- С прибытием на родную землю!
- Спасибо, Михаил Федорович.
- Недавно звонил подполковнику Гладышеву. Хотел сообщить о некоторых
результатах, однако тот посоветовал дождаться вашего прибытия и доложить
вам все в подробном виде.
- Есть новости?
- Относительные, - участковый широким жестом показал на арбуз, -
Присаживайтесь к столу, товарищ Бирюков, угощайтесь. Вчера сельпо
порадовало нас дарами юга, вся деревня их покупает. - И, не дожидаясь
согласия Антона, разрезал остатки арбуза на крупные ломти.
Антон, усевшись за стол, выбрал один из ломтей. Кротов пристроился
напротив, сразу сказал:
- Располагаю устными сведениями, что на прошлой неделе в Серебровке при
загадочных обстоятельствах произведен как будто ружейный выстрел. Кто
стрелял, пока установить не удалось...
Осторожно стряхнув с арбузного ломтя созревшие черные зерна, Антон
вопросительно посмотрел на участкового. Кротов, выдержав паузу, в
свойственном ему канцелярском стиле стал рассказывать, как неделю назад
жена бригадира Гвоздарева, работающая в Серебровке почтальоном, в середине
дня слышала негромкий выстрел. Где стреляли, она толком не поняла, однако
предполагает, что выстрел раздался или во дворе Степана Екашева, или в
соседней от него усадьбе деда Лукьяна Хлудкевского. Кротов пытался выяснить
этот вопрос и попал в странное положение: Хлудневский со своей старухой
уверяют, будто стреляли у Екашева, а Степан Екашев говорит, что слышал
выстрел у Хлудневских.
Смакуя тающую во рту арбузную мякоть, Бирюков спросил:
- У кого из них ружья?
- У Лукьяна Хлуяневского штучная двуствольная тулка выпуска тридцатого
года. Ружье смазано. Признаков недавнего употребления на нем не обнаружено.
Степан Екашев от роду огнестрельного оружия не имел. Правда, к нему
приезжает из райцентра сын Иван - заядлый охотник...
Бирюков, вспоминая, задумался:
- Иван, кажется, самый старший из сыновей Екашева?
- Так точно. На кирпичном заводе в райцентре работает. Передовик труда,
районная газета неоднократно о нем писала.
- Давно он в Серебровке был?
- На прошлой неделе. Помогал Степану сдавать соленые грибы сельповскому
заготовителю. Нынче у нас, как говорят, аномальный год выдался - вторая
волна груздей, вместо августа, в начальных числах сентября пошла. - Кротов
сделал многозначительную паузу. - И еще одна загадка, товарищ Бирюков, мне
покоя не дает. Хлудневский заявляет, будто со дня выстрела у него пропал
кобелек. Букетом звали. Безвредный был песик. Больше пяти лет у Лукьяна
жил, а тут пропал.
- Михаил Федорович, Сергею Тропынину можно верить? - вдруг спросил Антон.
- Торопуне?.. При официальном разговоре, полагаю, можно. Парень
работящий, хотя в поведении много ветрености. Большой любитель почесать
язык и непревзойденный проказник на всевозможные причуды.
- Так вот, Тропынин говорит, что в прошлом году Репьев держал на пасеке
ружье...
- Так точно. Шестнадцатый калибр системы Казанцева. Из-за отсутствия
регистрации и охотничьего билета одностволка у Рельева мною была изъята и
сдана в районный охотничий магазин с оформлением всех установленных законом
документов.
- А молодого цыгана Левку из табора знаете?
- Знаю, На гитаре виртуозно играет и пляшет отменно. Бирюков положил на
стол арбузную корку. Достал носовой платок, чтобы вытереть руки, но Кротов
подал ему полотенце и поинтересовался:
- Вероятно, о Левкиной ревности слышали?
- Слышал. Это правда?
- Был такой случай, когда Левка брал Репьева за грудки, но до драки дело
не дошло. Имею сведения, что после того они помирились. Вы другой
информацией располагаете?
- Есть предположение, что цыгане крепко поссорились с Репьевым.
Попытаться бы осмыслить корни этой ссоры. И с выстрелом надо разобраться.
Хлудневский дома?
Кротов посмотрел на часы:
- Вероятно. Вас проводить?
- Если не трудно...
Участковый снял со стены в прихожей форменный пиджак с такими же, как у
Бирюкова, капитанскими погонами и стал одеваться.
