Элли знала, что за нелегальными иммигрантами и не прошедшими карантина животными вдоль побережья всегда велось бдительное наблюдение, а с тех пор, как власти в Испании и Португалии крепко взялись за борьбу с контрабандой наркотиков, сделав Британию слишком популярной для их переправы, наблюдение за всеми судами стало еще внимательнее.
— Не возражаешь, если мы присядем? — спросила она.
— Конечно. Я должен был предупредить, что прогулка будет нелегкой.
Он сложил карту и сел на дорожке, свесив ноги со склона к реке. Девушка села рядом и смотрела на вялое течение, наслаждаясь солнцем, тепло лучей которого, умеренное легким апрельским ветерком, падало на ее лицо. Мимо проплыли два лебедя.
— Что сказал твой босс по телефону? — вдруг спросила она.
Келсо пожал плечами:
— Велел, невзирая на боль в животе, продолжать работу.
Элли рассмеялась.
— Еще сказал, что ты знаешь дело. Профессионал.
— Да.
На дальней стороне реки против течения ровно поднималась маленькая моторка, шум ее двигателя еле доносился через широкую протоку.
— Сказал, что твои друзья хотели наводнить весь район сыщиками.
— Чрезмерная реакция, вот и все. Потом они и сами поняли, что от этого будет больше вреда. И это испортило бы тебе все дело.
— Вот они и прислали взамен тебя.
— Я — это все, что позволил бы твой департамент.
Они помолчали. Девушка наконец-то отошла от тяжелого похода, в который он ее впутал, а он отошел от своего раздражения. Наконец Келсо сказал:
— Что тебя толкнуло войти в эту игру, Элли?
— В таможенную и налоговую службу?
— В расследование дел с наркотиками.
— Мне не нравится, что они делают с людьми.
— Даже марихуана?
Она посмотрела ему в лицо, потом перевела взгляд на реку.
— О многой дряни говорят, как она безвредна.
— Ну, не знаю. Даже мы в полиции немного цинично смотрим на законы против нее. Если подумать, они жестковаты.
— Если подумать, что она действует не хуже умеренной выпивки?
— Некоторые говорят, что гораздо лучше. Дети видят, что со старшими делает пьянство, и им это не нравится. Успокойся, не волнуйся. По крайней мере, марихуана успокаивает людей, делает их дружелюбными. Знаешь, сегодня ее курят предположительно более двухсот миллионов человек, в том числе религиозные и медицинские группы. Все они не могут заблуждаться.
— И сколько из них потом перейдут к более сильным средствам? Каждый сотый? Или тысячный? Даже один на миллион — слишком много!
— Ну, ну, продолжай.
— Я серьезно. Это благодушие по отношению к так называемым легким наркотикам меня заводит. Больше вреда и смертей причиняется именно барбитуратами и амфетаминами, чем героином и прочими сильными наркотиками.
— Да, меня тоже учили.
— Тогда ты должен знать, как вовлекаются дети. Они видят, как родители принимают таблетки — от головной боли, от бессонницы, для похудения, — и сами пробуют. Слышал когда-нибудь о «наркотическом салате»?
Он покачал головой, удивленный ее злостью.
— Дети крадут из дома всякие таблетки, какие могут найти, и смешивают с тем, что притащат друзья. Цель — растворить и проглотить полученную смесь. Представляешь, что может вызвать комбинация некоторых таблеток? В Штатах матери суют детям в школьный завтрак витамины, некоторые даже посыпают бутерброды пенициллином, чтобы уничтожить микробов. Следующий шаг для детей — травка, может быть, соломка — или какое еще название они придумают отраве, чтобы звучало поласковей, не так страшно. Когда от этих препаратов кайф уже не приходит из-за привыкания — организм научился сопротивляться, — они переходят к кое-чему посильнее. Кокаину, опиуму, героину. Или синтетическому суррогату вроде физентона. А может быть, ЛСД и ТГК. В зависимости от того, что могут себе позволить. И, заметь, нынче на улицах героин дешевле, чем конопля. А если денег нет, находятся криминальные пути их добывания.
— Но ты так говоришь, будто сама никогда не принимаешь от головной боли аспирин, потому что этим дело не ограничится. Потом потребуется две таблетки. Потом, возможно, три.
— Мы говорим о детях, для которых умеренность не простое понятие. Я согласна: если бы все были трезвы и благоразумны, марихуана не вызывала бы проблем. Но не многие люди — не многие взрослые, не говоря уж о подростках — столь разумны. Теперь считают, что гашиш может сохраняться в организме в течение недель после курения.
— Но запрет наркотика не сделает ли его еще более заманчивым?
Элли застонала:
— Опять этот «запретный плод»!
— Тем не менее, это правда.
— Конечно, правда. Но, может быть, простой контроль с нашей стороны недостаточен. Слушай, а если закон вдруг скажет: пожалуйста, насилуйте, — думаешь, новизна скоро исчезнет? Господи, Келсо, ты же полицейский и знаешь, как тонок барьер между цивилизацией и скотством!
— Мы говорим только о курении травки.
— Но это заведет дальше.
— Это ты ведешь дальше.
— Но нельзя серому пятну размазаться за края.
Келсо поднял руки:
— Ладно, сдаюсь — с оговорками. Я только хочу отметить, с какими преступниками закон мне предписывает бороться.
Девушка, казалось, успокоилась.
— Извини, я не хотела читать тебе лекцию. Просто я видела, что творят наркотики.
Голос Келсо смягчился:
— Я тоже, Элли.
— С кем-нибудь, кого ты знал, кто был тебе близок?
— Нет, пожалуй, нет.
— А я, когда училась в университете, жила в одной комнате с девушкой. Мы дружили. Она была просто блеск, из тех сводящих с ума людей, которым ничего не надо вдалбливать. Если ей что-нибудь рассказывали или она читала что-нибудь, это впитывалось в ум, готовый использовать полученные знания моментально, как только понадобится. Она была младше меня — действительно, вундеркинд. Ее отец держал бакалейную лавку в Саттоне и очень гордился своей девочкой. Я приезжала к ним на выходные, и он не переставал говорить о своей Джинни, о том, как гордится ее успехами. Каждый раз, когда она выходила из комнаты, он улыбался до ушей и рассказывал, какая она чудо. И она действительно была чудо, он не хвастал попусту. И вот в конце семестра нам предстояли экзамены. Я беспокоилась, а Джинни только смеялась. Мы пошли на одну из вечеринок перед каникулами — это я убедила ее пойти, ей все эти йеху казались глуповатыми. Они курили травку, кто-то употреблял кокаин, «одалживая» у своих богатых родителей, другие принимали какие-то «колеса». И много пили. Один идиот пришел с «колесами» и никому не сказал, что это. Многие-то знали, но не мы с Джинни, мы были наивны в этих вещах. И он убедил Джинни попробовать. Я ее отговаривала, но она, видимо, считала, что не должна спасовать. А это оказалось ЛСД. И одна вшивая таблетка убила ее. Всего одна.
Элли смотрела не на Келсо, а назад, на реку, откуда они пришли.
— Действие таблетки вызвало у нее такой ужас, что она зашлась в истерике. И умерла от асфиксии — ей парализовало дыхание.
Келсо было нечего сказать. Ему показалось, что Элли плачет, но когда она обернулась, в ее глазах была только злость.
— Тебе, наверное, приходилось читать отчеты о злоупотреблении наркотиками. Ты должен знать вред, который они причиняют, особенно молодым. Как же ты можешь быть таким благодушным!
— Я не благодушен, Элли. Но я скорее счел бы преступником врача, чем дурачков, которым не хватает соображения ограничиться курением травки дома. Ирония в том, что эти курящие студенты собираются стать адвокатами, прокурорами, а некоторые судьями. И вот тогда законы изменятся.
— Может быть, ты и прав. Надеюсь, что нет, но может быть.
— И из-за той подруги ты пошла в таможенную службу?
— Нет, тогда я не имела с таможней ничего общего. А после окончания университета это показалось интересной работой, но в сыске я стала участвовать позже. Они там наблюдают за своими работниками, у кого способность к сыску. И, наверное, у меня нашли. Чем больше я узнавала, как порочна и отвратительна контрабанда — не только наркотиков — тем больше мне хотелось внести свой вклад в то, чтобы раздавить ее. Конечно, это никогда не получится, но по крайней мере мы хоть как-то контролируем ситуацию. И от вас не получаем большой помощи.
Келсо улыбнулся. Соперничество между таможенной и налоговой службой с одной стороны и полицией с другой было печально известно и часто служило источником неприятностей в обеих организациях. Он слышал немало историй о таможенных служащих, арестованных полицией, и о полицейских тайных агентах, выслеженных таможенной службой.
— Может быть, в данном случае мы наладим действительное сотрудничество? — сказала Элли и удивилась, увидев, как улыбка Келсо погасла.
— Пошли, что ли?
Он встал, и она тоже поднялась на ноги.
Они шли молча, и Элли обидела его внезапная отчужденность. Не считает ли он ее просто балластом, обузой? Или он верит в свою репутацию? Что ж, ладно, пусть будет так, как он хочет.
Девушка рассмеялась, когда Келсо, поскользнувшись, покатился с насыпи в мягкую жижу внизу.
~~
Уже далеко за полдень Элли почувствовала, что взмокла. И дело было не в погоде, поскольку дул прохладный ветерок, а в утомительном пути, которым Келсо вел ее. И еще она проголодалась.
— Эй, — окликнула она. — Ты когда-нибудь ешь?
Они шли узкой тропинкой через пустыри, выходившие к городу. Келсо обернулся, и девушка заметила его удивление.
— Извини, — сказал он, когда она приблизилась. — Я забыл о еде.
— И желудок не напомнил?
— Устала?
— Мой дух силен.
Келсо усмехнулся.
— Теперь будет легче. Скоро вернемся. Я приготовлю что-нибудь, пока ты примешь душ.
— О, нет! Если отсутствие пищи тебя не волнует, мне даже не хочется думать, на что похожа твоя стряпня. Сама приготовлю.
— Другой бы спорил...
Они продолжили путь. Теперь Элли не отставала, зная, что цель близка.
— Насчет реки ты прав, — сказала она чуть погодя. — Это естественно.
— Да, но никаких признаков движения там не видно. Сколько лодок ты заметила сегодня на реке? Две, три?
— Много пришвартовано в другом месте.
— Хотя на самом деле в море выходят немногие. В основном они ходят по протоке.
— Может быть, мы зайдем куда-нибудь, где найдем их владельцев? Никогда не знаешь, у кого может быть связь с преступниками.
— Стоит попробовать. Я наведу справки через Лоувстофт. Они могут узнать.
— А не лучше обратиться к местному бобби?
— Нет, он даже не знает обо мне.
Они перешли пешеходный мостик. Внизу тихо тек неглубокий ручеек, берега заросли травой. Тропинка шла через пустырь к примыкающим к домам огородам.
Келсо кивнул на домишки из красного кирпича:
— Вон там живут Присы.
— Не совсем тот сорт людей, на кого обратишь внимание.
На другом участке поле окружала прорытая канава, и мостик через нее выходил на бегущую вокруг огородов тропинку. Они направились по ней.
— Женщина прыгнула туда, — сказал Келсо, указывая на воду.
— Ей повезло, что тут не глубоко.
— И все же пришлось потрудиться, чтобы ее вытащить. Видимо, она пыталась лечь на дно. Хотела утонуть.
Элли содрогнулась.
— Нужно найти этих ублюдков, Джим. Они причина одной смерти, они легко вызовут и другую.
— Если это одни и те же. Случай с пилотом и с этой семьей могут быть не связаны между собой.
— Да, но, похоже, у тебя то же чувство, что и у меня. Еще вчера я не была уверена — я и теперь не до конца уверена, — но откуда-то я знаю, что связь есть. Назови это опытом или женской интуицией, но я чувствую, что ЛСД из одного источника.
Келсо ничего не сказал, но он разделял ее инстинктивное чувство и полагал, что его можно объяснить. Любое необычное явление было совершенно несвойственно этой местности; два необычных происшествия сходной природы — и поневоле придешь к заключению, что между ними существует связь. И все же этой связи может не быть. Элли придвинулась к нему и взяла под руку. Он удивленно взглянул на нее, и она кивнула в сторону старика, работающего на огороде. Огородник проводил их взглядом.
— Мы считаемся влюбленной парой, помнишь? — шепнула Элли.
Они пробрались между домами прямо в город, и Келсо повел девушку к стоянке на окраине.
— Слушай, я спущусь к пристани посмотреть, не пришел ли дрифтер Тревика. Почему бы тебе не вернуться в трейлер принять душ, а потом заодно и приготовить поесть? — Он протянул ей ключ.
— Слушаюсь, хозяин.
— Я недолго. Только постараюсь договориться вместе выпить вечером, если он там.
— Только и меня возьми.
— Конечно. Мы же любовники, или нет?
Элли привстала на цыпочки и поцеловала его в кончик носа.
— Это для эффекта, — сказала она, ее глаза смеялись.
Келсо посмотрел, как девушка перешла дорогу и обернулась помахать рукой, прежде чем исчезла в одной из улиц, и, нахмурившись, пошел к пристани.
Его шаги участились, когда он увидел рыбацкую лодку. Половина улова уже была перегружена на стоящий рядом грузовик. Приблизившись, Келсо замедлил шаги, не желая выглядеть слишком озабоченным. Двое парней грузили длинные ящики, набитые треской и мелкой рыбешкой; третий, старший — толстый, обожженный солнцем мужчина с тяжелым подбородком и почти без шеи — наблюдал за погрузкой с палубы дрифтера. Он подозрительно посмотрел на Келсо.
— Хорош улов? — спросил тот.
Рыбак бросил на него короткий взгляд и заорал на грузчиков:
— Давайте, давайте, лодыри, у нас не целый день!
Даже суффолкский акцент не мог смягчить хриплого голоса. Толстяк снова с нескрываемым презрением взглянул на Келсо.
— В этих водах больше не бывает хороших уловов, мистер. Иностранцы все обчистили. Ублюдки!
Он плюнул на пристань, и плевок приземлился в нескольких футах от сапог Келсо.
— Да, паршивые воры, — согласился тот. — Энди здесь нет?
Лицо рыбака потемнело, и от сердитого взгляда грузчики задвигались еще быстрее.
— Нет, его здесь нет, засранца! Наверняка снова провел ночь на попойке. Всех нас подвел. Попадется — убью мерзавца!
Зря спросил, подумал Келсо.
— Не ты ли был с ним вчера вечером, а? — обвинил его рыбак.
— Я? Нет. Я видел его в пабе, но он рано ушел.
— Ну, в этот раз ему это так не пройдет.
С легкостью, удивительной для человека такого мощного сложения, рыбак прыгнул на пристань, приблизился к Келсо, и толстый палец пронзил воздух перед детективом:
— Если увидишь его раньше меня, как его дружок...
— Да нет, я не...
— Если увидишь, передай от меня, что я оторву ему башку, когда доберусь.
Он отвернулся, Келсо больше не интересовал его, и, схватив ящик с рыбой, швырнул его через головы двоих грузчиков на грузовик.
— Никчемный маленький ублюдок! — услышал Келсо бормотание.
Он пошел назад к главной улице, его голову занимали новые мысли. Значит, Тревик утром не вышел на работу. Вчера вечером он в спешке покинул паб, а утром не вернулся. Опять может быть ничего, а может быть что-то.
Подходя к стоянке трейлеров, Келсо гадал, не полная ли безысходность заставляет его переоценивать такое по сути дела незначительное событие. Но обнаружив лежащее на полу фургончика тело Элли, он понял, что события приняли новый оборот.
7
Быстро осмотрев девушку, Келсо нащупал под затылком растущую опухоль. Он отодвинул волосы и у корней увидел красное пятно. Удар явно нанесли тупым предметом, так как кожа была не повреждена. От прикосновения к ране Элли застонала.
— Ничего, Элли, это я, Келсо. Сейчас я положу тебя на кровать.
Он быстро пробежал пальцами по ее рукам и ногам, слегка надавливая в поисках других повреждений. Удовлетворенный тем, что ничего больше не обнаружил, Келсо перенес девушку в спальную секцию трейлера и положил на нижнюю полку. Элли снова застонала и потянулась к пульсирующему болью месту. На несколько секунд ее глаза открылись, взгляд казался мутным, потом он сфокусировался на Келсо, и девушка попыталась сесть.
— Лежи, — велел Келсо. — Я достану что-нибудь от боли.
Он вернулся в кухонную секцию и быстро осмотрелся, не спрятался ли кто там, потом полил водой чайное полотенце, отжал и вернулся к девушке, которая приподнялась на локтях. Когда он приложил мокрое полотенце к опухоли, Элли вскрикнула.
— Ложись обратно, — сказал Келсо.
— Нет... Я лучше сяду.
Она свесила ноги с койки, и он дал ей самой держать полотенце у шеи.
— Боже, — сказала Элли. — Чем это меня?
— Это я хотел спросить.
Она покачала головой и тут же пожалела об этом движении. Несколько мгновений Келсо смотрел ей в глаза.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Что?
— Скажи свое имя.
— О, гос... Я в порядке. Меня зовут Элли Шепхерд, ты Джим Келсо, по легенде Джим Келли. У меня нет сотрясения, просто тяжесть в голове.
— Помнишь, что случилось?
— Помню. — Медленным круговым движением она повернула голову и зажмурилась от боли. — Ублюдок!
— Ты видела, кто это был?
— Нет, все произошло слишком быстро. Я подошла и увидела, что дверь не заперта. Я подумала, что, может быть, это ты забыл ее запереть, когда выходил. Вошла, и все, что помню — звук, как кто-то возится сзади, а потом все померкло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Не возражаешь, если мы присядем? — спросила она.
— Конечно. Я должен был предупредить, что прогулка будет нелегкой.
Он сложил карту и сел на дорожке, свесив ноги со склона к реке. Девушка села рядом и смотрела на вялое течение, наслаждаясь солнцем, тепло лучей которого, умеренное легким апрельским ветерком, падало на ее лицо. Мимо проплыли два лебедя.
— Что сказал твой босс по телефону? — вдруг спросила она.
Келсо пожал плечами:
— Велел, невзирая на боль в животе, продолжать работу.
Элли рассмеялась.
— Еще сказал, что ты знаешь дело. Профессионал.
— Да.
На дальней стороне реки против течения ровно поднималась маленькая моторка, шум ее двигателя еле доносился через широкую протоку.
— Сказал, что твои друзья хотели наводнить весь район сыщиками.
— Чрезмерная реакция, вот и все. Потом они и сами поняли, что от этого будет больше вреда. И это испортило бы тебе все дело.
— Вот они и прислали взамен тебя.
— Я — это все, что позволил бы твой департамент.
Они помолчали. Девушка наконец-то отошла от тяжелого похода, в который он ее впутал, а он отошел от своего раздражения. Наконец Келсо сказал:
— Что тебя толкнуло войти в эту игру, Элли?
— В таможенную и налоговую службу?
— В расследование дел с наркотиками.
— Мне не нравится, что они делают с людьми.
— Даже марихуана?
Она посмотрела ему в лицо, потом перевела взгляд на реку.
— О многой дряни говорят, как она безвредна.
— Ну, не знаю. Даже мы в полиции немного цинично смотрим на законы против нее. Если подумать, они жестковаты.
— Если подумать, что она действует не хуже умеренной выпивки?
— Некоторые говорят, что гораздо лучше. Дети видят, что со старшими делает пьянство, и им это не нравится. Успокойся, не волнуйся. По крайней мере, марихуана успокаивает людей, делает их дружелюбными. Знаешь, сегодня ее курят предположительно более двухсот миллионов человек, в том числе религиозные и медицинские группы. Все они не могут заблуждаться.
— И сколько из них потом перейдут к более сильным средствам? Каждый сотый? Или тысячный? Даже один на миллион — слишком много!
— Ну, ну, продолжай.
— Я серьезно. Это благодушие по отношению к так называемым легким наркотикам меня заводит. Больше вреда и смертей причиняется именно барбитуратами и амфетаминами, чем героином и прочими сильными наркотиками.
— Да, меня тоже учили.
— Тогда ты должен знать, как вовлекаются дети. Они видят, как родители принимают таблетки — от головной боли, от бессонницы, для похудения, — и сами пробуют. Слышал когда-нибудь о «наркотическом салате»?
Он покачал головой, удивленный ее злостью.
— Дети крадут из дома всякие таблетки, какие могут найти, и смешивают с тем, что притащат друзья. Цель — растворить и проглотить полученную смесь. Представляешь, что может вызвать комбинация некоторых таблеток? В Штатах матери суют детям в школьный завтрак витамины, некоторые даже посыпают бутерброды пенициллином, чтобы уничтожить микробов. Следующий шаг для детей — травка, может быть, соломка — или какое еще название они придумают отраве, чтобы звучало поласковей, не так страшно. Когда от этих препаратов кайф уже не приходит из-за привыкания — организм научился сопротивляться, — они переходят к кое-чему посильнее. Кокаину, опиуму, героину. Или синтетическому суррогату вроде физентона. А может быть, ЛСД и ТГК. В зависимости от того, что могут себе позволить. И, заметь, нынче на улицах героин дешевле, чем конопля. А если денег нет, находятся криминальные пути их добывания.
— Но ты так говоришь, будто сама никогда не принимаешь от головной боли аспирин, потому что этим дело не ограничится. Потом потребуется две таблетки. Потом, возможно, три.
— Мы говорим о детях, для которых умеренность не простое понятие. Я согласна: если бы все были трезвы и благоразумны, марихуана не вызывала бы проблем. Но не многие люди — не многие взрослые, не говоря уж о подростках — столь разумны. Теперь считают, что гашиш может сохраняться в организме в течение недель после курения.
— Но запрет наркотика не сделает ли его еще более заманчивым?
Элли застонала:
— Опять этот «запретный плод»!
— Тем не менее, это правда.
— Конечно, правда. Но, может быть, простой контроль с нашей стороны недостаточен. Слушай, а если закон вдруг скажет: пожалуйста, насилуйте, — думаешь, новизна скоро исчезнет? Господи, Келсо, ты же полицейский и знаешь, как тонок барьер между цивилизацией и скотством!
— Мы говорим только о курении травки.
— Но это заведет дальше.
— Это ты ведешь дальше.
— Но нельзя серому пятну размазаться за края.
Келсо поднял руки:
— Ладно, сдаюсь — с оговорками. Я только хочу отметить, с какими преступниками закон мне предписывает бороться.
Девушка, казалось, успокоилась.
— Извини, я не хотела читать тебе лекцию. Просто я видела, что творят наркотики.
Голос Келсо смягчился:
— Я тоже, Элли.
— С кем-нибудь, кого ты знал, кто был тебе близок?
— Нет, пожалуй, нет.
— А я, когда училась в университете, жила в одной комнате с девушкой. Мы дружили. Она была просто блеск, из тех сводящих с ума людей, которым ничего не надо вдалбливать. Если ей что-нибудь рассказывали или она читала что-нибудь, это впитывалось в ум, готовый использовать полученные знания моментально, как только понадобится. Она была младше меня — действительно, вундеркинд. Ее отец держал бакалейную лавку в Саттоне и очень гордился своей девочкой. Я приезжала к ним на выходные, и он не переставал говорить о своей Джинни, о том, как гордится ее успехами. Каждый раз, когда она выходила из комнаты, он улыбался до ушей и рассказывал, какая она чудо. И она действительно была чудо, он не хвастал попусту. И вот в конце семестра нам предстояли экзамены. Я беспокоилась, а Джинни только смеялась. Мы пошли на одну из вечеринок перед каникулами — это я убедила ее пойти, ей все эти йеху казались глуповатыми. Они курили травку, кто-то употреблял кокаин, «одалживая» у своих богатых родителей, другие принимали какие-то «колеса». И много пили. Один идиот пришел с «колесами» и никому не сказал, что это. Многие-то знали, но не мы с Джинни, мы были наивны в этих вещах. И он убедил Джинни попробовать. Я ее отговаривала, но она, видимо, считала, что не должна спасовать. А это оказалось ЛСД. И одна вшивая таблетка убила ее. Всего одна.
Элли смотрела не на Келсо, а назад, на реку, откуда они пришли.
— Действие таблетки вызвало у нее такой ужас, что она зашлась в истерике. И умерла от асфиксии — ей парализовало дыхание.
Келсо было нечего сказать. Ему показалось, что Элли плачет, но когда она обернулась, в ее глазах была только злость.
— Тебе, наверное, приходилось читать отчеты о злоупотреблении наркотиками. Ты должен знать вред, который они причиняют, особенно молодым. Как же ты можешь быть таким благодушным!
— Я не благодушен, Элли. Но я скорее счел бы преступником врача, чем дурачков, которым не хватает соображения ограничиться курением травки дома. Ирония в том, что эти курящие студенты собираются стать адвокатами, прокурорами, а некоторые судьями. И вот тогда законы изменятся.
— Может быть, ты и прав. Надеюсь, что нет, но может быть.
— И из-за той подруги ты пошла в таможенную службу?
— Нет, тогда я не имела с таможней ничего общего. А после окончания университета это показалось интересной работой, но в сыске я стала участвовать позже. Они там наблюдают за своими работниками, у кого способность к сыску. И, наверное, у меня нашли. Чем больше я узнавала, как порочна и отвратительна контрабанда — не только наркотиков — тем больше мне хотелось внести свой вклад в то, чтобы раздавить ее. Конечно, это никогда не получится, но по крайней мере мы хоть как-то контролируем ситуацию. И от вас не получаем большой помощи.
Келсо улыбнулся. Соперничество между таможенной и налоговой службой с одной стороны и полицией с другой было печально известно и часто служило источником неприятностей в обеих организациях. Он слышал немало историй о таможенных служащих, арестованных полицией, и о полицейских тайных агентах, выслеженных таможенной службой.
— Может быть, в данном случае мы наладим действительное сотрудничество? — сказала Элли и удивилась, увидев, как улыбка Келсо погасла.
— Пошли, что ли?
Он встал, и она тоже поднялась на ноги.
Они шли молча, и Элли обидела его внезапная отчужденность. Не считает ли он ее просто балластом, обузой? Или он верит в свою репутацию? Что ж, ладно, пусть будет так, как он хочет.
Девушка рассмеялась, когда Келсо, поскользнувшись, покатился с насыпи в мягкую жижу внизу.
~~
Уже далеко за полдень Элли почувствовала, что взмокла. И дело было не в погоде, поскольку дул прохладный ветерок, а в утомительном пути, которым Келсо вел ее. И еще она проголодалась.
— Эй, — окликнула она. — Ты когда-нибудь ешь?
Они шли узкой тропинкой через пустыри, выходившие к городу. Келсо обернулся, и девушка заметила его удивление.
— Извини, — сказал он, когда она приблизилась. — Я забыл о еде.
— И желудок не напомнил?
— Устала?
— Мой дух силен.
Келсо усмехнулся.
— Теперь будет легче. Скоро вернемся. Я приготовлю что-нибудь, пока ты примешь душ.
— О, нет! Если отсутствие пищи тебя не волнует, мне даже не хочется думать, на что похожа твоя стряпня. Сама приготовлю.
— Другой бы спорил...
Они продолжили путь. Теперь Элли не отставала, зная, что цель близка.
— Насчет реки ты прав, — сказала она чуть погодя. — Это естественно.
— Да, но никаких признаков движения там не видно. Сколько лодок ты заметила сегодня на реке? Две, три?
— Много пришвартовано в другом месте.
— Хотя на самом деле в море выходят немногие. В основном они ходят по протоке.
— Может быть, мы зайдем куда-нибудь, где найдем их владельцев? Никогда не знаешь, у кого может быть связь с преступниками.
— Стоит попробовать. Я наведу справки через Лоувстофт. Они могут узнать.
— А не лучше обратиться к местному бобби?
— Нет, он даже не знает обо мне.
Они перешли пешеходный мостик. Внизу тихо тек неглубокий ручеек, берега заросли травой. Тропинка шла через пустырь к примыкающим к домам огородам.
Келсо кивнул на домишки из красного кирпича:
— Вон там живут Присы.
— Не совсем тот сорт людей, на кого обратишь внимание.
На другом участке поле окружала прорытая канава, и мостик через нее выходил на бегущую вокруг огородов тропинку. Они направились по ней.
— Женщина прыгнула туда, — сказал Келсо, указывая на воду.
— Ей повезло, что тут не глубоко.
— И все же пришлось потрудиться, чтобы ее вытащить. Видимо, она пыталась лечь на дно. Хотела утонуть.
Элли содрогнулась.
— Нужно найти этих ублюдков, Джим. Они причина одной смерти, они легко вызовут и другую.
— Если это одни и те же. Случай с пилотом и с этой семьей могут быть не связаны между собой.
— Да, но, похоже, у тебя то же чувство, что и у меня. Еще вчера я не была уверена — я и теперь не до конца уверена, — но откуда-то я знаю, что связь есть. Назови это опытом или женской интуицией, но я чувствую, что ЛСД из одного источника.
Келсо ничего не сказал, но он разделял ее инстинктивное чувство и полагал, что его можно объяснить. Любое необычное явление было совершенно несвойственно этой местности; два необычных происшествия сходной природы — и поневоле придешь к заключению, что между ними существует связь. И все же этой связи может не быть. Элли придвинулась к нему и взяла под руку. Он удивленно взглянул на нее, и она кивнула в сторону старика, работающего на огороде. Огородник проводил их взглядом.
— Мы считаемся влюбленной парой, помнишь? — шепнула Элли.
Они пробрались между домами прямо в город, и Келсо повел девушку к стоянке на окраине.
— Слушай, я спущусь к пристани посмотреть, не пришел ли дрифтер Тревика. Почему бы тебе не вернуться в трейлер принять душ, а потом заодно и приготовить поесть? — Он протянул ей ключ.
— Слушаюсь, хозяин.
— Я недолго. Только постараюсь договориться вместе выпить вечером, если он там.
— Только и меня возьми.
— Конечно. Мы же любовники, или нет?
Элли привстала на цыпочки и поцеловала его в кончик носа.
— Это для эффекта, — сказала она, ее глаза смеялись.
Келсо посмотрел, как девушка перешла дорогу и обернулась помахать рукой, прежде чем исчезла в одной из улиц, и, нахмурившись, пошел к пристани.
