Но в данном случае тонкий вкус к хорошей кухне сослужил молодому человеку добрую службу. Воистину отныне мы можем считать любовь мистера Анри Клосса к изысканным блюдам его профессиональным качеством, заслуживающим всякого поощрения.
Вот какой разговор услышал полицейский в гражданском платье на лестнице ресторана…
– Клаус, – обратился к своему спутнику Карло-Умник, которого Клосс, разумеется, узнал. – В новостях сообщили об исчезновении Хайда.
Они остановились пролетом выше Клосса, для того чтобы Давилка Шмидт помог своему боссу надеть плащ.
– Хайд исчез, – согласился Шмидт.
– Как этот Хайд мог узнать о нашем деле? – размышлял вслух Карло, просовывая руки в рукава и оправляя лацканы.
– Он никак не мог узнать, – сказал Шмидт.
– А если он узнал? – настаивал Карло.
– Тогда я на его месте тоже исчез бы, – заметил Шмидт, – совсем бы исчез.
– Ты не умеешь мыслить масштабно, – пожурил сытый и довольный мистер Бенелли, – а если связь обратная?
– Обратная? – озадаченно переспросил Шмидт.
– Что, если Хайд исчез до того, как…
– Тогда связь обратная, – согласился Шмидт, демонстрируя, что его могучий организм не мог одновременно переваривать пищу и информацию и сейчас предпочитал первое занятие.
В этот момент Карло-Умник и Давилка Шмидт прошли мимо Анри Клосса, который вынужден был сделать вид, что изучает гастрономические натюрморты на стенах. Прошли и покинули подъезд ресторана.
Анри Клосс потоптался на месте. Ему хотелось немедленно броситься в управление и поднять тревогу. Но он пересилил в себе этот позыв. Во-первых, время обеда и гастрономические натюрморты возбудили в нем зверский аппетит, а ресторан «Ламент» славился великолепной кухней, во-вторых, его шеф был теперь в пути, и докладывать оказывалось пока некому, в-третьих, Клосс в той или иной степени справедливо полагал, что у него есть собственные мозги. Информацию следовало еще обдумать. А это лучше всего сделать за обедом.
Подумать было о чем. Будучи достаточно осведомлен об особых способностях мистера Бенелли, полицейский до крайней степени заинтересовался услышанным.
«Даже собиратель желудей мог бы догадаться, что исчезновение такого человека, как Хайд, не может быть случайным. Такие люди не исчезают просто так. Тому должно быть много веских причин. Просто в силу того обстоятельства, что с любой ОДНОЙ причиной такой человек, как Хайд, справится сам или при помощи многочисленных своих помощников, – рассуждал Анри Клосс, – но какое отношение к его исчезновению может иметь Умник? Какая связь может быть у Бенелли с Хайдом? Ведь даже для него исчезновение было неожиданностью. Однако о каком таком ДЕЛЕ они говорили? Какое такое дело может быть у двух жирных городских крыс, зависящее от жителя Заоблачного Мира?»
Размышления не испортили аппетита молодому полицейскому. Он занял свое обычное место за столиком в нависающем над улицей пилоне, по привычке усевшись так, чтобы видеть и зал и улицу, уходящую в бесконечность перспектив города.
Ресторан «Ламент» был того толка, где всё вызолочено, выкрашено белой краской и можно за скромную плату, или в кредит под умеренный процент, отведать изысканные блюда, не рискуя встретить людей, не принадлежащих твоему кругу.
Да, крупная рыба не заплывала в эту тихую заводь гурманов, хотя бы потому, что ресторан великолепно справлялся с доставкой заказов на дом. И даже имел несколько дежурных бригад поваров, которые выезжали по экстренным вызовам, вроде полицейских карет скорой медицинской помощи или пожарных команд.
Здесь и в зале можно было заказать не только готовые блюда. Главный повар «Ламента» и его не менее квалифицированные помощники всегда готовы были осуществить кулинарные причуды клиента.
Клосс полистал стоявшую на пюпитре толстенную карту напитков, после чего вздохнул и собрался заказать простенькую закуску, но в этот момент к нему подошел распорядитель зала и поинтересовался причиной отсутствия за столиком мистера Кантора, не частого, но постоянного клиента.
Клосс заверил, что антаер отсутствует по причине неотложности служебных дел. А вовсе не ввиду разочарования кухней заведения. И вдруг у него возникла забавнейшая мысль:
– А скажите, Рюво, в общем ли зале обслуживается у вас мистер Карло Бенелли?
