Или волшебной палочки, которой заведомо нет. Такие выходят из детства с трогательной пыльцой на крылышках, не зная, что жизнь груба и приземленна. Мир задыхается от нехватки красоты — это надо же!Насупясь, он придирчиво оглядел прямолинейные дорожки сквера, подстриженные кусты, перевёл взгляд на серые стены панельных домов, грубый пластик балконных ограждений, рыхлое мутное небо над плоскими крышами. Да, то же самое можно увидеть где угодно. Вполне стандартный городской пейзаж. Ну и что? Это жизнь. Одна сторона жизни. Ликующие краски полярного сияния — другая. А всего этих сторон и граней — тысячи тысяч. Жаль, конечно, что их нельзя сочетать по желанию. Северное сияние здесь все бы преобразило — и эти дома, и этот сквер, возможно, и лица. Как взмах волшебной палочки… Только фонари должны быть погашены, чтобы не мешали.И будет праздник, которого ты не захотела видеть, чтобы не растравлять себя. Здесь, у твоего дома.Вот бы вместо букета кинуть ей в окно, когда она будет с тем, другим… На, получай мечту!А что? Любовь — скрытый бег электронов, и северное сияние тоже бег частиц, которые, мчась от Солнца, тормозятся в магнитосфере. Никакого волшебства, обычный физический процесс возбуждения ионов газа. Настолько в своей сути элементарный, что сияние можно вызвать искусственно. Собственно, это уже не раз делалось. Вспрыснуть с запущенной ракеты пучок электронов на нужной высоте — и готово. Установки есть, метеоракеты имеются, все опробовано, одна закавыка: искусственное сияние доступно лишь зрению прибора, такое оно чахлое. Сделать настоящее, вполнеба, силёнок нет. Это не бомбой шарахнуть…И все же через десять или через сто лет другой магнитофизик спокойно явится к своей девушке с полярным сиянием в руках — на!Так будет. Даже сейчас можно попробовать соорудить какой-нибудь аппаратик для домашнего употребления. Такой маленький, комнатный… Вот тебе, дорогая, волшебная для личного использования палочка…Гордин с отвращением передёрнул плечами. Что за бред! Сорву звёздочку с неба — только улыбнись… Возмечтал, идиот. Как мальчишка. Тоже мне рыцарь в нейлоновой куртке… На что замахнулся — не на дракона даже! Просто смех. Не позорься перед самим собой, ты же физик. Сияние — это небесный размах, сила, мощность, обвал энергий…Обвал? Ну да, ведь сияние связано с цепным процессом возбуждения…Тогда при чем тут мощность, размах и сила? В самом деле — при чем?!Камешек страгивает лавину — цепная реакция; нейтрон возбуждает атом — цепная реакция; квант света преобразует раствор — цепная реакция. Мир полон цепных реакций, обвалов, лавин, для которых достаточно камешка. И полярное сияние тоже, тоже!Тоже!!!Как странно, что об этом никто не подумал. Как странно, что все прошли мимо. Как хорошо, что никто не заметил… Ведь так просто! Запас энергии есть везде, и над этим городом он есть, надо лишь стронуть, возбудить, подтолкнуть… Как?! Чем?! Не обычными электронами, конечно… Конечно…Природа щедра, распахнута, многолика, всюду возможности, им нет числа, их бездна, взглядом нельзя охватить, все можно в этом доступном мире, все! Ни края, ни предела, всюду бесконечность, во всем, на миллионы лет — и дальше, а там ещё, в ней есть что угодно, близко, далеко, рядом, в недоступности, только есть, есть…Он сидел с широко раскрытыми невидящими глазами. Где-то глубоко нарастал давний и раньше знакомый холодок волнения, когда вдруг, словно ниоткуда, в сознании проступает нечто смутное, неуловимое, потом яснеющее, будто все уже существует, надо только уловить, напряжённо вглядеться, не спугнуть, дать созреть, выделиться из мрака, где только что не было ничего, совсем ничего, а теперь есть, столь же реальное, как дерево над головой, как песок под ногами, как биение собственного сердца.Узнавание. Вот на что это более всего похоже — на узнавание. Тяжёлое, сладкое, выматывающее узнавание, от которого легко и мучительно, трудно и радостно, холодно, жарко, странно, тревожно, божественно, все вместе, и что-то сверх того, чему и названия нет, но что приподнимает в порыве блаженного всемогущества.