Здесь выложена электронная книга Поэт и безумцы. Диковинные друзья автора по имени Честертон Гилберт Кийт. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Честертон Гилберт Кийт - Поэт и безумцы. Диковинные друзья.
Размер архива с книгой Поэт и безумцы. Диковинные друзья равняется 11.97 KB
Поэт и безумцы. Диковинные друзья - Честертон Гилберт Кийт => скачать бесплатную электронную книгу
Честертон Гилберт Кийт
Диковинные друзья
Гилберт Кийт Честертон
Диковинные друзья
из сборника "Поэт и безумцы" (1929 г.).
Кабачок "Восходящее солнце", судя по его виду, должен бы называться солнцем заходящим. Стоял он в треугольном садике, скорее сером, чем зеленом; обломки изгороди поросли печальными камышами, сырые и темные беседки совсем обвалились, а в грязном фонтане сидела облупленная нимфа, но не было воды. Самые стены не столько украшал, сколько пожирал плющ, сжимая в кольцах, словно дракон, старый кирпичный костяк. Перед кабачком шла пустынная дорога. Просекая холмы, она вела к броду, которым почти не пользовались с тех пор, как ниже по течению построили мост. У входа стояли стол и скамья, над ними висела потемневшая вывеска, изображавшая бурое солнце, а под вывеской маялся кабатчик, уныло глядя на дорогу. Черные, прямые волосы оттеняли нездоровый багрянец его лица, мрачного, как закат, но не такого красивого.
Единственный человек, проявляющий признаки жизни, собирался в дорогу. За много месяцев тут не останавливался никто, кроме него, а теперь и сам он уезжал, чтобы вернуться к своим врачебным обязанностям. Молодой врач был приятен на вид. Его острое лицо светилось юмором, а рыжие волосы и кошачья ловкость движений не подходили к тупому покою заброшенного кабачка. Сейчас он пытался затянуть ремни докторского саквояжа. Ни хозяин, стоявший за шаг от него, ни слуга, топтавшийся под дверью, не пытались помочь ему то ли от уныния, то ли потому, что просто отвыкли.
Долго стояла тишина. Он трудился, они томились, пока не раздались один за другим два резких звука. Ремень лопнул, врач сердито и весело чертыхнулся.
- Ну и дела... - сказал доктор Гарт. - Придется его чем-нибудь перевязать. Есть у вас тут веревка?
Задумчивый кабатчик неспешно повернулся и пошел в дом. Вскоре он вынес длинную, пыльную веревку, завязанную петлей. Должно быть, ею привязывали осла или теленка.
- Другой нету, - сказал он. - Я и сам теперь в петле.
- Что-то у вас нервы расшатались, - заметил врач. - Вам нужно попринимать тонизирующую микстуру. Может, мой чемодан для того и открылся, чтобы я вам подобрал лекарство.
- Мне бы синильной кислоты, - отвечал владелец "Восходящего солнца".
- Я ее обычно не прописываю, - весело откликнулся Гарт. - Что и говорить, снадобье приятное, но мы не можем гарантировать полного выздоровления. Однако вы и впрямь приуныли. Вы даже не очнулись, когда я, по чудачеству, оплатил счет.
- Спасибо вам, сэр, - невесело ответил кабатчик. - Много нужно оплатить счетов, чтобы спасти мое заведение. Все шло хорошо, пока за рекой была дорога. Нынешний помещик ее закрыл, и люди ездят через мост, а не через нашу переправу. Никого нету, кроме вас. Да и зачем...
- Говорят, помещик и сам почти что разорился, - сказал Гарт. - Историческое возмездие!.. Они с сестрой живут в настоящем замке, но, как я слышал, жить им не на что. Да и вся округа приходит в упадок. А вы зря сказали, - вдруг прибавил он, - что тут никого нет. Вон на холме двое, они сюда идут.
