Однако мы все же добрались до зарослей и в сером свете наступающего утра медленно и бесшумно вошли в их гущу. Под деревьями было еще темно, ибо солнце не поднялось, а потому мы двигались очень осторожно, все время опасаясь набрести на львицу, облизывающую кости бедного Джим-Джима. Но львицы мы не увидели и не нашли даже фаланга пальца Джим-Джима. Здесь ее не было.
Продираясь сквозь кустарник, мы обыскали, казалось бы, все подходящие участки, но с тем же результатом.
– Видно, она унесла его, – сказал я с грустью. – Так или иначе, Джим-Джим уже мертв и помочь ему мы не можем, да смилуется над нами Господь. Что теперь делать?
– Думаю, нам следует умыться в каменной чаше, а потом вернуться и поесть. Я весь перемазался, – сказал Гарри.
Это было практичное, хотя и несколько бездушное предложение. Во всяком случае, мне показалось бездушным говорить о купании, когда беднягу Джим-Джима только что съели. Однако я не поддался своим чувствам, и мы отправились к чудному местечку, которое я уже описал. Я первый достиг его, спустившись по заросшему папоротником берегу. И тут же с воплем кинулся назад, потому что у самых моих ног раздалось грозное рычание.
Оказывается, я спрыгнул чуть ли не на спину львицы, которая спала на глыбе, где мы обычно сушились после купания. Не успел я опомниться и прицелиться, как львица с сердитым рыком перемахнула через бассейн с хрустальной водой и исчезла на противоположном берегу. Все это произошло в одно мгновение, с быстротой молнии.
Она спала на гранитной глыбе. Боже мой, что лежало рядом на залитой кровью скале! Красноватые останки бедного Джим-Джима!
– Ой, папа, папа! – закричал Гарри. – Погляди на воду!
Я посмотрел. В центре чарующей, спокойной заводи плавала голова Джим-Джима. Львица откусила ее, и она по наклонной скале скатилась в воду.

ДЖИМ-ДЖИМ ОТОМЩЕН

Мы, конечно, больше не купались в нашем бассейне. Я даже не мог взглянуть на мирный, красивый водоем с каймой из папоротников, покачивающихся на ветру, чтобы не вспомнить эту страшную голову, которую мы долго не могли выловить из воды.
Бедный Джим-Джим! Мы похоронили то, что осталось от него, а осталось немного, в старом мешке из-под хлеба. При жизни он не блистал добродетелями, но теперь, когда его не стало, мы готовы были его оплакивать. Гарри даже разрыдался. Фараон страшно ругался по-зулусски, а я молча поклялся, что не пройдет и двух дней, как я впущу дневной свет в брюхо львицы.
Ну, вот мы и погребли Джим-Джима в мешке из-под хлеба (с которым я, впрочем, расстался не без сожаления, потому что другого у нас не было). Львы больше не потревожат его, а вот гиены могут, если только решат, что ради этих останков стоит разрывать землю. Впрочем, он на это уже не рассердится. Так кончается повествование о Джим-Джиме.
Теперь осталось решить, как настигнуть его убийцу. Я подозревал, что львица вернется, как только вновь проголодается, но не знал, когда именно ей захочется есть. Она так мало оставила от Джим-Джима, что я не ожидал ее увидеть до следующей ночи, если только у нее нет львят. Однако было бы глупо проворонить ее возвращение, и мы занялись приготовлениями к приему. Прежде всего мы укрепили скерм, для чего натаскали колючих кустов, соединили их кронами и уложили колючками наружу. После печального опыта с Джим-Джимом эта предосторожность казалась нам необходимой; как говорят кафры, второй козел может пройти там, где прошел первый, а мы имели дело с таким энергичным и сильным зверем, как лев! Но как побудить львицу вернуться? Львы обладают поразительной способностью появляться как раз тогда, когда их меньше всего хотят видеть, и тщательно избегают человека, если он стремится к встрече с ними. Разумеется, если Джим-Джим пришелся ей по вкусу, она могла вернуться за другой такой же поживой, но полной уверенности в этом не было.
Гарри, который, как я уже говорил, отличался крайней практичностью, предложил, чтобы Фараон при свете луны вышел из лагеря и уселся за оградой в качестве своего рода приманки. При этом он уверял зулуса, что тому нечего бояться: мы успеем прикончить львицу раньше, чем она прикончит его. Однако, к удивлению Гарри, Фараон отнесся к этому предложению холодно. Он даже обиделся и отошел в сторону.
