Жидкость норовила загнать его в угол.— Что же я могу сделать? — проговорил Хеллмэн, не отрываясь от книги. — Ага, вот где ошибка. Тут написано не «Клейпучку пьют все», а «Клейпучка пьет всех». Спутал подлежащее. Это уже другое дело. Должно быть, хелги всасывали жидкость через поры своего тела. Естественно, они предпочитали не пить, а быть выпитыми.Каскер попытался увильнуть от жидкости, но она с веселым бульканьем отрезала ему пути к отступлению. В отчаянии он схватил небольшой тюк и швырнул его в Клейпучку. Клейпучка поймала этот тюк н выпила его. Покончив с этим делом, она снова занялась Каскером.Хеллмэн запустил в Клейпучку какой-то коробкой.Клейпучка выпила ее, а потом вторую, третью и четвертую, которые бросил Каскер. Затем, очевидно, выбившись из сил, влилась обратно в бак.Каскер захлопнул крышку и уселся на ней. Его била крупная дрожь.— Плохо дело, — сказал Хеллмэн. — Мы считали аксиомой, что процесс питания сходен с нашим. Но, разумеется, не обязательно так...— Да, не обязательно. Да-с, явно не обязательно. Это уж точно, теперь мы видим, что не обязательно. Всякий видит, что не обязательно...— Брось, — строго одернул его Хеллмэн. — На истерику у нас нет времени.— Извини. — Каскер медленно отодвинулся от бака с Клейпучкой.— Придется, наверное, исходить из того, что их мясо для нас яд, — задумчиво сказал Хеллмэн. — Теперь посмотрим, каковы на вкус их яды.Каскер ничего не ответил. Он пытался представить себе, что было бы, если бы его выпила Клейпучка.В углу все еще хихикал тягучий брусок.— Вот это, по всей вероятности, яд, — объявил Хеллмэн полчаса спустя.Каскер снова пришел в себя, только губы его нет-нет да подрагивали.— Что там написано? — спросил он.Хеллмэн повертел в руках крохотный тюбик.— Называется «Шпаклевка Пвацкина». На ярлыке надпись:«Осторожно! Весьма опасно! Шпаклевка Пвацкина заполняет дыры и щели объемом не свыше двух кубических вимов. Помните: ни в коем случае нельзя употреблять Шпаклевку в пищу. Входящее в нее активное вещество — рамотол, благодаря которому Шпаклевка Пвацкина считается совершенством, — делает ее чрезвычайно опасной при приеме внутрь».— Звучит заманчиво, — отозвался Каскер. — Чего доброго, взрывом нас разнесет вдребезги.— У тебя есть другие предложения?На миг Каскер задумался. Пища хелгов для людей явно неприемлема. Значит, не исключено, что их яды... но не лучше ли голодная смерть?После недолгого совещания со своим желудком Каскер решил, что голодная смерть не лучше.— Валяй, — сказал он.Хеллмэн сунул лучемет под мышку, отвинтил крышку тюбика, встряхнул его.Ничего не произошло.— Запечатано, — подсказал Каскер.Хеллмэн проковырял ногтем дырку в защитном покрытии и положил тюбик на пол. Оттуда, пузырясь, поползла зловонная зеленоватая пена. Она свертывалась в шар и каталась по всему полу.Хеллмэн с сомнением посмотрел на пену.— Дрожжи, не иначе, — сказал он и крепко сжал в руках лучемет.— Давай, давай. Смелость города берет.— Я тебя не удерживаю, — парировал Хеллмэн.Шар разбух и стал величиной с голову взрослого человека.— И долго это будет расти? — спросил Каскер.— Видишь ли, — ответил Хеллмэн, — в рекламе указано, что это Шпаклевка. Наверное, так оно и есть — это вещество, расширяясь заполняет дыры.— Точно. Но какой величины?— К сожалению, я не знаю, сколько составляют два кубических вима. Но не может же это длиться вечно...Слишком поздно они заметили, что Шпаклевка заполнила почти четверть комнаты и не собиралась останавливаться.— Надо было верить рекламе! — взвыл Каскер. — Эта штука в самом деле опасна!Чем быстрее рос шар, тем больше увеличивалась его липкая поверхность. Наконец она коснулась Хеллмэна, и тот отскочил.— Берегись!Хеллмэн не мог подойти к Каскеру, который находился по другую сторону гигантской сферы. Он попытался обогнуть шар, но Шпаклевка так разрослась, что разделила комнату пополам. Теперь она лезла на стены.— Спасайся кто может! — заорал Хеллмэн и ринулся к двери, что была позади него.Он рванул дверь, когда разбухший шар уже настигал его. Тут он услышал, как на другой половине комнаты хлопнула, закрываясь вторая дверь. Больше он не стал мешкать: проскользнул в дверь и захлопнул ее за собой.