— Вы куда запропастились? — набросилась я на них. — Кричу, кричу, почему не отзывались?
— Не были уверены, что это ты кричишь, — ответил Мачек. — Видишь, нашли!
Передав сверток Ментальскому, Мачек слез с дерева. Я рассеянно взглянула на сверток, завернутый в целлофан и перевязанный веревками — не до него сейчас.
— Послушайте, там, кажется, человек лежит в кустах, во всяком случае я видела ботинок с ногой;
— Где?!
— Вон там, я обозначила место. Одна туда ни за что не вернусь.
— О Боже! Придется пойти посмотреть.
— А с этим как? — Ментальский встряхнул сверток.
— С собой возьмем. Я засомневалась:
— Не знаю, стоит ли. Мы в лесу не одни.
— А что, появилась твоя милиция?
— Да нет, наоборот, боюсь, враг появился. Конкурент.
— Какой конкурент?
— Я не совсем уверена, но вроде Пшемыслав, мелькнул за деревьями, не успела как следует рассмотреть. Надо соблюдать осторожность.
О Пшемыславе Мачек наслышался от меня достаточно, его реакция была однозначной. Ментальский не слышал об этой личности, но сейчас некогда было объяснять.
Господи, что же делать? Там труп, здесь бесценные бумаги Гоболы, в чаще таится Пшемыслав, не исключено, что поблизости и милиция сшивается, которой пока следует избегать! Пшемыслав один, нас трое, но, насколько я его знаю, он на все способен.
Решение принял Ментальский.
— Мачек, марш обратно на дерево! — приказал он. — Залезай как можно выше и сиди там до победного, пока мы не вернемся. А мы пойдем посмотрим.
Отдав Мачеку сверток, лесник снял с плеча ружье. Думаю, это была так называемая двустволка, потому что у нее действительно было два ствола. Мачек послушно вскарабкался на дерево и исчез в еще густой листве.
Как умела, я рассказала Ментальскому, где именно видела гипотетический труп, и мы направились в чащу. Я старалась высмотреть красный кошелек, хотя и понимала, что до него еще идти и идти. Ага, вот то место, где я сорвала три белых гриба и заметила Пшемыслава, значит, правильной дорогой идем. Тут уж я обязательно должна увидеть свой кошелек. Нет, не видать нигде. Вот вроде бы те самые густые кусты можжевельника.
— Может, дальше? — спросил Ментальский.
— Да вроде бы здесь, — ответила я. — Разросшийся можжевельник, с этой стороны один с краю высокий, на него я нацепила красный кошелек, чтобы бросался в глаза, а с той стороны уже дубочки виднелись. Под одним из них я и наткнулась на... то самое. Увидела ботинок и сразу вылезла! Под молодым дубком, ветки у него по земле стелятся.
— А, знаю, там и старые есть. Это должно быть вон там.
И в самом деле, вот вроде знакомые заросли кустов, вот высокий куст можжевельника, вот на эту ветку я нацепила кошелек... Так где же он?
Кошелек исчез. Хорошо, что вытряхнула из него все содержимое. А вот шнурок мой остался, зацепился за нижнюю ветку и висит. Интересно, если бы милиция проводила здесь расследование, наверняка по шнурку и на меня бы вышли! Надо припрятать, а то угожу в подозреваемые! Не выпуская из рук двустволки, Ментальский пробрался сквозь кусты, приподнял ветви дубка и какое-то время на что-то смотрел, потом задом выполз.
— Да, в ботинке человек, мертвый. С той стороны к нему, наверное, легче подобраться, но лучше сразу вызвать милицию, чтобы следов не затоптать, если остались какие.
Без особого энтузиазма я согласилась с ним, ведь, кроме следов преступника, эксперты наверняка обнаружат и мои, не говоря уже об останках грибов, за которыми я туда полезла. А если туда свалился еще и мой кошелек, ничто не спасет меня от участи главного подозреваемого.
Мачек терпеливо ждал нас, сидя на дереве, хотя я очень боялась, что он тоже исчезнет, как мой кошелек. Жаль кошелька, очень я к нему привыкла, такой удобный. Мне его на Новый год подарили. Не иначе как проклятый Пшемыслав свистнул. Отберу у мерзавца, сама его выслежу!
Минут через десять мы были уже в доме Ментальского, и лесник сразу принялся дозваниваться до комендатуры милиции, мы же с Мачеком стали распаковывать сверток Гоболы. В большом целлофановом пакете, обвязанном веревкой, оказался второй пакет, тоже целлофановый, оба были плотно заклеены скотчем. Внутри находились большие бумажные конверты и маленький полотняный мешочек. Развязали мешочек, и на стол высыпались драгоценные камни, в основном бриллианты, и несколько изделий из них: колье, брошки, браслеты и кольца. Мы не обрадовались.
