Здесь выложена электронная книга Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб автора по имени Холт Коре. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Холт Коре - Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб.
Размер архива с книгой Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб равняется 1.05 MB
Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб - Холт Коре => скачать бесплатную электронную книгу
Конунг – 3
OCR by Ustas; Spellcheck by Miledi
«Наследие конунгов. К.Холт, Х.Тюсберг»: Терра; Москва; 1997
ISBN 5-300-00982-2
Аннотация
В предыдущем томе нашей серии под названием «Конунг» читатели уже познакомились с одним из самых драматичных в истории Норвегии периодов – эпохой «гражданских» войн и «самозванничества» (XI–XII вв.).
В стране было два конунга – Сверрир и Магнус, причем первый имел на престол права весьма сомнительные.
Сверрир возглавлял войско биркебейнеров (букв.«березовоногие»), которые получили это прозвище за то, что пообносившись за время скитаний в лесах, завертывали ноги в бересту.
Против сторонников Сверрира выступали кукольщики (иди плащевики) и посошники.
Кукольщики приверженцев Магнуса называли из-за плаща без рукавов и с капюшоном, которые носили духовные лица, которые, в основном, и противились власти Сверрира.
Епископ Николас даже собрал против самозванца войско, получившее прозвание посошники (от епископского посоха).
Вообще, надо сказать, что в этой борьбе противники не особенно стеснялись оскорблять друг друга. Вот как описывается это в старой «Саге о Сверрире»: «У Николаса и его людей был мальчик, которого они называли Инги сын Магнуса конунга сына Эрлинга.
Берестеники же говорили, что он датчанин и зовется Торгильс Кучка Дерьма».
Об этом периоде и о борьбе за власть после смерти Сверрира пойдет речь в этой книге.
В том вошли заключительная часть трилогии Коре Холта «Конунг» и роман Харальда Тюсберга «Хакон. Наследство».
Счастливого плавания на викингских драккарах!
Коре Холт
Конунг. Властитель и раб
К ЧИТАТЕЛЮ
В предыдущем томе нашей серии под названием «Конунг» читатели уже познакомились с одним из самых драматичных в истории Норвегии периодов – эпохой «гражданских» войн и «самозванничества» (XI–XII вв.).
В стране было два конунга – Сверрир и Магнус, причем первый имел на престол права весьма сомнительные.
Сверрир возглавлял войско биркебейнеров (букв.«березовоногие»), которые получили это прозвище за то, что пообносившись за время скитаний в лесах, завертывали ноги в бересту.
Против сторонников Сверрира выступали кукольщики (иди плащевики) и посошники.
Кукольщики приверженцев Магнуса называли из-за плаща без рукавов и с капюшоном, которые носили духовные лица, которые, в основном, и противились власти Сверрира.
Епископ Николас даже собрал против самозванца войско, получившее прозвание посошники (от епископского посоха).
Вообще, надо сказать, что в этой борьбе противники не особенно стеснялись оскорблять друг друга. Вот как описывается это в старой «Саге о Сверрире»: «У Николаса и его людей был мальчик, которого они называли Инги сын Магнуса конунга сына Эрлинга.
Берестеники же говорили, что он датчанин и зовется Торгильс Кучка Дерьма».
Об этом периоде и о борьбе за власть после смерти Сверрира пойдет речь в этой книге.
В том вошли заключительная часть трилогии Коре Холта «Конунг» и роман Харальда Тюсберга «Хакон. Наследство».
Счастливого плавания на викингских драккарах!
ПРОЛОГ
Я, Аудун Фаререц, верный спутник конунга Сверрира в добрые и лихие времена. Я все еще здесь, в усадьбе Рафнаберг в Ботне, – мрак сгустился над этим затерянным человеческим жилищем у края отвесной кручи, обрывающейся в море. Вокруг очага стоят мои немногочисленные воины, биркебейнеры, сжимая в руках оружие. Вместе с ними Малыш, тщедушный горбун, раньше личный слуга конунга Сверрира, а теперь мой. Тут же и хозяин усадьбы бонд Дагфинн, и его бедная жена по имени Гудвейг. Справа от меня, в ночной сорочке, в синем плаще на плечах стоит дочь покойного конунга Сверрира йомфру Кристин и с ней ее служанка, прекрасная йомфру Лив.
