочинять всякую чушь про то, что я не одета: я
знала, что никакими наивными уловками ребят не остановить. К
тому же Юрка в собственной квартире откроет любую дверь, как бы
я ее не закрывала. Хотелось просто по возможности оттянуть
момент, когда моя лихая диверсия откроется и будет безжалостно
пресечена.
-- Чем ты там занимаешься? -- тревожно спросил Юра.
-- Играю.
-- Открой, -- еще настойчивее попросил брат.
Как жалела я в эту минуту о том, что плохо освоила
компьютер. Мне бы сейчас быстренько сбросить на свой диск
интересующие меня файлы, а потом спокойно просмотреть. Мой
пароль они никогда бы не вскрыли. Но черт меня возьми, я
слишком плохо училась в школе! Я поняла, что если даже начну,
то заспешу и запутаюсь, что-нибудь не смогу вспомнить и только
даром потеряю время. Иногда поздно понимаешь, что совершенно
ненужные на первый взгляд умения могут предрешить исход дела.
Теперь же мне оставалось только поскорее посмотреть, что там
дальше.
Не отвлекаясь на препирательства с Юркой, я снова
повернулась к компьютеру. Я решила обойтись без распечатки
карты, ведь я уже знала, как называется городок в той
местности. Нужно было срочно просмотреть третий файл.
Третий файл, тоже графический, заставил мои ладони
покрыться влагой. С экрана смотрел серый пес. Пасть его была
оскалена, клыки и губы вымазаны чем-то темным. Глаза пса
смотрели на камеру, его снимавшую, с ненавистью почти
человеческой... Впрочем, эти глаза, действительно, были
похожи... Я пощелкакла клавишами, и изображение увеличилось.
Теперь с монитора на меня смотрели только глаза. Это были
большие, миндалевидные, с яркими белками, выразительные голубые
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ глаза...
Рука протянулась из-за моего плеча.
От неожиданности я с криком подскочила.
-- Тихо, малышка... -- Юра поймал меня и усадил обратно.
Он старался ничем не выдать свой гнев, но у него даже руки
дрожали от негодования.
-- Юрка, я сотру к черту эти файлы, -- произнес Олег,
подходя к клавиатуре с другой стороны.
-- Нет. Перекодируй... -- отозвался Юра. -- Да не здесь! С
нашего компьютера.
Олег тяжело вздохнул, показал мне кулак и ушел, хлопнув
дверью.
Юрка бросил свой костыль на мою постель и сел на банкетку
у компьютера. Он смотрел прямо мне в глаза, словно хотел
прочитать в них, много ли мне стало известно. Смотрел и молчал.
-- Ты хочешь, чтобы мне стало стыдно? -- не выдержала я.
-- Но мне не стыдно, Юра, потому что это нечестно.
-- Что?
-- То, что ты не доверяешь мне.
Он криво усмехнулся, отвернулся и уставился в монитор.
-- Да, малышка, возможно, это нечестно. Но я уж возьму
этот грех на душу. А иначе может случиться непоправимое, --
ответил он наконец. -- Недооценил тебя, каюсь. Ты лезешь
напролом, как медведь сквозь чащу. Поэтому...
-- ... с этого момента я буду находиться под домашним
арестом под неусыпным бдительным оком Олега Середы.
-- Знаешь, иногда мне страшно иметь с тобой дело, --
сообщил он мне после паузы. -- Я должен был оставить тебя в
интернате, и Вера Сергеевна сделала бы из тебя няню для
малышей. Таким, как ты, нечего делать рядом со смертью, потому
что они не способны оценить опасность...
-- Я похожа на человека, который мог бы задержаться в
интернате? -- я встала и положила руку ему на плечи. -- Не
сердись, пожалуйста. Я хочу вам помочь.
-- Я не могу подвергать тебя риску только из-за того, что
всплывают мои старые дела, -- покачал он головой, и я видела,
что свое решение он ни за что не поменяет.
-- Я все равно буду в этом участвовать.
-- Ну, это мы еще посмотрим, -- Юрка невесело усмехнулся,
встал, взял костыль и, тяжело передвигая ноги, вышел из моей
комнаты.
Я выключила компьютер, погасила свет и легла.