Нет, однако, полной отрешённости ни от чего — ни от дальнего скрежета трамвая, ни от беглых побочных мыслей, ни от жёсткого неудобства скамейки, только все это скользит вдали, не мешая.Он сам не знал, сколько просидел так, а когда все схлынуло, ушло, оставив в душе сладкую опустошённость, он глянул на часы: начало третьего!Гордин расслабленно потянулся. Вскочил. Познабливало то ли от ночного холодка, то ли ещё от чего.Мир показался ему удивительно новым. Все спали, видели сны и не знали, что в эту минуту… С чувством превосходства Гордин оглядел тёмные, зашторенные окна. Похлопал себя по карману, где лежал медвежонок. Стеклянные физиономии окон смотрели надуто и подозрительно, как будто их обязанностью было бдить, пока хозяева спят. Непонятно, отчего ночные окна имеют такой вид; теперь Гордин вспомнил, что они всегда провожали его таким взглядом, когда он поздно возвращался домой. Он весело хмыкнул: погодите, я ещё заставлю вас улыбаться! Вы будете отражать у меня то, что я захочу; вы, угрюмые стекляшки, слышите?Он быстро, казалось, летя, зашагал к дому и с презрением отвернулся от зеленоватого огонька такси, когда оно вынырнуло из-за поворота и выжидающе замедлило ход. Это была его ночь, он ни с кем не желал ею делиться. И хотя он подозревал, что утром все найденное им покажется не таким, как сейчас, совершенным, и многое придётся трудно, без вдохновения передумывать, он был убеждён, что главное сделано, а все остальное лишь вопрос времени, настойчивости и усилий.“А ведь, похоже, я нашёл средство от любви…” — подумал он мельком, улыбнулся и прибавил шаг.Дверь нехотя подалась и пропустила Гордина в кабинет, где над длинным столом ещё не осел густой папиросный дым недавнего совещания. Переходя из кабинета в кабинет, Гордин успел повидать их столько, что все они слились для него в один мучительный образ, центром которого был стол, либо гладкий, как полированный лёд, либо заваленный торосами всевозможных бумаг.Здесь стол был гладким. Поправив тяжёлую папку в руке, Гордин приблизился.Седой хозяин кабинета, лицу которого тяжёлые модные очки придавали вид неприступности, что-то коротко и веско говорил в телефонную трубку. Кивком головы он показал Гордину на кресло. Устало положил трубку на рычаг, помассировал переносицу и лишь тогда взглянул на Гордина, будто припоминая, кто это и зачем. Тотчас выражение его лица переключилось на суховатое внимание.— Здравствуйте. Что у вас?Гордин уже знал, что таким вот беглым, на деле цепким взглядом с первой же минуты оценивают его самого и что, как правило, от первого впечатления зависит многое, потому что, люди в таких кабинетах обычно умеют сразу определить деловую суть человека. С их точки зрения, деловую, конечно. Поэтому, не тратя лишних слов, ибо ничто так не раздражает занятого собеседника, как пустые разглагольствования, он протянул заранее вынутую из папки бумагу.— Так, так… Заявка на осуществление искусственного полярного сияния… Ходатайство поддержано Геофизическим комитетом, решение за номером… Так! Средства на расширенный эксперимент выделены по смете… угу… Предполагается осуществить в районе города… Почему не на Севере? Согласно документу предварительные опыты вы ставили там, и было бы логично…— Наоборот. На Севере полярные сияния и без того есть. Важно попробовать вызвать их там, где их практически не бывает.— Это другое дело. А почему именно в данном районе?— Не все ли равно? — как можно более равнодушно, хотя внутри его все напряглось, — сказал Гордин. — Для расширенного эксперимента годится, в сущности, любая географическая точка средней полосы. Почему бы не избрать родной город?— А, вы там родились!— Да.— Впрочем, это не моя компетенция. Что ж, заявка в полном порядке… — Управляющий помедлил, словно вдруг могло выясниться какое-то упущенное и важнее обстоятельство. — Теперь посмотрим, что у нас. Да, в перспективном плане имеется соответствующая строка. Ах, молодой человек, молодой человек! Вы хотите использовать метеорологические ракеты так, словно это ёлочные хлопушки, цена которым грош.Гордин принуждённо улыбнулся.— Как всегда — в интересах науки…Он развёл руками, точно, будь его воля, он занялся бы чем-нибудь посерьёзней.