Вадим Шефнер
Небесный подкидыш,
Исповедь трусоватого храбреца
Фантастическая повесть
Имя моего деда Серафима Васильевича Пятизайцева (1947-2008) известно
всем. Во многих городах нашей планеты ему воздвигнуты памятники, о нем
написана не одна книга. Теперь, когда близится столетие со дня его
кончины, настало время опубликовать и то, что он сам о себе написал.
Все знают, что Серафим Пятизайцев умер в полной безвестности.
Всемирная слава осенила его посмертно, когда в архиве давно
ликвидированного ИРОДа (Института Рациональной Организации Досуга) были
случайно обнаружены чертежи его гениального изобретения и пояснительная
записка к ним. Что касается данной рукописи, то она хранилась у нас дома.
Моя бабушка Анастасия Петровна Пятизайцева, намного пережившая своего
мужа, была против публикации его автобиографического произведения, ибо
считала, что это может бросить тень на нее лично и - главное - исказить у
публики представление о ее муже. Ведь уже при ее вдовьей жизни СТРАХОГОН
был пущен в массовое производство, и об его изобретателе начали
восторженно писать поэты, писатели и журналисты. Что касается моей матери
Татьяны Серафимовны Пятизайцевой, то она тоже считала, что рукопись отца
не преумножит его славы. Бабушки моей нет в живых, матери - тоже. А я на
старости лет решила опубликовать исповедь своего деда - и тем самым
выполнить его давнее желание. Ибо это произведение писалось им явно не для
дома, а для мира, не для семейного архива, а для печати. Знаю, у многих
землян при чтении "Небесного подкидыша" возникнет чувство обидного
изумления - и даже негодования. Ведь в бесчисленных произведениях поэтов и
писателей дед мой трактуется как человек сказочной отваги. По их
убеждению, именно врожденная храбрость натолкнула его на открытие Формулы
Бесстрашия. Всем известны строки поэта Некукуева: "Герой поделился
бесстрашием личным со всеми людьми на Земле!" Но, вчитавшись в
произведение моего деда, люди узнают, что дело обстояло иначе. Они узнают
Правду. Правда эта, по моему убеждению, не унизительна для Серафима
Пятизайцева. Но это поймут не сразу и не все.
Будучи по специальности литературоведицей, не скрою, что правдивое
повествование деда не лишено недостатков. Начну с того, что рукопись
производит впечатление незаконченности, и даже даты под ней нет. Полагаю,
что автор хотел завершить свое повествование главой о том, что его идея
получила практическое осуществление. Но, как мы знаем, при его жизни этого
не произошло. Заметят читатели и то, что это произведение внутренне
противоречиво, в нем много недоговоренностей, неясностей. Огорчает и то,
что излишне много места уделено различным служебным склокам и абсурдным
проектам, - и в то же время о своем изобретении автор пишет походя,
невнятно; суть его прибора им не расшифрована. К счастью, мы все знаем,
чем Серафим Пятизайцев одарил человечество! Благодаря ему на Земле не
стало страха. Остался страх перед Совестью, но все остальные разновидности
страха - побеждены, и люди действуют разумно и смело при самых
экстремальных ситуациях. Мы стали смелее, честнее, правдивее. И срок жизни
землян - удлинился.
Возвращаясь к недочетам повествования, посетую, что дед порой
разрешает себе некоторую игривость стиля, смакует вульгарные словечки, не
брезгует блатным жаргоном своего времени. Однако я сохранила текст в
полной неприкосновенности, ибо сознаю свою ответственность, перед
человечеством.
Марфа Гуляева-Пятизайцева
Земля No 253
Ленинград, 2107 год.
1. ОДИН ИЗ 7 000 000000
Начну с того, что никакой я не писатель.
"Банальное предупреждение", - усмехнетесь вы.
Согласен: банальное. Более того: затасканное, затрепанное, затертое,
замызганное. Но правдивое. И к сему добавлю, что профессиональным
литератором стать не собираюсь.
Закончу это свое единственное прозаическое произведение - и больше ни
гу-гу. Другое дело - поэзия. Иногда, когда моя изобретательская мысль
отдыхает, я строчу стихи. Этот побочный творческий продукт время от
времени публикуется в нашей институтской стенгазете "Голос ИРОДа". Но в
печать со своими стихами я не стремлюсь.