– Мистер Бенелли обладает своеобразными кулинарными предпочтениями, – улыбнулся распорядитель зала, – но не настолько экзотическими, чтобы принимать его в отдельном кабинете.
– Замечательно, – оценил Клосс. – А позволительно ли спросить об этих пристрастиях ваших клиентов? Или это относится к разряду служебной тайны?
– Ну что вы! – расцвел Рюво, неизвестно чем польщенный. – Это в вашем ведомстве тайны и загадки. Мы ничего не скрываем. Однако я хочу в свою очередь полюбопытствовать, чем вызван такой интерес? Это, если так можно выразиться, кулинарный интерес, навеянный профессиональными привычками? Или профессиональный, навеянный гастрономическими?
– Под страхом услышать Песню Исхода, я не ответил бы вам, – улыбнулся Клосс. – Не потому, что не могу, по причинам приватным. А потому что на таким образом сформулированный вопрос не готов ответить. Я просто любопытствую, милый Рюво. Просто любопытствую.
– Ну что же, – распорядитель зала повел своим чутким носом, будто принюхивался, что выдавало у него усиленную работу мысли, – я охотно удовлетворю ваше любопытство, но предупреждаю вас, что если вы находите забавным повторить этот заказ, то это будет сопряжено с некоторыми проблемами. Во-первых, мистер Бенелли наивно полагает, что самыми вкусными могут быть только самые дорогие блюда. Так, он заказывает к рыбному ассорти под маринадом гарнир из пятнистых яиц всмятку, сваренных в крепком вине, под белым мучным соусом. Весьма питательно и недешево, но тяжеловато для печени, особенно при крепком аперитиве.
Клосс поморщился.
Рюво продолжал:
– Его же напарник, по-моему, просто очень много ест. А полный перечень заказа? Вот он вам, всё в полном объеме.
И распорядитель зала расстегнул сюртук и обнаружил, коротко хохотнув, под ним знаменитый свой жилет с множеством кармашков. Жестом фокусника он начал извлекать из кармашков колоды разноцветных карточек меню, на каждой из которых были напечатаны вкратце рецепты блюд и рекомендации, как и с чем это следует вкушать.
Ловкими пальцами тасуя колоды, он начал выкладывать перед полицейским пасьянс, соединяя попарно блюда и гарниры, напитки и закуски.
– И они всё это съели? – ужаснулся Клосс, когда большой круглый стол был покрыт карточками на четверть.
– Привычку оставлять после себя практически чистые тарелки можно отнести к одному из достоинств мистера Бенелли, – заметил Рюво, убирая лишние карточки по цветам в кожаные кармашки своей жилетки.
– А вы всё это запомнили? – выразил восхищенное сомнение Клосс.
– Это часть моей работы, сэр. К концу дня я держу в голове все заказы, сделанные с начала работы зала. Мне нужно составить обзор предпочтений клиентов и прогноз на заказы продуктов тем земельным хозяевам, флотилиям и переработчикам, с которыми мы сотрудничаем.
– Вы мне напомнили моего шефа, – сказал полицейский. – Кантор держит в голове столько всего, что я иногда ловлю себя на глупейшей мысли, как это его не пригибает к земле тяготением!
Рюво и Клосс посмеялись, как два человека, понимающие что-то доступное не всем и явно испытывающие от этого удовольствие.
– Вы, пожалуй, правы, – сказал Клосс. – вкусы Карло-Умника слишком эксцентричны для меня. К тому же тяжелый живот не сообразуется с моей профессией и положением в обществе. Ничего из этого я не стану заказывать. Пообедаю как обычно, если вы ничего особенного мне не порекомендуете.
Разговор перешел на формирование заказа. Когда же карточки, мелькавшие в ловких пальцах Рюво, сложились в пачку, они были отправлены в щель приема заказов на столе.
– А скажите, – вдруг решился Клосс, – говорят, что трубы столовых лифтов, идущие в кухню, обладают хорошим резонирующим свойством. И повара развлекаются тем, что подслушивают разговоры клиентов?
– Эти слухи, – деланно помрачнел Рюво, – вредят репутации, но не лишены определенного смысла. Трубы действительно резонируют. И в кухне можно расслышать кое-что, кроме стука ножей и ложек. Клиенты с юмором имеют обыкновение произносить благодарственные речи поварам напрямую, а не через мое посредничество.
