Так говорит ей ее Элозий Элозий – добрый гений.
. Ах, отец мой, Элозий ее был прав! Если бы женщина Унанда и ее сын умерли тут же, на лугу, в этот день, поля и сады моего племени не обратились бы в голые степи и кости моих единомышленников не валялись бы в большом овраге, там, около крааля Сетивайо.
Пока моя мать говорила, я стоял молча рядом с беломордой коровой и наблюдал за происходившим. Сестренка Балека громко плакала.
Мальчик, сын Унанды, взяв из моих рук ковш, не подал воды матери. Он сам выпил две трети, и я думаю, он выпил бы и все, если бы жажда его не была утолена. Затем он подал остаток воды матери, и она выпила ее. Тогда, взяв ковш из ее рук, мальчик выступил на несколько шагов вперед, держа ковш в одной руке, а в другой короткую палку.
– Как тебя зовут, мальчик? – спросил он меня тоном взрослого.
– Меня зовут Мопо! – ответил я.
– А как зовут ваше племя?
Я назвал ему наше племя – племя Лангени.
– Хорошо, Мопо, теперь я скажу тебе мое имя. Меня зовут Чека, я сын Сенцангаконы, и мое племя зовут Амузулусы. Я тебе скажу еще что-то. Теперь я маленький мальчик, и мое племя – маленькое племя, но придет время, когда я вырасту такой большой, что голова моя будет теряться в облаках, ты будешь смотреть вверх и не увидишь ее. Лицо мое ослепит тебя, оно будет сиять подобно солнцу, а племя мое возрастет одновременно со мной и, наконец, поглотит весь мир. Слушай меня! Когда я стану велик и мое племя со мной возвеличится, тогда я припомню, как однажды Лангени отказали дать мне с матерью ковш молока, чтобы утолить жажду. Ты видишь этот ковш. За каждую каплю, которую он может содержать, будет пролита кровь человека – кровь одного из ваших единоплеменников. Но за то, что ты, Мопо, дал мне воды, я пощажу тебя, одного тебя, Мопо, и возвеличу тебя. Ты разжиреешь в тени моей славы. Тебя одного я никогда не трону, как бы ты ни провинился передо мной
– клянусь тебе в этом. Но зато эта женщина, – и он указал, палкой на мою мать, – пусть торопится умереть, чтобы мне не пришлось заставить ее желать, смерти. Я сказал!
Мальчик заскрежетал зубами и погрозил нам палкой. Мать моя молча стояла в стороне, наконец, она не выдержала:
– Негодный лгунишка! Говорит, точно большой, неправда ли? Еще теленок, а ревет, как бык!
– Я научу его говорить иначе, мальчишка, злой прорицатель! – И, спустив Балеку на землю, она побежала к мальчику.
Чека стоял неподвижно, пока она не подошла совсем близко к нему, тогда он вдруг поднял палку и так сильно ударил ее по голове, что она тут же упала. Он захохотал, повернулся и ушел в сопровождении своей матери.
Это были первые слова Чеки, слышанные мною, отец мой. Они оказались пророческими и оправдались. Последние слова, слышанные мною, тоже были пророческими и, я думаю, тоже оправдаются. Они, впрочем, и теперь уже исполнились. Во-первых, он сказал, что племя зулусов возвысится. И что же, разве это не так? Во-вторых, он предсказал, как оно падет, – и оно падет. Разве белые люди не собираются уже теперь вокруг него близ Сетивайо, подобно тому, как коршуны собираются вокруг околевающего быка. Зулусы уже не те, что были прежде.
Да, да, слова его оправдаются, и голос мой – это голос племени уже осужденного.
Но об этих других словах Чеки я скажу в свое время.
Я подошел к своей матери. Она приподнялась с земли и села, закрыв лицо руками. Кровь из раны, нанесенной палкой Чеки, текла по ее рукам и падала на грудь.
Так она сидела долго, ребенок плакал, корова мычала, как бы прося подоить ее, а я все вытирал кровь, сочившуюся из раны, пучками сорванной травы. Наконец она отняла руки от лица и заговорила со мной.