Бедняга Юра вновь недооценил меня. Уйти от опеки Олега
очень просто, не одним, так другим способом. Я очень хорошо
изучила нашего общего друга, и знала, чем можно его пронять.
Потом я попробовала бы поискать эту серую собаку с
человеческими глазами. Лежа, я взглянула на темный монитор. На
мгновение мне показалось, что голубые глаза тоже посмотрели на
меня изнутри через стекло экрана.
Подлинность снимка в файле не вызывала сомнений. Но
очевидно, что существо, изображенное на нем, обладает
необычными свойствами, причем такими, которые вызывают страх у
Юрки. Я была уверена, что Юра боится. Юра, который практически
ничего не боялся, даже смерти, потому что уже побывал у нее в
лапах. В моих ли силах избавить его от этого страха? Во всяком
случае, в моих силах попытаться это сделать.
Юрке шел тридцать восьмой год. И если быть точной, он
вовсе не был мне братом. Мои родители, жившие в Пскове, погибли
в автомобильной аварии, когда мне не было и года. Никого в
целом свете у меня не было, и я оказалась в единственно
возможном месте: сначала в доме ребенка, потом в интернате для
детей-сирот.
Это сейчас я предпочитаю никогда не вспоминать о том, что
было там. А тогда у меня не было выбора.
Я жила там и была, насколько это было возможно, довольна
своей жизнью. Точнее, я приспособилась к ней, ведь иной я не
знала. До определенного момента казалось, что не может быть
по-другому, ведь я осталась одна на всем белом свете, как и
большинство моих друзей. Разве что я была более замкнута, чем
остальные, погрузившись в мечты и сны, столь яркие, что
казалось, будто это -- вторая жизнь, дарованная мне свыше за
то, что первая жизнь многим обделила меня.
Так было до тех пор, пока не появился Юра.
Мне было десять лет. Однажды, когда я с подружками играла
на площадке перед спальным корпусом, мы заметили нашу
директрису, которая шла к нам вместе с незнакомым мужчиной.
Гости были не таким уж частым событием для интерната, поэтому
все, кто был на площадке, прекратили игру и смотрели на них.
Директриса и гость подошли поближе, и Вера Сергеевна, указав на
меня, произнесла: "Это Катя Орешина".
Мужчина внимательно и серьезно смотрел на меня. Он был
среднего роста, крепкий, спортивный, темноглазый. Короткие
русые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб и тонкие
темные брови. Скуластое загорелое лицо, глаза слегка прищурены.
Чисто выбрит и одет в ладно сидящий на нем джинсовый костюм.
Он подошел ко мне и тихо, без улыбки, сказал: "Меня зовут
Юрий Орешин. Я твой брат". "У меня нет брата", -- прошептала я,
повернулась и бросилась бежать от него. Подружки поймали меня,
притащили обратно и оставили наедине с моим гостем. Он сел
рядом со мной на скамью и, не обращая внимания на мое угрюмое
молчание, стал что-то рассказывать. Он говорил долго, но я
ничего не запомнила из этого рассказа. Однако, когда он
попрощался, встал и пошел прочь, я побежала вдогонку. Преградив
ему путь, я спросила: "Ты придешь еще раз?". "Ты хочешь этого?"
-- отозвался он. Я смутилась и промолчала, мне неловко было
признаться этому необычному, красивому и чужому человеку, как
сильно я этого хотела. "Я приду, даже если ты этого сейчас не
хочешь", -- сказал Юра, -- "У меня ведь тоже никого нет, кроме
тебя". "Когда ты придешь?" -- уточнила я. "Как только смогу, к
сожалению, я не хозяин своему времени", -- ответил Юра, и я
поняла, что он занят в жизни чем-то серьезным.
И начались бесконечные дни ожидания. Через месяц мне
показалось, что Юра никогда больше не придет. Через два я была
уже почти уверена, что его приезд был случайностью, что меня с
кем-то спутали, и я никогда уже не увижу этого симпатичного
человека со спокойным открытым взглядом.
Но он приехал. Приехал неожиданно, когда я уже почти не
вспоминала о нем.
Здороваясь со мной, он не смог скрыть своей радости, и
этим совершенно меня покорил.