Его шаги участились, когда он увидел рыбацкую лодку. Половина улова уже была перегружена на стоящий рядом грузовик. Приблизившись, Келсо замедлил шаги, не желая выглядеть слишком озабоченным. Двое парней грузили длинные ящики, набитые треской и мелкой рыбешкой; третий, старший — толстый, обожженный солнцем мужчина с тяжелым подбородком и почти без шеи — наблюдал за погрузкой с палубы дрифтера. Он подозрительно посмотрел на Келсо.
— Хорош улов? — спросил тот.
Рыбак бросил на него короткий взгляд и заорал на грузчиков:
— Давайте, давайте, лодыри, у нас не целый день!
Даже суффолкский акцент не мог смягчить хриплого голоса. Толстяк снова с нескрываемым презрением взглянул на Келсо.
— В этих водах больше не бывает хороших уловов, мистер. Иностранцы все обчистили. Ублюдки!
Он плюнул на пристань, и плевок приземлился в нескольких футах от сапог Келсо.
— Да, паршивые воры, — согласился тот. — Энди здесь нет?
Лицо рыбака потемнело, и от сердитого взгляда грузчики задвигались еще быстрее.
— Нет, его здесь нет, засранца! Наверняка снова провел ночь на попойке. Всех нас подвел. Попадется — убью мерзавца!
Зря спросил, подумал Келсо.
— Не ты ли был с ним вчера вечером, а? — обвинил его рыбак.
— Я? Нет. Я видел его в пабе, но он рано ушел.
— Ну, в этот раз ему это так не пройдет.
С легкостью, удивительной для человека такого мощного сложения, рыбак прыгнул на пристань, приблизился к Келсо, и толстый палец пронзил воздух перед детективом:
— Если увидишь его раньше меня, как его дружок...
— Да нет, я не...
— Если увидишь, передай от меня, что я оторву ему башку, когда доберусь.
Он отвернулся, Келсо больше не интересовал его, и, схватив ящик с рыбой, швырнул его через головы двоих грузчиков на грузовик.
— Никчемный маленький ублюдок! — услышал Келсо бормотание.
Он пошел назад к главной улице, его голову занимали новые мысли. Значит, Тревик утром не вышел на работу. Вчера вечером он в спешке покинул паб, а утром не вернулся. Опять может быть ничего, а может быть что-то.
Подходя к стоянке трейлеров, Келсо гадал, не полная ли безысходность заставляет его переоценивать такое по сути дела незначительное событие. Но обнаружив лежащее на полу фургончика тело Элли, он понял, что события приняли новый оборот.
7
Быстро осмотрев девушку, Келсо нащупал под затылком растущую опухоль. Он отодвинул волосы и у корней увидел красное пятно. Удар явно нанесли тупым предметом, так как кожа была не повреждена. От прикосновения к ране Элли застонала.
— Ничего, Элли, это я, Келсо. Сейчас я положу тебя на кровать.
Он быстро пробежал пальцами по ее рукам и ногам, слегка надавливая в поисках других повреждений. Удовлетворенный тем, что ничего больше не обнаружил, Келсо перенес девушку в спальную секцию трейлера и положил на нижнюю полку. Элли снова застонала и потянулась к пульсирующему болью месту. На несколько секунд ее глаза открылись, взгляд казался мутным, потом он сфокусировался на Келсо, и девушка попыталась сесть.
— Лежи, — велел Келсо. — Я достану что-нибудь от боли.
Он вернулся в кухонную секцию и быстро осмотрелся, не спрятался ли кто там, потом полил водой чайное полотенце, отжал и вернулся к девушке, которая приподнялась на локтях. Когда он приложил мокрое полотенце к опухоли, Элли вскрикнула.
— Ложись обратно, — сказал Келсо.
— Нет... Я лучше сяду.
Она свесила ноги с койки, и он дал ей самой держать полотенце у шеи.
— Боже, — сказала Элли. — Чем это меня?
— Это я хотел спросить.
Она покачала головой и тут же пожалела об этом движении. Несколько мгновений Келсо смотрел ей в глаза.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Что?
— Скажи свое имя.
— О, гос... Я в порядке. Меня зовут Элли Шепхерд, ты Джим Келсо, по легенде Джим Келли. У меня нет сотрясения, просто тяжесть в голове.
— Помнишь, что случилось?
— Помню. — Медленным круговым движением она повернула голову и зажмурилась от боли. — Ублюдок!
— Ты видела, кто это был?
— Нет, все произошло слишком быстро. Я подошла и увидела, что дверь не заперта. Я подумала, что, может быть, это ты забыл ее запереть, когда выходил. Вошла, и все, что помню — звук, как кто-то возится сзади, а потом все померкло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26