Дорога бежала к реке через долину, а за рекой, за переправой, поднималась по холму к воротам Уэстермэйнского аббатства, черневшего на фоне бледных облаков, или, вернее, мертвенно-бледных туч. Но с этой стороны, над лощиной, небо было чистое и сияло так, словно не вечер наступал, а разгоралось утро. По белой дороге шли двое, и даже издалека было видно, что они не похожи друг на друга.
Когда путники приблизились, это стало еще виднее и особенно бросалось в глаза оттого, что шли они совсем рядом, чуть ли не под руку. Один из них был коренастый и маленький, другой - тощий и на удивление высокий. Волосы у обоих были светлые, но тот, кто пониже, гладко причесывал их на пробор, а у того, кто повыше, они причудливо торчали во все стороны. Лицо у низенького было квадратное, а глаза такие маленькие и яркие, что острый носик казался клювом. Он и вообще походил на воробья, во всяком случае, на городскую, а не на сельскую птичку. Одет он был аккуратно и незаметно, как клерк, и в руке держал небольшой портфель, словно шел на службу. Высокий нес на плече рюкзак и мольберт. Лицо у него было длинное, бледное, глаза рассеянные, подбородок торчал вперед, словно принял какое-то решение, к которому непричастен отсутствующий взор. Оба были молоды, оба без шляпы - видимо, им стало жарко от ходьбы, но маленький держал соломенное канотье, а у высокого торчало из рюкзака серое фетровое ухо.
Они подошли, остановились, и коренастый бодро сказал своему спутнику:
- Ну, тут вам раздолье!
Потом он живо и вежливо спросил две кружки эля, а когда мрачный кабатчик скрылся в мрачных недрах своего увеселительного заведения, с той же живостью обратился к врачу:
- Мой друг - художник, - объяснил он, - и притом особый. Если хотите, он маляр, но не в обычном смысле слова. Он член академии, но не из тех, важных, а из молодых, и чуть не самый талантливый. Его картины висят на всех этих нынешних выставках. Но сам он считает, что главное его дело не выставки, а вывески. Да! Он обновляет кабацкие вывески. Вы не каждый день встретите гения с такой причудой. А как ваш кабак называется?
Он приподнялся на цыпочки, вытянул шею и вгляделся в почерневшую вывеску с каким-то буйным любопытством.
- "Восходящее солнце", - сказал он, резво оборачиваясь к своему молчаливому спутнику. - Прямо знамение! Мой друг поэтическая натура, - объяснил он. - Утром он говорил, что, если мы возродим настоящий английский кабачок, над Англией снова взойдет солнце.
- Говорят, над Британской империей оно никогда и не садится, - весело заметил врач.
- Я про империю не думал, - откликнулся художник так просто, словно размышлял вслух. - Трудно себе представить кабак на вершине Эвереста или на берегу Суэцкого канала. Но стоит потратить жизнь на то, чтобы наши мертвые кабаки очнулись и снова стали английскими. Если бы я мог, я бы ничего другого и не делал.
- Кто же и может, как не вы! - вмешался его спутник. Когда такой художник напишет на вывеске картину, кабак прославится на всю округу.
- Значит, - уточнил доктор Гарт, - вы действительно тратите все свои силы на кабацкие вывески?
- На что же их еще тратить? - спросил художник, явно напавший на любимую тему. Он был из тех, кто или отрешенно молчит, или пылко спорит. - Неужели достойней писать надутого мэра с золотой цепью или миллионершу в бриллиантах, чем великих английских адмиралов, которым приятно глядеть, как пьют доброе пиво? Неужели лучше изображать старого олуха, получившего по знакомству орден Св. Георгия, чем самого святого в схватке с драконом? Я обновил шесть Георгиев и даже одного одинокого дракона. Кабак так и назывался - "Зеленый дракон". Можно себе представить, что он - гроза и ужас тропических лесов. А "Синяя свинья"? Куда как поэтично! Вроде звездной ночи... Большой Медведицы... или огромного кабана, который воплощал для кельтов первозданный хаос. Он потянулся за кружкой и стал жадно пить эль.
