«Амфора»
«Жили-были. Русские инородные сказки – 7»: Амфора; Санкт-Петербург; 2009
ISBN 978-5-367-00925-5
Аннотация
Это уже седьмой по счету сборник «Русских инородных сказок», которые на протяжении многих лет составляет Макс Фрай. Многие авторы, когда-то дебютировавшие в «Русских инородных сказках», уже хорошо известны читателям. Но каждый год появляются новые имена – а значит, читателей ждут новые открытия и, самое главное, новые увлекательные истории.
Жили-были. Русские инородные сказки-7
Жили
Нина Хеймец
Башни
Ты не приедешь. Я хожу по городу и представляю себе, как мы будем идти здесь вдвоем, по этим улицам. У меня все готово.
Лея поворачивает ключ на два оборота. Ценных экспонатов в мастерской нет, но директор распорядился, чтобы ночью все двери в музее были заперты. Лея уходит с работы одной из последних. Она всегда задерживается на площадке между вторым и третьим этажами. Там висят две фотографии, в высоту человеческого роста. На фотографиях – башни. Одна из них выглядит как раковина гигантской улитки. Другая, с конусовидной крышей, напоминает вытянутую вверх шестеренку. Вокруг – пустыня. У подножия одного из сооружений стоит человек в белой рубашке. Лицо человека разглядеть невозможно. Рядом с башней он кажется крошечным. Пустыня на снимках выглядит огромной заброшенной стройплощадкой. Лея пытается представить себе лицо человека в белой рубашке. Ей это не удается. Она представляет себе лицо, видит его черты крупным планом. Но у нее не получается совместить его с фигуркой у башни. «Ты сделан из песка, – говорит она человеку на снимке. – Если подойти к тебе поближе, то сразу станет видно, что из твоих глаз и рта сыплется сухой песок». Снимки немного размыты – как будто фотограф находился далеко от объекта. Лишь этот изъян изображения доказывает, что башни действительно существуют. Или – существовали. В здании музея не осталось посетителей, из сотрудников – лишь сторож на первом этаже. Лею никто не тревожит.
Она спускается по лестнице. В коридорах уже полутемно. Сейчас она попрощается с Шимоном, их сторожем, и пойдет домой. Но сторожа на месте не оказывается. Из комнаты охраны к ней выходит женщина. Лея никогда раньше ее не встречала.
– Добрый вечер. Меня зовут Дина, – говорит женщина. – Шимон уехал в гости к сыну. Вернется через несколько дней. А я вот вместо него.
– Добрый вечер, – отвечает Лея.
– Вообще-то я уже на пенсии, но, когда надо кого-нибудь заменить, директор охранной фирмы обращается ко мне. Он знает, что уж на меня-то можно положиться. Я обычно в тихих местах сижу. В библиотеках, в музеях.
Дина одета в пестрое трикотажное платье, но Лея почему-то представляет себе, как Дина сидит в униформе охранной фирмы, в каком-то незнакомом здании. Это библиотека. Широкие окна читального зала закрыты жалюзи, но в помещение все равно проникает солнечный свет. На поясе у Дины пистолетная кобура. Наверное, пустая. На столе стоит термос с отломанной ручкой. Дина здоровается с посетителями. Потом Лея представляет себе большую лохматую собаку. Она сидит рядом с Диной. Лея спохватывается: «Откуда взялась в библиотеке собака?» Она говорит:
– Я тоже на пенсии. Директор музея попросил меня пока не уходить.
– Вы искусствовед? – спрашивает Дина.
– Нет, я портниха. Однажды, лет двадцать тому назад, ко мне пришла новая заказчица. Она руководила студией восточного танца, и им понадобились костюмы. И так получилось, что на их выступление пришел посмотреть директор этого музея. Наряды танцовщиц ему очень понравились, и он предложил мне здесь работать.
Лее кажется, будто она слышит себя со стороны.
– Хотите, я покажу вам свою мастерскую?
Они поднимаются на третий этаж. Лея открывает дверь.
На длинном столе разложены куски тканей – черные и белые. В пластиковых ящичках – разноцветные нитки, бусины и продырявленные монеты. Вдоль стен стоят манекены. На них – вышитые накидки из верблюжьей шерсти, черные льняные платья, затейливо скрученные чалмы, узорные пояса.
– Вы реставрируете костюмы? – спрашивает Дина.
– Я, бывает, их и сама шью, – говорит Лея. – Вот недавно была у нас выставка – свадебная церемония у берберов. И, представьте себе, все нашлось в запасниках: одежда для жениха, родителей и гостей, украшения, посуда, даже детские нарядные костюмы нашлись. А для невесты – нет ничего. Все на месте, а невесты – нет. Вы представляете себе такую свадьбу? Пришлось мне самой делать невесту, шить для нее свадебное платье. Но это – наш музейный секрет.