Небольшой светлый домик деда Лукьяна Хлудневского весело голубел
простенькими наличниками через три усадьбы от дома Кротова. За ним
прогнулась подернутая зеленоватым мхом крыша когда-то добротного
крестовика. Большую часть его окон прикрывали перекошенные старые ставни, а
сам дом от времени будто врос в землю и съежился. Участковый показал на
него:
- Хоромы Степана Екашева. Надорвался мужик непосильной работой, запустил
усадьбу. Всего второй год, как ушел на пенсию, а высох, что тебе щепка.
- Болеет?
- Трудно сказать... Ни сам Екашев, ни его старуха ни разу у врачей не
были, хотя на болезни жалуются постоянно. Полагаю, от усталости у них это.
Представьте себе, товарищ Бирюков, по четыре головы крупного рогатого скота
держат. По сорок-пятьдесят центнеров ежегодно вдвоем сена накашивают. В три
часа ночи уходят на покос и возвращаются в одиннадцать вечера. Старуха
прибежит, управится со скотиной и опять - на помощь Степану. А тот, не
разгибаясь, день-деньской машет литовкой. Так, по-бурлацки, в Серебровке,
хроме Екашевых, уже давно никто не работает. В сенокосную пору правление
колхоза выделяет специальный трактор с косилкой, и тот по очереди всем
накашивает для личного скота. А Екашевым невтерпеж управиться с покосом, по
старинке привыкли жилы рвать.
- Помнится, раньше Екашев сапожным ремеслом подрабатывал, - сказал Антон.
- Сапожник и пимокат он отменный. В послевоенные годы, можно сказать, всю
Серебровку и Березовку обувал. Теперь народ привык к фабричной обуви,
однако Степан своего ремесла не бросает - идут некоторые к нему с заказами.
- Что ж он дом не починит? Неужели денег нет?
- Каждый год по весне умирать собирается, не хочет связываться с
ремонтом. Что касается денег, говорит, сыновьям отдает. У него, кроме
Ивана, еще четверо. Трое из них в Новосибирске определились, семьи завели.
А последний - не удался. Был судим за хищение и где теперь находится, не
известно.
- Это Захар, что ли?
- Он самый. Знаете?
- В школе вместе учились, только он и восьми классов не закончил. Когда
его осудили?
- Еще до того, как вы после института в наш райотдел приехали работать.
Скотником в бригаде Захар числился и, представляете себе, занялся
систематическим хищением комбикормов. В райцентре похищенное сбывал, на
водку денег не хватало...
Разговаривая, подошли к дому Хлудневского. Кротов распахнул калитку и
пропустил Бирюкова вперед. Дед Лукьян, сидя на крыльце, перебирал свежие
грибочки. Увидев сразу двух капитанов милиции, он с завидной для его лет
легкостью вскочил на ноги.
- Вольно, дед Лукаян, сам рядовой, - пошутил Кротов.
Старил смущенно потеребил белую бороду:
- Думал, военное начальство нагрянуло, а тут все свои, - И, прищурясь,
посмотрел на Антона: - Если не ошибаюсь, Игната Матвеича сын?..
- Он самый, - подтвердил Кротов. - Теперь начальник уголовного розыска
нашего района. Имеет желание с тобой побеседовать. Букет так и не нашелся?
- Нет, Михаил Федорович.
- Агафья Васильевна в избе?
- В сельпо подалась Агата. Говорят, там со вчерашнего дня арбузами
торгуют.
- Тогда веди нас в избу. Составим разговор без посторонних наблюдателей.
- Милости прошу, милости прошу, - заторопился Хлудневский.
Кротов и Бирюков следом за стариком прошли в светлую горницу,
обставленную скромной мебелью. В переднем углу висела потемневшая старая
икона, рядом с которой на большом цветном плакате улыбался космонавт Юрий
Гагарин. Весь угол под иконой занимал телевизор с большим экраном.
Участковый бросил короткий взгляд на икону и усмехнулся:
- Телевидение, дед Лукьян, смотришь, а от бога отвыкнуть не можешь.
- По мне, что есть бог, что нет. Агата с молодости к нему привыкла, будто
курящий мужик к табаку, - Хлудневский быстренько переложил с одного из
стульев на стол пачку номеров районной газеты. - Да вы присаживайтесь,
присаживайтесь! В ногах, как говорится, правды нет.
Разговорились. Старик довольно быстро пересказал, как он обнаружил
убитого пасечника. Затем перевел беседу на запоздавший и необычайно богатый
урожай грибов в этом году. Стал перечислять наиболее грибные места, которые
успел обойти прежде, чем, сгорая от жажды, завернул на пасеку. Антон знал
перечисленные делом Лукьяном колки. Находились они далековато от пасечной
избушки, и в том, что старик не слышал выстрела, которым убили Репьева,
ничего странного не было. Когда же Бирюков спросил о "загадочном" выстреле
в Серебровке, Хлудневский без всякого сомнения заявил:
- У Степки Екашева за амбаром бабахнуло. Мы с Агатой на дворе как раз
были, грибы перебирали и ошибиться насчет выстрела не могли.
