Где вы деньги получали?
– Дак люди сказали, какие этого… того… А получал у вас тут, в райцентровской сберкассе, какая возле базара.
– Номер и серию билета помните?
– Точь-в-точь те, на какие «Урал» с люлькой выпал.
– Вы мне цифры, Иван Васильевич, назовите.
– Цифры?… – Торчков растерянно заморгал. – Дак, Игнатьич… если б моя голова цифры запоминала, разве ж я конюхом в колхозе работал? Я б тады булгахтером на производстве устроился.
– Когда вы деньги получали в сберкассе? – насупившись, чтобы не рассмеяться, спросил Антон.
– Пожалуй, больше месяца прошло, в августе. Аккурат в тот день, кады бабку Гайдамачиху в больницу привозил по приказанию председателя колхоза Игната Матвеевича, стало быть, папаши твоего.
– И за месяц половину тысячи истратили?
– Дак деньги, они ж, как вода…
– Пропили, наверное, – зная неравнодушие Торчкова к спиртному, высказал предположение Антон.
Торчков обиделся:
– Пошто, Игнатьич, непременно пропил?… Зубы новые вставил, – он ловко выронил изо рта на ладонь искусственную челюсть с нежно-розовой, как с настоящей, десной, так же быстро водворил ее на место и хлопнул рукой по голенищу сапога. – Еще кирзухи вот в сельмаге отхватил.
Антон с трудом сдержал улыбку:
– Это и все покупки за пятьсот рублей?
– Разве мало?… – смутился Торчков. – Ежели бы я сто тысяч, к примеру, получил, тады б для потехи ероплан мог купить. А полтысячи по теперешнему размаху жизни деньги… так себе, мигом уплыли. Остатки женка сговорила в сберкассу пристроить. Первый раз в жизни послушался бабу, дак оно видишь, какая оказия приключилась…
Бирюков подумал, что кто-то из работников сберкассы ловко обманул простоватого конюха и по дешевке купил у него выигравший лотерейный билет. Поэтому опять спросил Торчкова:
– Кто выдавал вам деньги в сберкассе?
– Деваха какая-то.
– Как она выглядит?
– Деваха как деваха…
– Молодая? Светлая… темная?
– Не молодая и не шибко старая. А по масти… Они ж, Игнатьич, свою масть могут, как хвокусники, изменить. Иная утром с вороной гривой ходит, а к вечеру, глядишь, уже буланой стала.
Бирюков с Голубевым засмеялись.
– Ну, а если мы сейчас сходим в сберкассу, – заговорил Антон, – узнать сможете?
– Не-е-е… – Торчков помотал головой. – Дак поможешь ли, Игнатьич, отыскать пропавшие деньги?
Антону показалось, что Торчков сознательно уклоняется от разговора о сберкассе и что-то скрывает. Вроде бы разговор о получении денег за выигранный мотоцикл для него не совсем приятен. Антон внимательно посмотрел на Торчкова и сказал:
– Трудно, Иван Васильевич, вот так вот сразу это сделать. С кем хоть пили-то вчера? Где пили?
Торчков пожал щуплыми плечами, виновато сморщил и без того морщинистое лицо.
– Не помню ни чёрта, Игнатьич. В вытрезвиловке только в сознание вошел.
– Вот видите, что получается… Даже сами не знаете, где и с кем выпивали, а хотите, чтобы я отыскал пропавшие деньги.
– А ты собаку-ищейку по моим следам пусти.
– В таком деле собака не поможет.
Торчков задумался. Как будто решал: говорить или не говорить. В конце концов желание найти деньги, видимо, пересилило, и он сказал:
– Первую поллитровку, помню, с заготовителем распили, какой меня попутно в райцентр подвез. А вечером, кажись, я в «Сосновом бору», в ресторанте куражился. Оттудова и залетел в вытрезвиловку.
– Как фамилия заготовителя? Откуда он?
– Дак я ж, Игнатьич, его хвамилию не спрашивал. Знаю, по деревням ездит на лошади. Шкуры, старье всякое да бумагу подержанную собирает. И в Березовку к нам иной раз наведывается.
– Яков Степаныч? – вспомнив бойкого на язык старика-заготовителя, спросил Антон.
– Не-е-е, – Торчков крутнул головой. – Степаныч в прошлом году на заслуженную пенсию подался. Теперь другой вместо него ездит, однорукий и как глухонемой. За придурковатость его Дундуком твой дед Матвей окрестил. Только скажу тебе, он совсем не придурок. Кады поллитровку распивали, соображает, по сколь наливать. Себе все побольше норовит плеснуть.