– Мопо, сын мой, мне снился сон. Я видела мальчика Чеку, ударившего меня, он вырос и стал великаном. Он гордо выступал по долинам и горам, глаза его сверкали, как молния; и в руках он держал ассегай, обагренный кровью. Вот он захватывает одно племя за другим, он топчет ногами их краали. Перед ним все зелено, как летом, позади все черно, как будто огонь сжег траву. Я видела и наше племя, Мопо. Оно было многочисленно и здорово, мужчины храбры, девушки красивы, детей я считала сотнями. Я видела его еще раз, Мопо, – от него остались лишь кости, белые кости, тысячи костей, наваленных в кучу в каменистом овраге, а он, Чека, стоит над этими костями и хохочет так, что земля трясется. После этого, Мопо, в этом видении я увидела тебя взрослым человеком. Ты один остался в живых из всего нашего племени. Ты ползал за великаном Чекой, а за тобой шли другие, великие мужи царственной осанки. Ты ударил его небольшим копьем, он упал и снова сделался маленьким. Он упал и проклял тебя! Но ты крикнул ему в ухо одно имя – имя Балеки, твоей сестры, и он испустил дух. Пойдем домой, Мопо, пойдем домой, темнеет!
Мы встали и медленно направились к дому. Но я молчал, потому что мне было страшно, очень страшно, отец мой.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ МОПО
Теперь я должен рассказать вам, как скоро исполнилось предсказание Чеки о смерти моей матери и как она умерла.
На том месте лба, по которому мальчик Чека ударил ее палкой, образовалось глубокая язва. Ее невозможно было залечить. В этой язве образовался нарыв, он проникал все глубже, пока не дошел до мозга, тогда моя мать слегла и вскоре умерла. Я очень любил ее и горько плакал. Вид ее тела, холодного и окоченелого, приводил меня в ужас. Как громко я ее ни звал, она не отвечала мне.
Мать мою похоронили и скоро забыли о ней. Я один помнил ее, остальные все забыли, даже Балека забыла, она была еще слишком мала. Мой отец взял себе другую жену и вскоре успокоился.
С этих пор я почувствовал себя несчастным. Братья не любили меня за то, что я был умнее их, да и проворнее бегал. Они восстановили против меня отца и он стал дурно обращаться со мной.
Но Балека и я любили друг друга, мы оба чувствовали себя одинокими, она льнула ко мне, подобно тому, как вьющееся растение обвивается вокруг единственного дерева в пустыне, и, несмотря на свою молодость, я уже вывел следующее заключение: быть мудрым – значит быть сильным, потому что хотя убивает тот, у кого в руках ассегай, но сильнее тот, чей разум руководит битвой, а не тот, кто убивает.
Я заметил тоже, что колдуны и знахари внушали страх народу – их боялись до такой степени, что, будь они вооружены одной лишь палкой, десять человек, вооруженных копьями, обращались перед ними в бегство.
Ввиду этого я решил сделаться колдуном, так как только колдун может убить одним словом тех, кого он ненавидит. Я стал изучать медицину, приносил жертвы, постился в пустынном месте, одним словом, делал все то, о чем вы уже слыхали, и многому научился. В нашем волшебстве все же есть и знание – не все ложь. Вы сами могли в этом убедиться, отец мой, иначе не пришли бы ко мне и не спросили о ваших пропавших быках.
Время все шло вперед, мне минуло уже двадцать лет, и я стал взрослым человеком. Я превозмог все, чему мог научиться один, и присоединился к главному знахарю и колдуну нашего племени. Его звали Нама. Он был стар, видел только на один глаз и считался очень умным человеком. От него я научился некоторым тайнам нашей науки и приобрел не мало знаний, но он стал мне завидовать и подставил мне ловушку.
Случилось, что у богатого человека из соседнего племени пропала часть его скота. Он приехал к Наме, привез подарки и просил его выследить пропавший скот. Нама попробовал и не мог найти: зрение начинало изменять ему.
Тогда человек этот рассердился и потребовал возвращения подарков. Нама не хотел отдавать то, что ему уже было дано, и они обменялись крупными словами.
Тот объявил, что убьет Наму. Нама, в свою очередь, пригрозил околдовать его.
– Успокойтесь! – сказал я, боясь, что кровь будет пролита между ними.
– Подождите и дайте посмотреть, не скажет ли мне мой змей, где находится пропавший скот?
– Ты мальчишка, и больше ничего! – возразил хозяин скота. – Разве мальчику доступна такая мудрость?
– Это мы скоро увидим! – ответил я, забирая кости в руку Колдуны-кафры употребляют для колдовства суставы звериных костей и бросают их, как мы бросаем кости в игре.
.
– Оставь кости! – закричал Нама. – Мы не станем больше беспокоить наших змеев для этого собачьего сына!
– А я говорю, что он бросит кости! – возразил владелец скота. – Если ты станешь мешать, я этим ассегаем пропущу свет сквозь твое тело!
С этими словами он занес свое копье над головой Намы.