– Я никому не расскажу, – обещает Дина. Она обходит комнату, разглядывая костюмы. На одном из манекенов ничего не надето. На плече у него висит сумочка. Все ткани в мастерской из льна и шерсти, но сумочка – из черного бархата. На сумочке вышивка: по реке плывет кораблик под белым парусом. По набережной прогуливаются люди.
– Эта вещь не похожа на все остальные, – говорит Дина, – она будто по ошибке здесь оказалась.
– Это не для музея, – отвечает Лея. – Я сделала эту сумочку для одной своей знакомой. Она скоро ко мне приедет. Мы очень давно не виделись. Приедет – ее будет ждать подарок.
Лея выходит на улицу. Она всегда возвращается с работы пешком. Организм нуждается в умеренной нагрузке, это ясно и без врачей. Прошел дождь; мокрые мостовые отражают свет фонарей и огни светофоров. На застекленных верандах кафе люди улыбаются друг другу. Все это притягивает к себе взгляд, отвлекая внимание от несоответствий, проявляющихся в темное время суток. Лишенные цвета кипарисы напоминают готические колокольни; с ними соседствуют огромные фикусы. Сплетение их ветвей хаотично, они тянутся к ней поверх каменных изгородей, словно она Заклинательница змей на картине Руссо. Жесткие листья едва не касаются ее волос. Лея поднимает воротник пальто.
На следующий день у Леи много работы. Скоро откроется новая выставка. Лея готовит для нее нарядные платья. Кончики пальцев огрубели и не чувствительны к случайным уколам. Вышитые на ткани ромбы дают отпор пристальным взглядам. Звезды развеивают опрометчивые пожелания по восьми ветрам. Рыбы приносят удачу.
Мы, наверное, никогда не увидимся. Я всегда буду приходить к тебе, а ты всегда будешь мне улыбаться, и я буду нести в себе эту улыбку.
Потому что, когда тебе было плохо, я не могла сделать тебя счастливой, а когда ты была счастлива, то это не могло быть из-за меня.
Иголка с трудом одолевает сложенный в несколько слоев лен. Лея нанизывает на нитки стеклянные бусины и кусочки красных кораллов. Стежки должны быть одинаковой высоты – ниточка к ниточке.
Вечером, перед тем как уйти, Лея подходит к столу Дины и протягивает ей небольшой сверток. Дина разворачивает бумагу. В свертке – черная бархатная сумочка. Та самая. Шелковые нитки вышивки поблескивают под светом настольной лампы.
– Это вам, – говорит Лея. – Возьмите, мне будет приятно.
– Я не могу, – отвечает Дина, – вы же эту сумочку для вашей знакомой приготовили. Как же можно принять чужой подарок?
– Она не приедет, – говорит Лея. – Возьмите, это очень удобная вещь.
Телефон зазвонил в первом часу ночи. Лея еще не спала. Она вернулась из «Синематеки» – Лея всегда ходит туда по субботам.
– Госпожа Альмог? Вас беспокоят из больницы. У нас госпитализирована госпожа Сегаль. Дина Сегаль. Ее состояние очень серьезно. Не могли бы вы приехать? Чем скорее, тем лучше.
– Почему вы звоните именно мне? – говорит Лея. – Мы с Диной едва знакомы.
– В ее истории болезни записан ваш телефон, – отвечает собеседник.
Лея вешает трубку. У нее дрожат руки. Она не может найти ключи от квартиры.
Такси удается поймать не сразу.
– Так поздно, в больницу… – обращается к ней водитель. – У вас что-то случилось?
– Простите, я не могу сейчас ни с кем разговаривать, – отвечает ему Лея.
В больничном отделении к Лее выходит врач. Помещение едва освещено, и на долю секунды Лее кажется, что больничный коридор служит продолжением знакомого, музейного коридора.
– Мне очень жаль, но Дина скончалась, сегодня вечером. Мы не имеем права сообщать такие вещи по телефону, поэтому попросили вас приехать. Она обратилась в приемный покой вчера, жаловалась на боли в грудной клетке. Все анализы оказались в норме, но мы все же оставили ее в больнице, на всякий случай. А сегодня она умерла. Понимаете, мне даже трудно сказать, от чего именно. Все уже было в порядке, ей стало лучше. А вечером – остановилось сердце.
«Зачем она мне это рассказывает? – думает Лея. – Какая разница, от чего умер человек? Какое это может иметь значение?»