Я в славе вываляюсь весь,
Когда придет мой час, -
Но слава ждет меня не здесь,
Тут ни при чем Пегас.
Впрочем, это я так, для красного словца; может быть, нигде никакой
славы не будет.
А это свое автобиографическое произведение я пишу для вашей же
пользы, уважаемые землякиземляне. Учтите, нас на Земле, по данным
последней переписи, семь миллиардов душ, включая и мою. И из всех этих
миллиардов пока что лишь мне довелось побывать на другой планете. При этом
сразу скажу, что никаких умственных, творческих усилий я к этому делу не
приложил. Устроился в полет по дружеской протекции, а грубо говоря - по
межпланетному блату. И через это влип в такую передрягу, что еле ноги
унес.
Правда, пребывание на Фемиде натолкнуло меня на .важное изобретение.
Но возможен был и смертельный исход. Вот тебе мой совет, уважаемый
читатель: опасайся таких блатных путешествий!
Всегда и всюду действуй честно,
И сам штурмуй любой редут.
Ни блат земной, ни блат небесный
К добру тебя не приведут!
2. ЗАГАДОЧНЫЙ ВЗЛОМ
Скромность украшает мудрых. Поэтому пока что отпихну себя на второй
план и сообщу вам кое-какие сведение о моем друге Юрке Птенчикове.
Однажды, в давние времена, в нашем доме на Н-ской линии Васильевского
острова произошло загадочное событие. Дом тогда еще дровами отапливался.
Дров было маловато, в квартирах было холодновато и сыровато - поэтому
белье после стирки сушили на чердаке. Дверь чердачную запирали. И вдруг в
одно воскресное утро дом облетела весть роковая: чердачная дверь взломана!
И взлом тот был не простой, а загадочный. Сами подумайте: дверь взломана,
а все белье, что сушилось, - в целости. Там из трех квартир белье висело -
и, представьте себе, ни одна наволочка, ни одни кальсоны не пропали! Для
чего тогда, спрашивается, взлом было делать?!
Дабы внести в это дело уголовную ясность, побежали в милицию,
мильтона привели. Он констатировал печальный факт: да, замок взломан.
Причем не с лестницы, а с чердака. То есть кто-то с крыши через чердачное
окно проник на чердак и, не покусившись на чужую нижнюю одежду, взломал
дверь, ведущую на лестницу, - и удалился. При таком повороте события все
жильцы, как тогда говорилось, опупели от удивления, весь дом загудел от
толков и домыслов. Анфиса Степановна, старушка из 27-й квартиры, та даже
утверждала, что это на чердаке не люди"; а ангелы побывали. Потому что как
же это так: белье свободно висит, бери что хошь, а они ничего не тронули!
Но прочие обитатели дома логически отвергли эту божественную гипотезу.
Во-первых, двери взламывать - это поступок, что там ни говори, не
ангельский. Вовторых, будь то даже ангелы-распроангелы, никакого особого
благородства они не проявили тем, что белье не уперли; ведь у них, у
ангелов, свое небесное обмундирование, им сорочек или там бюстгальтеров не
требуется. И, в-третьих, никаких ангелов нет, их зарубежная пропаганда
выдумала. Через неделю, после горячих споров и теоретических рассуждений,
жильцы пришли к выводу, что в этом деле явно замешана гаванская шпана.
Хулиганы тайно проникли на чердак соседнего дома, откуда по крыше
перебрались на наш чердак и совершили взлом дверного замка, дабы
быстренько вынести все белье по лестнице и затем забодать его на толкучке.
Но в последнюю минуту гаванцам почудилось, что их зашухерили, и они в
жуткой панике покинули чердак, не успев совершить замышленного злодеяния.
Как видите, уважаемый читатель, весь этот вывод построен на недоказанных
домыслах. Но не будем смеяться над жильцами дома! Ведь в то, не такое уж
отдаленное, время никто на Земле еще не ведал о наличии неопознанных
летающих тарелок, никто знать не знал о том, что Земля регулярно
посещается иномирянами. Знай это жильцы дома - у них бы хватило ума
догадаться, что побывали на их крыше и чердаке никакие не гаванцы, а
просто-напросто инопланетники.