- Не спрашивали у Екашева, кто стрелял?
- Не вожу я с ним дружбы.
- Почему?
- Душа моя не принимает таких людей. Жаден до невозможности Степка.
Старухи наши часто встречаются, а мы со Степаном так, мимоходом...
здравствуй - будь здоров.
Бирюков машинально посмотрел на лежащие на столе газеты и вдруг вспомнил
о пыжах, обнаруженных оперативной группой.
- За этот год районка? - спросил он Хлудневского.
Тот утвердительно кивнул:
- За этот. Интересный рассказ с продолжением печатается потому и собираю
все газетки подряд.
- Можно посмотреть?
- Почему ж нельзя.
Дед Лукьян придвинул газеты к Бирюкову. Антон быстро перебрал всю пачку и
неожиданно для себя отметил, что из августовских номеров не хватает одного
лишь номера за девятое число, то есть того самого, из которого были сделаны
пыжи. На вопрос - куда исчезла эта газета? - Хлудневский с искренним
недоумением пожал плечами:
- Агата, должно быть, куда-то подевала. Сколько ни наказываю, чтобы не
брала, а она все продолжает брать без моего ведома.
- А сами вы, случайно, никому не отдали этот помер?
- Ни-ни! Очень увлекательное продолжение, второй месяц подряд читаю. Про
наши места написано. Вот смотрите, "Тайна Потеряева озера" называется... -
дед Лукьян ткнул пальцем в рисованный заголовок и вдруг старательно
принялся перебирать газеты.
Пока он занимался этим делом, из магазина вернулась с большущим полосатым
арбузом запыхавшаяся бабка Агата. Хлудневский встретил ее сердитым
вопросом:
- Сознавайся, старая, куда подевала газетку за девятое августа?!
- Будто я их разглядываю, когда беру, - поздоровавшись с Кротовым и
Бирюковым, ответила старуха. - Чего случилось-то?
- Продолжение разрознила, елки-моталки! - вспылил дед Лукьян. - Сколько
раз наказывало не трожь без спросу!
- Тю, старый! Какая муха тебя сегодня укусила? Чего, говорю, случилось?
- Ничего страшного, Агафья Васильевна, - постарался успокоить Антон.-
Просто газета потерялась.
Старуха смущенно пожала плечами и вдруг виновато посмотрела на деда
Лукьяна:
- Две недели назад, может, попозже я в одну газетенку кусок соленого сала
завернула для Екашихи. Это ж надо так жить? На покос люди собираются и
всего-навсего берут буханку хлеба да жбан молока. Много ли на таких харчах
протянешь? Сердце мое не вытерпело, отнесла Екашихе кусок свиного сала.
- Сколько наказывал: не трожь газетки! - опять вскипел Хлудневский.
Бабка Агата с укором покачала головой:
- Копеечный клок негодной бумаги пожалел. - И, словно меняя неприятный
для нее разговор, обратилась к участковому: - Михал Федорыч, а до тебя
Федя-кузнец направился. Арбуз от магазина попутно подмог мне донести.
- Чего это он ко мне надумал?
- Не ведаю, Федорыч. Хмурый шел...
Кротов вопросительно посмотрел на Бирюкова. Антон уже понял, что вряд ли
дед Лукьян теперь расскажет что-то откровенное, поднялся.
Возле угрюмо съежившегося дома Екашевых стояли два самосвала с зерном. Их
номера были городскими. Кротов недовольно проговорил:
- Зачастили приезжие водители к Степану в гости. Надо срочно прикрывать
левоту.
- Что они у него нашли? - поинтересовался Бирюков.
- Любители выпить разнюхали подпольный винзавод.
- Екашев занимается самогоноварением?
- Так точно. Уголовное дело против него возбуждено по признакам статьи
сто пятьдесят восьмой. Подполковник Гладышев поручил мне провести дознание,
но вот убийство Репьева все планы спутало... - Кротов кашлянул. - Полагаю,
вы не случайно заинтересовались у Хлудневского газетой?
- На пасеке обнаружены пыжи, изготовленные из районной газеты за девятое
августа.
Кротов чуть было не остановился:
- Предлагаю немедленно побывать у Екашева.
- Не надо, Михаил Федорович, спешить.