Тогда я поспешно приступил к делу и бросил кости. Владелец скота сидел передо мной на земле, и отвечал на мои вопросы. Вы сами знаете, отец мой, что иногда колдуны узнают, где находится потерянное. Их уши длинны, и подчас Элозий подсказывает им, как, например, на днях подсказал мне про ваш скот. И в этом случае мой змей выручил меня. Я ничего ровно не знал о скоте этого человека, но мой дух был со мной, и вскоре я увидел их всех и описал каждого из них; цвет, возраст, одним словом, все приметы.
Я мог сказать ему также, где они находятся и что один из волов упал в поток и лежит на спине, причем его передние ноги защемлены в раздвоенном корне дерева. Как мне подсказал дух, так я и передал этому человеку. Он остался очень доволен и сказал, что если мое зрение не обмануло меня и он найдет свой скот в указанном мною месте, подарки будут отобраны у Намы и переданы мне. Присутствующие вполне согласились с ним.
Нама сидел молча и злобно поглядывал на меня. Он знал, что я угадал верно, и очень сердился на меня. Дело казалось выгодное, стадо было большое, и если будет найдено там, где я указал, то все признают меня великим колдуном. Владелец скота объявил, что проведет ночь в нашем краале, а на рассвете пойдет со мною к указанному мною месту. Среди ночи я проснулся от ощущения тяжести на груди. Я попробовал вскочить, но почувствовал, как что-то холодное колет мне шею. Я снова откинулся, стараясь разглядеть, в чем дело. Дверь моего шалаша была открыта. Луна на небе спустилась уже низко и походила на огненный шар. Я мог разглядеть и через дверь. Лунный свет проникал в мой шалаш и упал на лицо Намыколдуна, который сидел передо мной, злобно посматривая на меня своим единственным глазом. В руках он держал нож. Вероятно, этот нож и уколол меня в шею.
– Ах ты, щенок! Я вижу, что вырастил тебя на свою погибель! – зашипел он мне на ухо. – Ты осмелился угадать то, чего я не угадал. Так-то? Прекрасно. Теперь я покажу тебе, как я расправляюсь с такими щенками, как ты. Начну с того, что проколю язык твой до самого корня, чтобы ты не мог болтать, потом разрежу тебя на куски, а утром скажу народу, что это сделали духи в наказанье за твою ложь. Затем отрежу тебе руки и ноги. Да, да, я сделаю тебя похожим на палку! Потом я… – И он начал вонзать нож в мое горло.
– Пощади меня! – закричал я. Нож делал мне больно, и я не на шутку перепугался. – Пощади! Я сделаю все, что хотите!
– Все сделаешь? – допрашивал старик, продолжая колоть меня ножом. – Ты встанешь сейчас же, пойдешь искать стадо этого негодяя, загонишь его в указанное мною место и спрячешь там! – При этом Нама назвал овраг, мало кому известный. – Если ты это сделаешь, я пощажу тебя и выделю трех быков. Если же ты откажешься исполнить мое требование или обманешь меня, клянусь духом моего отца, я найду способ покончить с тобою!
– Конечно, я все сделаю, – поспешно ответил я, – отчего ты не доверился раньше? Если бы я знал, что ты не хочешь отдавать скот, я не стал бы его выслеживать. Я поступил так, боясь, что ты лишишься обещанных подарков!
– Ну, ладно, ты еще не такой злодей, как я думал, – проворчал Нама, – вставай и исполняй мое приказание. Еще успеешь вернуться за два часа до рассвета!
Я встал, размышляя, не могу ли я сейчас же броситься на него. У меня в руках не было никакого оружия, а у него был нож, если бы мне и удалось убить его, меня обвинят в его смерти и мне самому не миновать ассегая. Но я придумал другой выход. Я решил отыскать скот в той долине, где выследил его, но не прогонять стадо в указанное колдуном место. Нет, нет, я прямо пригоню его в крааль и изобличу Наму перед моим отцом и всем народом. Увы! Я в то время был молод и не знал коварного сердца Намы. Недаром он был колдуном всю свою жизнь. О! Это был злой человек – хитрый, как шакал, свирепый, как лев. Он посадил меня как дерево, но намеревался подрезать корни. Теперь я вырос, и тень моя падала на него, поэтому он хотел меня вырвать с корнем. Я направился в угол моего шалаша. Нама все время зорко следил за мною. Я взял свое керри и маленький щит и вышел; луна ярко светила на небе. Пока я шел по нашему краалю, я старался скользить, как тень, но выйдя за ворота, пустился бегом, громко распевая песню, чтобы отогнать духов, отец мой.
В продолжении часа я быстро шел по долине, пока не дошел до склона холма, где начиналась заросль кустарников. Здесь было темно, и я стал петь еще громче.
Вскоре я убедился, что мой змей не обманул меня – вот и следы скота. Я бодро пошел дальше, пока не добрался до долинки, по которой с легким журчанием протекал ручеек. Следы скота выступали уже совершенно ясно. Теперь я дошел до пруда. У самого берега плавал утонувший бык с ногами, защемленными в раздвоенном корне. Все оказалось именно так, как я видел моими духовными очами.
Я сделал еще несколько шагов вперед и огляделся. Взор мой упал на что-то светлое – то был серый свет утренней зари, слабо блеснувший на рогах скота. Пока я всматривался, одно из животных захрапело, поднялось и стряхнуло с себя ночную росу. В тумане рассвета вол показался мне ростом с большого слона.
Я собрал в кучу и пересчитал всех животных – их было семнадцать, – и погнал их перед собою по узкой тропинке, ведущей к краалю. С каждой минутой становилось светлее, с минуты восхода солнца прошло уже более часа, когда я достиг того места, где мне следовало свернуть, если бы хотел спрятать окот, как приказал мне Нама! Но я вовсе не желал исполнить его приказания, «О нет! Я пригоню скот, – решил я про себя, – прямо в крааль и скажу всему народу, что Нама – вор!»
В эту минуту послышался шум. Я оглянулся и увидел на откосе холма приближающуюся толпу народа. Во главе их шел Нама. Рядом с ним я разглядел владельца скота. В полном недоумении я замер на месте. Дикари бросились ко мне с криками, размахивая палками и копьями.
– Вот он! – кричал Нама. – Вот он! Каков ловкий мальчик? Я вырастил его, а он покрывает срамом мою седую голову! Не прав ли я? Не говорил ли я, что он вор? Да! Да! Я знаю твои проделки, Мопо! Посмотрите, он хотел украсть скот! Он все время знал, где найти его, а теперь угоняет стадо и хочет спрятать его. Оно, конечно, пригодилось бы ему на покупку жены, не так ли, мой умный мальчик?
Старик стремительно бросился ко мне с поднятой палкой, за ним последовал владелец скота с громким злобным рычанием.
Я понял сразу, в чем дело, отец мой. В душе поднялась целая буря злобы, у меня закружилась голова, перед глазами заколыхалась как бы красная скатерть, казалось, она то опускалась, то опять поднималась. С этих пор я всегда видел ее перед глазами каждый раз, когда мне приходилось вступать в бой.
Я крикнул только одно слово – «Лжец!» и кинулся ему навстречу. Нама тоже приближался ко мне. Он ударил меня палкой, но мне удалось подставить под его удар мой маленький щит и вовремя отскочить. Я в свою очередь ударил его. О! Как я ударил его! Череп Намы встретился с моим керри, и Нама упал мертвый к моим ногам. Я снова зарычал, как зверь, и бросился на второго врага. Он метнул в меня копьем, но оно не попало в меня, и в следующую секунду я ударил его вторично. Он поднял свой щит, но я выбил его из рук моего противника, и щит полетел через его голову, а сам он упал без чувств. Остался ли он в живых или нет, не знаю, но, вероятно, что он остался жив.
Весь народ замер, я воспользовался этой минутой и обратился в бегство. Дикари кинулись за мной, бросая в меня камнями и стараясь поймать меня, но никто не мог сравняться со мной в быстроте бега. Я летел, как ветер, летел, как олень, которого собаки застигли во сне. Понемногу звук погони становился слабее, пока наконец мои преследователи окончательно не потеряли меня из виду, и я остался один.
МОПО ЕЩЕ РАЗ ПОСЕЩАЕТ СВОЙ КРААЛЬ
Задыхаясь, бросился я на траву и лежал некоторое время. Отдохнув немного, я встал и спрятался в высоком тростнике, окружавшем болото. Весь день я пролежал, раздумывая о случившемся. Что мне было делать? Теперь я напоминал шакала, не имеющего даже норы. Если я вернусь к своему племени, меня, без сомнения, убьют как вора и убийцу. Кровь моя будет пролита за кровь Намы-колдуна. А этого я вовсе не желал. В этуто тяжелую минуту я вспомнил Чеку – того мальчика, которому я много лет тому назад дал кружку воды. Я уже не раз слышал о нем. Его имя было известно в стране, его всюду повторяли, и деревья, и трава, казалось, шептали его.
Видение моей матери начинало осуществляться.
С помощью племени Умтетва он занял место своего отца Сенцангаконы, прогнал племя Амаквабе, теперь вел войну с Цвите, вождем племени Эндванде, и поклялся стереть его с лица земли.
1 2 3 4
. Ах, отец мой, Элозий ее был прав! Если бы женщина Унанда и ее сын умерли тут же, на лугу, в этот день, поля и сады моего племени не обратились бы в голые степи и кости моих единомышленников не валялись бы в большом овраге, там, около крааля Сетивайо.
Пока моя мать говорила, я стоял молча рядом с беломордой коровой и наблюдал за происходившим. Сестренка Балека громко плакала.
Мальчик, сын Унанды, взяв из моих рук ковш, не подал воды матери. Он сам выпил две трети, и я думаю, он выпил бы и все, если бы жажда его не была утолена. Затем он подал остаток воды матери, и она выпила ее. Тогда, взяв ковш из ее рук, мальчик выступил на несколько шагов вперед, держа ковш в одной руке, а в другой короткую палку.
– Как тебя зовут, мальчик? – спросил он меня тоном взрослого.
– Меня зовут Мопо! – ответил я.
– А как зовут ваше племя?
Я назвал ему наше племя – племя Лангени.
– Хорошо, Мопо, теперь я скажу тебе мое имя. Меня зовут Чека, я сын Сенцангаконы, и мое племя зовут Амузулусы. Я тебе скажу еще что-то. Теперь я маленький мальчик, и мое племя – маленькое племя, но придет время, когда я вырасту такой большой, что голова моя будет теряться в облаках, ты будешь смотреть вверх и не увидишь ее. Лицо мое ослепит тебя, оно будет сиять подобно солнцу, а племя мое возрастет одновременно со мной и, наконец, поглотит весь мир. Слушай меня! Когда я стану велик и мое племя со мной возвеличится, тогда я припомню, как однажды Лангени отказали дать мне с матерью ковш молока, чтобы утолить жажду. Ты видишь этот ковш. За каждую каплю, которую он может содержать, будет пролита кровь человека – кровь одного из ваших единоплеменников. Но за то, что ты, Мопо, дал мне воды, я пощажу тебя, одного тебя, Мопо, и возвеличу тебя. Ты разжиреешь в тени моей славы. Тебя одного я никогда не трону, как бы ты ни провинился передо мной
– клянусь тебе в этом. Но зато эта женщина, – и он указал, палкой на мою мать, – пусть торопится умереть, чтобы мне не пришлось заставить ее желать, смерти. Я сказал!
Мальчик заскрежетал зубами и погрозил нам палкой. Мать моя молча стояла в стороне, наконец, она не выдержала:
– Негодный лгунишка! Говорит, точно большой, неправда ли? Еще теленок, а ревет, как бык!
– Я научу его говорить иначе, мальчишка, злой прорицатель! – И, спустив Балеку на землю, она побежала к мальчику.
Чека стоял неподвижно, пока она не подошла совсем близко к нему, тогда он вдруг поднял палку и так сильно ударил ее по голове, что она тут же упала. Он захохотал, повернулся и ушел в сопровождении своей матери.
Это были первые слова Чеки, слышанные мною, отец мой. Они оказались пророческими и оправдались. Последние слова, слышанные мною, тоже были пророческими и, я думаю, тоже оправдаются. Они, впрочем, и теперь уже исполнились. Во-первых, он сказал, что племя зулусов возвысится. И что же, разве это не так? Во-вторых, он предсказал, как оно падет, – и оно падет. Разве белые люди не собираются уже теперь вокруг него близ Сетивайо, подобно тому, как коршуны собираются вокруг околевающего быка. Зулусы уже не те, что были прежде.
Да, да, слова его оправдаются, и голос мой – это голос племени уже осужденного.
Но об этих других словах Чеки я скажу в свое время.
Я подошел к своей матери. Она приподнялась с земли и села, закрыв лицо руками. Кровь из раны, нанесенной палкой Чеки, текла по ее рукам и падала на грудь.
Так она сидела долго, ребенок плакал, корова мычала, как бы прося подоить ее, а я все вытирал кровь, сочившуюся из раны, пучками сорванной травы. Наконец она отняла руки от лица и заговорила со мной.
– Мопо, сын мой, мне снился сон. Я видела мальчика Чеку, ударившего меня, он вырос и стал великаном. Он гордо выступал по долинам и горам, глаза его сверкали, как молния; и в руках он держал ассегай, обагренный кровью. Вот он захватывает одно племя за другим, он топчет ногами их краали. Перед ним все зелено, как летом, позади все черно, как будто огонь сжег траву. Я видела и наше племя, Мопо. Оно было многочисленно и здорово, мужчины храбры, девушки красивы, детей я считала сотнями. Я видела его еще раз, Мопо, – от него остались лишь кости, белые кости, тысячи костей, наваленных в кучу в каменистом овраге, а он, Чека, стоит над этими костями и хохочет так, что земля трясется. После этого, Мопо, в этом видении я увидела тебя взрослым человеком. Ты один остался в живых из всего нашего племени. Ты ползал за великаном Чекой, а за тобой шли другие, великие мужи царственной осанки. Ты ударил его небольшим копьем, он упал и снова сделался маленьким. Он упал и проклял тебя! Но ты крикнул ему в ухо одно имя – имя Балеки, твоей сестры, и он испустил дух. Пойдем домой, Мопо, пойдем домой, темнеет!
Мы встали и медленно направились к дому. Но я молчал, потому что мне было страшно, очень страшно, отец мой.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ МОПО
Теперь я должен рассказать вам, как скоро исполнилось предсказание Чеки о смерти моей матери и как она умерла.
На том месте лба, по которому мальчик Чека ударил ее палкой, образовалось глубокая язва. Ее невозможно было залечить. В этой язве образовался нарыв, он проникал все глубже, пока не дошел до мозга, тогда моя мать слегла и вскоре умерла. Я очень любил ее и горько плакал. Вид ее тела, холодного и окоченелого, приводил меня в ужас. Как громко я ее ни звал, она не отвечала мне.
Мать мою похоронили и скоро забыли о ней. Я один помнил ее, остальные все забыли, даже Балека забыла, она была еще слишком мала. Мой отец взял себе другую жену и вскоре успокоился.
С этих пор я почувствовал себя несчастным. Братья не любили меня за то, что я был умнее их, да и проворнее бегал. Они восстановили против меня отца и он стал дурно обращаться со мной.
Но Балека и я любили друг друга, мы оба чувствовали себя одинокими, она льнула ко мне, подобно тому, как вьющееся растение обвивается вокруг единственного дерева в пустыне, и, несмотря на свою молодость, я уже вывел следующее заключение: быть мудрым – значит быть сильным, потому что хотя убивает тот, у кого в руках ассегай, но сильнее тот, чей разум руководит битвой, а не тот, кто убивает.
Я заметил тоже, что колдуны и знахари внушали страх народу – их боялись до такой степени, что, будь они вооружены одной лишь палкой, десять человек, вооруженных копьями, обращались перед ними в бегство.
Ввиду этого я решил сделаться колдуном, так как только колдун может убить одним словом тех, кого он ненавидит. Я стал изучать медицину, приносил жертвы, постился в пустынном месте, одним словом, делал все то, о чем вы уже слыхали, и многому научился. В нашем волшебстве все же есть и знание – не все ложь. Вы сами могли в этом убедиться, отец мой, иначе не пришли бы ко мне и не спросили о ваших пропавших быках.
Время все шло вперед, мне минуло уже двадцать лет, и я стал взрослым человеком. Я превозмог все, чему мог научиться один, и присоединился к главному знахарю и колдуну нашего племени. Его звали Нама. Он был стар, видел только на один глаз и считался очень умным человеком. От него я научился некоторым тайнам нашей науки и приобрел не мало знаний, но он стал мне завидовать и подставил мне ловушку.
Случилось, что у богатого человека из соседнего племени пропала часть его скота. Он приехал к Наме, привез подарки и просил его выследить пропавший скот. Нама попробовал и не мог найти: зрение начинало изменять ему.
Тогда человек этот рассердился и потребовал возвращения подарков. Нама не хотел отдавать то, что ему уже было дано, и они обменялись крупными словами.
Тот объявил, что убьет Наму. Нама, в свою очередь, пригрозил околдовать его.
– Успокойтесь! – сказал я, боясь, что кровь будет пролита между ними.
– Подождите и дайте посмотреть, не скажет ли мне мой змей, где находится пропавший скот?
– Ты мальчишка, и больше ничего! – возразил хозяин скота. – Разве мальчику доступна такая мудрость?
– Это мы скоро увидим! – ответил я, забирая кости в руку Колдуны-кафры употребляют для колдовства суставы звериных костей и бросают их, как мы бросаем кости в игре.
.
– Оставь кости! – закричал Нама. – Мы не станем больше беспокоить наших змеев для этого собачьего сына!
– А я говорю, что он бросит кости! – возразил владелец скота. – Если ты станешь мешать, я этим ассегаем пропущу свет сквозь твое тело!
С этими словами он занес свое копье над головой Намы.
Тогда я поспешно приступил к делу и бросил кости. Владелец скота сидел передо мной на земле, и отвечал на мои вопросы. Вы сами знаете, отец мой, что иногда колдуны узнают, где находится потерянное. Их уши длинны, и подчас Элозий подсказывает им, как, например, на днях подсказал мне про ваш скот. И в этом случае мой змей выручил меня. Я ничего ровно не знал о скоте этого человека, но мой дух был со мной, и вскоре я увидел их всех и описал каждого из них; цвет, возраст, одним словом, все приметы.
Я мог сказать ему также, где они находятся и что один из волов упал в поток и лежит на спине, причем его передние ноги защемлены в раздвоенном корне дерева. Как мне подсказал дух, так я и передал этому человеку. Он остался очень доволен и сказал, что если мое зрение не обмануло меня и он найдет свой скот в указанном мною месте, подарки будут отобраны у Намы и переданы мне. Присутствующие вполне согласились с ним.
Нама сидел молча и злобно поглядывал на меня. Он знал, что я угадал верно, и очень сердился на меня. Дело казалось выгодное, стадо было большое, и если будет найдено там, где я указал, то все признают меня великим колдуном. Владелец скота объявил, что проведет ночь в нашем краале, а на рассвете пойдет со мною к указанному мною месту. Среди ночи я проснулся от ощущения тяжести на груди. Я попробовал вскочить, но почувствовал, как что-то холодное колет мне шею. Я снова откинулся, стараясь разглядеть, в чем дело. Дверь моего шалаша была открыта. Луна на небе спустилась уже низко и походила на огненный шар. Я мог разглядеть и через дверь. Лунный свет проникал в мой шалаш и упал на лицо Намыколдуна, который сидел передо мной, злобно посматривая на меня своим единственным глазом. В руках он держал нож. Вероятно, этот нож и уколол меня в шею.
– Ах ты, щенок! Я вижу, что вырастил тебя на свою погибель! – зашипел он мне на ухо. – Ты осмелился угадать то, чего я не угадал. Так-то? Прекрасно. Теперь я покажу тебе, как я расправляюсь с такими щенками, как ты. Начну с того, что проколю язык твой до самого корня, чтобы ты не мог болтать, потом разрежу тебя на куски, а утром скажу народу, что это сделали духи в наказанье за твою ложь. Затем отрежу тебе руки и ноги. Да, да, я сделаю тебя похожим на палку! Потом я… – И он начал вонзать нож в мое горло.
– Пощади меня! – закричал я. Нож делал мне больно, и я не на шутку перепугался. – Пощади! Я сделаю все, что хотите!
– Все сделаешь? – допрашивал старик, продолжая колоть меня ножом. – Ты встанешь сейчас же, пойдешь искать стадо этого негодяя, загонишь его в указанное мною место и спрячешь там! – При этом Нама назвал овраг, мало кому известный. – Если ты это сделаешь, я пощажу тебя и выделю трех быков. Если же ты откажешься исполнить мое требование или обманешь меня, клянусь духом моего отца, я найду способ покончить с тобою!
– Конечно, я все сделаю, – поспешно ответил я, – отчего ты не доверился раньше? Если бы я знал, что ты не хочешь отдавать скот, я не стал бы его выслеживать. Я поступил так, боясь, что ты лишишься обещанных подарков!
– Ну, ладно, ты еще не такой злодей, как я думал, – проворчал Нама, – вставай и исполняй мое приказание. Еще успеешь вернуться за два часа до рассвета!
Я встал, размышляя, не могу ли я сейчас же броситься на него. У меня в руках не было никакого оружия, а у него был нож, если бы мне и удалось убить его, меня обвинят в его смерти и мне самому не миновать ассегая. Но я придумал другой выход. Я решил отыскать скот в той долине, где выследил его, но не прогонять стадо в указанное колдуном место. Нет, нет, я прямо пригоню его в крааль и изобличу Наму перед моим отцом и всем народом. Увы! Я в то время был молод и не знал коварного сердца Намы. Недаром он был колдуном всю свою жизнь. О! Это был злой человек – хитрый, как шакал, свирепый, как лев. Он посадил меня как дерево, но намеревался подрезать корни. Теперь я вырос, и тень моя падала на него, поэтому он хотел меня вырвать с корнем. Я направился в угол моего шалаша. Нама все время зорко следил за мною. Я взял свое керри и маленький щит и вышел; луна ярко светила на небе. Пока я шел по нашему краалю, я старался скользить, как тень, но выйдя за ворота, пустился бегом, громко распевая песню, чтобы отогнать духов, отец мой.
В продолжении часа я быстро шел по долине, пока не дошел до склона холма, где начиналась заросль кустарников. Здесь было темно, и я стал петь еще громче.