– Где вы с ним выпивали?
– Здесь, в райцентре.
– Прямо на улице, что ли?
– Не. К мужику какому-то на квартеру заезжали. Тот к моей поллитровке еще Чебурашку поставил.
– Чего? – не понял Антон.
– Ну, это самое… еще чекушку водки.
– Квартиру, где выпивали, запомнили?
– Что ты, Игнатьич!… – Торчков, словно испугавшись, махнул рукой. – Память у меня некудышная.
Антон хотел было упрекнуть своего земляка за то; что тот отвечает на вопросы неоткровенно и чего-то не договаривает, но в это время загудел зуммер телефона внутренней связи. Звонил дежурный по райотделу. Возле небольшого железнодорожного полустанка, в шести километрах от районного центра, обнаружен труп старика. Оперативная группа уже готова к выезду на место происшествия и ждет представителя уголовного розыска.
Плотнее прижав телефонную трубку к уху, Антон хотел было сказать дежурному, что по распоряжению начальника райотдела уже передает дела Голубеву, но, поколебавшись какую-то секунду, решил напоследок выехать на происшествие сам.
– Сейчас буду, – коротко сказал он.
– Что там? – настороженно поинтересовался Голубев.
– На полустанке, кажется, ЧП. Скоро вернусь, – ответил Антон и, попросив Славу подробнее расспросить Торчкова, заторопился к оперативной машине.

3. Личность без паспорта

Сентябрьское утро было на редкость тихим и прозрачным. И бесконечно голубое небо, и светящаяся янтарной желтизной березовая роща над железнодорожной выемкой, у проселочной дороги, походили прямо-таки на левитановскую «Золотую осень». Не хватало лишь речки, да несколько инородно вписывалась в пейзаж стоящая возле леса оперативная машина милиции.
Труп старика обнаружили на опушке рощи путевые рабочие железнодорожного полустанка. Черный, неестественно скрюченный, с обгоревшим лицом, сильно пахнущим ацетоном, он лежал, уткнувшись головою в небольшую кучу золы, оставшейся от недавнего костра.
Третий час оперативная группа обследовала буквально каждый сантиметр местности в районе обнаружения, но пожухлая трава и опавшие с березок желтые пятаки листьев не сохранили никаких следов. Единственными вещественными доказательствами являлись осколки стакана из тонкого стекла и пустая бутылка с водочной этикеткой, найденные в траве около трупа. От бутылки и осколков ощутимо несло ацетоном. Немногое дал и осмотр одежды на трупе. Карманы заплатанных брюк и поношенного бушлата оказались пустыми. Сомнительной зацепкой для установления личности погибшего могли стать лишь инициалы «Р. К.», написанные химическим карандашом на сером лоскутке, пришитом у вешалки бушлата. Обут погибший был в новые кирзовые сапоги, казавшиеся несколько маловатыми для его рослой фигуры.
Когда оперативная группа заканчивала осмотр места происшествия, на служебном мотоцикле подъехал Слава Голубев. Антон отозвал его в сторону и, чувствуя какую-то неловкость, сказал:
– Придется тебе, Славочка, заниматься…
– Потому и примчался сюда, как только с твоим земляком разговор закончил, – быстро ответил Голубев.
– Что он еще наговорил?
– А-а-а… – Слава махнул рукой. – Рассказ про козла и капусту. После расскажу, – посмотрел в сторону трупа, спросил: – Документы есть?
Антон отрицательно покрутил головой:
– Ничего нет. Как говорится, личность без паспорта. Судя по одежде и коротко стриженным волосам, недавно из заключения освободился.
Голубев поцарапал затылок.
– Убийство?
– Очевидных признаков насильственной смерти на трупе нет.
– Значит, раскрывать преступление нам?
– – Как всегда, – Бирюков сорвал с березки пожухлый листок, задумчиво пожевал его стебель. – Лицо погибшего настолько обгорело, что об идентификации не может быть и речи. Создается у меня впечатление, что умышленно это сделано, чтобы затянуть время с опознанием трупа.
Голубев промолчал.
Подошли остальные участники оперативной группы: следователь Петя Лимакин, врач Борис Медников и всегда мрачноватый эксперт-криминалист капитан милиции Семенов. Поздоровавшись с Голубевым, следователь достал пачку сигарет, молча стал закуривать. Медников «стрельнул» у него и тоже закурил. Капитан Семенов, бросив короткий взгляд на двух железнодорожников, привлеченных в качестве понятых и, видимо, не решившихся подойти к оперативникам, тихо проговорил:
– Надо поднимать труп. Всю рощу прочесали. Кроме следа телеги на опушке, ничего нет. Правая передняя нога лошади не подкована.