— Понятно, понятно. — В ответе прозвучала ирония. — Строителям дай миллиард, ещё вопрос, освоят ли, а для учёных такой проблемы нет.Взмахом руки он остановил готового возразить Гордина.— Здесь обосновано значение вашего эксперимента, иначе и разговора не было бы. Что ж, если нет возражений, поставим выделение средств в смету третьего квартала следующего года.В первое мгновение Гордин онемел.— Послушайте… — Его голос сорвался. — Мне обещали, что ещё этим летом… И в заявке упомянуто…— Тут сказано. — Палец собеседника упёрся в бумагу. — “По мере возможности”. А мне, простите, видней, есть такая возможность в текущем финансовом году или её нет.— Но существует же резерв!— Существует. — Очки снисходительно блеснули. — Для проведения внеплановых, срочных, важных для народного хозяйства экспериментов. Ваш, насколько я понимаю, к таковым не относится.Очки снова блеснули — холодно и все-таки чуть-чуть сожалеюще. Весь вид сидящего напротив человека как бы говорил, что он все прекрасно понимает — и нетерпение молодого учёного, и его разочарование, но что этот молодой учёный, увы, не единственный: все хотят побыстрей, а это невозможно.— Значит, договорились, — услышал Гордин, который с ужасом и не к месту думал о времени, которое уже ушло, и о времени, которое ещё уйдёт, пока…— Одну минуточку! — спохватился он, когда перо уже нацелилось на бумагу. — Одну минуточку! Дело в том, что быстрейшее проведение эксперимента имеет не только научное, но и существенное прикладное, народно-хозяйственное значение.— Разве?— Да! Миллионы лет назад в полярных широтах росли тропические леса. Другой климат, допустим. Но ведь и тогда была долгая полярная ночь! Как же растения её выносили?— И как же?— Их обогревали и освещали полярные сияния.— Обогревали, значит, и освещали. А теперь не обогревают и не освещают. Извините, я не поклонник научной фантастики.— Никакой фантастики здесь нет! Нет! Есть расчёты, которые показывают, что в определённых условиях полярные сияния могут давать почве столько же тепла и света, сколько их даёт солнце. Вот отзывы крупнейших специалистов. Вот…С быстротой, удивившей его самого, Гордин выхватил листки из папки и подал их так поспешно, что они рассеялись по столу.Человек за столом на них даже не глянул. Крякнув, он как бы в недоумении снял очки, и когда их льдистый заслон исчез, Гордин увидел пытливые, недоверчивые, некогда, должно быть, ярко-голубые, теперь изрядно выцветшие глаза, которые смотрели на него с нескрываемым любопытством.— Очень интересно. Вы что же, собираетесь обогреть Север?— Нет, там это было бы губительно для природы, — заторопился Гордин. — Но города! Большие города, чьё отопление обходится так дорого. С помощью сияний можно будет избирательно, без ущерба для климата, смягчать морозы. Где угодно! И такое отопление, заодно освещение будут стоить дёшево.— Ну и ну! Однако все это пока на бумаге…— Вот и надо поскорей проверить.— …И даже не отражено в заявке, то есть фактически не существует.— Но…— Молодой человек, хотите совет? Если вам нужна скрепка, заказывайте оборудование для целого машбюро.— Спасибо. Я только хотел заметить, что теоретические предпосылки моих экспериментов уже изложены в статье, и…— Пожалуйста, не говорите, что вас могут опередить за границей! Я слышал это тысячи раз. Ваши фантастические замыслы… Постойте! Речь идёт о создании настоящего, искусственно вызванного полярного сияния, или я плохо понял?— Да, — удивлённо ответил Гордин. — Все так.— Не об этих имитациях, средства на которые я выделяю уже не первый год?— Что вы! Сияние, которое мы создадим, даже превзойдёт природное. В заявке…— В заявке! Все эти бумаги на одно лицо, в них что железобетон, что сияние… Так вот чего вы хотите! Ну, молодой человек, бить вас некому.— Это хорошо или плохо?— Плохо! Помолчите, мне надо подумать.Гордин вжался в кресло. “И черт меня дёрнул!…” Сухие стариковские пальцы нехотя двинулись к дужкам очков, которые все ещё лежали на полированной глади стола. Пошевелили их.— Скажите… Сияние действительно так красиво, как об этом говорят и пишут?Вопрос был явно обращён к Гордину, однако глаза управляющего смотрели куда-то вдаль, и в них была рассеянность каких-то далёких от этого кабинета мыслей.