Та чердачная сенсация - так заполонила умы жильцов, что совершенно
заслонила собой другое событие. А состояло оно в том, что в ночь,
предшествующую тому утру, когда был обнаружен взлом, кто-то позвонил в
квартиру No 25, находившуюся на той лестнице, что вела на чердак. В этой
однокомнатной квартирке (бывшей швейцарской) одиноко обитала бухгалтерша
ЖАКТа Клавдия Борисовна Птенчикова. Она, естественно, была удивлена - кто
это будит ее среди ночи?! Когда она сквозь дверь спросила: "Кто там? Чего
вам надо?" - ей никто не ответил. Но затем она услыхала детский писк - и
открыла дверь. На лестничной площадке стоял, аккуратно закутанный в
добротную теплую одежду, малыш; на вид ему было годика два.
- Подкидыш!.. Только этого мне не хватало! - воскликнула тетя Клава.
Затем внесла ребенка в квартиру, уложила на кушетку - не оставлять же его
на лестнице. И вдруг малыш улыбнулся ей, да так ласково и весело, что она
мысленно повторила: "Только этого мне не хватало!" Но повторила уже в
ином, самом положительном смысле. Короче говоря, она решила усыновить
дитя, и вскоре осуществила это, оформив его через загс на свою фамилию и
присвоив ему имя Юрий.
Родителей своих Клавдия Борисовна не знала, воспитывалась в детдоме,
потом окончила бухгалтерские курсы, устроилась счетоводом в наш ЖАКТ,
получила квартиру. А вообще-то, судьба ее не баловала. Замуж вышла поздно,
да и муж попался какой-то несерьезный - вскоре покинул ее ради другой, что
покрасивше. Красотой, честно говоря, тетя Клава не блистала. Зато блистала
она добротой своей. Если в доме кому помощь нужна - все к тете Клаве
бегут. Она и за больным поухаживает безвозмездно, и обиженного утешит, и
деньгами из последних своих средств поможет. За ней не только в нашем доме
добрая слава утвердилась, но и в соседних домах. Мало того, слава та, по
каким-то космическим каналам, и до одной дальней планеты дошла; иначе не
подкинули бы тете Клаве иномиряне своего ребенка. Впрочем, о том, что он
не из мира сего, она знать не знала, ведать не ведала. И даже позже, когда
Юрик признался ей, что он на Земле гость, а не хозяин, она ему не
поверила, за выдумку сочла. А та загадочная чердачная история произошла,
когда я еще совсем маленьким был. Услыхал я об этом много позже, уже в
мало-мальски разумном возрасте. Мне взрослые рассказали. Загадочный взлом
так въелся в их память, что они много лет спустя его переживали и
пережевывали.
3. ТРУСОВАТЫЙ ХРАБРЕЦ
Жили мы с Юриком Птенчиковым по одной лестнице, но до поры до времени
никакой дружбы у нас не намечалось - как, впрочем, и вражды. Был он
мальчишка как мальчишка. Правда, добрый, необидчивый. Ребята с нашего
двора любили его и, любя, Парголовским иностранцем звали. Как известно, в
Парголове когда-то много ингерманландцев (в просторечии - чухонцев)
обитало. А у Юрика с речью не все благополучно обстояло: он иногда как-то
странно, непонятно выражался, слова коверкал. Вроде бы на иностранный
манер. Все думали, что это он нарочно выпендривается, чтобы из общей массы
выделиться. Но так как шкет он был невредный, то это ему охотно прощали.
Когда пришло время, родители определили меня в школу. В ту же школу и
в тот же 1-"а" пошел и Юрик. Так мы стали
первоклассниками-одноклассниками. И до выпускных экзаменов вместе учились.
А дружба наша началась с третьего класса. Об этом подробно рассказать
надо. В нашем дворе стояло невзрачное одноэтажное строение, там продавцы
из продмага пустую тару хранили. Впрочем, хранили - не то слово. Дверь в
то тарохранилище они почти никогда не запирали. Ребята с нашего двора
часто проникали туда, играли в прятки между штабелями ящиков. И вот в одно
декабрьское воскресное утро иду я по двору (мать меня в аптеку за
аллохолом послала) - и вижу: дверь в склад приоткрыта, и оттуда дым идет и
светится там что-то неровным светом. И в этот момент выбегает оттуда
Борька, восьмилетний шкет с нашего двора, и вопит бестолково: "Пожар!