Бирюков тоже посмотрел на понятых. Они были в форменных фуражках и ярких оранжевых жилетах, какие обычно носят работающие на железнодорожных путях. Лицо одного из них – худощавого, чем-то похожего на подростка, показалось знакомым. Антон попытался вспомнить, где и когда видел это лицо, но опять заговоривший капитан Семенов отвлек его.
– На дороге есть несколько характерных отпечатков кирзовых сапог… – эксперт-криминалист помолчал. – На всякий случай сделаю с них слепки и поедем.
– Я заверну на полустанок, потолкую с народом, – сказал Слава Голубев.
– Там, кажется, продуктовый магазин есть. Поговори с продавцом, не наведывался ли в последнее время кто из чужих, – посоветовал Антон и повернулся к Медникову. – Судмедэксперт нас ничем на порадует?
– Могу порадовать… – Медников флегматично выпустил густое облако сигаретного дыма, – свежим анекдотом…
Антон невесело улыбнулся:
– Анекдоты, Боренька, после. Сейчас нас интересует причина смерти этого загадочного старика.
– Причину скажу после вскрытия трупа.
Голубев завел мотоцикл и, забрав с собою понятых, укатил на полустанок.
В райотдел Голубев вернулся только к концу рабочего дня. Войдя к Бирюкову в кабинет, он по привычке хотел было сесть на подоконник, но передумал. Придвинул к столу стул и устало откинулся на спинку.
– Впустую? – спросил Антон.
Слава вздохнул:
– Почти. Дело, оказывается, сложнее, чем я предполагал. На полустанке ежедневно останавливается около десяти пригородных поездов, и на посадочной платформе постоянно толчется народ. По выходным дням наваливается тьма отдыхающих из Новосибирска. Особенно сейчас, в грибной сезон.
– Надо было потолковать с жителями полустанка. Может, к кому гости приезжали.
– Толковал. За прошлую неделю лишь к путевому мастеру, который сегодня понятым у нас был, дядя из Березовки наведывался.
– Из Березовки?… Кто? – Антон удивленно уставился на Голубева и только теперь вспомнил, что, кажется, именно в Березовке встречал молоденького железнодорожника, лицо которого показалось таким знакомым.
– Глухов Иван Серапионович. Знаешь такого?
– Ну, как же! Лучший плотник колхоза был, сейчас на пенсию ушел. Значит, путевой мастер – племянник Глухова? Зачем Глухов к нему наведывался?
– Приезжал на лошади. Помог дров на зиму заготовить. Кстати, дрова заготовляли в той роще, где сегодня обнаружили труп, так что, вполне возможно, след телеги на опушке с той поры остался.
– С продавцом магазина беседовал?
– Как учили… Только там не магазин, а буфет от треста дорожных ресторанов. Буфетчицу перепугал. Ей запрещено спиртным торговать, а она иногда знакомых «выручает», – Голубев достал из кармана водочную этикетку и положил ее на стол перед Антоном. – Вот, полюбуйся… Официально на трестовской базе получает запрещенный продукт, со штампом «Дорбуфет».
– На той бутылке, что нашли возле трупа, тоже этот штампик имеется, – внимательно разглядывая этикетку, сказал Антон.
– Потому и прихватил картиночку в буфете. Надо будет передать эксперту, чтобы проверил идентичность.
– Буфетчица, конечно, не помнит, кому водку продавала…
– Говорит, из железнодорожников на прошлой неделе только путевой мастер две бутылки покупал. Наверное, дядю угощал.
– Дядя его кержак, не пьющий.
– Значит, для себя купил. Как мне удалось установить, рыбак он заядлый.
– Кто, кроме мастера, покупал?
– – Говорит, какому-то инвалиду продавала. Будто бы путевой мастер попросил продать бутылку. Толковал с ним, с мастером. Заявляет, какой-то проезжий пристал, как банный лист. Чтобы отвязаться, сказал буфетчице: «Продай, а то умрет от жажды». – Слава вопросительно посмотрел на Антона. – Слушай, давай отложим передачу дел, а? Распутаем это дело коллективно, а после уедешь.
Бирюков долго молчал, разглядывая этикетку.
– Посмотрим, Слава. Если понадобится… – наконец ответил он, опять помолчал и повернулся к Голубеву. – Ты обещал рассказать, чем разговор с Торчковым закончился.
