«Здравствовать тебе многие годы, князь-государь Андрей Юрьевич. Горе твоё из-за смерти отца разделяю всем сердцем. Хоть и считал меня Юрий Долгие Руки врагом, однако дела его признаю великими. Ты же, князь Андрей Юрьевич, первый мне друг, и крест тебе на том целовал. Об одном хочу упредить: если пойдёшь ты, князь, воевать киевский стол, то биться буду против тебя, моего друга, за великого князя Изяслава Давыдовича, не обессудь. Волей ему обязан. Воля для меня всё одно что жизнь, и потому должник я князя Изяслава Давыдовича на все времена». Запомнишь?– Запомнить нетрудно, – усмехнулся Дёмка. – Только кто меня к князю допустит? На крыльцо-то взойти не дадут.– С этим всюду пройдёшь. – Иван Ростиславович сдёрнул с руки горящий каменьями перстень, протянул Дёмке. – В давние времена, когда наши кони голова к голове бежали, переменились мы с князем Андреем на счастье перстнями. Я ему с яхонтом отдал, от отца мне доставшийся. Он мне – вот этот. Мать-половчанка на руку ему надела. За долгие годы, думаю, не забыл. Перстень передашь через челядинцев. Князь сам тебя позовёт.Дёмка уехал. Как провожали Юрия Долгие Руки в последний путь, видеть ему не пришлось. А похороны проходили торжественно, со всеми почестями, как подобало. Склеп-гробницу устроили в окраинном храме возле Печорского монастыря. Шествие растянулось через весь город, от самой Софии до городских стен. Впереди, окружённый священниками в золотых ризах, двигался митрополит. Далее следовал великий князь Киевский Изяслав, за князем – дружинники и бояре. Мизинный народ толпился в хвосте и отставал, расползаясь по ближним улицам. Многие плакали. Глава IV. ПРАЗДНИЧНЫЙ ДЕНЬ Весть о смерти великого князя ввергла Андрея Юрьевича в исступлённое горе. Любил он отца. С младых ногтей привык восхищаться его волей, умом; случалось, и спорил, но каждое отцовское слово почитал для себя законом. Единственный раз проявил он непослушание – из Вышгорода ушёл. И вот не дождался его отец, умер. Раскаяние терзало Андрея Юрьевича. Он затворился в обитой синим сукном горнице. Слюдяное оконце велел прикрыть ставнями, чтобы длилась вечная ночь. Сам затеплил лампаду в виде яйца, подвешенную на цепях из круглых колец. Круг знаменовал вечность. Доступ в Синюю горницу получил один Анбал. Он и еду приносил, он и стражу нёс возле дверей.Княжичи, Кучковы, тысяцкий – все подступали к Анбалу:– Доложи, сделай милость, может, допустит. Горе в одиночку тяжко нести, на ближних поровну делить надо.– Князь-государь Андрей Юрьевич приказал на запоре двери держать, не докучать делами земными, – отвечал челядинец.Приходила к дверям Улита Степановна. Следом за княгиней выступала краснощёкая мамка-кормилица с запеленатым младенцем Юрием на полных белых руках. Меньше года прошло, как маленький княжич появился на свет.– Пойди, Анбал, – ласково говорила Улита Степановна. – Доложи государю Андрею Юрьевичу, что извелась от тоски супруга его верная, хоть не надолго желает свидеться.– Не велено, государыня-княгиня, – с поклоном отвечал челядинец. – Молится князь Андрей Юрьевич. В одиночку он желает отца своего, великого князя, оплакивать.Жизнь замерла на княжьем подворье. Ходили бесшумно, говорили вполголоса. Из хором уныние перебросилось в город. Владимирцы погоревали сколько положено, отстояли заупокойные службы и вернулись к обычным делам. Но не стало на улицах прежнего оживления, умолк перестук топоров, начинавших свою перекличку сразу за петухами. Князь отменил работы. Градники разошлись по домам. Федотова артель подалась на рубку в глухие боры. Далеко от Владимира стучали теперь топоры.Тишина истомила Петра Кучкова. Боярин привык жить весело, шумно. День-деньской он ходил неприкаянным, пока не измыслил потеху – себе на радость, людям на горе. Кликал он двух закадычных дружков из детских, таких же отчаянных головорезов, каким был сам, и если не отправлялись они втроём на пирование в Суздаль, то выезжали на Суздальскую дорогу озоровать над мимоходящими. Лица обматывали холстинами, как черти делались страшными. Кого к дереву уздою прикрутят, у кого кошель с пояса срежут, кого верёвкой с коня сшибут. Владимирцы догадывались, чьих рук дела безобразные, но жаловаться было некому. Князь Андрей Юрьевич скоропосольцев отказывался принимать – куда тут жалобщикам соваться.