Пожар! Юрка сгорит!" Потом другой мальчишка выскакивает - Семка из 26-й
квартиры - и тоже кричит что-то насчет пожара. Оказывается, они вдвоем там
кантовались, какой-то дот возводили из ящиков, потом холодно им стало, а у
Семки-дурака спички имелись, и он "маленький - маленький костерчик из
досочек разжег", а огонь вдруг на ящики перекинулся. Ребята эти своими
силами хотели пожар ликвидировать, а в то время Юрик через двор шагал. Он
дым увидал, каким-то образом догадался, в чем тут дело, и поспешил на
помощь, и как-то так получилось, что едва он в склад вбежал, как на него
эти шпанята (конечно, не по злой воле) штабель ящиков обрушили. Впрочем,
все это позже выяснилось. А в ту минуту, после того как эти двое из склада
выбежали, оттуда донесся болезненный вопль Юрика. Он выкрикивал какие-то
непонятные слова.
Во дворе в этот момент, кроме меня, этих двух перепуганных мальчишек
и девчонки Зойки из 27-й квартиры, никого больше не было. И я понял, что
именно я должен поспешить на помощь Юрке. Но мне стало страшно. Несколько
драгоценных секунд я мысленно уговаривал сам себя - и все не мог решиться.
И тут Зойка проскандировала своим писклявым голоском: "Фимка-бояка,
Фимка-трусишка!" После этого я кинулся в складское помещение. Я распихал
горящие ящики, нашел лежащего под ними Юрика - и выволок его на чистый
воздух. К тому времени во дворе показались взрослые, а вскоре и пожарные
подоспели.
Юрик - бедняга месяц в больнице на Большом проспекте отлежал и вышел
оттуда с чуть заметной хромотой - это из-за того, что сухожилие на левой
ноге было огнем повреждено. Из-за этой микрохромоты его, когда призывной
возраст настал, на военную службу не взяли. А у меня на всю мою жизнь
осталось чувство вины: если бы я не потратил нескольких секунд на
трусость, то ожог был бы поменьше и никакой хромоты у Юрки не получилось
бы.
Как видите, при пожаре том никакая героическая кончина мне не
угрожала. У меня только пальто на правом плече обгорело, да на левой
ладони волдырь от ожога вскочил - вот и все. Но тетя Клава сделала из
этого какой-то подвиг, всем стала твердить о моей якобы отваге, а главное
- навсегда внушила Юрке, что я его от верной гибели уберег. И с той поры
он стал считать меня своим спасителем и покровителем. А когда его из
больницы выписали, он первым делом попросил классную нашу наставницу Нину
Васильевну, чтобы она посадила его за парту рядом со мной. Нина Васильевна
просьбу эту охотно выполнила, отсадила от меня Кольку Пекарева, а на его
место Юрик сел. Я против этой рокировки не возражал. Дело в том, что
Колька тот в струнном кружке обучался и часто о музыке толковал, а мне это
было не по нутру (почему - после узнаете). Ну а Нина Васильевна так охотно
согласилась на эту перестановку потому, что я по родному языку хорошо шел
и мог Юрику пособить. Юрик многие предметы блистательно осваивал, педагоги
прямо-таки дивились его способностям, но из-за неладов с русским языком на
круглого отличника он не тянул. Он и в диктовках ошибки делал, и в устной
речи иногда какую-то околесицу нес, и в сочинениях на вольную тему не раз
выдавал фразочки вроде такой: "Докторша-глазунья навязала пострадальцу
повязку на все оба глаза". Я, как мог, старался помочь ему овладеть
правильной речью, да и читал он очень много - и все-таки туго шло у него
это дело.
А дружба наша крепла. Теперь Юрик дома у нас стал бывать. Родителям
моим он очень по душе пришелся. Он и тете Рите понравился, но ее огорчало,
что он смеется мало. Она решила ему уроки смеха давать, да ничего из этого
не вышло. В нем с годами серьезность нарастала, грусть какая-то.
4. ДРУГ НЕ ИЗ МИРА СЕГО
Настоящая дружба в себя и взаимную критику включает. В моей голове
уже в школьные годы зрели различные проекты, и я делился своими мыслями с
Юриком - и тот отвергал очень многое. А мне не по душе было, что он,
несмотря на все мои старания помочь ему русским языком овладеть, очень
медленно в этом деле преуспевает и самые простые поговорки перевирает на
свой лад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Небесный подкидыш,
Исповедь трусоватого храбреца
Фантастическая повесть
Имя моего деда Серафима Васильевича Пятизайцева (1947-2008) известно
всем. Во многих городах нашей планеты ему воздвигнуты памятники, о нем
написана не одна книга. Теперь, когда близится столетие со дня его
кончины, настало время опубликовать и то, что он сам о себе написал.