— Холера! — угрюмо выругался Мачек.
— Не прикасайся! — предупредила я. — Пока сгребем все обратно, потом решим, что с ними делать. Надо как-то с умом отдать, за одно то, что мы распаковали, уже срок грозит.
Мачек согласился со мной и держал мешочек у края стола, пока я сгребала в него драгоценности кухонным ножом.
— Минут через пятнадцать приедут, — сообщил Ментальский, подходя к нам. — Стекляшки меня не интересуют, а вот бумаги я бы хотел просмотреть.
Чтобы не запутаться, мы принялись просматривать конверт за конвертом, откладывая в сторону уже просмотренное. Знакомая картина: старые немецкие штабные карты, несколько старых снимков... Увидев снимки, мы с Мачеком так и вцепились в них, в данной стадии расследования аферы они могут стать самым ценным доказательством. Я поспешила извлечь из сумки свою драгоценную лупу. Мачек взглянул на оборот одного из снимков и вскричал:
— Глядите, тут что-то написано!
Ментальский вырвал у него снимок, прочитал написанное сначала про себя, потом вслух:
«Это Альфред Козловский, который принял фамилию Бок».
— Бенек писал, — прокомментировал лесник и продолжал:
«Протез у него для камуфляжа, обе руки в порядке. Это он убил Лотара Шульца, Флориана Гонску, Ярослава Пентковского и Зенона Клуску. Ищет меня, чтобы убить, я тоже знаю слишком много».
Надо же, прямо голос с того света! Я вырвала снимок из рук Ментальского. Наконец-то появилась возможность увидеть лицо проклятого бандита, папочки Фреди, мужа Гати...
Нельзя сказать, что снимок получился замечательный. Любительская фотография, довольно темная. Козловский наклонился, кажется мыл в тазу руки, и в момент съемки обернулся. Фото получилось в три четверти. И хотя он тут был намного моложе, я узнала это лицо. Да, Гатя должна очень не любить Финетку.
— А кто такой Лотар Шульц? — спросил Мачек. — Вы что-нибудь о нем слышали?
— Ничего, — ответила я. — Гобола поставил его на первом месте, наверное, его первым и убили, милиция может даже не знать. Пан Зефирин, а вы знаете?
Ментальский угрюмо кивнул.
— Знаю, потом расскажу. Сейчас надо все просмотреть до конца, милиция каждую минуту может приехать.
Бумаги Гоболы и в самом деле представляли громадный интерес. Вот сводный перечень зарытых немцами кладов, при каждой позиции приписка, откуда поступили сведения. Вот список людей, которые прятали награбленное, а вот те, которые или нашли клады, или пытались их разыскать. Среди последних Мундя занимал почетное место. Вот в отдельном конверте немецкие документы, наверняка военные. Лихорадочно просматривая их, я радовалась — просто бесценные сведения, абсолютно все есть!
Странно еще, что там нет данных о Янтарной комнате. Я бы не удивилась, наткнувшись и на сведения о ней, такими обширными оказались познания Гоболы в области награбленных фашистами сокровищ.
— Смотри-ка, — прервал мои мысли Мачек, листающий бумаги из другого конверта. — Вот ценности, награбленные после Варшавского восстания, их обнаружила некая Люпина Щигельская. Это случайно не твоя тетка?
— Конечно же, моя тетка! Надо внимательно прочесть, может, там написано, кому она их передала.
— Написано, Ковальский. Ничего не скажешь, редкая фамилия, половина поляков носит ее. Ага, вот дальше, Ковальский был связан с Михалом Латаем...
— ...а у Латая Гобола украл то, что в мешочке. Сам написал!
— И правильно сделал, что украл, — встал на защиту покойного Ментальский.
— А теперь скрывать нечего.
В одном из конвертов я обнаружила письма Хилла, написанные по-немецки. Адрес отправителя канадский, возможно, из них бандиты и узнали адрес Хилла. Дай-то Бог, значит, не я навела убийц на след скорняка... мир его праху!
— Милиция сейчас явится, — сказал Ментальский. — Я бы им пока не отдавал эти документы, лучше отдать прямо в руки этого капитана, как его?
— Леговский. Я тоже так думаю. Эти приедут по поводу трупа, вот пусть им и занимаются, совсем не обязательно сообщать о бумагах. Давайте опять всё поскладываем в целлофановый пакет. Пан Зефирин, где лучше его спрятать?