С этого дня я была уже уверена, что я больше не одинока.
Долго меня не интересовал вопрос, кто он такой и откуда взялся.
Наверное, это был суеверный страх спугнуть его своими
расспросами. Я жила от одной нашей встречи до другой. Только
потом, уже несколько лет спустя, меня стали беспокоить
серьезные раздумья о том, почему же он только приезжает меня
навестить, а не забирает меня с собой навсегда из интерната.
Ведь в моих глазах он был ужасно взрослым и имел на это право.
Когда в следующий его приезд я спросила его об этом, он
смущенно пожал плечами и пояснил: "Ну, во-первых, работа... У
меня нет дома, и мне практически некуда тебя привезти. Я все
время в командировках... Ну а главное, нам вряд ли кто-нибудь
разрешит..." "Почему?" -- не поняла я.
Медленно подбирая слова, Юра объяснил, что мы с ним не
родственники.
Просто мой отец давным-давно усыновил трехлетнего
мальчика, сына своей первой жены. Затем мать Юры довольно
быстро упорхнула куда-то в поисках птицы счастья с очередным
поклонником, оставив своего сына на руках у Ивана Орешина. Тот
оказался человеком добросовестным и тянул парнишку один. О
приемном отце Юра вспоминал с нежностью хотя и не был таким уж
охотником до воспоминаний. В пятнадцать лет мальчик оказался в
суворовском училище, и с тех пор видел отца крайне редко.
Освободившись, наконец, от обязанностей няньки, наш отец
женился еще раз, и родилась я. Юра видел мою мать всего лишь
пару раз, и не мог рассказать о ней практически ничего. В
Пскове он не бывал до того момента, когда вдруг решил разыскать
меня, помня, что незадолго до гибели у отца родилась дочка.
Едва оказавшись вдали от приемного отца, Юра начал строить
жизнь по собственному разумению. Карьеру офицера он считал для
себя наиболее подходящей, и за то, что отец пристроил его
именно в суворовское, Юра был от души ему благодарен. Возможно,
я зря иронизировала, и отец действительно думал о будущем Юры,
а не преследовал цель поскорее избавиться от мальчишки.
Когда Юра получил возможность бывать там, где хочется, ему
не к кому было поехать. Следы своей матери он потерял, да и не
хотел их разыскивать. Сам он женился рано и неудачно. Я никогда
не расспрашивала Юру об этом, признавая право брата
отгородиться от неприятного прошлого. И оставшись совершенно
один, самостоятельный взрослый мужчина решил найти и согреть
своими редкими посещениями маленькую одинокую девочку, которая,
в сущности, не имела никакого отношения к его жизни.
Видимо, Юрке дорогого стоил этот рассказ, он боялся
оттолкнуть меня от себя, но я сама удивлялась своей реакции: я
не придала значения его словам. К тому времени я уже так
привыкла к Юрке, к его редким коротким визитам, забавным
историям и искреннему интересу ко всему, что касалось меня, и
известие, что он и не брат мне вовсе, нисколько меня не
расстроило. Мне уже стало очевидным его намерение не пускать
мою жизнь на самотек, и я ничего не имела против.
Я становилась взрослой, изменялись и наши встречи. Хотя и
теперь Юрка очень немногое доверял мне из своей жизни, мне было
известно, что мой брат -- сотрудник одного из управлений службы
безопасности. Я знала о его делах не больше, чем прочла бы в
любом детективном романе, а потом и вовсе выяснила, что Юрка
просто нес всякую чепуху, лишь бы развлечь меня и отвязаться от
расспросов. Но его скрытность лишь заставила меня проникнуться
уважением к тому, чем занимались Юрка и те шесть человек,
которыми он руководил. Если об этом нельзя было рассказывать,
значит, в моем понимании, это было что-то стоящее.
В шутку, ради того, чтобы просто поиграть со мной, Юра
обучал меня разным своим хитростям: наблюдательности и умению
извлекать информацию из мелочей, правильной постановке вопросов
и секретам диалога, умению вести разговор так, чтобы собеседник
сам без нажима рассказывал все, что нужно, и всяким другим
пустякам из области психологии общения. Потом я отрабатывала
все это на своих подругах по интернату и приходила в восторг от
результатов. Иногда Юрка показывал мне приемы какой-то странной
борьбы и больше меня радовался, когда у меня что-то получалось.