- Мой друг не только художник, он и поэт, - объяснил коренастый, по-хозяйски глядя на него, словно дрессировщик, водящий редкого зверя. - Вы, наверное, слышали о стихах Габриела Гейла с его собственными иллюстрациями? Если они вас интересуют, я вам достану экземплярчик. Я - его агент, Харрел, Джеймс Харрел. Нас прозвали небесными близнецами, потому что мы неразлучны. Я не спускаю с него глаз. Сами знаете, эксцентричность - сестра таланта.
Художник оторвался от пивной кружки.
- Нет! - с боевым пылом начал он. - Талантливый человек должен стремиться к центру. Его место - в самом сердце мироздания, а не на дальних окраинах. Считается, что звание эксцентрика - это лесть, комплимент. А я скажу: дай мне, господи, центричность, сестру таланта!
- Все подумают, - сказал доктор Гарт, - что вы, напившись пива, невнятно произносите слова. Да, обновлять старые вывески очень романтично. Но я мало смыслю в романтике.
- Это не только романтика! - с живостью возразил Харрел. - Это и практично, это деловая идея! Вы уж мне поверьте, я человек деловой. Выгода не нам одним, выгода всем - и кабатчику, и крестьянам, и лорду, всем. Вы взгляните на эту заштатную пивную! Но если мы приналяжем, тут все через год загудит, как улей. Помещик откроет дорогу, пустит смотреть свой замок, построит мост, мы повесим картину самого Гейла, и культурные люди потянутся сюда со всей Европы, а завтракать будут здесь.
- Глядите-ка! - воскликнул врач. - Кто-то вроде бы уже едет. Наш меланхолический хозяин жаловался на безлюдье, но я смотрю, тут прямо фешенебельный отель.
Все стояли спиной к дороге, лицом к кабачку, но, еще до того как доктор заговорил, поэт и художник почувствовали чье-то приближение. А может быть, они просто увидели на земле длинные тени двух людей и лошади. Гейл оглянулся и не смог повернуть голову обратно.
По дороге ехала двуколка. Поводья держала темноволосая девушка в лайковых перчатках и синем, не очень новом костюме. Рядом с ней сидел мужчина лет на десять старше, но совсем старый с виду. Его тонкое лицо осунулось, как у больного, а большие серые глаза глядели тревожно и затравленно.
Минуту царило молчание, лотом звонкий девичий голос как бы откликнулся на слова доктора: "Конечно, позавтракать тут можно". Девушка легко спрыгнула на землю и встала рядом с лошадью, а спутник ее слез медленно и без особой решимости. Светлый костюм не совсем подходил к его изнуренному лицу, и улыбался он криво и жалобно, когда сказал Харрелу:
- Надеюсь, вы не подумаете, что я подслушивал. Вы ведь не очень тихо говорили...
Поскольку Харрел орал, как зазывала на ярмарке, он улыбнулся и благодушно ответил:
- Я говорил то, что всякий скажет: помещик может много выжать из такой собственности. А кому интересно, пусть слушают, я не против.
- Мне интересно, - отвечал новоприбывший. - Я... я помещик, если они теперь бывают.
- Простите, - сказал Харрел, все еще улыбаясь.
- Ничего, я не обижаюсь, - отвечал помещик, - честно говоря, я думаю, что вы правы.
Габриел Гейл глядел на девушку в синем дольше, чем предписывает вежливость, но художникам и рассеянным людям это иногда прощают. Он очень рассердился бы, если бы Харрел заговорил о сестре таланта, и еще не доказано, что его интерес мы вправе назвать эксцентричным. Леди Диана Уэстермэйн украсила бы любую вывеску и даже возродила бы угасшую славу академической живописи, хотя давно прошло время, когда ее семья могла бы заказать ее портрет. Волосы у нее были странного цвета - черные в тени, а на свету почти рыжие; темные брови немного хмурились, а в огромных серых глазах было меньше тревоги, чем у брата, и больше скорби. Гейл подумал о том, что ее снедает духовный, а не плотский голод, и о том, что голод - признак здоровья. Думал он это в те минуты, когда не помнил о вежливости; а вспомнив, повернулся к остальным. Тогда девушка стала глядеть на него, правда не так восторженно.