Все знают, что Серафим Пятизайцев умер в полной безвестности.
Всемирная слава осенила его посмертно, когда в архиве давно
ликвидированного ИРОДа (Института Рациональной Организации Досуга) были
случайно обнаружены чертежи его гениального изобретения и пояснительная
записка к ним. Что касается данной рукописи, то она хранилась у нас дома.
Моя бабушка Анастасия Петровна Пятизайцева, намного пережившая своего
мужа, была против публикации его автобиографического произведения, ибо
считала, что это может бросить тень на нее лично и - главное - исказить у
публики представление о ее муже. Ведь уже при ее вдовьей жизни СТРАХОГОН
был пущен в массовое производство, и об его изобретателе начали
восторженно писать поэты, писатели и журналисты. Что касается моей матери
Татьяны Серафимовны Пятизайцевой, то она тоже считала, что рукопись отца
не преумножит его славы. Бабушки моей нет в живых, матери - тоже. А я на
старости лет решила опубликовать исповедь своего деда - и тем самым
выполнить его давнее желание. Ибо это произведение писалось им явно не для
дома, а для мира, не для семейного архива, а для печати. Знаю, у многих
землян при чтении "Небесного подкидыша" возникнет чувство обидного
изумления - и даже негодования. Ведь в бесчисленных произведениях поэтов и
писателей дед мой трактуется как человек сказочной отваги. По их
убеждению, именно врожденная храбрость натолкнула его на открытие Формулы
Бесстрашия. Всем известны строки поэта Некукуева: "Герой поделился
бесстрашием личным со всеми людьми на Земле!" Но, вчитавшись в
произведение моего деда, люди узнают, что дело обстояло иначе. Они узнают
Правду. Правда эта, по моему убеждению, не унизительна для Серафима
Пятизайцева. Но это поймут не сразу и не все.
Будучи по специальности литературоведицей, не скрою, что правдивое
повествование деда не лишено недостатков. Начну с того, что рукопись
производит впечатление незаконченности, и даже даты под ней нет. Полагаю,
что автор хотел завершить свое повествование главой о том, что его идея
получила практическое осуществление. Но, как мы знаем, при его жизни этого
не произошло. Заметят читатели и то, что это произведение внутренне
противоречиво, в нем много недоговоренностей, неясностей. Огорчает и то,
что излишне много места уделено различным служебным склокам и абсурдным
проектам, - и в то же время о своем изобретении автор пишет походя,
невнятно; суть его прибора им не расшифрована. К счастью, мы все знаем,
чем Серафим Пятизайцев одарил человечество! Благодаря ему на Земле не
стало страха. Остался страх перед Совестью, но все остальные разновидности
страха - побеждены, и люди действуют разумно и смело при самых
экстремальных ситуациях. Мы стали смелее, честнее, правдивее. И срок жизни
землян - удлинился.
Возвращаясь к недочетам повествования, посетую, что дед порой
разрешает себе некоторую игривость стиля, смакует вульгарные словечки, не
брезгует блатным жаргоном своего времени. Однако я сохранила текст в
полной неприкосновенности, ибо сознаю свою ответственность, перед
человечеством.
Марфа Гуляева-Пятизайцева
Земля No 253
Ленинград, 2107 год.
1. ОДИН ИЗ 7 000 000000
Начну с того, что никакой я не писатель.
"Банальное предупреждение", - усмехнетесь вы.
Согласен: банальное. Более того: затасканное, затрепанное, затертое,
замызганное. Но правдивое. И к сему добавлю, что профессиональным
литератором стать не собираюсь.
Закончу это свое единственное прозаическое произведение - и больше ни
гу-гу. Другое дело - поэзия. Иногда, когда моя изобретательская мысль
отдыхает, я строчу стихи. Этот побочный творческий продукт время от
времени публикуется в нашей институтской стенгазете "Голос ИРОДа". Но в
печать со своими стихами я не стремлюсь.