— В вашей машине, — сразу ответил Ментальский, — Кто там знает этих ментов, вдруг надумают у меня обыск делать? А вы, наверное, сразу уедете.
— Если и к нам они не прицепятся, — пробормотал Мачек, поднимаясь с целлофановым пакетом в руках.
Моя машина стояла во дворе. На всякий случай я разыграла целый спектакль, чтобы замаскировать вынос пакетов: протирала стекла, проверяла масло, неизвестно зачем долила воды в аккумулятор, долго наводила порядок в салоне. Очень хорошо, что там набросаны были банки из-под пива. Собирая их, затолкала пакеты под заднее сиденье, которое отодвигалось с трудом. Думаю, там бумаги будут в относительной безопасности. Меня даже не столько беспокоила милиция, сколько Пшемыслав, который где-то околачивался поблизости и был намного опаснее.
Тот же поручик приветствовал нас как старых знакомых. Он добродушно поинтересовался:
— И часто вы намерены к нам приезжать? Потому что, как ни приедете — сразу труп. Может, предупредите, сколько еще их у вас запланировано?
Я с трудом удержалась, чтобы не ответить: такая уж у меня планида, везде, где ни ступлю, так и падают трупы. Боюсь, мой юмор не будет понят. Поэтому я ответила с достоинством:
— Это не наш, мы его не планировали. Мы не знаем, кто он и откуда здесь взялся. Возможно, действует кто-то из конкурирующей фирмы. А капитан Леговский с вами не приехал? Может, хотя бы звонил?
— Кто его обнаружил? — проигнорировал мой вопрос поручик.
— Я, но...
— И я его видел, — пришел мне на помощь Ментальский.
— Тогда проводите нас. Той самой дорогой, по которой шли.
Мачека мы оставили на хозяйстве. Ему велено было сидеть на ступеньках крыльца и не сводить глаз с машины.
Мы с милицией отправились в лес. Вел нас Ментальский, вел уверенно, ни разу не усомнившись в выборе направления, но явно не «той самой дорогой», ибо непонятно было, что подразумевать под «той самой»: мои грибные зигзаги, путь в поисках дерева с дуплом или кратчайший путь к дому, которым мы шли обратно. Прошло всего несколько минут, и я, показав пальцем на высокий куст можжевельника, сказала:
— Вон под него я залезла.
— Зачем? — спросил поручик.
— За грибами. Замечательные белые грибы, вы обнаружите там их корни. Тогда я не знала, что рядом окажется ботинок.
Вздохнув, поручик тоже полез под куст и тоже вылез задом. С собой поручик привел большую компанию, четыре человека, один из них оказался фотографом. Прежде чем лезть к ботинку, они изучили окружающую территорию, исследовали каждый сантиметр, и фотограф то и дело щелкал затвором фотоаппарата. Мне это показалось неправильным.
— Если тот, в кустах, еще жив, следовало бы начать с оказания ему помощи, — сказала я Ментальскому вполголоса.
— Нет, он мертвый, — прошептал в ответ Ментальский.
— Откуда вы знаете?
— Не знаю откуда, но сразу понял. Увидев, как поручик с превеликой осторожностью прячет в целлофановый пакетик зацепившиеся за колючки нитки от моего шнурка, я решила признаться сразу:
— Это мое. Кошелек привязывала, чтобы потом найти место. Красный кошелек, в глаза бросается.
— Предъявите кошелек и шнурок.
— Шнурок вот он, пожалуйста, а кошелька не оказалось, исчез куда-то, мы уже искали. Пан Ментальский нашел куст и без кошелька, по моему описанию.
Вся эта работа экспертов продолжалась столько времени, что человек десять раз мог помереть, пока они соизволили добраться до него. К счастью, среди членов следственной бригады оказался полицейский врач. Он определил — приблизительно разумеется, время смерти несчастного.
— Прошло от восьми до десяти часов со времени смерти, — авторитетно заявил врач. — Погиб, по всей вероятности, от удара ребром ладони по шее. Карате. Остальное — после вскрытия.
Очень утешило меня такое заключение специалиста. Карате не занимались ни мы с Мачеком, ни, насколько мне известно, пан Зефирин. Подсчитала часы, и получилось, человек был убит на рассвете, между тремя и пятью часами. Все мы в это время спали мертвым сном. Правда, непонятно, кто может засвидетельствовать этот факт. Собаки могли бы, да их, к сожалению, расспрашивать не будут.
Наконец поручик жестом пригласил нас подойти к трупу.
— Вы его знаете?
Мне хватило одного взгляда, и вовсе не потому, что у мертвеца на левой руке была надета толстая кожаная перчатка. Я видела этого человека не один раз. В Канаде — несколько недель назад, и здесь на фотографии — какой-то час назад. Совсем не изменился... Почему-то подумалось — вот Гатя и стала вдовой...
Отбросив несвоевременные мысли, я сочла нужным сказать как можно больше, а то, не дай Бог, Ментальский выскочит с ненужными признаниями о том, что только что видел этого человека на фотографии, что Гобола подозревал этого человека в ряде преступлений. Тогда речь неизбежно зайдет и о бумагах Гоболы и всем нашим планам конец. Лесник уже открывал рот, когда я затараторила:
— Это некий Альфред Козловский, гражданин ФРГ, теперь его фамилия Бок. Его сын проживает в Варшаве в Секерках, но не уверена, что он опознает папочку, вряд ли захочет...
Ментальский закрыл рот.
— А вы его знали? — спросил поручик.
— Кого? Папочку или сына?
— Вот этого.
— Лично не доводилось. Раз видела в натуре, но тогда не знала, кто это, потом мне о нем рассказали; и еще кажется мне, что когда-то давно он крутился вокруг Бенека. Я имею в виду Гоболу. Но поклясться в этом не могу, просто мне кажется.
— Сюда можно подъехать? — обратился поручик к лесничему.
— С той стороны метрах в ста пятидесяти проходит просека, а ближе не подъедешь.
Вернувшись к домику лесничего, я увидела на ступеньках крыльца рядом с Мачеком капитана Леговского. Он так глубоко задумался, что не сразу заметил меня.
Я присела рядом.
— Как будем действовать? Я отвезу эти вещдоки в Варшаву и там передам вам или вы их здесь сразу возьмете? События развиваются в бешеном темпе, ряды противника редеют, но опасность остается. Вам решать.
— Чей труп обнаружен в лесу? — поинтересовался капитан.
— Козловского, он же Бок. Точно, он!
— Что ты говоришь! — воскликнул Мачек. — Серьезно?
— Еще как серьезно.
— Ну вот, а мы с пеной у рта доказывали поручику, что ничего общего с мертвецом не имеем...
— Возвращаемся вместе, — решил капитан и поднялся со ступенек. — Только сначала я хочу осмотреть то место в лесу. Бумаги пока пусть остаются у вас, передадите их мне в Варшаве. Похоже, теперь и в самом деле перед нами остался только один фронт...
— Интересно, чем объясняется такое невероятное доверие к тебе? — имел наглость поинтересоваться Матеуш, просыпав пепел своей сигареты на фото покойного Козловского. — Леговский должен был сразу отобрать у тебя найденные документы, а не позволять, чтобы ты их еще к себе домой привезла. Что бы это значило?
— Я тоже ломаю голову, — вежливо ответила я на колкость. — И думаю, невероятное доверие объясняется просто доверием к тебе, ведь я действую, так сказать, в качестве твоего полномочного представителя.
— Вот это меня и удивляет...
— Вместо того чтобы удивляться, взял бы да и спросил его прямо, ведь вы знакомы.
— Мы целую вечность не виделись. По разным причинам...
Всю дорогу из Болеславца в Варшаву мы с Мачеком обсуждали создавшуюся ситуацию, и теперь я воспользовалась случаем, чтобы представить Матеушу нашу точку зрения на происходящее.
— Сам подумай, на кого же ему еще опереться, как не на нас с Мачеком и на тебя, — стала рассуждать я. — Ведь мы уже доказали свою преданность делу и бескорыстие. В его же интересах проявить к нам максимальное доверие и информировать о том, чего мы пока еще не знаем.
— Может, ты и права. А что вы думаете обо всех этих убийствах?
— Наверняка дела закроют, ведь и сам убийца отдал концы.
— Вот именно, отдал. Не сам же, его тоже прикончили, значит, кое-кто жив. Не вы же с Мачеком это сделали? Разве что лесничий...
— Лесничий невиновен. Это Пшемыслав.
— Что?!
— Пшемыслав Дербач, то, что слышишь. Возможно, я принимаю желаемое за действительное, но очень подходящей представляется мне его кандидатура. Знаешь, все сходится...
Матеуш недоверчиво смотрел на меня:
— Ты шутишь? Это было бы слишком хорошо. Почему ты думаешь, что Пшемыслав?
— В лесу я его видела собственными глазами. Мелькнул за кустами, но узнать его я успела. Пшемыслав каратист. А до этого лесничий нам рассказывал, что там кто-то околачивался в лесу, тоже искал спрятанные Гоболой бумаги, причем сам так прятался, что даже Ментальскому ни разу не удалось его увидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31