Я очень боялась разочаровать его и старалась вовсю. Юрка
казался мне самым добрым и умным человеком на свете.
Когда я видела свои странные сны, мне очень хотелось
увидеть именно Юрку на пороге того желанного дома. Это стало бы
для меня свидетельством того, что мы с ним никогда больше не
расстанемся. Но сон всегда кончался одинаково, и поэтому сердце
мое при пробуждении тревожно билось, и слезы сами лились из
глаз.
Как и все на свете, кончилось и мое сиротское детство.
И вот три года назад Юра пообещал приехать в день моего
семнадцатилетия и забрать меня с собой. Но в этот день он не
появился. Я не находила себе места. Когда, наконец, через
неделю меня позвали в кабинет директрисы, я обнаружила там
взволнованную Веру Сергеевну и хмурого мужчину, совершенно мне
незнакомого. Он поднялся навстречу и не сразу заговорил, а
некоторое время сосредоточенно глядел себе под ноги. Он был
довольно высоким и худощавым. Густые и лохматые медные волосы
не позволяли сразу разглядеть выражение его склоненного лица.
Наконец, вздохнув, он поднял голову, взглянул на меня усталыми
и слегка припухшими глазами. От этого взгляда мне стало не по
себе. "Меня зовут Олег", -- услышала я низкий хриплый голос. --
"Тебе придется поехать со мной".
Он посадил меня в видавший виды жигуленок и повез в Питер.
В тот вечер мне удалось узнать только, что Юрий Орешин
после полученного две недели назад ранения находится в больнице
в тяжелом состоянии. Положение по-настоящему угрожающее, а
потому нам надлежит поспешить. Почти всю дорогу мы молчали, не
испытывая никакой потребности разговаривать. Я даже не
представляла, до какой степени мой новый знакомый разделяет мое
горе, не подозревала, каково ему было мотаться за неизвестной
девчонкой в то время, как его друг умирал в больнице.
Мы добрались до реанимационного отделения военного
госпиталя в нашей славной северной столице, и с той минуты на
многие недели вперед время растянулось для меня в один огромный
безнадежный день. Все впечатления слились в одну мучительную
картину: белоснежная палата, несчетное количество аппаратуры,
снующий туда-сюда медперсонал, писк приборов, звякание
инструментов... И безжизненное лицо брата, серым пятном
выделяющееся на стерильных больничных простынях. В первые
секунды я не узнала Юру: лежащий в больничной палате человек
был старше на добрый десяток лет. Запавшие глаза, сухие, серые
губы, прозрачная, мертвенно-бледная кожа превратили его в
незнакомца. Он не приходил в себя очень долго, в его исколотые
руки уже невозможно было вставить иглу капельницы. Какая-то
сволочь изрешетила брата пулями, и надежды на то, что он
выкарабкается, не было почти никакой.
Я проводила с ним все время, просто сидела рядом, когда
была такая возможность, и молилась. Я молила судьбу, небо, Бога
не отбирать у меня Юрку. Олег Середа, время от времени
наведывающийся в больницу, почти не разговаривал со мной, он
только успевал немного посидеть с Юрой. Олег был по-настоящему
подавлен свалившимся несчастьем, и я догадалась, что связь
между этими мужчинами прочней, чем обычные служебные отношения.
Кто знает, может, и мои молитвы хоть немного помогли Юрке.
День за днем, месяц за месяцем мы выбирались из кошмара. Юрка
поправлялся медленно, и никакие усилия врачей не смогли
полностью помочь ему. В тридцать четыре года Юрий Орешин был по
инвалидности отправлен в отставку с выплатой максимальной
государственной страховки и пенсии.
Он уже никогда не бывал прежним Юркой, каким я успела его
узнать. Исчезла его открытость, взгляд потяжелел, голос стал
жестче. Он часто уединялся и подолгу не разговаривал с нами.
Даже когда Олег ушел со службы, решив присоединиться к частным
планам Юры, брат принял это с агрессивным протестом.
1 2 3 4 5 6 7