А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Фолкнер Уильям
Когда наступает ночь
Уильям Фолкнер
Когда наступает ночь
(THAT EVENING SUN)
Послано под названием: "That Evening Sun Go Down " 7 ноября 1930 в журнал "Америкэн меркьюри" и вышла впервые там в марте 1931г.
В основе - реальное убийство в семье рабочего-негра Дэйва Баудри в Оксфорде в 1926г.
На русском языке впервые в кн."Американская новелла ХХ века" М.,ГИХЛ 1934 (перевод сделан по тексту первой публикации О.П.Холмской).
OCR по тексту "Собрание рассказов" М.,НАУКА 1978 вып.Б.Г.Беркман, 1999г Хайфа Израиль.
I
Теперь понедельник в Джефферсоне ничем не отличается от прочих дней недели. Улицы теперь вымощены, и телефонные и электрические ком- пании все больше вырубают тенистые деревья - дубы, акации, клены и вязы,- чтобы на их месте поставить железные столбы с гроздьями вспух- ших, призрачных, бескровных виноградин; и у нас есть городская прачеч- ная, и в понедельник утром ярко раскрашенные автомобили объезжают го- род; наполненные скопившимся за неделю грязным бельем, они проносят- ся мимо, как призраки, под резкие, раздраженные вскрики автомобильного рожка, в шипенье шин по асфальту, похожем на звук разрываемого шелка; и даже негритянки, которые по старому обычаю стирают на белых, разво- зят белье на автомобилях.
Но пятнадцать лет тому назад по утрам в понедельник тихие пыльные тенистые улицы были полны негритянок, которые на своих крепких, об- мотанных шалью головах тащили увязанные в простыни узлы, величиной с добрый тюк хлопка, и проносили их так, не прикасаясь к ним руками, от порога кухни в доме белых до почерневшего котла возле своей лачуги в не- гритянском квартале.
Нэнси примащивала себе на макушку узел с бельем, а поверх узла насаживала черную соломенную шляпу, которую бессменно носила зимой и летом. Она была высокого роста, со скуластым угрюмым лицом и немного запавшими щеками,- у нее не хватало нескольких зубов. Иногда мы про- вожали ее по улице и дальше, через луг, и смотрели, как ловко она несет узел; шляпа на его верхушке никогда, бывало, не дрогнет, не шелохнется, даже когда она спускалась в ров и снова из него выбиралась или пролеза- ла сквозь изгородь. Она становилась на четвереньки и проползала в дыру, запрокинув голову, и узел держался крепко, плыл над ней, словно воз- душный шар; потом она поднималась на ноги и шла дальше.
Случалось, что за бельем приходили мужья прачек, но Иисус никогда не делал этого для Нэнси, даже еще до того, как отец запретил ему вхо- дить к нам в дом, даже тогда, когда Дилси была больна и Нэнси стряпа- ла у нас вместо нее.
Чуть не каждое утро приходилось бежать к дому Нэнси и звать ее, чтоб она скорей шла и готовила завтрак. Мы останавливались у рва, так как отец не позволял нам разговаривать с Иисусом, - Иисус был призе- мистый негр со шрамом от удара бритвой на лице,- и отсюда принимались кидать камнями в дом Нэнси, пока, наконец, она, совершенно голая, не подходила к дверям.
- Это еще что такое, камнями швыряться! - говорила Нэнси.- Чего вам, чертенятам, надо?
- Папа сказал, чтобы ты скорей шла и готовила завтрак,- говорила Кэдди.- Папа сказал, что завтрак и так уже на полчаса запаздывает и чтоб ты шла сию минуту.
- Подумаешь, важность какая, ваш завтрак! - говорила Нэнси. - Выспаться не дадут.
- Ты, наверно, пьяная, - говорил Джейсон. - Папа говорит, что ты пьяная. Ты пьяная, Нэнси?
- Кто это выдумал? - говорила Нэнси.- Выспаться не дадут. По- думаешь, важность какая ваш завтрак!
Мы швыряли еще несколько камней, потом шли домой. Когда Нэнси, наконец, являлась, мне уже поздно было идти в школу. Мы думали, что это все из-за виски, до того дня, когда Нэнси арестовали и повели в тюрьму и по дороге им встретился мистер Стовел - он был кассиром в банке и старостой баптистской церкви,- и Нэнси, как только его увидела, так и начала:
- Когда же вы мне заплатите, мистер? Когда же вы мне заплатите, мистер? Были у меня три раза, а до сих пор ни цента не платите...
Мистер Стовел ударил ее так, что она свалилась, но она продолжала:
- Когда же вы мне заплатите, мистер? Были у меня три раза, а до сих пор...
Тут мистер Стовел ударил ее каблуком по лицу, и шериф оттащил его, а Нэнси лежала на земле и смеялась. Она повернула голову, выплюнула зубы вместе с кровью и сказала:
- Был у меня три раза, а ни цента не заплатил.
Вот как случилось, что она потеряла зубы. В тот день только и разговору было, что о Нэнси и мистере Стовеле, а ночью, кто проходил мимо тюрьмы, слышал, как Нэнси там поет и вопит. В окно были видны ее руки, уцепившиеся за решетку, а у забора собралась целая толпа. Все стояли и слушали, как она кричит, а надзиратель приказывает ей замолчать. Но она не замолчала и вопила всю ночь, а на рассвете надзиратель услышал, что наверху что-то колотится и царапается в стену; он пошел наверх и увидел, что Нзнси висит на оконной решетке. Он говорил потом, что дело тут не в виски, а в кокаине: негр ни за что не покончит с собой, разве что нанюхается кокаину, а когда он нанюхается кокаину, то и на негра становится не похож.
Надзиратель вынул ее из петли и привел в чувство, а потом побил ее, отстегал. Она повесилась на своем платье. Она все приладила, как следует, но когда ее арестовали, на ней только и было, что платье, так что связать себе руки ей уже было нечем, и она так и не смогла оторвать руки от подоконника. Тут-то надзиратель и услышал шум, побежал наверх и уви- дел, что Нэнси висит на решетке, совершенно голая.
Когда Дилси заболела и лежала у себя в хижине, а Нэнси у нас стряпа
ла, мы заметили, что фартук у нее вздувается на животе; это было еще до того, как отец запретил Иисусу приходить к нам в дом. Иисус сидел в кух- не возле плиты, и шрам на его черном лице был как обрывок грязной бечевки.
Он сказал нам, что у Нэнси под платьем арбуз. А была зима.
- Где ты зимой достал арбуз? - спросила Кэдди.
- Я не доставал,- ответил Иисус.- Это не от меня подарок. Но уж там от меня или нет, а вот я его возьму да взрежу.
- Зачем ты это говоришь при детях? - сказала Нэнси. - Почему не идешь работать? Хочешь, чтоб мистер Джейсон увидел, что ты торчишь тут, на кухне, да болтаешь невесть что при детях?
- Что болтаешь? Что он болтает, Нэнси? - спросила Кэдди.
- Мне нельзя торчать на кухне у белого,- сказал Иисус.- А у меня на кухне белому можно торчать. Он приходит ко мне, и я не могу ему запретить. Когда белый приходит ко мне домой, это не мой дом. Я ему не могу запретить, ладно, но выгнать меня из моего дома он не может. Нет уж, этого он не может.
Дилси все еще была больна. Отец запретил Иисусу приходить к нам.
Дилси все болела. Долго болела. Однажды после ужина мы сидели в кабинете.
- Что, Нэнси уже кончила? - спросила мама.- Кажется, за это время можно было перемыть посуду.
- Пусть Квентин пойдет посмотрит,- сказал отец.- Квентин, пойди посмотри, кончила Нэнси или нет? Скажи ей, чтоб шла домой.
Я пошел на кухню. Нэнси уже кончила. Посуда была убрана, огонь в плите погас. Нэнси сидела на стуле, возле остывшей плиты. Она погляде- ла на меня.
- Мама спрашивает, ты кончила или нет? - сказал я.
- Да,- сказала Нэнси: она поглядела на меня.- Кончила. Она опять поглядела на меня.
- Ты что, Нэнси? - спросил я.- Что с тобой?
- Я всего только негритянка,- сказала Нэнси.- Но это же не моя вина. Она сидела на стуле возле остывшей плиты в своей соломенной шляпе и глядела на меня. Я пошел обратно в кабинет. В кухне было так странно, наверно от остывшей плиты, потому что ведь обыкновенно в кухне тепло и весело и все суетятся. А тут плита погасла, и посуда была убра- на, и в такой час никто не думал о еде.
- Ну что, кончила она? - спросила мама.
- Да, мама,- ответил я.
- Что же она делает? - спросила мама.
- Ничего не делает. Сидит.
- Я пойду посмотрю,- сказал отец.
- Она, наверно, ждет Иисуса, чтобы он ее проводил,- сказала Кэдди.
- Иисус уехал,- сказал я.
Нэнси рассказывала, что раз утром она проснулась, а Иисуса нет.
- Бросил меня,- сказала Нэнси.- Надо думать, в Мемфис уехал. От полиции, должно быть, прячется.
- И слава богу, что ты от него избавилась,- сказал отец.- Надеюсь, он там и останется.
- Нэнси боится темноты,- сказал Джейсон.
- Ты тоже боишься,- сказала Кэдди.
- Вовсе нет,- сказал Джейсон.
- Трусишка! - сказала Кэдди.
- Вовсе нет,- сказал Джейсон.
- Кэндейс! - сказала мама. Вошел отец.
- Я немного провожу Нэнси,- сказал он.- Она говорит, что Иисус вернулся.
- Она его видела? - спросила мама.
- Нет. Какой-то негр ей передавал, что его видели в городе. Я скоро приду.
- А я останусь одна, пока ты будешь провожать Нэнси? - сказала мама Ее безопасность тебе дороже, чем моя?
- Я скоро приду,- сказал отец.
- Тут этот негр где-то бродит, а ты уйдешь и оставишь детей?
- Я тоже пойду,- сказала Кэдди.- Можно, папа?
- Да очень они ему нужны, твои дети,- сказал отец.
- Я тоже пойду,- сказал Джейсон.
- Джейсон! - сказала мама. Она обращалась к отцу - это было слышно по голосу. Как будто она хотела сказать: вот целый день он придумывал, чем бы ее посильнее огорчить, и она все время знала, что в конце концов он придумает. Я сидел тихонько,- мы оба с папой знали, что если мама меня заметит, то непременно захочет, чтобы пана велел мне с ней остаться. Поэтому папа даже не глядел на меня. Я был самый старший. Мне было девять лет, а Кэдди - семь, и Джейсону - пять.
- Глупости! - сказал отец.- Мы скоро придем.
Нэнси была уже в шляпе. Мы вышли в переулок.
- Иисус всегда был добр ко мне,- сказала Нэнси.- Заработает два доллара, всегда один мне отдаст.
Мы шли по переулку.
- Мне бы только переулком пройти,- сказала Нэнси,- а там уж ничего.
В переулке всегда было темно.
- Вот тут Джейсон испугался в день Всех святых,- сказала Кэдди.
- Вовсе не испугался,- сказал Джейсон.
- А тетушка Рэйчел ничего с ним не может сделать? - спросил отец. Тетушка Рэйчел была совсем старая. Она жила одна в хижине непода- леку от Нэнси. У нее были седые волосы, и она уже не работала, а только по целым дням сидела на пороге и курила трубку. Говорили, что Иисус - ее сын. Иногда она говорила, что да, а иногда - что он ей вовсе и не родня.
- Нет, ты испугался,- сказала Кэдди.- Ты струсил еще хуже, чем Фрони. Хуже всякого негра.
- Никто с ним ничего не может сделать,- сказала Нэнси.- Он гово- рит, что я в нем беса разбудила, и теперь он не успокоится, пока не...
- Ну ладно,- сказал отец,- ведь он уехал. Теперь тебе нечего боять- ся. С белыми только не надо путаться.
- Как это - путаться? - спросила Кэдди.- С какими белыми?
- Не уехал он,- сказала Нэнси.- Я чувствую, что он здесь. Вот тут, в переулке. Слышит, что мы говорим, каждое словечко. Спрятался где-ни- будь и ждет. Я его не видела, да и увижу только один-единственный раз с бритвой в руке. Он ее носит на веревочке на спине под рубашкой. И когда увижу, так даже не удивлюсь.
- Вовсе я не испугался, - сказал Джейсон.
- Если бы ты вела себя как следует, ничего бы и не было,- сказал отец. - Но теперь все прошло. Он теперь, вероятно, в Сент-Луисе и уже нашел себе другую жену, а о тебе и думать позабыл.
- Ну, если так,- сказала Нэнси,- так пусть же я об этом ничего не знаю. А не то я до него доберусь, будьте покойны! Попробуй он только ее обнять, я ему руки отрублю! Я ему голову отрежу, я ей брюхо рас- порю, я...
- Тсс! - сказал отец.
- Чье брюхо, Нэнси? - спросила Кэдди.
- Вовсе я не испугался,- сказал Джейсон.- Хочешь, я один пройду по переулку?
- Да, как же! - сказала Кэдди.- Ты бы сюда и носа без нас не су- нул!
II
Дилси все хворала, и мы каждый вечер провожали Нэнси. Наконец ма- ма сказала:
- До каких же пор это будет продолжаться? Я каждый вечер буду оставаться одна пустом доме, а ты будешь провожать трусливую негритянку?
Для Нэнси положили тюфяк в кухне. Раз ночью мы проснулись от какого-то звука - не то пенья, не то плача, доносившегося из темноты под лестницей. У мамы в комнате был свет, и мы услышали, что отец вышел в коридор, потом прошел на черную лестницу; мы с Кэдди тоже побежали в коридор. Пол был холодный. Пальцы на ногах у нас поджимались от хо- лода, мы стояли и прислушивались к звуку. Это было как будто пенье, а как будто и не пенье - у негров иногда не разберешь.
Потом он затих, и мы услышали, что отец стал спускаться по лестнице, и мы тоже подошли и остановились у перил. Потом опять начался этот звук, уже на самой лестнице, негромко, и на ступеньках возле стены мы увидели глаза Нэнси. Они светились, как у кошки, словно у стены притаи- лась большая кошка и смотрела на нас. Когда мы сошли на несколько ступенек, она перестала издавать этот звук, и мы стояли там, пока, нако- нец, из кухни не вышел отец с револьвером в руке. Он вместе с Нэнси сошел вниз, потом они вернулись, неся нэнсин тюфяк.
Его разостлали у нас в детской. Когда свет в маминой комнате погас, опять стали видны нэнсины глаза.
- Нэнси! - шепнула Кэдди.- Ты не спишь, Нэнси?
Нэнси что-то прошептала, я не разобрал что. Шепот пришел из темноты, неизвестно откуда, словно родился сам собой, а Нэнси там и не было; а глаза были видны просто потому, что еще на лестнице я очень пристально на них смотрел и они отпечатались у меня в зрачках, как бывает, когда посмотришь на солнце, а потом закроешь глаза.
- Господи! - вздохнула Нэнси. - Господи!
- Это Иисус там был? - прошептала Квдди.- Он хотел забраться в кухню?
- Господи,- сказала Нэнси. Вот так: (Госссссссподи!..),- пока ее шепот не погас, как свеча или спичка.
- Ты нас видишь, Нвнси? - прошептала Кэдди.- Ты тоже видишь наши глаза?
- Я всего только негритянка,- сказала Нэнси.- Господь знает, гос- подь зкает...
- Что там было на кухне? - прошептала Кэдди.- Что это хотело войти.
- Господь знает, - сказала Нэнси. - Господь знает. - Нам были вид- ны ее глаза.
Дилси выздоровела. Она принялась готовить обед.
- Ты бы еще денек полежала,- сказал отец.
- Зачем это? - сказала Дилси.- Полежишь еще денек, так тут кам- ня на камне не останется. Ну, уходите отсюда, дайте мне мою кухню привести в порядок.
Ужин тоже готовила Дилси. А вечером, как раз в сумерки, на кухню пришла Нэнси.
- Почем ты знаешь, что он вернулся? - спросила Дилси.- Ты ведь его не видела?
- Иисус - черномазый,- сказал Джейсон.
- Я чувствую, - сказала Нэнси, - я чувствую, что он спрятался там, У во рву.
- И сейчас? - спросила Дилси.- Сейчас он тоже там?
- Дилси тоже черномазая,- сказал Джейсон.
- Ты бы съела чего-нибудь,- сказала Дилси.
- Я ничего не хочу,- сказала Нэнси.
- А я не черномазый,- сказал Джейсон.
- Выпей кофе,- сказала Дилси. Она налила Нзнси чашку кофе.- Ты думаешь, он сейчас там? Почем ты знаешь?
- Знаю,- сказала Нэнси.- Он там, ждет. Недаром я с ним столько прожила. Я всегда знаю, что он сделает, еще когда он и сам не знает.
- Выпей кофе,- сказала Дилси.
Нэнси поднесла чашку ко рту и подула в нее. Рот у нее растянулся, как резиновый, губы стали серые, словно она сдунула с них всю краску, когда стала дуть на кофе.
- Я не черномазый,- сказал Джейсон.- А. ты черномазая, Нэнси?
- Я богом проклятая,- сказала Нэнси.- А скоро я никакая не буду. Скоро я уйду туда, откуда пришла.
III
Она стала пить кофе. И тут же, пока пила, держа обеими руками чашку, она опять начала издавать этот звук.
Звук шел в чашку, и кофе выплескивался Нэнси на руки и на пла- тье. Глаза ее смотрели на нас; она сидела, уперев локти в колени, держа чашку обеими руками, глядя на нас поверх полной чашки, и издавала этот звук.
- Посмотри на Нэнси,- сказал Джейсон.- Нэнси нам больше не стряпает, потому что Дилси выздоровела.
- Помолчи-ка,- сказала Дилси. Нэнси держала чашку обеими руками, глядела на нас и издавала этот звук, словно было две Нэнси; одна глядела на нас, а другая изда- вала звук.
- Почему ты не хочешь, чтобы мистер Джейсон поговорил по телефону с шерифом? - спросила Дилси. Нэнси затихла, держа чашку в своих больших темных руках. Она по- пробовала отпить кофе, но кофе выплеснулся из чашки ей на руки и на колени, и она отставила чашку. Джейсон смотрел на нее.
- Не могу проглотить,- сказала Нэнси.- Я глотаю, а оно не прохо- дит.
- Ступай ко мне,- сказала Дилси.- Фрони тебе постелит, и я тоже скоро приду.
- Думаешь, он побоится каких-то чернокожих? - сказала Нэнси.
- Я не чернокожий,- сказал Джейсон.- Дилси, я ведь не черноко- жий ?
- Пожалуй, что и нет,- сказала Дилси. Она смотрела на Нэнси.- Пожалуй, что и нет. Так что же ты будешь делать?
Нэнси глядела на нас. Она совсем не двигалась, но глаза у нее так быстро бегали, словно она боялась, что не успеет все осмотреть. Она глядела на нас, на всех троих сразу. - Помните, как я ночевала у вас в детской? - сказала она.
-Помните, как я ночевала у вас в детской? Она начала рассказывать, как мы проснулись рано утром и стали играть. Мы играли у нее на матраце, тихонько, пока не проснулся отец и Нэнси не пришлось идти вниз и готовить завтрак.
- Попросите маму, чтобы мне сегодня тоже с вами ночевать,- ска- зала Нэнси.- Мне и тюфяка не надо. И мы опять будем играть.
Кэдди пошла к маме, Джейсон тоже пошел.
- Я не могу позволить, чтобы всякие негры ночевали у нас в доме, сказала мама.
Джейсон заплакал. Он плакал до тех пор, пока мама не сказала, что если он не перестанет, то три дня будет без сладкого.
1 2