Сюда, в Рафнаберг, мы прибыли на восьмой день после праздника Перстня, когда кровь Господа нашего Иисуса Христа была перенесена из Йорсалира в Нидарос. Спасаясь бегством из Осло в Бьёргюн, мы оказались в этих краях и были вынуждены искать убежища в усадьбе Рафнаберг. Корабли баглеров стояли южнее, в устье фьорда, запирая нам выход. Жестокие противники конунга Сверрира назначили высокую цену за мою голову – это так. Ибо я, священник и воин, следовал повсюду за конунгом Сверриром, и был единственным свидетелем всех его тайных подвигов и злодеяний. Они назначили высокую цену и за йомфру Кристин, не за голову ее, но за юное, девственное лоно. Есть только один человек, способный уберечь ее от этого позорного надругательства. Этот человек – я.
Пока зимние метели хранили нас от натиска баглеров, я коротал время, рассказывая йомфру Кристин суровую и прекрасную сагу о ее отце конунге. Я уже достиг того дня в одном далеком году, когда ярл Эрлинг Кривой опустился на колени в собственную кровь и лобызал корни травы в агонии смерти. Здесь я был вынужден прервать рассказ о конунге Сверрире, ибо один из моих людей – впрочем, я неправ, называя его своим, он не принадлежит никому, кроме всемогущего Сына Божия, – без моего позволения решил прорваться сквозь снежные сугробы к баглерам в Тунсберг. Он хотел броситься в ноги нашим недругам и сказать: «Даруйте нам мир! Дочь конунга, которую вы ищете, в Рафнаберге в Ботне! Убейте ее или надругайтесь над ней, – и кровь юной госпожи на ваших руках ввергнет вас в геенну огненную. Или же, дрогнув при виде гнева всемогущего Господа, отбросьте ваше оружие и положим конец проклятой братоубийственной войне».
Так хотел он сказать.
До этого происшествия я созвал своих людей и всех, кто был в усадьбе, и сказал: кто предаст нас, лишится руки.
Это мало помогло. Гаут покинул нас без моего позволения. Я послал за ним одного из лучших моих людей, Сигурда из Сальтнеса. Сигурд привел Гаута назад.
У Гаута и прежде была только одна рука, другую ему отсекли еще в юности. С тех пор Гаут бродил по стране, чтобы прощать. Он верил – с настойчивостью, достойной уважения, хотя порою и злившей меня, – что если он найдет виновных и простит, рука отрастет заново. Когда он опять стоял передо мной – замерзший, побежденный, но умевший внушать своим противникам мысль о поражении, – я собрал своих немногих биркебейнеров, кликнул усадебную челядь и велел Малышу призвать сюда йомфру Кристин и ее служанку, прекрасную йомфру Лив.
Я сказал:
– Здесь, вокруг очага, дочь конунга и вы, мои воины! Наш долг защищать ее: как апостолы Иисуса следовали за Спасителем, так и мы должны следовать за йомфру Кристин. Но нашелся и среди нас подобный Иуде, так пусть же он дорого заплатит за свое предательство – так, что пресвятая Богородица заплачет кровавыми слезами и отвратит от нас свой лик.
Итак, я отсеку его единственную руку.
Имеет одну, пусть же не имеет ничего.
Но слабость обуяла меня. Я крикнул собравшимся:
– Что сделал бы конунг, стоя на моем месте? Ты, Гаут, был и моим другом, и конунговым, – всегда прощал ты, когда мы осуждали. Что сделал бы конунг Сверрир, грозный, но милующий, на моем месте?