С минуту Хеллмэн стоял, тяжело дыша, не выпуская лучемета из рук. Он сам не подозревал, до чего ослаб. Бегство от Шпаклевки подорвало его силы так основательно, что теперь он был на грани обморока. Хорошо хоть Каскер тоже спасся.Но беда еще не миновала.Шпаклевка весело вливалась в комнату через выжженый замок. Хеллмэн дал по ней пробную очередь, но Шпаклевка была, по всей видимости, неуязвима... как и подобает хорошей шпаклевке.И признаков усталости она не выказывала.Хеллмэн поспешно отошел к дальней стене. Дверь была заперта, как и все прочие двери; он выжег замок и прошел в соседнюю комнату.Долго ли может шар разбухать? Сколько это — два кубических вима? Хорошо, если только две кубических мили. Судя по всему. Шпаклевкой заделывают трещины в коре планет.В следующей комнате Хеллмэн остановился перевести дух.Он вспомнил, что здание круглое. Можно прожечь себе путь через остальные двери и воссоединиться с Каскером. Вдвоем они прожгут себе путь на поверхность планеты и...У Каскера нет лучемета!От этой мысли Хеллмэн побледнел. Каскер проник в комнату направо, потому что замок в ее двери был уже выжжен. Шпаклевка, несомненно, просачивалась в эту комнату сквозь замок... и Каскеру не уйти! Слева у него — Шпаклевка, справа — запертая дверь!Собрав остаток сил, Хеллмэн пустился бегом. Коробки, казалось, нарочно подвертывались ему под ноги, норовили опрокинуть его, остановить. Он прожег очередную дверь и поспешил к следующей. Прожег еще одну. И еще. И еще.Не может же Шпаклевка целиком перелиться в ту комнату, где Каскер!Или может?Клиновидным комнатам — секторам круга, — казалось, не будет конца, так же как путанице запертых дверей, непонятных товаров, снова дверей, снова товаров. Хеллмэн споткнулся о плетеную корзину, упал, поднялся на ноги, опять упал. Он напряг силы до предела и исчерпал этот предел. Но ведь Каскер — его друг.К тому же без пилота Хеллмэн навеки застрянет на этой планете. Хеллмэн пересек еще две комнаты — ноги у него подгибались — и рухнул у порога третьей.— Это ты, Хеллмэн? — услышал он голос Каскера из-за двери.— Ты цел? — прохрипел Хеллмэн.— Мне тут не очень-то просторно, — ответил Каскер, — но Шпаклевка перестала расти. Хеллмэн, выведи меня отсюда!Хеллмэн лежал на полу, часто и тяжело дыша. — Минуточку, — сказал он.— Еще чего, минуточку! — прокричал Каскер. — Выведи меня. Я нашел воду!— Что? Как?— Выведи меня отсюда!Хеллмэн попытался встать, но его ноги окончательно вышли из повиновения.— Что случилось? — спросил он.— Когда шар стал заполнять комнату, я решил завести Супертранспорт, изготовленный по особому заказу. Думал, вдруг он пробьет дверь и вытащит меня отсюда. Вот я и залил его высокоусиляющим горючим «Интегор».— И что же? — поторопил Хеллмэн, упорно пытаясь встать на ноги.— Супертранспорт — это животное, Хеллмэн! А горючее «Интергор» — вода! Теперь вытаскивай меня отсюда!Хеллмэн со вздохом удовлетворения улегся на полу поудобнее. Будь у него побольше времени, он бы и сам, чисто логическим путем, обо всем догадался. Теперь-то все кристально ясно. Машина, наиболее пригодная для лазанья по отвесным, острым как бритва горам, — это животное, вероятно, наделенное втяжными присосками. В промежутках между рейсами она впадет в спячку; а если уж оно пьет воду, то и пища его пригодна для человека. Конечно, о былых обитателях планеты по-прежнему ничего не известно, но, без сомнения...— Прожги дверь! — крикнул Каскер, и голос его сорвался.Хеллмэн размышлял об иронии вещей. Если то, что другому мясо (и то, что другому яд), для тебя яд, попробуй съесть что-нибудь еще. До смешного просто.Но одна мелочь по-прежнему не давала ему покоя.— Как ты узнал, что это животное земного типа? — спросил он.— По дыханию, дурень! Оно вдыхает и выдыхает воздух, и при этом запах такой, словно оно наелось луку!За дверью послышался грохот падающих жестянок и бьющихся бутылок.— Да поторопись же!— А что там такое? — спросил Хеллмэн, поднимаясь на ноги и прилаживая лучемет.— Да Супертранспорт! Он прижал меня к стенке за грудой ящиков. Хеллмэн, по-моему, ему кажется, что я съедобен! ТЕЛО Открыв глаза, профессор Мейер увидел беспокойно склонившихся над ним трех молодых хирургов. Внезапно ему пришло в голову, что они действительно должны быть очень молоды, чтобы решиться, на что решились; молоды и Дерзки, не обременены закостенелыми штампами и мыслями; с железной выдержкой, железным самообладанием.Его так поразило это откровение, что лишь через несколько секунд он понял, что операция прошла успешно.— Как вы себя чувствуете, сэр?— Все хорошо?— Вы в состоянии говорить, сэр? Если нет, качните головой. Или мигните.Они жадно смотрели.Профессор Мейер сглотнул, привыкая к новому небу, языку и горлу. Наконец он произнес очень сипло:— Мне кажется... Мне кажется...— Ура! — закричал Кассиди. — Фельдман, вставай!Фельдман соскочил с кушетки и бросился за очками.— Он уже пришел в себя? Разговаривает?— Да, он разговаривает! Фредди, мы победили!Фельдман нашел свои очки и кинулся к операционному столу.— Можете сказать еще что-нибудь, сэр? Все, что угодно.— Я...Я...— О боже, — выдохнул Фельдман. — Кажется, я сойду с ума.Трое разразились нервным смехом. Они окружили Фельдмана и стали хлопать его по спине. Фельдман тоже засмеялся, но затем зашелся кашлем.— Где Кент? — крикнул Кассиди. — Он удерживал осциллограф на одной линии в течении десяти часов.— Отличная работа, черт побери! Где же он?— Ушел за сэндвичами, — ответил Люпович. — Да вот он.— Кент, все в порядке!На пороге появился Кент с двумя бумажными пакетами и половиной бутерброда во рту. Он судорожно сглотнул.— Заговорил?! Что он сказал?Раздался шум, и в дверь ввалилась толпа людей.— Уберите их! — закричал Фельдман. — Где этот полицейский? Сейчас никаких интервью!Полицейский выбрался из толпы и загородил вход.— Вы слышали, что говорят врачи, ребята?— Нечестно, это же сенсация!— Его первые слова?— Что он сказал?— Он действительно превратился в собаку?— Какой породы?— Он может вилять хвостом?— Он сказал, что чувствует себя отлично, — объявил полицейский, загораживая дверь.— Идем, идем, ребята.Под его растопыренными руками прошмыгнул фотограф. Он взглянул на операционный стол и пробормотал:— Боже мой!Кент закрыл рукой объектив, и в этот миг сработала вспышка.— Какого черта?! — взревел репортер.— Вы счастливейший обладатель снимка моей ладони, — саркастически произнес Кент. — Увеличьте его и повесьте в музее современных искусств. А теперь убирайтесь, пока я не сломал вам шею.— Идем, ребята, — строго повторил полицейский, выталкивая газетчиков. На пороге он обернулся и посмотрел на профессора Мейера.— Просто не могу поверить! — прошептал он и закрыл за собой дверь.— Мы кое-что заслужили! — воскликнул Кассиди.— Да, это надо отметить!Профессор Мейер улыбнулся — внутренне, конечно, так как лицевая экспрессия была ограничена. Подошел Фельдман.— Как вы себя чувствуете, сэр?— Превосходно, — осторожно произнес Мейер. — Немного не по себе, пожалуй...— Но вы не сожалеете? — перебил Фельдман.— Еще не знаю, — сказал Мейер. — Я был против из принципа. Незаменимых людей нет.— Есть. Вы. — Фельдман говорил с горячей убежденностью.— Я слушал ваши лекции. О, я не претендую на понимание и десятой части, математическая символика для меня только хобби. Но ваши знаменитые...— Пожалуйста, — выдавил Мейер.— Нет, позвольте мне сказать, сэр. Вы продолжаете труд, над которым бился Эйнштейн. Никто больше не в состоянии закончить его. Никто! Вам нужно было еще пару лет существовать в любой форме. Человеческое тело пока не хочет принимать гостя, пришлось искать среди приматов...— Не имеет значения, — оборвал профессор. — В конце концов, главное — интеллект. У меня слегка кружится голова...— Помню вашу последнюю лекцию в Гарварде, — сжав руки, продолжал Фельдман. — Вы выглядели таким старым! Я чуть не заплакал — усталое изможденное тело...— Не желаете выпить, сэр? — Кассиди протянул стакан.Мейер засмеялся.— Боюсь, мои новые формы не приспособлены для стаканов. Лучше блюдечко.— Ох, — вырвалось у Кассиди. — Правильно! Эй, несите сюда блюдечко!— Вы должны нас простить, сэр, — извинился Фельдман. — Такое ужасное напряжение. Мы сидели в этой комнате почти неделю, и сомневаюсь, что кто-нибудь из нас поспал восемь часов за это время. Мы чуть не потеряли вас...— Вот! Вот блюдечко! — вмешался Люпович. — Что предпочитаете, сэр? Виски? Джин?— Просто воду, — сказал Мейер. — Мне можно подняться?