Врач протягивает Лее запечатанный пакет:
– Возьмите. Это ее вещи.
– Я не могу их взять, – говорит Лея, – я знакома с ней всего несколько дней. Я даже не знаю, где она живет. Я вообще почти ничего о ней не знаю.
Врач смотрит на нее с раздражением. Лея забирает у нее пакет.
Такси едет по знакомым улицам. Скоро Лея будет у себя дома. Выйдя из машины, она разрывает белый полиэтилен и открывает пакет. Там – сложенное пестрое платье и ключ с привязанным к нему кусочком бечевки. Лея заходит в подъезд, но потом возвращается на улицу, достает из пакета платье и раскладывает его на скамейке. Чтобы платье не унесло ветром, Лея кладет на него камень. Потом она поднимается в квартиру, находит в ящике стола конверт и опускает в него ключ. На конверте она пишет название фирмы, в которой работала Дина. Выяснить адрес не составит труда. Телефонная справочная работает круглосуточно. Надо только подождать, и кто-нибудь обязательно ответит.

Алексей Толкачев
Лирики
– Извините, овощная база здесь?
– Ох ты господи, какая прелесть! Родной юморок! До боли знакомый родной юморок. Причем все один и тот же… Вы ко мне из программы «Аншлаг», товарищи? Или из «Смехопанорамы»? Ну заходите, черти, не стойте на пороге. Морозу напустите. У меня тут и так батареи еле теплые! Сейчас чайник поставлю. Чай будете?
– А может… покрепче чего-нибудь?
– Не трави душу, Зубр! Нельзя мне сегодня.
– Работаешь?
– Работаю, будь оно проклято…
Художник Коля Бирюков был счастливым обладателем студии на Остоженке. Эта роскошь досталась по наследству от дяди. Тот тоже был художником, причем настоящим, не чета Коле. Прославился еще в советские времена, писал в духе старых голландцев, выставлялся в престижных галереях. Лет десять назад уехал в Париж и на родину возвращаться, похоже, не планировал. Ну а Коля… Коля был, положа руку на сердце, просто ремесленник. Нет, техникой он владел, и очень даже недурно. Но это единственное, чем он мог похвалиться как живописец. Не хватало всего остального, того, чем художник отличается от фотоаппарата: фантазии, смелости, своего взгляда. В общем, у собратьев по цеху, друзей-художников, работы Николая успеха не имели. Зато они весьма котировались среди офис-менеджеров и прочей подобной публики, удачно сочетающей в себе два полезных качества – платежеспособность и отсутствие художественного вкуса. Так что на недостаток покупателей Коля не жаловался и в материальном плане чувствовал себя вполне хорошо.
Мастерскую на Остоженке друзья Николая окрестили «овощной базой» – за постоянно царивший в ней запах овощей и фруктов, часто, увы, несвежий. Дело в том, что основной специальностью Коли были натюрморты из этих даров природы. Вот и сейчас он трудился над очередной скорбной композицией. На большом красивом блюде лежал арбуз, а рядом с ним три мандарина. На холсте этот фруктовый ансамбль отражался почти как в зеркале: «фотографировать» при помощи кисти Коля умел! Точнее, отражение было частичным: один мандарин и половину арбуза еще оставалось дописать.
– Ну и почему такая спешка? Боишься, что арбуз протухнет? – спросил один из гостей, искусствовед Матвей Зубрин.
– Да нет, просто дедлайн подошел. Завтра сдать клиенту надо. Вот угадайте, зачем он эту хрень заказал.
– А что за клиент?
– Да так, обычный. Бизнесмен. Торгует мебелью.
– Ну не знаю. Боюсь даже предположить. Догадываюсь, что это нечто за гранью добра и зла.
– Именно! Прикиньте, он хочет этот натюрморт своей любовнице подарить на день Святого Валентина! Ну а сегодня, сами понимаете, – двенадцатое февраля. Так что все, крайний срок…
– Ой божечки… Бедная женщина. По-моему, такой подарок только на день Слепого Валентина уместен! – рассмеялся второй гость, дизайнер-авангардист Аркадий Талалаев.
– Ох, Аркаша, Аркаша. Чья бы корова мычала. Сам-то чем сейчас занят? Очередную помоечку ваяешь?
Да, Аркадия тоже нельзя было назвать мастером изящных искусств. Он, если угодно, являлся полной противоположностью Коли: фантазия работала, а вот техника рисунка была ни к черту! Впрочем, это Аркашу нисколько не смущало, и надо сказать, спрос на его объекты и инсталляции (по выражению приятелей, «помоечки») тоже был неплохой. Последний его шедевр в предновогодние дни украсил reception одной из столичных страховых компаний – настенный календарь в виде большой беременной куклы. Между ног свисает веревочка. За нее надо дергать один раз в день начиная с первого января. Каждый раз из-под платья выпадает маленький пластмассовый пупсик, с обозначением соответствующего числа и месяца.
– Проблема-то у меня не с этим чертовым арбузом, – рассказывал Коля, снова взявшись за кисть. – Тут уже совсем чуть-чуть осталось доделать. Но еще, блин, пара заказов срочных висит. Отказаться не мог. Кто ж от денег отказывается! А времени нет совсем. На самом деле катастрофа. Не знаю, как успеть! Время, время, время…
– Вымя, пламя, племя, семя, – срифмовал Аркадий. – Слушай, кисти у тебя, я смотрю, клевые. Где брал?
– Да на Крымском Валу.
– Это где «Всё для художника»?
– Угу. Всё. Кроме самого главного…
– Это чего же?
– Да времени, ё-моё!
– Да что ты говоришь! На Крымском Валу? И не продается время?
– Да, вот представь себе… – сказал Коля, опустив кисть и придирчиво глядя на холст. – Прихожу на Крымский Вал. Там девушка такая симпатичная работает. Улыбается, говорит мне: «Что вас интересует? Багетные рамы? Холсты, грунты, подрамники? Мастихины, этюдники? Краски масляные? Олифы для иконописи? У нас сегодня есть всё!» Я спрашиваю: «Девушка, а время у вас сегодня есть?» Сразу улыбаться перестала. «Времени у меня сегодня нет, – говорит. – И завтра тоже».
– Непорядок, – покачал головой Аркадий. – Непростительное упущение в нашу эпоху здоровой коммерции. Спрос есть, а предложения нет! А еще говорят: «время – деньги». Деньги у нас имеются. Выкладывайте же на прилавки время для художников!
– Да, неплохой бизнес мог бы быть, – поддержал разговор искусствовед Зубрин. – Это ведь не только для художников. Время всем нужно. Самый ходовой товар был бы. На каждом углу бы торговали. Прикиньте, ходили бы по улицам такие люди-бутерброды с плакатами: «Мир Времени в Сокольниках! Сезонные скидки! Ночью – дешевле!»
– Точно, Зубр! А в выходные пипл бы на оптовые рынки ездил затовариваться. Навалил времени полный багажник – на неделю хватит. На рынках-то оно дешевле.
– Это да, но там бы время было не того качества. Китайское. Без гарантии. Такое, знаете, которое кончается быстро. Да при этом еще генно-модифицированное.
– Китайское – это еще ладно. На рынках можно было бы вообще на паленое время нарваться – какое-нибудь кустарно-самодельное…
– А вот мне лично времени хватает! – заявил Аркадий. – Просто головой надо работать, а не руками. Тогда все будешь успевать.
– Тебе надо головой работать, это точно, – согласился Коля. – У тебя, Аркаша, других вариантов нет. Руки-то не из того места растут!
– Смейся-смейся! Смешно дураку… А я вчера такой заказ получил – мечта!
– Что, неужели дизайн мусорного бака?
– Ты, Коля, пиши свой арбузик, не отвлекайся. Я Зубру рассказывать буду. Так вот, Зубр, заказали мне оформление витрины магазина фирменной сантехники! И башляют нехило.
– Поздравляю, – ответил Зубрин. – В общем, Колина догадка оказалась не так далека от истины.
– Да идите вы, придурки… А я уже идею придумал! Композиция будет называться «Морские раковины».
– Сантехнические изделия среди водорослей из бумаги и кораллов из строительной пены?
– Э… Я что, уже рассказывал?
– Да нет. Догадался просто. А морские унитазы там будут? С большими жемчужинами из резиновых мячиков, покрытых перламутровой краской?
– Старичок, это гениально! Я твой должник!
– Разбогатеешь – машину мне купишь.
– Я тебе тоже идею подкину, – сказал Николай. – Витрина «Морские коньки». Товары для зимнего спорта среди рыб и медуз. Из строительной пены, разумеется. Разбогатеешь – купишь мне время.
– Кто о чем, а вшивый о бане! Куплю я тебе время, куплю. Когда оно в продажу поступит.
– Боюсь, не доживу я до тех счастливых дней. Сдохну от этой своей мазни круглосуточной.
– Ну зачем так мрачно? – сказал Зубр. – Для того чтобы время появилось на прилавках, люди всего лишь должны научиться его добывать.
1 2 3 4 5 6