Тем не менее слова мальчика навели меня на одну мысль.
– Клянусь Юпитером! – сказал я. – Есть ведь больной вол! Раньше или позже, он все равно издохнет, так почему бы нам не использовать его?
Ярдах в тридцати слева от нашего скерма (если повернуться лицом к реке) торчал пень – остаток дерева, разбитого молнией много лет назад. За ним шагах в пятнадцати виднелись две группы кустов. Мне казалось, что лучше всего привязать вола к пню. Незадолго до захода солнца Фараон отвел к нему больное животное. Бедная тварь не знала, зачем это сделали. Началось длительное ожидание; костра мы не зажигали, поскольку хотели привлечь львицу, а не отпугнуть.
Тянулся час за часом, и, чтобы не уснуть, мы щипали друг друга (примечательно, кстати, сколь велико расхождение во мнениях о силе подходящего к случаю щипка между щиплющим и щипаемым). Однако львица не появлялась.
Наконец луна зашла, и тьма поглотила мир, как говорят кафры, но ни один лев не приблизился, чтобы пожрать нас. Мы ждали, не решаясь сомкнуть глаза, и только с рассветом, полные горечи, позволили себе немного отдохнуть.
Утром мы отправились на охоту – не потому, что нам хотелось, для этого мы чувствовали себя слишком подавленными и усталыми, просто у нас кончилось мясо.
Часа три, если не больше, мы бродили под палящими лучами солнца в поисках добычи, но без результата. По неведомым причинам дичь в этой местности перевелась, хотя двумя годами раньше, когда я побывал здесь, крупных животных, за исключением слонов и носорогов, была тьма. Теперь тут водились только львы, притом во множестве, и я думаю, что они стали такими свирепыми именно потому, что дичь, которой они обычно питаются, куда-то откочевала. Как правило, лев, если его не беспокоить, довольно мирный зверь, но голодный лев опасен почти так же, как голодный человек. Я слышал самые разноречивые суждения о смелости или трусости льва, но мой опыт показывает, что, в сущности, все зависит от состояния его желудка. Голодный лев не останавливается ни перед чем, а сытого легко обратить в бегство.
Ну так вот, мы шли и шли, но не видели решительно ничего, даже антилопы дукер. Вконец усталые и раздраженные, мы перевалили через гребень крутого холма, направляясь обратно к лагерю. Тут я застыл на месте, потому что ярдах в шестистах от меня показался самец благородной антилопы куду. Его прекрасные, изогнутые рога четко выделялись на фоне голубого неба. Как вы знаете, у меня зоркий глаз, и даже на таком расстоянии я отчетливо различал белые полосы на его боку, освещенные солнцем, и большие заостренные уши, которые шевелились, отгоняя мух.
Что ж, прекрасно; но как до него добраться? Нелепо рисковать выстрелом с такой дистанции. В то же время при подобном рельефе местности преследовать дичь, да еще с наветренной стороны, бесполезно. Я решил, что единственный шанс – сделать крюк в милю или около того и подкрасться к куду с другого бока. Я подозвал Гарри и объяснил ему, что нужно делать. Но тут куду избавил нас от трудов, со скоростью ракеты ринувшись вниз по склону. Не знаю, что его напугало, но только не мы. Быть может, внезапно появились гиены или леопард – в тех местах леопардов называют тиграми. Так или иначе, куду бросился вскачь. Клянусь, что никогда не видел такой быстроногой антилопы. Я забыл о Гарри и выразился довольно крепкого, право же, в тех условиях это было извинительно, тем более что Гарри увлеченно следил за скачками прекрасного животного. Вскоре оно исчезло за кустами, потом показалось снова шагах в пятистах от нас и продолжало мчаться уже по сравнительно ровному месту, усеянному камнями. Куду преодолевал препятствия огромными прыжками, смотреть на них было одно удовольствие. Вот я и наслаждался этим зрелищем, но, повернувшись к Гарри, с удивлением увидел, что он вскинул винтовку к плечу.
– Ах ты молодой осел! – воскликнул я. – Неужели ты надеешься… Как раз в этот миг винтовка выпалила.
И тут случилось чудо, какого я не видывал за всю свою охотничью жизнь. Куду в тот момент парил в воздухе. Он перелетал через кучу камней, поджав под себя все четыре ноги. Вдруг ноги его распрямились, он встал на них, но тут же они подломились под тяжестью его тела. Благородное животное упало на землю головой вперед. На мгновение показалось, что оно стоит на рогах, задрав тонкие ноги высоко в воздух. Затем куду перевернулся и затих.
– Силы небесные! – воскликнул я. – Да ты попал в него! Он мертв.
Гарри молчал и вообще выглядел перепуганным. И немудрено. Никогда я не видал такого невероятного, сногсшибательного везения. Взрослый мужчина, не говоря уже о мальчишке, мог сделать хоть тысячу таких выстрелов и ни разу не попасть в цель. Напомню вам, что цель эта скакала и перепрыгивала через камни в добрых пятидесяти ярдах от нас. И вот мой мальчик случайным выстрелом, даже не подняв прицельную рамку и лишь инстинктивно учтя скорость животного и угол прицеливания, уложил антилопу. Она мертва, как дверной гвоздь.
Я ничего больше не сказал, – момент был слишком торжественным Для слов, – я просто отправился к тому месту, где лежал куду. Там я и нашел его, прекрасного и неподвижного. Примерно в середине шеи виднелась круглая дырочка с ровными краями. Пуля пробила спинной мозг и, пройдя позвоночник насквозь, вышла с другой стороны.
Уже наступил вечер, когда, вырезав из туши лучшие куски, которые можно было унести на себе, мы привязали к рогам (длина их достигала, кстати, пяти футов) красный носовой платок и несколько пучков травы, чтобы отпугнуть шакалов и стервятников, и повернули к лагерю.
Нас встретил Фараон, уже начавший тревожиться из-за нашего долгого отсутствия. Он поспешил нас «обрадовать», сообщив, что заболел еще один вол. Но даже это страшное известие не огорчило Гарри; невероятно, но в глубине души он приписывал смерть куду своему искусству. Мальчик стрелял неплохо, но подобное утверждение было сущей нелепостью. Я так и сказал ему.
Мы поужинали бифштексами из мяса куду (они были бы нежнее, будь самец помоложе) и начали готовиться к приему убийцы Джим-Джима.
Мы решили снова использовать в качестве приманки несчастного больного вола, который и без того уже чуть не протянул ноги, во всяком случае, едва на них стоял. Фараон рассказал, что после полудня вол кружился, как всегда делают больные животные в последней стадии пироплазмоза. Сейчас он стоял с опущенной головой и качался из стороны в сторону. Мы привязали его к тому же пню, что и накануне. Если львица не убьет его, он все равно к утру будет мертв. Я даже боялся, что он испустит дух раньше и не сможет служить приманкой. Ведь у льва нрав спортсмена, и он, если не слишком голоден, предпочитает сам убивать животное, которым намерен пообедать. Впрочем, потом он не раз возвращается к этой туше.
Мы сделали все так же, как прошлой ночью, и просидели много часов. Один Гарри крепко спал. У меня, хоть я и привык к такого рода бдениям, тоже слипались глаза. Я совсем было задремал, когда Фараон толкнул меня в бок.
– Слушай! – прошептал он.
Я мгновенно очнулся и начал внимательно прислушиваться. Со стороны кустарника, справа от разбитого молнией дерева, к которому был привязан больной вол, донесся легкий треск. Вскоре он повторился. Там кто-то двигался, тихо и почти незаметно, но в напряженной тишине ночи любой звук казался громким.
Я разбудил Гарри. Он вскочил и с криком: «Где она, где она?» стал прицеливаться из винтовки. Не знаю, как львица, а мы с Фараоном и волы подвергались при этом непосредственной опасности.
– Тихо! – с яростью прошептал я.
В этот момент раздался ужасный, низкий рык и от группы кустов справа мелькнула как бы вспышка желтого света и перебросилась к кустам слева. Несчастный больной вол испустил стон и затопотал на месте, весь дрожа. Он хорошо был нам виден при луне – она светила теперь очень ярко. Мне стало невыразимо стыдно за то, что я обрек бедное животное на такие муки, а в том, что оно их испытывало, не могло быть никакого сомнения.
Львица – это была она – пронеслась так быстро, что мы не успели не то что выстрелить, а даже разглядеть ее толком. Вообще ночью пытаться стрелять бесполезно, если только цель не находится близко и не сохраняет неподвижность. Лунное освещение столь неверно и мушку так трудно разглядеть, что у самого лучшего стрелка больше шансов промахнуться, чем попасть.
– Она сейчас вернется, – сказал я. – Глядите в оба, но, ради Бога, не стреляйте без моей команды.