– Милый Рюво, – улыбнулся Клосс, – мне, в силу как раз профессии, просто необходимо узнать, о чем могли говорить Бенелли и Шмидт, кроме хвалебных речей кулинарам. И если кто-то в кухне что-то ненароком слышал, то я спустился бы туда после того, как отобедаю, и, лично отблагодарив за обслуживание, в вашем присутствии хотел бы поговорить с тем обладателем особо острого слуха среди поваров. Мне может пригодиться каждая деталь. Я не слишком обременяю вас такой просьбой?
– Я понимаю, сэр, – кивнул Рюво, – ведь если бы мне нужно было выловить злостного расхитителя окороков, то я обратился бы только к вам, и вы не отказали бы мне, не так ли?
В этот момент круглый люк в центре стола открылся и поднялся лифт из кухни, с благоухающими, исходящими паром тарелками.
Рюво, пожелав получить максимум удовольствия и, отрешившись от всего суетного, предаться еде, удалился.

Кухня покачивалась. Лена почувствовала новый приступ бодрости и веселости. Безотчетно, но яростно захотелось активных действий. Причем таких, что непременно обратят на Лену внимание обитателей дома.
Она поднялась и подошла к лестнице наверх. Лестница качалась тоже. Лестница извивалась и гримасничала, будто мехи гармони наяривали камаринского!

…ах ты, сукин сын, камаринский мужик,
потерял штаны, по улице бежит.
Он бежит, бежит, покряхтывает!
Бороденкою потряхивает…

…и так далее.
– Ешки-матрешки! – сказала Лена и засмеялась.
Внезапно и тревожно, словно предупреждение о самом худшем, будто бы дежа-вю, всплыло и зацепилось за сознание острыми краями воспоминание о прочитанной книге. Так же уже было! Она уже переживала нечто подобное. И одновременно Лена знала, что никаких похожих приключений с ней не приключалось.
Так в чем же дело? Можно ли считать переживанием то, что вычитано в книге? Даже если впечатление осталось сильное. Нет, наверное, думала Лена.
Ей доводилось не только «Мастера и Маргариту» читать в ксерокопии с журнальной публикации, но и другие книги «самиздата».
Некоторые представляли собой любительские переводы зарубежной фантастики или отпечатанные на машинке (тираж 5-7 экземпляров) и переплетенные фолианты отечественных авторов, по тем или иным причинам не публиковавшихся официально.
Сейчас ей вспомнилась небольшая повесть под названием «Торнадо-Сити». Не то перевод какого-то англичанина, не то сочинение местного автора. Там тоже были чудеса с лестницами. Они то удлинялись, то укорачивались, реагируя на состояние героя. Там вообще всё постоянно менялось.
И переданное автором переживание героя, связанное с нестабильностью мира, с постоянным ожиданием изменения окружающего, как предательства, как отказа мира от тебя, запомнилось, потому что было очень заразительно. Лена, прочтя неряшливую рукопись с множеством опечаток, долго потом ходила по городу, не в силах избавиться от ощущения подвоха.
Нельзя было надолго бесцельно оставаться на месте. Улица менялась. Нельзя было засидеться на лавочке напротив симпатичного дома. В какой-то неуловимый момент дом мог смениться другим, а тот исчезнуть, словно сменили декорацию или скамейка переехала на другой квартал, другой бульвар, в другой город.
С неделю по прочтении повести Лена жила в реальном и одновременно фантастическом мире. Потом ощущение отпустило, сгладилось, стерлось. Москва обрела стабильность и надежность. А теперь воспоминание накатило вновь и остро будоражило живое воображение.
Лена плохо помнила принцип, по которому жил мир этой странной книги. Но его изменчивость сейчас слилась для нее воедино с изменчивостью дома.
И принцип так же был неясен. Но хорошо или плохо, если ты не знаешь, каким образом происходит что-то, Лена не задумывалась. Она хотела понять и, одновременно, могла бы с удовольствием отказаться от перспективы этого знания, если бы непонятное прекратилось. Возможно, это оставило бы неприятный осадок тайны, которая не поддается разгадке, но полегчало бы точно.
Вероятно, для детской сказки времен Одоевского весьма занимательно и познавательно оказаться внутри некоего переменчивого механизма и, вступив в противоборство с его механическими деталями, познать азы механики, вообще научиться уму-разуму и в результате починить-таки этот механизм, подчинить его себе.