– Никаких денег, по-моему, у Торчкова не терялось. Понимаешь, ни на один вопрос прямо не ответил. Околесицу всякую нес. Ни с того ни с сего соседку свою, Гайдамакову, начал костерить на чем свет стоит. Они что, действительно рядом живут?
– Проулок их усадьбы разделяет.
– Так вот, козел этой преподобной бабки Гайдамачихи, как Торчков ее называл, повадился в торчковский огород капусту хрумкать. Торчков его как-то подкараулил и пырнул вилами, а Гайдамачиха в отместку торчковскому гусаку голову отрубила. И сейчас между ними война идет похлеще, чем у гоголевских Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем. Как она вообще-то, старуха?
– Гайдамачиха? Тише воды, ниже травы. Да в ее возрасте и трудно уже воевать. За семьдесят, наверное, перевалило.
– Правда, что она из помещиц?
– После смерти мужа, говорят старики, несколько лет трактир в Березовке и паром через Потеряево озеро содержала. Колчаковцы все это в распыл пустили и хозяйку чуть было к стенке не поставили.
– За что?
Бирюков пожал плечами.
– Толком никто не знает. А Торчков ничего об этом не говорил?
– Об этом нет, а вот что у старухи еще от «царского прижима» золото припрятано, с самым серьезным видом утверждал.
– Золото?… У Гайдамачихи?… – Антон засмеялся. – Вот дает Кумбрык! Да у старухи в избе – шаром покати. Все хозяйство – козел да полуслепой от старости пес по кличке Ходя.
– Еще Торчков заявил, что Гайдамакова колдовством занимается. Говорит, своими глазами видел, как совсем недавно она возле кладбища рано утром перекрестила его корову, а к вечеру в тот же день корова подохла…
– Словом, в огороде бузина, а в Киеве дядька, – перебил Голубева Антон.
– Похоже, так… – Голубев помолчал и продолжил: – Самое интересное, когда я предложил написать заявление о пропаже денег, чтобы дать делу официальный ход, Торчков, как говорится, замахал руками и ногами. Тут-то я и сообразил, что– земляка твоего бог фантазией не обидел.
– Это точно. Брехливей Кумбрыка в Березовке мужика не сыщешь. По-моему, он и о лотерейном билете ради собственной популярности загнул, чтобы хоть как-то оправдать посещение вытрезвителя. К слову пришлось, ты проверил, был ли Торчков действительно в вытрезвителе?
– Был. Забрали еле тепленького в «Сосновом бору». Пришел с каким-то одноруким пожилым мужчиной. Когда Торчков окончательно опьянел, этот однорукий исчез.
– Наверное, заготовитель, который привез его из Березовки.
Голубев неопределенно пожал плечами и перебрался со стула на излюбленный свой подоконник. Помолчав, спросил Антона:
– Утреннее мое предложение насчет рыбалки не забыл? Все равно, шока заключения экспертов по трупу не будет, время впустую пропадет.
– Надо бы в сберкассе узнать, выигрывал ли Торчков мотоцикл, – Антон поглядел на наручные часы, – но там уже рабочий день закончился.
– В понедельник узнаем, если будет необходимость, – сказал Слава.
Бирюков еще какое-то время поразглядывал «дорбуфетовскую» этикетку и поднялся из-за стола.
– Пошли к Семенову, договоримся об экспертизе.
Эксперт-криминалист заканчивал сверку дактилоскопических отпечатков, снятых с пальцев трупа, с отпечатками, хранящимися в картотеке уголовного розыска. Попросив минутку подождать, он сверил последние карты, положил их на место и хмуро проговорил:
– В нашей коллекции сей гражданин не числится. Придется сделать запрос в главный информационный центр МВД.
– Долго эта канитель протянется? – спросил Антон.
– Запросим срочной связью. К понедельнику получим ответ.
– К тому времени и медицинское заключение будет готово, – вмешался в разговор Голубев.
Антон подал эксперту водочную этикетку.
– Надо, товарищ капитан, проверить идентичность с той, что на бутылке, найденной возле трупа. Кажется, из одного «Дорбуфета».
Семенов равнодушно взглянул на этикетку и осторожно положил ее на стол.
– Проверю. В понедельник сообщу результат.

4. Кумбрык и другие…

До свертка на Березовку Антон с Голубевым доехали на попутной машине. Старый тракт буйно загустел травой и походил сейчас на лесную просеку, вильнувшую вправо от укатанного автомашинами большака райцентр – Ярское. Выйдя по тракту к берегу Потеряева озера, Антон провел Славу мимо торчащих из воды столбов паромного причала и поднялся на высокий пригорок.
Отсюда Березовка смотрелась как на ладони.
1 2 3 4