Скоропосольцы неслись во Владимир со всех концов обширной Руси. Удельные князья хотели знать: пойдёт или нет владимирский князь воевать киевский стол, кого другом считать, кого врагом, к войне готовиться или миру? Вопросы задавались важнейшие. Ответы ожидались с великим нетерпением. Андрей Юрьевич не слушал, не отвечал. Дозволенные речи скоропосольцы наговаривали старшим Кучковым или тысяцкому Борису, тайные речи увозили вобрат. Приказа не было мимо князя речи передавать.К празднику троицы, павшему на середину июня, Владимир окончательно сбросил печаль. Хоромы и избы украсились ветками в россыпи зубчатых листьев. На храмах повисли плетения из цветов. Церковный праздник приходился на дни, когда с давних времён было принято славить леших, русалок и водяных, сплетать им венки, срезать для них от берёзы ветви.Милей и краше берёзы нет дерева на Руси. Лес без белых стволов уныл, дорога, не размеченная метущимися по ветру зелёными кронами, бесконечной покажется. И зеленеет берёза одна из первых, и сок у неё живительный, и чурки берёзовые жарче других поленьев горят. Великая мощь заключена в берёзе. Пусть же поделится своей силушкой с землёй, водой и людьми. Поле одарит большим урожаем, воду наполнит обильно рыбой, людей от козней злых духов убережёт.Священники грозили карами на «том свете». Угрозы не действовали. Народ отправлялся в леса хороводы водить, венки заплетать, украшать деревья пёстрыми лентами. Девицы, взявшись крест-накрест за руки, двигались к полю и пели: Берёзоньку на поле носила,Чтобы хлебушек поле родило. Хоровод шёл к реке: Берёзоньку в воду спускала,О милом гадала. По воде плыли берёзовые венки. Священникам пришлось пойти на уступки и разрешить являться в церковь с берёзовыми ветвями.На троицу кончилось затворничество, длившееся более месяца. Андрей Юрьевич в первый раз покинул Синюю горницу.– Строго-настрого князь-государь приказал, чтобы на глаза ему не попадались и с разговорами не подступали, – оповестил Анбал всех, кого нашёл нужным.– Куда же отправился Андрей Юрьевич? – всполошился Яким.– Про то не знаю, не изволил сказать.– Для чего простой плащ надел, детских не взял?– Княжья его воля. Не всякое дело князь-государь выставляет на обозрение. Любопытствовать со строгостью запретил.– Что за дела тайные? – недоумевали ближние. Однако после Анбаловых слов выслеживать князя не отважился ни один.Посадские задворки вывели Андрея Юрьевича к убегавшим вниз огородам. С камня на камень переправился он через ручей, сквозь душную заросль кустов пробился по склону наверх. Стрелы и лук оставлены были дома. Великий грех убивать на троицу, хотя бы и волка. Но встретить участников «чуда» князю хотелось не меньше, чем два года назад, когда вернулся из Вышгорода. Для того и день выбрал он праздничный, зная, что стар и млад покинули город и ушли в леса хороводы водить. Для того закутался в старый плащ и шапку надвинул низко.Лесная красавица с её волком представляли собой опасность. Андрею Юрьевичу крепко запомнилась пропетая боярином песня. Хоть и оборвал он недоумка на полуслове, приказал на поляну не хаживать, но своевольный Пётр способен ослушаться. Если правда о «чуде» всплывёт на поверхность, в руках у Кучковых окажется улика против владимирских дел. В любой момент сплочённая боярская семья может врагом обернуться. Примеров тому много известно.Андрей Юрьевич пересёк луг. Он двигался, как по зарубкам. Пётр в песне выдал дорогу: раскрасавица с волком-оборотнем проживает в лесу, за кузней. Лес расступился. Открылась поляна с кузницей и избой, поставленной на восход. Волоковые оконца, закрытые изнутри заслонками, смотрели слепо – верный признак, что избу покинули надолго. Уходя на короткое время, хозяева оконца не закрывали. Андрей Юрьевич прошёл на крыльцо, поднялся по ступеням. В петлях дверной щеколды вместо замка торчала железная втулка – входи кто хочет. Втулку он выдернул, в избу вошёл. Свет из распахнутой двери высветил чистый, без единой соринки, земляной пол. Деревянные вёдра в углу на лавке стояли пустыми. Горшки на подвешенной полке опрокинуты были кверху донцами. Но когда Андрей Юрьевич приложил руку к печи, он ощутил затаённое в глине тепло. Выходило, что избу или недавно покинули, или жилище время от времени кто-нибудь навещал.Андрей Юрьевич вышел, затворил на щеколду дверь и, как был, в старом плаще и шапке, двинулся в лес.Словно князья в укреплённом детинце, жили Иванна с Апрей на песчаном холме. Ни человек, ни зверь не имели к ним доступа. Одних болото задержит, других волчий дух отпугнёт.Домом служил шалаш, сооружённый когда-то Дёмкой среди узловатых стволов низкорослых болотных сосен. Старые ветви заменены были новыми, пол был застелен еловыми лапами, сверху раскатан войлок.Три раза за это время наведывалась Иванна в город. Купец разводил руками и покачивал головой: вестей от Дёмки не поступало. Иванна уходила опечаленная. На обратном пути она заглядывала в избу и кузницу – всё ли в порядке? Наспех протапливала печь, пекла лепёшки, варила кашу и торопилась назад. Возле болота её догонял Апря. Как бы далеко ни убегал он по волчьим своим делам, встречал непременно. Раздавалось быстрое с присвистом дыхание, мелькала длинная тень.И вот уже прыгал волк рядом, тявкал, как весёлый щенок, повалившись на спину, махал в воздухе всеми лапами. Вместе Иванна и Апря перебирались по кочкам через болото к своему потайному жилью.Праздничный день на холме начался вместе с зарёй. Иванна поставила перед Апрей миску сваренной накануне каши. С малолетства волк приучился есть, что едят люди. Другую пищу добывал в лесу сам. Иванна также поела, вытерла руки вышитым полотенцем. Остаток каши спрятала в яму. Потом спустилась в убежище под землёй, вышла оттуда наряженная жрицей Сварога и в драгоценном своём уборе двинулась в лес. Апря тотчас отстал. Он не любил медленного передвижения и убегал, если видел, что затевается сбор ягод, грибов или кореньев, росших возле тенистых ручьёв. Но держался Апря поблизости. Стоило лишь посвистать, и он мчался на зов короткими стремительными бросками.Иванна шла от дерева к дереву с охапкой венков и пучком принесённых из дому цветных тесёмок. Она чувствовала себя хозяйкой. Ей нравилось одаривать лес, развешивать венки, вплетать в ветви разноцветные лоскутки. Деревья радовались своему празднику, стояли гордые, в солнечных светлых бликах, как в россыпи золотых бляшек. «Это тебе», – говорила Иванна. Она вешала венок на берёзу и проводила ладонью по белой шелковистой коре. «Это тебе». Ладонь поглаживала шершавый ствол ели. На осину, возле которой остановила когда-то князя, готового спустить тетиву, Иванна повесила три венка, навязала на ветви множество ленточек: «Это тебе». Для всего леса она пропела: Берёза зелёная силу принесёт,Лес зацветёт.Свети-свети, солнце-колоконце. Прозвенели в лад песне кольца с семью лепестками, звякнула гибкая гривна. Иванна всё ближе продвигалась к дороге.Серый в яблоках крапчатый конь бежал неторопливой рысью. Всадник сидел свободно, чуть отвалясь назад. Ни дружинника, ни торгового гостя всадник не напоминал. Дружинник имел бы лук за плечами, а не один лишь у пояса короткий меч; торговый гость тюки с товаром перекинул бы через седло. И всё же по лесу ехал человек не простой. Широкие плечи и грудь облегал тёмный кафтан нездешнего кроя. На шапке красовалась финифтяная бляшка с изображением святого Луки – покровителя живописцев. Отливавшие тёмной медью волосы спускались на лоб ровно уложенными прядями.Дорога, зажатая с двух сторон цветущим кустарником, напоминала ярко расписанный коридор. Деревья казались столбами, несущими синий свод. Было тихо, светло, безлюдно.

Вдруг из-за поворота в самом конце коридора показался конный отряд в три человека. На ходу отряд перестроился. Ехавший первым придержал своего коня и пропустил вперёд двух других, занявших края дороги. Образовалось подобие треугольника с остриём, обращённым назад. Дорога давала единственную возможность избежать столкновения. Нужно было спрыгнуть на землю и пробиться с конём сквозь кусты. Вместо этого рыжеволосый всадник пустил крапчатого в полный галоп. Треугольник с гиканьем приближался. Стали видны праздничные кафтаны, кожаные черпаки под сёдлами. Неразличимыми оставались лишь лица, замотанные холстиной до самых глаз. Вот первые двое перебросили что-то друг другу. Мелькнул и исчез ловко подхваченный кругляшок. Всадник изготовился, подался вперёд. И в тот самый момент, когда протянувшаяся через дорогу верёвка должна была выбить его из седла, он выхватил подвешенный к поясу меч. Взмах рассёк воздух, обрывки верёвки взлетели по сторонам. Одновременно нарушилось треугольное построение. Левую руку всадник выбросил вбок. Скакавший в острие треугольника встретился с кулаком, напоминавшим по твёрдости боевой молот, и вылетел из седла. Проклятия и громкая ругань огласили лесную дорогу.– Хватайте рыжего дьявола, бейте! Уйдёт!Две стрелы полетели вдогонку быстро удалявшемуся всаднику. Одна просвистела мимо виска, царапнув бляшку на шапке. Вторая, уже на излёте, вонзилась между лопатками. Всадник попытался ухватиться за шею коня. Но руки разжались, в глазах померк свет.Услышав тревожные крики, Иванна подкралась к самой дороге и раздвинула ветви ольшаника. В праздничный день совершалось злодейство. Иванна увидела, как двое с закрытыми лицами приподняли с земли неподвижно лежавшего человека и волоком потащили через кусты.– Бросьте подальше, чтобы на глаза не попался мимоходящим! – крикнул вдогонку третий.Он стоял к Иванне спиной, но голос Иванна узнала. Она подождала, пока двое бросили свою ношу под развесистой елью и вернулись к коням. Взметнулось и опало облако серой пыли. Потонул в птичьем щебете цокот копыт. Дорога стала безлюдной.Человек под елью лежал лицом вниз. Под правой лопаткой торчала стрела, но жизнь сохранялась в недвижном теле. Приложив ухо к левому боку, Иванна различила глухие удары. Ни на мгновение она не промедлила. Быстро нашла придорожные листья и цветы вероники, растёрла в кашицу. Потом, собрав всю силу в руках, рывком выдернула стрелу, повернула раненого на бок, дала стечь первой крови, прошептала семь раз: «Чёрное – в землю, синее – в небо, красное – никуда». На седьмой раз кровь послушалась, перестала течь. Иванна обмазала рану цветочной кашицей, перевязала тряпицей, оторванной от подола платья. В сознание раненый не приходил. Лицо в обрамлении рыжих волос делалось всё бледнее. В избе у Иванны хранился горшочек с живительной смолкой. Путь через лес и болото короткий. Она успеет, спасёт, не выдаст рыжеволосого смерти. Кто Кучкову враг – её тот друг.
Иванна извлекла из короба светильник и белую крупку – огонь и аммоний всегда находились при ней, – посвистала, покурила дымком. На свист примчался Апря – единственный зверь, притерпевшийся к едкому дыму. Другие обитатели леса близко к ели не сунутся. Иванна уложила раненого на спину, снова покурила дымком. Резкий запах вернул раненому сознание. Он открыл глаза. Увидел склонённое над ним девичье лицо, русые пряди волос, кольца с качавшимися лепестками. Рядом он увидел звериную морду. Большие глаза в меховой оторочке глазниц были прозрачны, словно вода, и отсвечивали зелёным. Увидев всё это, раненый смежил веки.– Мы вернёмся, – прошептала Иванна, не зная, слышит он или нет. – Мы принесём смолку, и ты будешь жить. Глава V. ЗАПАДНЯ Греческого богатыря Антея наделяла мощью земля. Князь Андрей Юрьевич черпал силы в лесу. Деревья учили противостоять невзгодам. Без жалоб перенесли они зимнюю стужу, выдержали натиск холодных ветров. Теперь оделись в зелёные листья и славили лето. Не оттого ли живуч стародавний обычай обряжать деревья в яркий наряд? Пёстрые лоскутки то там, то тут мелькали среди ветвей. Казалось, берёзы, сосны и ивы расцвели невиданными цветами. Кто же, однако, развесил ленты и сплёл венки? Владимирцы в будние дни избегали ходить за посадский овраг – вряд ли пожаловали сюда в праздник. Уж не прошлась ли по лесу «русалка»? Андрей Юрьевич остановился, помедлил немного и повернул назад. Он решил ещё раз побывать на поляне. Шаг его сделался осторожным, глаза зорко просматривали даль. Вдруг совсем близко, в пятидесяти шагах, не далее, мелькнула быстрая тень. Андрей Юрьевич вжался в ствол низкорослой сосны, готовый в любой момент взобраться на дерево. Но волк в его сторону не покосился. Спокойной рысцой он трусил между деревьями, прокладывая дорогу хозяйке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16