— Позвольте... — Люпович легко снял его со стола и опустил на пол. Мейер неуверенно закачался на четырех ногах.— Браво! — восторженно закричали врачи.— Мне кажется, завтра я смогу немного поработать, — сказал Мейер. — Нужно придумать какой-нибудь аппарат, чтобы я смог писать. По-моему, это не сложно. Очевидно, возникнут и другие проблемы. Пока мои мысли еще не совсем ясны....— Не торопитесь.— О, только не это! Нам нельзя потерять вас.— Какая сенсация!— Мы напишем замечательный отчет!— Совместно, или каждый по своей специализации?— И то, и другое. Они никогда не насытятся. Это же новая веха в...— Где здесь ванная? — спросил Мейер.Врачи переглянулись.— Зачем?— Заткнись, идиот. Сюда, сэр. Позвольте я открою вам дверь.Мейер следовал за ними по пятам, всем существом ощущая легкость передвижения на четырех ногах. Когда он вернулся, горячо обсуждались технические аспекты операции.— ... никогда не повторится.— Не могу с тобой согласиться. Все, что удалось однажды...— Не дави философией, детка. Ты отлично знаешь, что это чистая случайность. Нам дьявольски повезло.— Вот именно. Биоэлектрические изменения необратимы...— Он вернулся.— Ему не следует много ходить. Как ты себя чувствуешь, миляга?— Я не миляга, — прорычал профессор Мейер. — И между прочим, гожусь вам в дедушки.— Простите, сэр. Мне кажется вам лучше лечь.— Да, — произнес Мейер. — Мне что-то нехорошо. В голове звенит, мысли путаются...Они опустили его на кушетку, обступили тесным кольцом, положив руки друг другу на плечи. Они улыбались и были очень горды собой.— Вам что-нибудь надо?— Все что в наших силах...— Вот, я налил блюдце воды.— Мы оставили пару бутербродов.— Отдыхайте, — сказал Кассиди.Затем он непроизвольно погладил профессора Мейера по длинной, с атласной шерстью, голове.Фельдман выкрикнул что-то неразборчивое.— Я забыл, — смущенно произнес Кассиди.— Нам надо следить за собой. Он ведь человек.— Конечно, я знаю. Просто я устал... Понимаете, он так похож на собаку, что невольно...— Убирайтесь отсюда! — приказал Фельдман. — Убирайтесь! Все!Он вытолкал их из комнаты и вернулся к профессору Мейеру.— Могу я что-нибудь для вас сделать, сэр?Мейер попытался заговорить, утвердить свою человеческую натуру, но слова давались с большим трудом.— Это никогда не повторится, сэр. Я уверен. Вы же... вы же профессор Мейер!Фельдман быстро натянул одеяло на дрожащее тело Мейера.— Все в порядке, сэр, — проговорил он, стараясь не смотреть на трясущееся животное. — Главное — это интеллект! Мозг!— Разумеется, — согласился профессор Мейер, выдающийся математик. — Но я думаю... не могли бы вы меня еще раз погладить? «ИЗВИНИТЕ, ЧТО ВРЫВАЮСЬ В ВАШ СОН...» Прошлой ночью мне приснился очень странный сон. Чей-то незнакомый голос сказал:— Извините, что врываюсь в ваш сон, но у меня к вам совершенно неотложное дело. Помочь мне можете только вы — больше никто.Мне приснилось, что я ответил:— Не нужно извиняться, сон все равно был так себе, и если я могу вам чем-то помочь...— Вы, и только вы, — произнес голос. — В противном случае я и мой народ обречены на гибель.— О Господи, — вымолвил я.Звали его Фрока, и принадлежал он к очень древнему роду. С незапамятных времен соплеменники его жили в широкой долине, окруженной гигантскими холмами. Они всегда жили мирно, по образцовым законам, а детей воспитывали с любовью и снисхождением. У них даже были свои выдающиеся художники. И хотя некоторые из них питали слабость к крепким напиткам, а иногда — правда, крайне редко, — кто-то умирал насильственной смертью, они считали себя добрыми и достойными уважения мыслящими существами, которые...— Послушайте, — перебил я его, — может быть, перейдем прямо к делу, вашему неотложному делу?Фрока извинился за многословие, но объяснил, что в его мире всякое прошение должно предваряться обширным изложением моральных достоинств просителя — такова существующая норма.— Ладно, — успокоил я его. — Давайте перейдем к делу.Фрока перевел дух и начал. Он рассказал мне, что около ста лет назад (по их представлениям о времени) с небес спустилась невиданных размеров желто-красная колонна. Приземлилась она в третьем по величине городе, неподалеку от памятника Неизвестному Богу у городской ратуши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13