Я в славе вываляюсь весь,
Когда придет мой час, -
Но слава ждет меня не здесь,
Тут ни при чем Пегас.
Впрочем, это я так, для красного словца; может быть, нигде никакой
славы не будет.
А это свое автобиографическое произведение я пишу для вашей же
пользы, уважаемые землякиземляне. Учтите, нас на Земле, по данным
последней переписи, семь миллиардов душ, включая и мою. И из всех этих
миллиардов пока что лишь мне довелось побывать на другой планете. При этом
сразу скажу, что никаких умственных, творческих усилий я к этому делу не
приложил. Устроился в полет по дружеской протекции, а грубо говоря - по
межпланетному блату. И через это влип в такую передрягу, что еле ноги
унес.
Правда, пребывание на Фемиде натолкнуло меня на .важное изобретение.
Но возможен был и смертельный исход. Вот тебе мой совет, уважаемый
читатель: опасайся таких блатных путешествий!
Всегда и всюду действуй честно,
И сам штурмуй любой редут.
Ни блат земной, ни блат небесный
К добру тебя не приведут!
2. ЗАГАДОЧНЫЙ ВЗЛОМ
Скромность украшает мудрых. Поэтому пока что отпихну себя на второй
план и сообщу вам кое-какие сведение о моем друге Юрке Птенчикове.
Однажды, в давние времена, в нашем доме на Н-ской линии Васильевского
острова произошло загадочное событие. Дом тогда еще дровами отапливался.
Дров было маловато, в квартирах было холодновато и сыровато - поэтому
белье после стирки сушили на чердаке. Дверь чердачную запирали. И вдруг в
одно воскресное утро дом облетела весть роковая: чердачная дверь взломана!
И взлом тот был не простой, а загадочный. Сами подумайте: дверь взломана,
а все белье, что сушилось, - в целости. Там из трех квартир белье висело -
и, представьте себе, ни одна наволочка, ни одни кальсоны не пропали! Для
чего тогда, спрашивается, взлом было делать?!
Дабы внести в это дело уголовную ясность, побежали в милицию,
мильтона привели. Он констатировал печальный факт: да, замок взломан.
Причем не с лестницы, а с чердака. То есть кто-то с крыши через чердачное
окно проник на чердак и, не покусившись на чужую нижнюю одежду, взломал
дверь, ведущую на лестницу, - и удалился. При таком повороте события все
жильцы, как тогда говорилось, опупели от удивления, весь дом загудел от
толков и домыслов. Анфиса Степановна, старушка из 27-й квартиры, та даже
утверждала, что это на чердаке не люди"; а ангелы побывали. Потому что как
же это так: белье свободно висит, бери что хошь, а они ничего не тронули!
Но прочие обитатели дома логически отвергли эту божественную гипотезу.
Во-первых, двери взламывать - это поступок, что там ни говори, не
ангельский. Вовторых, будь то даже ангелы-распроангелы, никакого особого
благородства они не проявили тем, что белье не уперли; ведь у них, у
ангелов, свое небесное обмундирование, им сорочек или там бюстгальтеров не
требуется. И, в-третьих, никаких ангелов нет, их зарубежная пропаганда
выдумала. Через неделю, после горячих споров и теоретических рассуждений,
жильцы пришли к выводу, что в этом деле явно замешана гаванская шпана.
Хулиганы тайно проникли на чердак соседнего дома, откуда по крыше
перебрались на наш чердак и совершили взлом дверного замка, дабы
быстренько вынести все белье по лестнице и затем забодать его на толкучке.
Но в последнюю минуту гаванцам почудилось, что их зашухерили, и они в
жуткой панике покинули чердак, не успев совершить замышленного злодеяния.
Как видите, уважаемый читатель, весь этот вывод построен на недоказанных
домыслах. Но не будем смеяться над жильцами дома! Ведь в то, не такое уж
отдаленное, время никто на Земле еще не ведал о наличии неопознанных
летающих тарелок, никто знать не знал о том, что Земля регулярно
посещается иномирянами. Знай это жильцы дома - у них бы хватило ума
догадаться, что побывали на их крыше и чердаке никакие не гаванцы, а
просто-напросто инопланетники.