Тем временем Джеймс Харрел буквально творил чудеса. Не как ловкий зазывала, а как искусный дипломат он оплетал помещика паутиной заманчивых предложений. Он и впрямь напоминал тех одаренных воображением дельцов, о которых мы столько слышим, но нигде их не видим. Человек вроде Уэстермэйна и представить себе не мог, что такие дела ведут не через юристов, не в письмах, не месяцами, а сразу, на месте. Новый мост, украшенный лучшей резьбой, уже перекинулся к обновленной дороге, по всей долине запестрели поселки художников, приносящие немалый доход, а золотое солнце с подписью самого Гейла сверкало над головой, знаменуя утреннюю зарю надежды.
Все опомниться не успели, как самым дружеским образом усаживались в зальце за накрытый стол, словно за круглый стол переговоров. Харрел рисовал планы прямо на столешнице, подсчитывал что-то на листках бумаги, складывал, вычитал, округлял, ловко отбивал возражения и с каждой минутой становился бодрей и деловитей. Он всех заворожил, все верили ему, потому что он сам себе так явно верил; и помещик, не видевший таких людей, не мог бороться с ним, даже если бы хотел. Только леди Диана, не поддавшись суете, глядела через стол на Гейла, и Гейл отрешенно глядел на нее.
- А вы что скажете, мистер Гейл? - наконец спросила она, но Харрел ответил за своего подопечного, как отвечал за всех и за все:
- Вы его о делах не спрашивайте! Он у нас - статья дохода, он к нам пригонит художников. Да и сам он - великий художник, а художники смыслят только в живописи. Не бойтесь, он не обидится. Ему все равно, что я говорю и что другие говорят. Он по часу не отвечает.
Однако на сей раз художник ответил много раньше:
- Надо бы спросить хозяина, - сказал он.
- Ладно, ладно! - крикнул Харрел и вскочил с места. Спрошу, если хотите. Я сейчас.
- Мистер Харрел - очень живой человек, - улыбнулся помещик. - Но именно такие люди и делают дела. Я хотел сказать, дела практические.
Его сестра, слегка хмурясь, снова глядела на художника;
быть может, ей стало жалко, что он так непрактичен. А он улыбнулся ей и сказал:
- Да, в практических делах я разбираюсь плохо...
И тут раздался крик. Доктор Гарт вскочил. За ним вскочил Гейл, а потом все кинулись через дом к входным дверям. Добежав до них, Гейл загородил их и громко сказал:
- Даму не пускайте!
То, что помещик увидел над его плечом, было и впрямь страшно. На вывеске, изображавшей солнце, висел человек.
Черная фигурка не больше минуты виднелась на фоне неба доктор Гарт перерезал вер?вку. Ему помогал Харрел, который, вероятно, и дал сигнал тревоги. Врач склонился над несчастным кабатчиком, выбравшим такую замену для синильной кислоты. Повозившись немного. Гарт вздохнул с облегчением и сказал:
- Жив. Сейчас оправится. Ну зачем я оставил веревку! Надо было затянуть саквояж, как приличные люди, а я обо всем забыл в этой суете. Да, мистер Харрел, для него солнце могло и не взойти.
Харрел и врач перенесли кабатчика в кабак. Гейл рассеянно шагал по садику и хмурился, глядя на вывеску, которая чуть не стала виселицей (стол, по-видимому, сыграл роль пресловутого стула). Вид у художника был не столько огорченный, сколько озадаченный.