Не успел я произнести эти слова, как она вернулась и опять пронеслась мимо вола, не тронув его.
– Что это она? – прошептал Гарри.
– Вероятно, играет с ним, как кошка с мышкой. Сейчас она его убьет.
Только я это сказал, как львица снова выскочила из кустарника и на этот раз перепрыгнула через дрожавшего обреченного вола. Великолепное зрелище! Освещенная ярким светом луны, львица пронеслась прямо над ним, словно ее специально этому обучали.
– Может, она убежала из цирка? – прошептал Гарри. – Здорово прыгает!
Я не ответил, но про себя подумал, что если это и так, то юному господину Гарри представление доставляет не слишком большое удовольствие. Во всяком случае, у него чуть слышно стучали зубы.
Затем наступила длительная пауза, и я уже решил, что львица совсем ушла, но вдруг она появилась вновь, одним прыжком вскочила на спину вола и нанесла ему сильный удар лапой.
Вол упал и лежал на земле, слегка подрыгивая ногами, а львица наклонила свирепую голову и, заворчав от удовольствия, впилась длинными белыми зубами в горло умирающего животного. Когда зверь поднял морду, она была окровавлена. Львица стояла, искоса поглядывая на нас, лизала растерзанную тушу и издавала звуки, похожие на мурлыканье.
– Теперь наш черед, – сказал я. – Стреляем разом.
Я целился как можно тщательнее, но Гарри, не дождавшись команды, выстрелил, и это, естественно, заставило меня поторопиться.
Когда дым рассеялся, я с восторгом увидел, что львица катается по земле за тушей вола. К сожалению, туша прикрывала ее, и мы не смогли прикончить зверя новыми выстрелами.
– Она готова! Конец желтой дьяволице! – радостно завопил Фараон.
В тот же миг львица, поднявшись судорожным рывком, не то перекатилась, не то прыгнула в густой кустарник справа. Я выстрелил ей вслед, но, кажется, безуспешно. Во всяком случае, она благополучно укрылась в кустарнике и там принялась издавать дьявольские звуки, каких я никогда прежде не слыхал. Она то выла и стонала от боли, то рычала так, что все сотрясалось вокруг.
– Что ж, – сказал я, – придется оставить ее в покое, пусть себе рычит.
Преследовать ее ночью в кустарнике было бы безумием.
В это мгновение, к моему удивлению и тревоге, со стороны реки послышался ответный рев, а затем еще один, прямо у кустов. Клянусь, тут были еще львы! Раненая львица стала вопить громче, верно, звала их на помощь. Как бы то ни было, они явились, и даже очень > скоро; уже минут через пять мы увидели сквозь колючую изгородь великолепного льва, направлявшегося к нам через заросли травы тамбоуки Тамбоуки – сорго (африкаанс).

, которые ночью были удивительно похожи на поле зреющей кукурузы. Он приближался большими прыжками – величественное зрелище! Ярдах в пятидесяти от нас, на открытом пространстве, он остановился и заревел. Заревела и львица. Затем рев раздался с третьей стороны, и на сцену царственной поступью вышел еще один, большой черногривый, лев. Он присоединился к своим! товарищам – и тут я перечувствовал все, что испытал бедный вол.
– Слушай, Гарри, – прошептал я, – ни в коем случае не стреляй, слишком большой риск. Может быть, они оставят нас в покое.
Ну так вот, оба льва направились к кустарнику, где раненая львица прямо надрывалась от рева, а затем все трое принялись реветь и покашливать. Вскоре, однако, львица замолкла, а львы вышли из кустарника. Впереди – черногривый, вероятно, в качестве разведчика. Он направился к тому месту, где лежала туша вола, и понюхал ее.
– Ох, какая мишень, – прошептал Гарри, дрожа от волнения.
– Да, – сказал я, – но не стреляй. А не то они вдвоем навалятся на нас.
Гарри промолчал. То ли юности вообще присуща импульсивность, то ли волнение окончательно лишило Гарри душевного равновесия, то ли, наконец, его просто обуяли бесшабашность и озорство – не знаю, мне так и не удалось получить от него вразумительного объяснения. Остается фактом, что без предупреждения, без единого слова, полностью пренебрегая моими предостережениями, Гарри поднял ружье «уэстли ричардс» и выпалил в черногривого льва. И главное, ранил его в бок. Лев испустил ужасающий рев. Он стал оглядываться, продолжая рычать от боли в ране.
1 2 3 4