В реальной жизни для мягкого, уязвимого и непрочного человека оказаться внутри механизма, за исключением специально на то предусмотренных обитаемых отсеков, вовсе не занимательно, а гибельно.
Дом-трансформер. Исчезают и появляются коридоры, а лестницы норовят подняться и ударить.
Лена подумала, что, возможно, когда дом начинает перестраиваться, то все обитатели попросту покидают его, выскакивают наружу, отбегают подальше и пережидают на лужайке, пока дом трясется, будто кофемолка.
А когда всё кончится, хозяин, Огустина, дворецкий и кто-то еще, кто здесь обитает, возможно – три мышки, возвращаются и получают удовольствие от обживания новых интерьеров.
Шкодливая фантазия тут же дорисовала картинку. Как дворецкий объявляет в медный рупор:
– Перестановка! Внимание! Большая перестановка!
Все бегут, как при пожаре, прочь, хватая только самое необходимое, а Эрнест поворачивает в стене маленький ключик, который вращает маленькую шестеренку, которая вращает большую шестерню, спрятанную в стене, а та еще более массивное зубчатое колесо. И когда механизм заведен, из слухового окна под коньком выскакивает кукушка на пружинке и кричит диким голосом, не то «ку-ку», не то «ква-ква». И внутри дома начинают хлопать, как обложки книг, меняющие положение стены, гильотинами опускаться и подниматься перегородки, задвигаться и отодвигаться, как декорации, целые комнаты.
А ее-то и позабыли здесь. И сейчас ее – Тяпу – как тяпнет по башке потолком, как врежет по носу лестницей! И прожует зубчатыми колесами, как магнитофон «Весна» зажевывает пленку AGFA.
Жу-у-у-у-уть!
Не чувствуя в себе сил устоять на танцующих под ногами ступеньках, Лена не смущаясь встала на четвереньки и преодолела лестницу таким первобытным способом.
Поматывая при этом головой, чтобы вытрясти из потяжелевших висков навязшие в них кошмарные и смешные одновременно видения.
Возможно, именно это обстоятельство дало ей возможность остаться незамеченной в сумрачном коридоре второго этажа. Пытаясь подняться, она взглянула в глубину коридора и увидела тень человека. Не его самого, а тень. Тот, кто отбрасывал ее, стоял в дверях комнаты и загораживал свет, падавший оттуда.
Потом он сделал шаг в коридор и двинулся по нему в противоположную от Лены сторону.
Тут она вспомнила другое фантастическое произведение, а именно: фильм. Когда ей довелось пожить в Лондоне, она смотрела «Звездные войны» по кабельному каналу. И там был вот такой же черный громила в плаще. Вейдер. Да! Кажется, его звали Вейдер.
Да, точно, как она могла забыть? Лорд Вейдер. Она же еще пересказывала этот фильм подружкам в Москве, когда приехала из Лондона. У нее поначалу сложилось такое амплуа в компании. Рассказывать фильмы, которые видела, пожив за пределами СССР. Особенной популярностью пользовались, правда, не «Звездные войны. Эпизод-4» Один парень в их компании похвастал, что смотрел как-то все шесть эпизодов на видике. И особенно ему понравился первый. Первый был, конечно, лучше всех, потому что все знают, что продолжения всегда хуже первого фильма. Главного Джедая играл, конечно же, Арнольд Шварценеггер, а его напарника тот парень, который играл в «Одиноком волке», ну вы помните. Классный был фильм! Лена не нашлась что возразить, потому что видела сама только один четвертый эпизод. А сколько их вообще, не знала точно.

, а «Кошмар на улице Вязов», который Лена несколько переосмыслила, рассказывая, добавила несколько жутких сцен и многозначительных намеков на чуть больший эротизм сцен, реально в фильме присутствующих. Повторяя рассказ на бис, она добавляла понемногу подробностей. И в какой-то момент перестала отличать реальность от собственного вымысла.
Человек в коридоре показался ей огромным и зловещим. А этот его опереточный плащ злодея просто подтверждал ее худшие подозрения.
Значит, в доме кроме хозяина, Огустины и дворецкого есть и еще кто-то. Или этот пришел в гости к хозяину? В таком случае он не производил впечатления человека, способного принести добрую весть.
Лена, ничтоже сумняшеся, решила поиграть в шпионов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37