8. ЗОЛОТОЙ КРЕСТ
Низенькая, под стать самому Кротову, жена участкового на вопрос - заходил
ли кузнец? - ответила прямо-таки в кротовскои стиле:
- Только что был. По какому вопросу хотел видеть, не сказал. Просил, по
возможности, заглянуть к нему домой.
Над Серебровкой уже загустели вечерние сумерки. Во дворах мычали
вернувшиеся с выпаса недоеные коровы, хозяйки брякали подойниками. Недалеко
от деревни, сразу за поскотиной, глухо рокотали работающие комбайны.
Окна Кузнецова дома чуть-чуть желтели, словно за ними горела тусклая
коптилка. Снаружи дом почти не отличался от других серебровских домов, но,
войдя в него, Бирюков поразился "оригинальностью" планировки. Громадная, во
всю величину дома комната казалась пустующим спортивным залом,
незначительную часть которого занимала высокая русская печь, прижавшаяся к
стене слева от порога. Вдоль всей правой стены, под окнами, тянулась
широкая лавка. Уходящий вдаль ее конец упирался в старинный буфет с
обломанными наполовину резными украшениями. У противоположной стены стояла
самодельная деревянная кровать заправленная байковым одеялом. Над кроватью
- рисованный ковер с лебедями, но без традиционной целующейся парочки. В
изголовье кровати, свернувшись клубком, спал пушистый черный кот. Возле
печи стоял небольшой стол, рядом с ним - две табуретки. За столом -
старинный сундук. На шпагате, протянутом от притолоки за печь, сушились
пучки травы-кровохлебки. На столе лежала старая зачитанная Библия.
Больше всего поражала передняя стена. Без окон, она, как церковный
иконостас, была увешана иконками и цветными литографиями с божественными
сюжетами. Перед стеной с потолка свисала на медных цепочках фиолетовая
стеклянная лампадка с тонкой восковой свечкой, а под самым потолком тускло
светилась маломощная электрическая лампочка.
Рассматривая от порога иконы, Антон с некоторым замедлением сообразил,
что, кроме черного кота, в доме никого нет. Кротов как глянул и не то шутя,
не то серьезно, произнес:
- Федо-о-ор! Ау-у-у...
- Ор-ру-у!.. - коротко отозвалось эхо.
Кот, вскинув голову, сверкнул зеленоватыми глазами я опять свернулся
клубком. За дверью послышались грузные шаги. Дверь скрипнула, и с
подойником парного молока вошел кузнец. Сияв с медно-рыжей седеющей головы
картуз, он поклонился Кротову:
- Здоров будь, Михаил Федорыч. - повернулся к Антону: - И вы, молодой
человек, здравствуйте. - Прошагал к буфету. Достал из него несколько
глиняных кринок. Начал сцеживать в них молоко. - Садитесь там... Разговор,
можа, долгий получится... Вот с хозяйством справлюсь...
- Так, Федя, и живешь, как на казарменном положении, - усаживаясь на
лавку возле окна, вздохнул Кротов. - Корову сам доишь. Разве мужское это
занятие, к примеру спросить?.. И чего ты только терпишь холостяцкую жизнь?
- Бог терпел и нам велел, - спокойно ответил кузнец.
- Женился бы давным-давно, детишек завел. Это - цветы жизни, можно
сказать.
- Пошли тебе бог их полный букет,
- У меня, Федя, внуки уже имеются.
- И слава богу.
- Вот дался тебе бог. Влип ты, Федя, в религию, как несмышленая муха в
мед.
Кузнец не ответил. Он разливал по кринкам молоко неторопливо, словно
тянул время. Остатки из подойника плеснул в консервную банку на полу,
скомандовал:
- Жук!
Дремавший на кровати кот черной молнией метнулся к банке. Кузнец молча
вынес кринки. Потом достал из печи тугун с горячей водой. Ополоснув
подойник, выставил его за дверь. Погремел во дворе рукомойником. Шикнул на
загоготавшего гуся, похоже, загнал в хлев корову и вернулся в дом. Однако
начинать разговор не торопился. Убрал со стола Библию, как будто она ему
мешала. Придвинул к столу табуретку. Сел и уставился в пол.
- Как понимать твое молчание, Федя? - не вытерпел Кротов.
Кузнец тяжело вздохнул:
- Чудится мне, Михаил Федорыч, что погиб пасечник за золотой крест...
Кротов недоуменно переглянулся с Бирюковым. Хмыкнув, сказал:
- Не совсем понятно, Федор Степаныч, твое заявление.
- Я не заявляю - подсказываю, из-за чего убийство могло совершиться.
- Нам подробности надо знать, - вмешался в разговор Антон, а Кротов тут
же представил его кузнецу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
- Спасибо, Михаил Федорович.