Та чердачная сенсация - так заполонила умы жильцов, что совершенно
заслонила собой другое событие. А состояло оно в том, что в ночь,
предшествующую тому утру, когда был обнаружен взлом, кто-то позвонил в
квартиру No 25, находившуюся на той лестнице, что вела на чердак. В этой
однокомнатной квартирке (бывшей швейцарской) одиноко обитала бухгалтерша
ЖАКТа Клавдия Борисовна Птенчикова. Она, естественно, была удивлена - кто
это будит ее среди ночи?! Когда она сквозь дверь спросила: "Кто там? Чего
вам надо?" - ей никто не ответил. Но затем она услыхала детский писк - и
открыла дверь. На лестничной площадке стоял, аккуратно закутанный в
добротную теплую одежду, малыш; на вид ему было годика два.
- Подкидыш!.. Только этого мне не хватало! - воскликнула тетя Клава.
Затем внесла ребенка в квартиру, уложила на кушетку - не оставлять же его
на лестнице. И вдруг малыш улыбнулся ей, да так ласково и весело, что она
мысленно повторила: "Только этого мне не хватало!" Но повторила уже в
ином, самом положительном смысле. Короче говоря, она решила усыновить
дитя, и вскоре осуществила это, оформив его через загс на свою фамилию и
присвоив ему имя Юрий.
Родителей своих Клавдия Борисовна не знала, воспитывалась в детдоме,
потом окончила бухгалтерские курсы, устроилась счетоводом в наш ЖАКТ,
получила квартиру. А вообще-то, судьба ее не баловала. Замуж вышла поздно,
да и муж попался какой-то несерьезный - вскоре покинул ее ради другой, что
покрасивше. Красотой, честно говоря, тетя Клава не блистала. Зато блистала
она добротой своей. Если в доме кому помощь нужна - все к тете Клаве
бегут. Она и за больным поухаживает безвозмездно, и обиженного утешит, и
деньгами из последних своих средств поможет. За ней не только в нашем доме
добрая слава утвердилась, но и в соседних домах. Мало того, слава та, по
каким-то космическим каналам, и до одной дальней планеты дошла; иначе не
подкинули бы тете Клаве иномиряне своего ребенка. Впрочем, о том, что он
не из мира сего, она знать не знала, ведать не ведала. И даже позже, когда
Юрик признался ей, что он на Земле гость, а не хозяин, она ему не
поверила, за выдумку сочла. А та загадочная чердачная история произошла,
когда я еще совсем маленьким был. Услыхал я об этом много позже, уже в
мало-мальски разумном возрасте. Мне взрослые рассказали. Загадочный взлом
так въелся в их память, что они много лет спустя его переживали и
пережевывали.
3. ТРУСОВАТЫЙ ХРАБРЕЦ
Жили мы с Юриком Птенчиковым по одной лестнице, но до поры до времени
никакой дружбы у нас не намечалось - как, впрочем, и вражды. Был он
мальчишка как мальчишка. Правда, добрый, необидчивый. Ребята с нашего
двора любили его и, любя, Парголовским иностранцем звали. Как известно, в
Парголове когда-то много ингерманландцев (в просторечии - чухонцев)
обитало. А у Юрика с речью не все благополучно обстояло: он иногда как-то
странно, непонятно выражался, слова коверкал. Вроде бы на иностранный
манер. Все думали, что это он нарочно выпендривается, чтобы из общей массы
выделиться. Но так как шкет он был невредный, то это ему охотно прощали.
Когда пришло время, родители определили меня в школу. В ту же школу и
в тот же 1-"а" пошел и Юрик. Так мы стали
первоклассниками-одноклассниками. И до выпускных экзаменов вместе учились.
А дружба наша началась с третьего класса. Об этом подробно рассказать
надо. В нашем дворе стояло невзрачное одноэтажное строение, там продавцы
из продмага пустую тару хранили. Впрочем, хранили - не то слово. Дверь в
то тарохранилище они почти никогда не запирали. Ребята с нашего двора
часто проникали туда, играли в прятки между штабелями ящиков. И вот в одно
декабрьское воскресное утро иду я по двору (мать меня в аптеку за
аллохолом послала) - и вижу: дверь в склад приоткрыта, и оттуда дым идет и
светится там что-то неровным светом. И в этот момент выбегает оттуда
Борька, восьмилетний шкет с нашего двора, и вопит бестолково: "Пожар!