Йомфру Кристин сказала:
– Господин Аудун, дозволь спросить тебя: что за сокровенная сила была в моем отце конунге? Что таил он в сердце, невидимое никому?
Я отвернулся от нее, схватил за грудки Сигурда, приподняв его над полом. – Уведи Гаута, – сказал я, – Ты человек конунга, поступи с ним так, как по-твоему, гласила бы воля конунга. И приведи его сюда – с единственной рукой или без нее.
Сигурд взял Гаута и вышел.
Йомфру Кристин промолвила:
– Скоро они возвратятся…
Они вернулись, – и кровавый шлейф стелился позади человека, ходившего по стране, чтобы прощать.
***
Гаут в беспамятстве прикасается к моей рубахе и пачкает ее кровью. Меня мутит, я хочу оттолкнуть его. Кричит женщина, я прислоняю Гаута к длинному столу, пытаясь нащупать руку, которой больше не существует. Кричу людям:
– Прочь отсюда! Все по местам! Кто заснет, лишится руки!
Люди вскакивают, у очага остаются женщины, бонд Дагфинн, Гаут и я. Гаут сползает на стол, лицо белое, как нутряной жир. Я склоняюсь над ним, чтобы узнать, есть ли в нем еще дыхание жизни. Тогда он поднимает голову и целует меня. Я отшатываюсь, потом хватаю его и тащу к скамье, укладываю там. Кричу Дагфинну:
– Неси сюда лежанку!
Кричу Гудвейг:
– Неси холст и смолу!
Стягиваю с себя рубаху, запихиваю ему под голову. Он слабо кивает в знак благодарности.
Йомфру Кристин отворачивается и распахивает полы синего плаща. Что-то отстегивает, и вот уже подает через стол свою белую ночную сорочку. Гудвейг – молчаливая, без жалоб и стенаний – поставила на огонь чан со смолой, он кипит… То, что я делаю, на моих глазах делали очень часто, – когда изменнику-горожанину или мятежному бонду отрубали руку. Я затягиваю культю веревкой, и кровь останавливается. Проворным движением втираю горячую смолу в свежую рану. Гаут вскрикивает – он лежал без сознания, боль заставила его вскочить. Я снова укладываю его. Он кричит, как раненый зверь – и кто-то падает на пол за моей спиной. Это йомфру Лив. Она так и лежит перед очагом. Я в другой раз прижигаю смолой обрубок руки, теперь он пахнет паленым. Гаут вырван из глубокого беспамятства и полусидит на скамье. Он больше не кричит – но так прикусывает язык, что кровь сочится по бороде и смешивается с кровью на его рубахе. Я раздеваю его. Впервые я вижу Гаута нагим: строитель храмов, прежде однорукий, теперь и вовсе без рук. Входит Гудвейг с ночной сорочкой йомфру Кристин. Йомфру Кристин тоже приближается и помогает держать кровоточащую култышку Гаута. Я бинтую ее, веду Гаута к лежанке, поставленной Дагфинном в углу у очага. Там укладываю.
Он вновь погружается в беспамятство.
Йомфру Кристин развязывает мешочек на поясе и высыпает в ладонь какие-то зернышки. Это засушенные лепестки роз и лаванда. Она кладет зерна на камни очага и зажигает благовония, чтобы прогнать тошнотворные запахи крови. Освежающий аромат цветов и жара смешиваются с другими запахами: человеческого пота и горелого мяса. У меня кружится голова, я плетусь к скамье и падаю на нее.
Входит Гудвейг с охапкой сена и бросает ее в кровь на полу. Я вижу, как поднимается лежавшая без сознания йомфру Лив. Она выходит из комнаты. Йомфру Кристин – дочь моего покойного конунга садится возле меня и плачет. Узкие плечики вздрагивают под плащом.