- Недавно звонил подполковнику Гладышеву. Хотел сообщить о некоторых
результатах, однако тот посоветовал дождаться вашего прибытия и доложить
вам все в подробном виде.
- Есть новости?
- Относительные, - участковый широким жестом показал на арбуз, -
Присаживайтесь к столу, товарищ Бирюков, угощайтесь. Вчера сельпо
порадовало нас дарами юга, вся деревня их покупает. - И, не дожидаясь
согласия Антона, разрезал остатки арбуза на крупные ломти.
Антон, усевшись за стол, выбрал один из ломтей. Кротов пристроился
напротив, сразу сказал:
- Располагаю устными сведениями, что на прошлой неделе в Серебровке при
загадочных обстоятельствах произведен как будто ружейный выстрел. Кто
стрелял, пока установить не удалось...
Осторожно стряхнув с арбузного ломтя созревшие черные зерна, Антон
вопросительно посмотрел на участкового. Кротов, выдержав паузу, в
свойственном ему канцелярском стиле стал рассказывать, как неделю назад
жена бригадира Гвоздарева, работающая в Серебровке почтальоном, в середине
дня слышала негромкий выстрел. Где стреляли, она толком не поняла, однако
предполагает, что выстрел раздался или во дворе Степана Екашева, или в
соседней от него усадьбе деда Лукьяна Хлудкевского. Кротов пытался выяснить
этот вопрос и попал в странное положение: Хлудневский со своей старухой
уверяют, будто стреляли у Екашева, а Степан Екашев говорит, что слышал
выстрел у Хлудневских.
Смакуя тающую во рту арбузную мякоть, Бирюков спросил:
- У кого из них ружья?
- У Лукьяна Хлуяневского штучная двуствольная тулка выпуска тридцатого
года. Ружье смазано. Признаков недавнего употребления на нем не обнаружено.
Степан Екашев от роду огнестрельного оружия не имел. Правда, к нему
приезжает из райцентра сын Иван - заядлый охотник...
Бирюков, вспоминая, задумался:
- Иван, кажется, самый старший из сыновей Екашева?
- Так точно. На кирпичном заводе в райцентре работает. Передовик труда,
районная газета неоднократно о нем писала.
- Давно он в Серебровке был?
- На прошлой неделе. Помогал Степану сдавать соленые грибы сельповскому
заготовителю. Нынче у нас, как говорят, аномальный год выдался - вторая
волна груздей, вместо августа, в начальных числах сентября пошла. - Кротов
сделал многозначительную паузу. - И еще одна загадка, товарищ Бирюков, мне
покоя не дает. Хлудневский заявляет, будто со дня выстрела у него пропал
кобелек. Букетом звали. Безвредный был песик. Больше пяти лет у Лукьяна
жил, а тут пропал.
- Михаил Федорович, Сергею Тропынину можно верить? - вдруг спросил Антон.
- Торопуне?.. При официальном разговоре, полагаю, можно. Парень
работящий, хотя в поведении много ветрености. Большой любитель почесать
язык и непревзойденный проказник на всевозможные причуды.
- Так вот, Тропынин говорит, что в прошлом году Репьев держал на пасеке
ружье...
- Так точно. Шестнадцатый калибр системы Казанцева. Из-за отсутствия
регистрации и охотничьего билета одностволка у Рельева мною была изъята и
сдана в районный охотничий магазин с оформлением всех установленных законом
документов.
- А молодого цыгана Левку из табора знаете?
- Знаю, На гитаре виртуозно играет и пляшет отменно. Бирюков положил на
стол арбузную корку. Достал носовой платок, чтобы вытереть руки, но Кротов
подал ему полотенце и поинтересовался:
- Вероятно, о Левкиной ревности слышали?
- Слышал. Это правда?
- Был такой случай, когда Левка брал Репьева за грудки, но до драки дело
не дошло. Имею сведения, что после того они помирились. Вы другой
информацией располагаете?
- Есть предположение, что цыгане крепко поссорились с Репьевым.
Попытаться бы осмыслить корни этой ссоры. И с выстрелом надо разобраться.
Хлудневский дома?
Кротов посмотрел на часы:
- Вероятно. Вас проводить?
- Если не трудно...
Участковый снял со стены в прихожей форменный пиджак с такими же, как у
Бирюкова, капитанскими погонами и стал одеваться.