— Нет, оно выше определений, — ловя тонкую нить скрытого смысла, тихо сказал Гордин. — Сияние… Его нельзя описать. Невозможно. Вам никогда не доводилось видеть?— Как-то вот не пришлось. Мальчишкой, конечно, мечтал, все мы тогда бредили Севером… Значит, это что же получается: если ваш опыт удастся, города можно будет обогревать и освещать полярным сиянием?— Да.— И, выйдя, скажем, на балкон, можно будет увидеть… — Да.— Чудеса! Прямо так, значит, с балкона? — Управляющий задумчиво покачал головой. — И какая, если представить, экономическая польза… Ладно! — Его рука энергично прихлопнула бумагу. — Средства получите из резерва. * * * В будке телефона-автомата было душно. Здесь накопилось множество запахов тех, кто торопливо или небрежно, тяжело дыша или весело щурясь, крутил диск, царапал карандашом на стене прыгающие цифры телефонных номеров, топал ногами от нетерпения, хохотал, проклинал частые гудки, судачил, не замечая мрачнеющей очереди. Вряд ли во всем городе можно было найти другое столь наполненное следами людских переживаний место. Ещё в будке почему-то пахло собакой.Наконец в трубке щёлкнуло.— Да? — мягко отозвался голос.Куда подевалась решимость! В горле сразу пересохло, Гордин не мог выговорить ни слова.— Да? — уже недоуменно повторил голос. — Я слушаю.— Ира, это я…— Ты?! — Голос сбился, но тут же обрёл себя. — Здравствуй, полярник. Может быть, ты…Пауза бросила Гордина в пот.— Ира, — сказал он, не давая опомниться себе и ей. — Я хочу тебя видеть.— Заходи, завтра вечером я буду…— Нет! Давай встретимся на холмах. Сегодня! Без четверти десять, хорошо?— Сумасшедший. — Она засмеялась. — Ты врываешься так, как будто… А мне, между прочим, завтра сдавать композицию и…— Прошу тебя… Очень! Это важно. К черту композицию! Придёшь?— Подожди… Где, ты сказал, будешь меня ждать?— Там, где мы впервые встретились.— О!— Ещё я тебя попрошу: оденься, как… как на бал.— В вечернее платье? — Трубка фыркнула.— Да!— Может быть, в белое?— Это было бы чудесно.— Да? А как насчёт фаты? — По её голосу нельзя было понять, сердится она или смеётся.— Отставить, — буркнул он. — Обойдёмся.— Так важно?— Да. Да!— Но у меня нет вечернего платья!— Я же не об этом… Ирка!— Что?— Просто… ну… Я хочу тебя видеть, вот и все. Сегодня. Если можешь — выкинь из головы свою композицию.— Хорошо, — сказала она серьёзно. — Я буду ровно без четверти десять.Она появилась ровно без четверти десять. Гордин ахнул, увидев, как она спускается к нему по тропинке. Вместо неизменных брючек на ней было белое платье, вероятно, то самое, которое было однажды сшито на выпускной вечер, а потом запрятано куда подальше. Изменилась, стала неторопливой сама её походка. В вырезе платья темнела цепочка алых кораллов.— Вот я, здравствуй.Она подошла, не подавая руки, замерла в ожидании.“Нравлюсь?” — говорил весь её вид. “Нравлюсь?” — несмело спрашивали её глаза.“Очень”, — ответил он взглядом.— Подожди, — сказал он смущённо. — Вот.В далёком отсвете фонарей гвоздика, как и цепочка кораллов, казалась почти чёрной. Неловкими пальцами он тут же попытался утвердить стебель в мягком облачке её волос.— Дай я сама. — Она вынула цветок и воткнула его в причёску. — Спасибо. Ну рассказывай. Где был, почему так мало писал, и… вообще…— Все узнаешь, — сказал он. — Потом.Робко, словно боясь измять платье, он обнял её за плечи и повёл по тропинке вверх.— Куда ты меня ведёшь?— Увидишь.Она коротко вздохнула. Деревья расступились прогалом. Отсюда ничто не заслоняло город.— Может быть, все-таки объяснишь…— Нет, подождём.— Чего?— Ш-ш…Она умолкла. Украдкой он посмотрел на часы. Без пяти десять. С аллей внизу доносились негромкие голоса гуляющих. В листве сонно цвиркнула какая-то пичуга. На реке, колыша маслянистые отсветы набережной, пыхтела тяжеловесная баржа. За рекой теснились скопища фасадов и крыш, в просветах улиц там скупо тлел неон. Точечная отсюда пестрядь окон выделяла заслоняющие друг друга прямоугольники зданий. Оттуда исходил мерный пульсирующий гул. Небо вверху было чистым, но лишь самые яркие звезды удерживались в бледном отсвете города, которое даже здесь, на холмах, делало тени прозрачными.
1 2 3