– Йомфру Кристин, – говорю я, – у меня в поясе есть серебряная коробочка, с териаком. Я купил его однажды за большие деньги у одного из крестоносцев, возвращавшихся домой из Йорсалира. Эта коробочка всегда со мной, во всех скитаниях. Я хотел, если ты занеможешь, располагать единственным целебным средством. Хочешь, отдадим его Гауту?
Она кивает в ответ.
Я зову Гудвейг, та подогревает молока, я открываю коробочку, высыпаю териак в молоко и размешиваю.
Поднимаю Гаута, открываю ему рот и запрокидываю назад голову. Зажимаю его ноздри и лью молоко в горло.
Йомфру Кристин говорит:
– Когда Гаут покинул нас, чтобы найти в Тунсберге баглеров и броситься им в ноги, ты велел фру Гудвейг пасть на каменное крыльцо и молить Бога в ночи о моей безопасности. Теперь мне надо молиться о Гауте?
Я склоняю голову и размышляю. Понятно, что грешная фру Гудвейг вряд ли тронет Господа своими мольбами.
– Приведи йомфру Лив, – говорю я. Она приходит, и я обращаюсь к ней: – Ты, йомфру Кристин, ничком ляжешь на каменные ступени и будешь молить о жизни нашего доброго Гаута, ночью, на холодном ветру, легко одетая.
Лив покорно снимает плащ, я даю ей овчину, чтобы преклонить колени, и она уходит в ночь бормотать свои бесчисленные молитвы.
Гаут открывает глаза.
Я понимаю, что он хочет говорить со мной, и склоняюсь над ним.
***
Гаут говорит:
– Я хочу простить всех, причинивших мне зло.
– Да! Да! – отзываюсь я, не в силах совладать с собственным голосом. – Прости меня, Гаут, за то, что я содеял!
– Не ты первый, – говорит он. – Яви мне милость, позови сюда Сигурда.
Я сразу усматриваю непозволительное в этой просьбе. У нас так мало людей в дозоре: двое на берегу и двое в лесу с западной стороны. Поэтому я прошу Гаута повременить. Быть может, втайне я питал недостойную надежду, что он испустит дух до наступления дня? Я говорю, что Сигурда нельзя снять с поста среди ночи, его приведут с рассветом, Гаут! Тогда ты и даруешь ему свое прощение.
– Сейчас, – отвечает он.
И столько мощи в его голосе – хотя он слаб, – такая неукротимая сила в его горячечном взгляде, что мне остается только кликнуть Малыша. Тот подходит, я едва сдерживаюсь, чтобы не ударить его, заметив искру презрения в маленьких лукавых глазках: понимает ли он, в какой мучительный переплет я попал?
– Приведи Сигурда! – приказываю я. Даю Малышу оплеуху и отпускаю.
Да, приведи Сигурда. А пока я сижу возле Гаута с тихой надеждой, что он умрет, не успев встретиться со своим палачом. На ум приходит воспоминание о другой встрече с Гаутом – в те времена, когда конунг Сверрир и я были молоды. Мы солгали ему, как делали часто, – Гаут повернул наши лица к огню и произнес: «Пусть свет падает прямо в ваши глаза! Я заставлю вас говорить правду!» Хотя это было ему не по силам. Это значило требовать невозможного – в покоях конунга.
Теперь он лежит… В лучшем случае он будет влачить жалкое существование безрукого и умрет, когда ни у кого не найдется времени вложить ему в рот кусок хлеба. Сможет ли он пастись, как лось в сосновом бору, поедать отбросы подобно свинье, на коленях среди поросят, без помощи рук, опустив рот в помои? Я слышу, как он бормочет молитву бескровными губами.
Они входят: Малыш, с тайной искоркой восторга в глазах, за ним Сигурд –мужество покинуло его. Гаут храбро приподнимается под пологом, я замечаю, как дикая радость играет в его лихорадочных глазах. Он пытается поднять руку – забыв, что она отрублена, – хотел поманить Сигурда поближе пальцем. Но пальцев нет – ни одного.