Небольшой светлый домик деда Лукьяна Хлудневского весело голубел
простенькими наличниками через три усадьбы от дома Кротова. За ним
прогнулась подернутая зеленоватым мхом крыша когда-то добротного
крестовика. Большую часть его окон прикрывали перекошенные старые ставни, а
сам дом от времени будто врос в землю и съежился. Участковый показал на
него:
- Хоромы Степана Екашева. Надорвался мужик непосильной работой, запустил
усадьбу. Всего второй год, как ушел на пенсию, а высох, что тебе щепка.
- Болеет?
- Трудно сказать... Ни сам Екашев, ни его старуха ни разу у врачей не
были, хотя на болезни жалуются постоянно. Полагаю, от усталости у них это.
Представьте себе, товарищ Бирюков, по четыре головы крупного рогатого скота
держат. По сорок-пятьдесят центнеров ежегодно вдвоем сена накашивают. В три
часа ночи уходят на покос и возвращаются в одиннадцать вечера. Старуха
прибежит, управится со скотиной и опять - на помощь Степану. А тот, не
разгибаясь, день-деньской машет литовкой. Так, по-бурлацки, в Серебровке,
хроме Екашевых, уже давно никто не работает. В сенокосную пору правление
колхоза выделяет специальный трактор с косилкой, и тот по очереди всем
накашивает для личного скота. А Екашевым невтерпеж управиться с покосом, по
старинке привыкли жилы рвать.
- Помнится, раньше Екашев сапожным ремеслом подрабатывал, - сказал Антон.
- Сапожник и пимокат он отменный. В послевоенные годы, можно сказать, всю
Серебровку и Березовку обувал. Теперь народ привык к фабричной обуви,
однако Степан своего ремесла не бросает - идут некоторые к нему с заказами.
- Что ж он дом не починит? Неужели денег нет?
- Каждый год по весне умирать собирается, не хочет связываться с
ремонтом. Что касается денег, говорит, сыновьям отдает. У него, кроме
Ивана, еще четверо. Трое из них в Новосибирске определились, семьи завели.
А последний - не удался. Был судим за хищение и где теперь находится, не
известно.
- Это Захар, что ли?
- Он самый. Знаете?
- В школе вместе учились, только он и восьми классов не закончил. Когда
его осудили?
- Еще до того, как вы после института в наш райотдел приехали работать.
Скотником в бригаде Захар числился и, представляете себе, занялся
систематическим хищением комбикормов. В райцентре похищенное сбывал, на
водку денег не хватало...
Разговаривая, подошли к дому Хлудневского. Кротов распахнул калитку и
пропустил Бирюкова вперед. Дед Лукьян, сидя на крыльце, перебирал свежие
грибочки. Увидев сразу двух капитанов милиции, он с завидной для его лет
легкостью вскочил на ноги.
- Вольно, дед Лукаян, сам рядовой, - пошутил Кротов.
Старил смущенно потеребил белую бороду:
- Думал, военное начальство нагрянуло, а тут все свои, - И, прищурясь,
посмотрел на Антона: - Если не ошибаюсь, Игната Матвеича сын?..
- Он самый, - подтвердил Кротов. - Теперь начальник уголовного розыска
нашего района. Имеет желание с тобой побеседовать. Букет так и не нашелся?
- Нет, Михаил Федорович.
- Агафья Васильевна в избе?
- В сельпо подалась Агата. Говорят, там со вчерашнего дня арбузами
торгуют.
- Тогда веди нас в избу. Составим разговор без посторонних наблюдателей.
- Милости прошу, милости прошу, - заторопился Хлудневский.
Кротов и Бирюков следом за стариком прошли в светлую горницу,
обставленную скромной мебелью. В переднем углу висела потемневшая старая
икона, рядом с которой на большом цветном плакате улыбался космонавт Юрий
Гагарин. Весь угол под иконой занимал телевизор с большим экраном.
Участковый бросил короткий взгляд на икону и усмехнулся:
- Телевидение, дед Лукьян, смотришь, а от бога отвыкнуть не можешь.
- По мне, что есть бог, что нет. Агата с молодости к нему привыкла, будто
курящий мужик к табаку, - Хлудневский быстренько переложил с одного из
стульев на стол пачку номеров районной газеты. - Да вы присаживайтесь,
присаживайтесь! В ногах, как говорится, правды нет.
Разговорились. Старик довольно быстро пересказал, как он обнаружил
убитого пасечника. Затем перевел беседу на запоздавший и необычайно богатый
урожай грибов в этом году. Стал перечислять наиболее грибные места, которые
успел обойти прежде, чем, сгорая от жажды, завернул на пасеку. Антон знал
перечисленные делом Лукьяном колки. Находились они далековато от пасечной
избушки, и в том, что старик не слышал выстрела, которым убили Репьева,
ничего странного не было. Когда же Бирюков спросил о "загадочном" выстреле
в Серебровке, Хлудневский без всякого сомнения заявил:
- У Степки Екашева за амбаром бабахнуло. Мы с Агатой на дворе как раз
были, грибы перебирали и ошибиться насчет выстрела не могли.
- Не спрашивали у Екашева, кто стрелял?
- Не вожу я с ним дружбы.
- Почему?
- Душа моя не принимает таких людей. Жаден до невозможности Степка.
Старухи наши часто встречаются, а мы со Степаном так, мимоходом...
здравствуй - будь здоров.
Бирюков машинально посмотрел на лежащие на столе газеты и вдруг вспомнил
о пыжах, обнаруженных оперативной группой.
- За этот год районка? - спросил он Хлудневского.
Тот утвердительно кивнул:
- За этот. Интересный рассказ с продолжением печатается потому и собираю
все газетки подряд.
- Можно посмотреть?
- Почему ж нельзя.
Дед Лукьян придвинул газеты к Бирюкову. Антон быстро перебрал всю пачку и
неожиданно для себя отметил, что из августовских номеров не хватает одного
лишь номера за девятое число, то есть того самого, из которого были сделаны
пыжи. На вопрос - куда исчезла эта газета? - Хлудневский с искренним
недоумением пожал плечами:
- Агата, должно быть, куда-то подевала. Сколько ни наказываю, чтобы не
брала, а она все продолжает брать без моего ведома.
- А сами вы, случайно, никому не отдали этот помер?
- Ни-ни! Очень увлекательное продолжение, второй месяц подряд читаю. Про
наши места написано. Вот смотрите, "Тайна Потеряева озера" называется... -
дед Лукьян ткнул пальцем в рисованный заголовок и вдруг старательно
принялся перебирать газеты.
Пока он занимался этим делом, из магазина вернулась с большущим полосатым
арбузом запыхавшаяся бабка Агата. Хлудневский встретил ее сердитым
вопросом:
- Сознавайся, старая, куда подевала газетку за девятое августа?!
- Будто я их разглядываю, когда беру, - поздоровавшись с Кротовым и
Бирюковым, ответила старуха. - Чего случилось-то?
- Продолжение разрознила, елки-моталки! - вспылил дед Лукьян. - Сколько
раз наказывало не трожь без спросу!
- Тю, старый! Какая муха тебя сегодня укусила? Чего, говорю, случилось?
- Ничего страшного, Агафья Васильевна, - постарался успокоить Антон.-
Просто газета потерялась.
Старуха смущенно пожала плечами и вдруг виновато посмотрела на деда
Лукьяна:
- Две недели назад, может, попозже я в одну газетенку кусок соленого сала
завернула для Екашихи. Это ж надо так жить? На покос люди собираются и
всего-навсего берут буханку хлеба да жбан молока. Много ли на таких харчах
протянешь? Сердце мое не вытерпело, отнесла Екашихе кусок свиного сала.
- Сколько наказывал: не трожь газетки! - опять вскипел Хлудневский.
Бабка Агата с укором покачала головой:
- Копеечный клок негодной бумаги пожалел. - И, словно меняя неприятный
для нее разговор, обратилась к участковому: - Михал Федорыч, а до тебя
Федя-кузнец направился. Арбуз от магазина попутно подмог мне донести.
- Чего это он ко мне надумал?
- Не ведаю, Федорыч. Хмурый шел...
Кротов вопросительно посмотрел на Бирюкова. Антон уже понял, что вряд ли
дед Лукьян теперь расскажет что-то откровенное, поднялся.
Возле угрюмо съежившегося дома Екашевых стояли два самосвала с зерном. Их
номера были городскими. Кротов недовольно проговорил:
- Зачастили приезжие водители к Степану в гости. Надо срочно прикрывать
левоту.
- Что они у него нашли? - поинтересовался Бирюков.
- Любители выпить разнюхали подпольный винзавод.
- Екашев занимается самогоноварением?
- Так точно. Уголовное дело против него возбуждено по признакам статьи
сто пятьдесят восьмой. Подполковник Гладышев поручил мне провести дознание,
но вот убийство Репьева все планы спутало... - Кротов кашлянул. - Полагаю,
вы не случайно заинтересовались у Хлудневского газетой?
- На пасеке обнаружены пыжи, изготовленные из районной газеты за девятое
августа.
Кротов чуть было не остановился:
- Предлагаю немедленно побывать у Екашева.
- Не надо, Михаил Федорович, спешить.
8. ЗОЛОТОЙ КРЕСТ
Низенькая, под стать самому Кротову, жена участкового на вопрос - заходил
ли кузнец? - ответила прямо-таки в кротовскои стиле:
- Только что был. По какому вопросу хотел видеть, не сказал. Просил, по
возможности, заглянуть к нему домой.
Над Серебровкой уже загустели вечерние сумерки. Во дворах мычали
вернувшиеся с выпаса недоеные коровы, хозяйки брякали подойниками. Недалеко
от деревни, сразу за поскотиной, глухо рокотали работающие комбайны.
Окна Кузнецова дома чуть-чуть желтели, словно за ними горела тусклая
коптилка. Снаружи дом почти не отличался от других серебровских домов, но,
войдя в него, Бирюков поразился "оригинальностью" планировки. Громадная, во
всю величину дома комната казалась пустующим спортивным залом,
незначительную часть которого занимала высокая русская печь, прижавшаяся к
стене слева от порога. Вдоль всей правой стены, под окнами, тянулась
широкая лавка. Уходящий вдаль ее конец упирался в старинный буфет с
обломанными наполовину резными украшениями. У противоположной стены стояла
самодельная деревянная кровать заправленная байковым одеялом. Над кроватью
- рисованный ковер с лебедями, но без традиционной целующейся парочки. В
изголовье кровати, свернувшись клубком, спал пушистый черный кот. Возле
печи стоял небольшой стол, рядом с ним - две табуретки. За столом -
старинный сундук. На шпагате, протянутом от притолоки за печь, сушились
пучки травы-кровохлебки. На столе лежала старая зачитанная Библия.
Больше всего поражала передняя стена. Без окон, она, как церковный
иконостас, была увешана иконками и цветными литографиями с божественными
сюжетами. Перед стеной с потолка свисала на медных цепочках фиолетовая
стеклянная лампадка с тонкой восковой свечкой, а под самым потолком тускло
светилась маломощная электрическая лампочка.
Рассматривая от порога иконы, Антон с некоторым замедлением сообразил,
что, кроме черного кота, в доме никого нет. Кротов как глянул и не то шутя,
не то серьезно, произнес:
- Федо-о-ор! Ау-у-у...
- Ор-ру-у!.. - коротко отозвалось эхо.
Кот, вскинув голову, сверкнул зеленоватыми глазами я опять свернулся
клубком. За дверью послышались грузные шаги. Дверь скрипнула, и с
подойником парного молока вошел кузнец. Сияв с медно-рыжей седеющей головы
картуз, он поклонился Кротову:
- Здоров будь, Михаил Федорыч. - повернулся к Антону: - И вы, молодой
человек, здравствуйте. - Прошагал к буфету. Достал из него несколько
глиняных кринок. Начал сцеживать в них молоко. - Садитесь там... Разговор,
можа, долгий получится... Вот с хозяйством справлюсь...
- Так, Федя, и живешь, как на казарменном положении, - усаживаясь на
лавку возле окна, вздохнул Кротов. - Корову сам доишь. Разве мужское это
занятие, к примеру спросить?.. И чего ты только терпишь холостяцкую жизнь?
- Бог терпел и нам велел, - спокойно ответил кузнец.
- Женился бы давным-давно, детишек завел. Это - цветы жизни, можно
сказать.
- Пошли тебе бог их полный букет,
- У меня, Федя, внуки уже имеются.
- И слава богу.
- Вот дался тебе бог. Влип ты, Федя, в религию, как несмышленая муха в
мед.
Кузнец не ответил. Он разливал по кринкам молоко неторопливо, словно
тянул время. Остатки из подойника плеснул в консервную банку на полу,
скомандовал:
- Жук!
Дремавший на кровати кот черной молнией метнулся к банке. Кузнец молча
вынес кринки. Потом достал из печи тугун с горячей водой. Ополоснув
подойник, выставил его за дверь. Погремел во дворе рукомойником. Шикнул на
загоготавшего гуся, похоже, загнал в хлев корову и вернулся в дом. Однако
начинать разговор не торопился. Убрал со стола Библию, как будто она ему
мешала. Придвинул к столу табуретку. Сел и уставился в пол.
- Как понимать твое молчание, Федя? - не вытерпел Кротов.
Кузнец тяжело вздохнул:
- Чудится мне, Михаил Федорыч, что погиб пасечник за золотой крест...
Кротов недоуменно переглянулся с Бирюковым. Хмыкнув, сказал:
- Не совсем понятно, Федор Степаныч, твое заявление.
- Я не заявляю - подсказываю, из-за чего убийство могло совершиться.
- Нам подробности надо знать, - вмешался в разговор Антон, а Кротов тут
же представил его кузнецу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15