Вскоре я убедился, что мой змей не обманул меня – вот и следы скота. Я бодро пошел дальше, пока не добрался до долинки, по которой с легким журчанием протекал ручеек. Следы скота выступали уже совершенно ясно. Теперь я дошел до пруда. У самого берега плавал утонувший бык с ногами, защемленными в раздвоенном корне. Все оказалось именно так, как я видел моими духовными очами.
Я сделал еще несколько шагов вперед и огляделся. Взор мой упал на что-то светлое – то был серый свет утренней зари, слабо блеснувший на рогах скота. Пока я всматривался, одно из животных захрапело, поднялось и стряхнуло с себя ночную росу. В тумане рассвета вол показался мне ростом с большого слона.
Я собрал в кучу и пересчитал всех животных – их было семнадцать, – и погнал их перед собою по узкой тропинке, ведущей к краалю. С каждой минутой становилось светлее, с минуты восхода солнца прошло уже более часа, когда я достиг того места, где мне следовало свернуть, если бы хотел спрятать окот, как приказал мне Нама! Но я вовсе не желал исполнить его приказания, «О нет! Я пригоню скот, – решил я про себя, – прямо в крааль и скажу всему народу, что Нама – вор!»
В эту минуту послышался шум. Я оглянулся и увидел на откосе холма приближающуюся толпу народа. Во главе их шел Нама. Рядом с ним я разглядел владельца скота. В полном недоумении я замер на месте. Дикари бросились ко мне с криками, размахивая палками и копьями.
– Вот он! – кричал Нама. – Вот он! Каков ловкий мальчик? Я вырастил его, а он покрывает срамом мою седую голову! Не прав ли я? Не говорил ли я, что он вор? Да! Да! Я знаю твои проделки, Мопо! Посмотрите, он хотел украсть скот! Он все время знал, где найти его, а теперь угоняет стадо и хочет спрятать его. Оно, конечно, пригодилось бы ему на покупку жены, не так ли, мой умный мальчик?
Старик стремительно бросился ко мне с поднятой палкой, за ним последовал владелец скота с громким злобным рычанием.
Я понял сразу, в чем дело, отец мой. В душе поднялась целая буря злобы, у меня закружилась голова, перед глазами заколыхалась как бы красная скатерть, казалось, она то опускалась, то опять поднималась. С этих пор я всегда видел ее перед глазами каждый раз, когда мне приходилось вступать в бой.
Я крикнул только одно слово – «Лжец!» и кинулся ему навстречу. Нама тоже приближался ко мне. Он ударил меня палкой, но мне удалось подставить под его удар мой маленький щит и вовремя отскочить. Я в свою очередь ударил его. О! Как я ударил его! Череп Намы встретился с моим керри, и Нама упал мертвый к моим ногам. Я снова зарычал, как зверь, и бросился на второго врага. Он метнул в меня копьем, но оно не попало в меня, и в следующую секунду я ударил его вторично. Он поднял свой щит, но я выбил его из рук моего противника, и щит полетел через его голову, а сам он упал без чувств. Остался ли он в живых или нет, не знаю, но, вероятно, что он остался жив.
Весь народ замер, я воспользовался этой минутой и обратился в бегство. Дикари кинулись за мной, бросая в меня камнями и стараясь поймать меня, но никто не мог сравняться со мной в быстроте бега. Я летел, как ветер, летел, как олень, которого собаки застигли во сне. Понемногу звук погони становился слабее, пока наконец мои преследователи окончательно не потеряли меня из виду, и я остался один.
МОПО ЕЩЕ РАЗ ПОСЕЩАЕТ СВОЙ КРААЛЬ
Задыхаясь, бросился я на траву и лежал некоторое время. Отдохнув немного, я встал и спрятался в высоком тростнике, окружавшем болото. Весь день я пролежал, раздумывая о случившемся. Что мне было делать? Теперь я напоминал шакала, не имеющего даже норы. Если я вернусь к своему племени, меня, без сомнения, убьют как вора и убийцу. Кровь моя будет пролита за кровь Намы-колдуна. А этого я вовсе не желал. В этуто тяжелую минуту я вспомнил Чеку – того мальчика, которому я много лет тому назад дал кружку воды. Я уже не раз слышал о нем. Его имя было известно в стране, его всюду повторяли, и деревья, и трава, казалось, шептали его.
Видение моей матери начинало осуществляться.
С помощью племени Умтетва он занял место своего отца Сенцангаконы, прогнал племя Амаквабе, теперь вел войну с Цвите, вождем племени Эндванде, и поклялся стереть его с лица земли.
1 2 3 4