Пожар! Юрка сгорит!" Потом другой мальчишка выскакивает - Семка из 26-й
квартиры - и тоже кричит что-то насчет пожара. Оказывается, они вдвоем там
кантовались, какой-то дот возводили из ящиков, потом холодно им стало, а у
Семки-дурака спички имелись, и он "маленький - маленький костерчик из
досочек разжег", а огонь вдруг на ящики перекинулся. Ребята эти своими
силами хотели пожар ликвидировать, а в то время Юрик через двор шагал. Он
дым увидал, каким-то образом догадался, в чем тут дело, и поспешил на
помощь, и как-то так получилось, что едва он в склад вбежал, как на него
эти шпанята (конечно, не по злой воле) штабель ящиков обрушили. Впрочем,
все это позже выяснилось. А в ту минуту, после того как эти двое из склада
выбежали, оттуда донесся болезненный вопль Юрика. Он выкрикивал какие-то
непонятные слова.
Во дворе в этот момент, кроме меня, этих двух перепуганных мальчишек
и девчонки Зойки из 27-й квартиры, никого больше не было. И я понял, что
именно я должен поспешить на помощь Юрке. Но мне стало страшно. Несколько
драгоценных секунд я мысленно уговаривал сам себя - и все не мог решиться.
И тут Зойка проскандировала своим писклявым голоском: "Фимка-бояка,
Фимка-трусишка!" После этого я кинулся в складское помещение. Я распихал
горящие ящики, нашел лежащего под ними Юрика - и выволок его на чистый
воздух. К тому времени во дворе показались взрослые, а вскоре и пожарные
подоспели.
Юрик - бедняга месяц в больнице на Большом проспекте отлежал и вышел
оттуда с чуть заметной хромотой - это из-за того, что сухожилие на левой
ноге было огнем повреждено. Из-за этой микрохромоты его, когда призывной
возраст настал, на военную службу не взяли. А у меня на всю мою жизнь
осталось чувство вины: если бы я не потратил нескольких секунд на
трусость, то ожог был бы поменьше и никакой хромоты у Юрки не получилось
бы.
Как видите, при пожаре том никакая героическая кончина мне не
угрожала. У меня только пальто на правом плече обгорело, да на левой
ладони волдырь от ожога вскочил - вот и все. Но тетя Клава сделала из
этого какой-то подвиг, всем стала твердить о моей якобы отваге, а главное
- навсегда внушила Юрке, что я его от верной гибели уберег. И с той поры
он стал считать меня своим спасителем и покровителем. А когда его из
больницы выписали, он первым делом попросил классную нашу наставницу Нину
Васильевну, чтобы она посадила его за парту рядом со мной. Нина Васильевна
просьбу эту охотно выполнила, отсадила от меня Кольку Пекарева, а на его
место Юрик сел. Я против этой рокировки не возражал. Дело в том, что
Колька тот в струнном кружке обучался и часто о музыке толковал, а мне это
было не по нутру (почему - после узнаете). Ну а Нина Васильевна так охотно
согласилась на эту перестановку потому, что я по родному языку хорошо шел
и мог Юрику пособить. Юрик многие предметы блистательно осваивал, педагоги
прямо-таки дивились его способностям, но из-за неладов с русским языком на
круглого отличника он не тянул. Он и в диктовках ошибки делал, и в устной
речи иногда какую-то околесицу нес, и в сочинениях на вольную тему не раз
выдавал фразочки вроде такой: "Докторша-глазунья навязала пострадальцу
повязку на все оба глаза". Я, как мог, старался помочь ему овладеть
правильной речью, да и читал он очень много - и все-таки туго шло у него
это дело.
А дружба наша крепла. Теперь Юрик дома у нас стал бывать. Родителям
моим он очень по душе пришелся. Он и тете Рите понравился, но ее огорчало,
что он смеется мало. Она решила ему уроки смеха давать, да ничего из этого
не вышло. В нем с годами серьезность нарастала, грусть какая-то.
4. ДРУГ НЕ ИЗ МИРА СЕГО
Настоящая дружба в себя и взаимную критику включает. В моей голове
уже в школьные годы зрели различные проекты, и я делился своими мыслями с
Юриком - и тот отвергал очень многое. А мне не по душе было, что он,
несмотря на все мои старания помочь ему русским языком овладеть, очень
медленно в этом деле преуспевает и самые простые поговорки перевирает на
свой лад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11