– Подойди, – стонет он. Сигурд подходит.
– Я прощаю тебя, – молвит Гаут. – Это не твое злодеяние, ты поступил так, думая, что такова воля твоего конунга. Аудун был слишком слаб, чтобы сказать «да» или «нет». Он оставил слово за тобой. В его сердце боролись два веления. В твоем было только одно. Не знаю, что повелело бы сердце конунгу Сверриру, будь он все еще жив.
Гаут опять хочет протянуть руку, чтобы благословить Сигурда, и с криком падает на постель. Я бросаюсь вперед и поднимаю его. Кровь попадает мне на руки, когда я прикасаюсь к холсту, обмотанному вокруг культи. Гаут говорит:
– Наклонись, Сигурд. Я хочу поцеловать тебя, чтобы запечатлеть свое прощение.
Сигурд отпрянул: едва ли его губы часто встречались с чужими. Мне кажется, он никогда не целовал женщин, пока не затаскивал их в постель. Наверное, он лобзал церковные стены, идя на битву – из страха перед Всемогущим, – но весьма редко оценивал благоговейным поцелуем красоту распятия. Гаут не дает ему отвертеться. Взгляд кротких, но таких упрямых глаз безрукого человека нацелен прямо в глаза палача. И последний сдается.
Свет от очага падает на них, я вижу обоих. И понимаю, что нет иного пути, кроме избранного Гаутом. Я говорю Сигурду:
– Пусть будет так!
Сигурд склоняется над Гаутом.
И Гаут целует его.
Потом Гаут говорит, и злоба сквозит в его усмешке:
– Кто получил прощение за свое преступление, тому ничего не страшно – ни преисподняя, ни воинство Господне. Ты, причинивший мне зло, теперь должен сделать добро. Возьми мою отрубленную руку, – она лежит в снегу, уже окоченевшая, – возьми ее, не оттаивай, а храни ее так, будто это рука твоего друга (впрочем, так и есть), – поспеши в церковь в Ботне и зарой ее там. Первая рука, которую мне отрубили, не была предана освященной земле. У меня не было никакого опыта в обращении с мертвыми членами, – и я закопал руку возле своего дома в Нидаросе. Теперь я все знаю лучше. Рука однажды восстанет из мертвых. И ты, Сигурд, отрубивший ее, должен позаботиться о том, чтобы однажды она ожила. А теперь ступай с Богом.
Сигурд дрогнул, такое случалось нечасто. Чаще я видел его бросающимся в атаку по зову конунга, – хладнокровнее многих, человек, способный рубиться мечом и вонзать клинок в мягкие животы противников. Теперь он дрогнул. Я говорю Гауту:
– Ты знаешь, я не могу обойтись без Сигурда. У нас слишком мало людей в дозоре. Ты должен подождать, Гаут!
Он возражает:
– Если рука не попадет в освященную землю, пока я жив, она не попадет туда никогда. Сигурд должен отправиться немедленно.
– Но Сигурд не осмелится! – кричу я.
– У Сигурда будет больше причин для страха, если он не пойдет, – говорит Гаут. Голос его силен и ясен, возможно, это его последний час, а умирающие порой обретают новую силу. – Если он не пойдет, пусть убоится Господа! А если пойдет, ему остается страшиться только дьявола.
Я знал Гаута, его упрямство и здравый, но односторонний ум, его яростное стремление творить добро.
– Осмелишься? – спросил я Сигурда. Он не отвечает. Он содрогается. Спрашивает:
– А ты осмелишься?
Я отвечаю не сразу.
Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб - Холт Коре => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб автора Холт Коре дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Холт Коре - Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб.
Если после завершения чтения книги Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб вы захотите почитать и другие книги Холт Коре, тогда зайдите на страницу писателя Холт Коре - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Холт Коре, написавшего книгу Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Конунг - 3. Конунг. Властитель и раб; Холт Коре, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн