Поэтому он решил стать писателем. Но ясно, что слово не всякого человека может быть всемогущим, и становиться каким-то второразрядным писателем, или точнее описателем, как он называл писателей типа Бунина или Тургенева, не имело никакого смысла.
Даже создатели марксизма, с их чудовищно примитивным материализмом, сумели привести в движение грандиозную массу народа. И все только потому, что не слепо копировали окружающий мир, а пытались его изменить.
В общем, вскоре он оказался в Литературном институте.
9
Утром Вениамина Семеныча разбудил звонок Зарукова. Надо было спасать отца Серафима от журналистов. Да и газеты уже пестрели ужасающими подробностями вчерашнего происшествия.
- Вы почитайте "МК", все свалили в одну кучу, и Токийское метро, и бывшего министра безопасности, а уж про электричку, и отца Меня вспомнили, а один борзописец сочинил, будто отец Серафим пытался соблазнить манекенщицу, и когда люди вступились, он их проклял крестом, и те скончались.
- Я всегда говорил, что бывшие комсомольцы ничего путного придумать не могут, а только способны весь мир обливать грязью, чтобы залечить свое розовощекое комсомольское детство.
- А молодежь с удовольствием читает.
- Молодежь бывает разная.
- Кстати, - после паузы вспомнил Заруков, - наш отец Серафим, личность общественная, сторонник крайнего православия, труды имеет...
- Да, да, я знаю, он и живет как отшельник. Иеромонах.
- Дело получается общественно-значимое.
- Все дела общественно значимы.
- Кстати, как он сам? - спросил Воропаев.
- Вроде, оклемался, с Вами поговорить желает.
- Да что же ты сразу не сказал, ну блин, Заруков, ты даешь!
В тот же час Вороапев прибыл в больницу. Доктор Михаил Антонович вышел на встречу и разводя руками, взвыл:
- Господин полковник, журналисты одолели, напугайте их как-то.
- Их напугаешь, - на ходу говорил Воропаев, пробираясь через микрофоны в палаты.
- Господин полковник! - уже подхватила журналистская братия. Одна молоденькая дамочка, с непреклонной любовью к правде в глазах, буквально уцепилась за его рукав.
- Скажите, вы из ФСБ?
- Да, - отрезал Воропаев и вспомнил почему-то комсомольскую стерву, которая мучала его на политзачете в далекие застойные годы.
- Рассматриваете ли вы покушение на отца Серафима как попытку запугать Русскую Православную Церковь?
- Нет, не рассматриваю.
- Какая же рабочая версия?
- Обратитесь в департамент по связям с общественностью, - отбился Воропаев.
Отец Серафим выглядел совсем здоровым человеком. Он уже встал с постели и рылся в своей котомке. Воропаева вспомнил сразу и на его вопросительную мину ответил:
- Слава Господу Богу нашему, жив и здоров вполне, - отец перекрестился, - а вас хотел видеть не потому, что вспомнил важное, хотя кое-что и вспомнил, да говорить пока смысла нет - не поверите.
- Почему же не поверю, - попытался возразить Воропаев, но отец его прервал.
- Нет, не время еще, а хотел вам на дорожку одно словечко сказать.
- Да я никуда не собираюсь, батюшка. - недоумевал Воропаев.
- Вы уже отправились, и назад не свернете. И если уж дойдете до конца, то непременно мы с вами встретимся.
Отец Серафим присел на край постели и пригласил сесть Воропаева.
- Я давеча вам говорил, что, мол, гряде новый человек, так знайте, был немного не в себе, побоялся сказать правду, а теперь уж точно знаю...
Воропаев замер.
- Новый человек уже наступил и явлен миру.
- Кто же он, - не выдержал напряжения Вениамин Семенович.
- Он не убийца, - изрек Отец Серафим.
Карамазовщина какая-то, подумал Воропаев и повернулся с молчаливым вопросом к доктору. Тот пожал плечами, мол, такие они, отшельники человеческого духа.
- Вы можете не верить мне пока, а только запомните на будущее мои слова.
И еще, не ищите причин, потому что новому человеку причины не нужны. И отец снова прочитал из Апокалипсиса:
"И чудесами, которые дано было ему
творить перед зверем, он обольщает
живущих на земле, говоря живущим
на земле, чтобы они сделали образ
зверя..."
Потом он перекрестился и уже собрался выйти, но спросил:
- Жива ли та девица?
- Жива и здорова, вчера даже выписали, - ответил доктор.
- Меня вера спасла, а ее невежество.
- Но ведь те шестеро, отец, погибли, и остались свидетели, та девица и вы, между прочим, могут быть жертвы...- попытался воззвать к гражданскому чувству служителя культа Воропаев.
- Девицу поберегите, а мне умирать не страшно, да и Создатель не позволит, - твердо сказал отец.
- Да ведь позволил же, - не выдержал Воропаев. - Отчего же это дальше Бог препятствовать будет?
- Я не сказал Бог, - отец Серафим поднялся с постели, показывая всем видом, что он здесь оставаться больше не намерен.
- И доктора еще не выписывают, - Воропаев оглянулся на Михаил Антоновича.
- Не вижу причин задерживать пациента в больнице, конечно, если только в интересах следствия?
- Ну вы скажете, доктор? Какие на дворе годы-то! - возразил Воропаев.
- А какие наши годы.
Доктор театрально отдал честь и вывел отца Серафима через служебный выход.
10
С утра Андрей не пошел на лекции. В Численных методах и так ему не было равных на факультете, а слушать, как бывшие преподаватели марксизма излагают Юнговскую теорию коллективного бессознательного...
Впрочем, им ли не знать обо этом?
На самом деле, Андрей, проснувшись за широкой чугунной спиной Михаила Васильевича, обнаружил в окне настоящее бабье лето. Он давно уже не обращал внимание на вид в окне - что там могло измениться? А теперь удивился красоте Московской осени. Дальше, как-то незаметно для него самого, он очутился на Чкаловской улице и, притаившись на том самом Воропаевском спуске, стал следить за подъездом.
Что же он делает? Сам себе удивлялся Андрей. Отчего он, управлявший вчера железным механическим потоком, теперь безвольно стоит битый час посреди московской толчеи, не смея сдвинуться с места?
Но дикое, невозможное еще вчера, рабское состояние не казалось ему отвратительным. Только тревога временами сладко и приятно сжимала что-то внутри. Дабы преодолеть волнение, Андрей вспомнил подходящее наставление Учителя: "Чтобы стать человеком знания, нужно быть легким и текучим". Но ни легкости, ни текучести не было и в помине. Он не мог проделать даже с собой то, что Учитель проделывал с другими людьми. Например, Учитель мог превратить любого человека в какое-нибудь мелкое летучее насекомое. Какие-нибудь заезжие коммерсанты или наши простые инженеры вдруг превращались в комаров или пару летящих к свету мотыльков. Однажды Андрей, в ожидании очередной связи, чуть раньше зашел на страничку Учителя и обнаружил там целый клубок мух, жуков, комаров и гусениц. Они, как обезумевшие, ползали и летали по экрану дисплея, сталкиваясь и кусая друг дружку, при этом они разговаривали и мыслили как настоящие люди, и если их кликать мышкой, они превращались в разных представителей русского общества. Андрей был просто захвачен этими точными характерами и их превращениями, но появился Учитель и попросил его нажать и не отпускать клавишу "Enter". Насекомые стали пропадать. Он сметал все насекомое царство простым нажатием клавиши, и ему слышались их жалобные предсмертные крики. Ему стало нестерпимо больно, и он отпустил клавишу. Одна мохнатая гусеница, вернее, ее отрезанная половинка, конвульсивно выворачивала тушку и с болью смотрела на Андрея.
- Что же ты остановился? - нетерпеливо простучал Учитель.
- Мне жалко.
Вообще, всегдашняя по любому малому поводу жалость была настоящим Андреевым крестом, который тот все таскал с собой по жизни, не зная как от него избавиться, и наверное, была результатом безотцовщины и женского воспитания.
- Пей от жалости!:) - со смехом напечатал Учитель.
- Что пить? - не понял Андрей.
- Первую половину.
- Половину чего?
- Пейот - это древнее индейское зелье, которое помогает стать легким и текучим. Жми дальше!
Тогда Андрею показалась занимательной игра слов Учителя, и он стер искалеченную гусеницу. Ему стало легко на душе, совсем не так как сейчас. Наконец дверь парадного открылась и появилась Катерина.
Андрей, еле двигая чугунными ногами, двинулся навстречу.
- Добрый день, Катя, - глядя мимо выдавил Андрей.
- Я выглянула в окно и решила, что наступили последние теплые дни, и иду прогуляться по бульвару, - Катерина совсем не удивилась его появлению.
- Я тоже, - вставил Андрей, выпрямляя плечи и стараясь быть повыше.
- Впрочем, - Катерина с едва заметной улыбкой взглянула на Андреевскую нескладную фигуру, - у меня там одно дело, хотите, проводить меня?
- Хочу, - согласился Андрей, радуясь простоте ее обращения.
- Только одно непременное условие, - Катерина стала серьезной.
- Какое?
- Не влюбляйтесь в меня.
Андрей, застигнутый врасплох, только и сказал:
- Мне нравится ваше имя.
- Имя у меня самое обычное. Сейчас сплошные Кати да Даши, а знаете почему?
- И не дожидаясь ответа продолжила, - Просто двадцать лет назад вся страна смотрела экранизацию "Хождения по мукам", вот теперь как раз Толстовские героини вступают в жизнь. Впрочем, я уже успела пожить...
Катя поправила прозрачную косынку на глубоком овальном декольте, слабо прикрывшем изогнутую смуглую поверхность, продолжение которой казалось очевидным и прекрасным.
- ...Ведь у меня дочь, и я уже за мужем была да, да, Андрей, - она говорила не для эффекта, хотя эффект был налицо.
- Как замужем? - глупо удивился Андрей, уже не замечая осени.
- Неформально, но это в прошлом. Теперь я живу с мамой, и еще у меня две собаки, кошка, и... лошадь.
- Лошадь?! Как же? Катя улыбнулась, и они свернули на бульвар.
- Конечно, не дома, на ипподроме, но я иногда приезжаю на ней домой.
- Прямо сюда, в самый центр, - чуть не удивился вслух Андрей, но вовремя спохватился, понимая, что его разыгрывают.
Катя весело рассмеялась. Прохожие, и без того оглядывавшиеся на нее, теперь просто останавливались и провожали странную не гармонирующую парочку взглядом. Проезжие мерседесы и джипы восторженно сигналили, а старинная Москва улыбалась теплым солнечным светом.
- А собаки у вас гончие, борзые? - решил поддержать игру Андрей.
- Да, Полкан и Груша, и мы иногда гуляем все нашей семьей. - Катя вдруг погрустнела, - Но это бывает так редко. Семья большая, надо всех кормить, а работаю я одна...
- Манекенщицей...
- Не только, заключаю сделки, снимаюсь в рекламных роликах и... очень устаю...
Они свернули на бульвар и стали подниматься вверх под кривыми желтеющими липами.
- А где же отец? - взволнованный необычной фантазией Катерины спросил Андрей.
- Я же говорю, развелась и больше о нем вспоминать не желаю.
- Да нет, ваш отец, а не ребенка, - уточнил Андрей.
- Фу, какая глупая, видно каждый болеет своим, - она хитро посмотрела на Андрея, - Папа мой умер, три года назад. Он был архитектором, кстати, наш дом построен по его проекту.
- Мрачноват.
- Ну, это снаружи: а внутри, ох, я вас, может быть, приглашу в гости, ведь я затеяла ремонт, высокие потолки, стену одну убираю и все делаю из натуральных материалов... я хочу, чтобы все было красивым и настоящим, и мебель из настоящего дерева...
- Красного, - неизвестно чему злился Андрей.
- Да, обязательно, я гарнитур в Италии заказала, у меня все должно быть настоящее, красивое и даже великолепное... - она посмотрела на Андрея, так будто собиралась поделиться самым дорогим. - У меня в детстве над кроватью висела репродукция Карла Брюллова, и мне всегда хотелось иметь такой дом, такую лощадь и такую же красивую девочку...
Перед глазами Андрея всплыла брюлловская ... картина. То есть не в деталях, а как один блистающий атласом квадрат. Но квадрат так и оставался безжизненным квадратом, с неприступной лакированной границей. То был какой-то чуждый ненастоящий мир. И почти фотографическая манера, только подчеркивала иллюзорность того мира.
Как будто художник специально, как это делают сюрреалисты, выписывал все детали, желая убедить зрителя в подлинности его фантазии. Он опять вспомнил Учителя. Тот как-то ему объяснил, что современные авангардисты и прочие модернисты, на самом деле и в подметки не годятся Шишкину и Айвазовскому. Поскольку мир это всего лишь фантазия духа, то всякое точнейшее ее копирование и есть настоящий авангардизм. А эти смешные открыватели новых горизонтов, всего лишь рабски копируют единственное реально существующее - сознание художника. Поэтому исторически живопись, возникшая в каменные времена, завершила свою миссию, вернувшись к примитивному пещерному реализму. Конечно, самым отстраненным искусством было и остается искусство фотографии. Но и Перовские водовозы очень неплохи!
Андрей улыбнулся и спросил:
- А что значит красивое?
- Красивое?! Да это так просто, оглянитесь же вокруг, смотрите, как красиво!
У Маросейки они перешли на тротуар и оказались у старого особняка, обросшего реставрационными лесами. Ремонт шел по-современному, и лицевая часть здания была обнесена зеленым полупрозрачным занавесом.
Маленький уголок Москвы напоминал театральные подмостки, где готовились декорации для какого-то нового неизвестного спектакля.
Андрей вослед за Катериной задрал голову вверх на противоположный, уже блистающий европейскими окнами, отремонтированный дом, так что леса оказались как раз у них за спиной. Молодые люди прикасались плечами, и он чувствовал ее теплое дыхание. У Андрея даже закружилась голова, во всяком случае, крытые зеленой дымкой леса, отраженные в зеркальных окнах, закачались и поплыли.
Лишь через секунду Андрей сообразил, что за спиной происходит нечто необычное. Он оглянулся и увидел, как трехэтажная конструкция накренилась и уже приготовилась обрушиться на них. Андрей что-то крикнул и потащил Катю в сторону. Едва они отбежали, как леса рухнули и плотное облако пыли поглотило окрестности. Когда туман рассеялся, и снова появилась Москва, Катерина, протирая глаза, промолвила:
- А мне ведь и надо было в этот дом.
- Зачем, - удивился Андрей, глядя на оголившийся фасад безжизненного здания.
- Мне позвонили и просили зайти по этому адресу.
11
К полудню тучи сгустились над Воропаевским небом. Пришло известие о гибели того самого пьяного купечека, что проспал всю дорогу в злосчастном третьем вагоне. Битюг был найден в собственном подъезде с проломленным черепом. Орудие убийства - проржавевший кусок арматуры, валялось рядом, и никаких следов, кроме следов крови жертвы, не хранило. Вениамин Семенович тут же поручил Зарукову найти Катерину и кого-нибудь направить в Клинский район к иероманаху Серафиму. Сам же отправился в долгое путешествие по Подмосковью. Начал он с самой ближайшей платформы, последовательно от столицы вглубь. Между станциями он садился у окна, глядел невидящим взором на последние теплые минуты этого года и размышлял о деле. Все выглядело бессмысленным и особенно это последнее убийство. Битюг проспал всю дорогу, о чем было напечатано во всех газетах. Какая же причина его убивать? Или он и вправду не нуждается в причинах, как говорит отец Серафим. Кто же он этот Новый Человек? Вениамин Семенович теперь для определенности так обозначал преступника. Нет, причина должна быть обязательно, подсказывал ему многолетний опыт работы в комитете госбезопасности. Причем, причина из ряда вон, если убираются проблематичные и неопасные свидетели. Свидетели чего? Новый Человек очевидно вышел где-то перед Москвой. Утро было раннее, воскресное, народу немного, по большому счету и убивать-то некого. Воропаев, словно пес, помотал головой, пытаясь избавиться от шума в ушах. На ум пришло хокку крестьянина Иссы. Сборник средневековой японской поэзии он часто брал с собой на оперативные задания и зачитывался, укрывшись от людского глаза в каком-нибудь тихом месте. Но сейчас стихи казались чужими и неуместными. Вспомнил доктора. Не любит он гэбистов... Да какой я к черту гэбист? Я и следователь-то никудышный, живу по инерции - подумать некогда. Опять помотал головой. Надо бы действительно провериться - может давление?
Электричка стала притормаживать, и за окном появились бетонные ребра очередной станции. На платформе было людно, но Воропаев сразу обратил внимание на необычную нищенку с маленьким мальчиком. Необычность заключалось в какой-то излишней театральности парочки. Видно было, что она совсем девочка, но разодета по-взрослому. Воропаев подошел, бросил тыщенку в замасленный картуз и спросил:
- Где же ваши родители, братья и сестры?
- Мы сами себе родители! - огрызнулся мальчонка.
- Вижу, вижу, - он наклонился и посмотрел в лицо девочки.
Конечно, это была сестра мальчика, но вовсе не девочка, а девушка лет восемнадцати, только совсем худенькая и маленькая.
- Как звать сестру-то? - не терпящим сомнений голосом спросил Воропаев
- Дашка, - ответил мальчишка.
- А по отчеству?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18