- Какая беда... - сказал помещик. - Конечно, я здесь мировой судья, и все прочее, но мне бы очень не хотелось вызывать полицию. Жаль его, беднягу.
При слове "полиция" Габриел Гейл резко обернулся.
- А я и забыл! - громко и грубо сказал он. - Конечно, его надо запереть, чтобы он понял, как прекрасна жизнь и как весел и светел мир.
Он засмеялся, нахмурился, подумал и отрывисто произнес:
- Вот что... окажите мне услугу... довольно странную. Разрешите мне с ним поговорить, когда он придет в себя. Оставьте нас на десять минут, и я обещаю вылечить его от тяги к самоубийству лучше, чем полисмен.
- Почему именно вы? - спросил врач с естественной досадой.
- Потому что я не смыслю в практических делах, - отвечал Гейл, - а вы все вышли сейчас за их пределы.
Ему никто не возразил, и он продолжал с той же непонятной властностью:
- Вам нужен непрактичный человек. Он всегда нужен в беде, он - последняя надежда. Что тут сделает практичный человек? Будет бегать за ним день и ночь и снимать его с вывесок? Будет прятать от него все веревки и бритвы? Вы запретите ему умереть, больше вы сделать не можете. Убедите ли вы его жить? Вот тут-то и выходим мы. Только тому, кто витает в облаках, под силу такое практическое дело.
Остальные все больше удивлялись ему - он словно взял власть, заполнил сцену; и не перестали удивляться, когда минут через двадцать он снова вышел к ним и весело сказал, что кабатчик больше не повесится. Потом он вскочил на стол и принялся рисовать мелом на буром лике восходящего солнца.
Леди Диана глядела на него настороженно и невесело. Она была умнее прочих и поняла все то, что казалось им чудачеством поэта. Она поняла, с какой иронией посоветовал он спросить хозяина, предваряя моралью страшную басню. Они и впрямь подумали обо всем и обо всех, кроме владельца обреченного кабачка. Она видела, что поэт действительно оказался полезней полисмена. Но она чувствовала, что сам поэт занят еще чем-то, его что-то мучает, что-то тревожит, хотя на вид он так легок и весел. Однако он рисовал смело, даже лихо, когда она обратилась к нему:
- Неужели вам не страшно? - спросила она. - Ведь он вешался здесь, как Иуда.
- Ужасно предательство Иуды, а не его самоубийство, отвечал Гейл. - Я как раз придумал для вывески похожий сюжет. Глядите! В центре - большая голова, - он несколько раз ударил мелом по солнцу, намечая тени. - Лицо он закрыл руками, а за ним занимается заря. Тут, сбоку, - багряные облака, тут - багровый петух. Величайший святой, величайший грешник в ореоле восходящего солнца и петух, призвавший его к покаянию.
Он говорил, рисовал, и ей казалось, что неведомая тень больше не падает на него. Яркое предзакатное солнце залило ослепительным светом и его, и вывеску, выглянув из темнеющих предгрозовых туч. На фоне их зловещей синевы и зловещего багрянца он походил на мастера из легенды, облаченного в золото и расписывающего фресками золотую часовню.
Поэт и безумцы. Диковинные друзья - Честертон Гилберт Кийт => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Поэт и безумцы. Диковинные друзья автора Честертон Гилберт Кийт дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Поэт и безумцы. Диковинные друзья у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Поэт и безумцы. Диковинные друзья своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Честертон Гилберт Кийт - Поэт и безумцы. Диковинные друзья.
Если после завершения чтения книги Поэт и безумцы. Диковинные друзья вы захотите почитать и другие книги Честертон Гилберт Кийт, тогда зайдите на страницу писателя Честертон Гилберт Кийт - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Поэт и безумцы. Диковинные друзья, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Честертон Гилберт Кийт, написавшего книгу Поэт и безумцы. Диковинные друзья, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Поэт и безумцы. Диковинные друзья; Честертон Гилберт Кийт, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн