«Свет, свет, сто чертей вас возьми!» На носу парохода вспыхнул рефлектор. Из темноты вынырнули мощные ветви огромного дерева. Оказывается, пароход наскочил на дерево, расщепил его со страшной силой и сам едва не опрокинулся.— Что за черт? — опять послышался в темноте голос Ларсена. Он в бешенстве набросился на штурмана, по вине которого произошел весь этот скандал. Штурман в ответ бормотал себе под нос что-то нечленораздельное.— Зачем ты, подлец, вел пароход на берег?! — захлебывается Ларсен. — Говори, красная собака! Зачем ты так рулил?..— На реке пни… — бормочет штурман.— Лжешь, хам, нет никаких пней!— Туман, — оправдывается штурман.— Лжешь, нет никакого тумана! Пьян ты, что ли?Взбешенный Ларсен замахнулся на штурмана, собираясь его ударить, но, заметив меня, с трудом сдержался и обратился ко мне:— Вы видите туман?! — шипит он возмущенно.Трудно сказать, что вижу: тумана нет. Я смотрю внимательно на штурмана. Это тот грустный индеец из Пунхана, у которого такой странный взгляд. Сжавшись, он сидит на лавке, мрачный и апатичный, точно не слыша угроз Ларсена, и не обращает никакого внимания на волнение окружающих. Трудно его понять. Так, не двигаясь, сидит он обычно часами, и никто не знает, какие мысли бродят в его индейской голове.Под утро он выходит из этого оцепенения, как ни в чем не бывало становится у руля, сменяя товарища, и весь день безукоризненно ведет пароход.Вот какие сны мучат нас на реке Укаяли. А к вечеру, когда близится час солнечного заката и тропических чар, когда в небе плывут неистовые пурпурные облака, трудно поверить, что все это явь, а не сон. А может быть, действительно, это только сон — индейцы и колибри, радужные облака и странные штурманы, мощная река и экзотические леса, в которых плутает путник из Польши? 29. ПАУК-ВЕЛИКАН На «Синчи Рока» капитан Ларсен завел электричество, и этим, несомненно, перещеголял своих конкурентов — пароходы «Либертад»и «Либерал», где имеются только керосиновые лампы. Два десятка электрических лампочек, освещающих ночью палубу, производят немалую сенсацию на всем протяжении реки Укаяли, — две тысячи километров. Сияние тысячи свечей придает тропическому лесу дьявольское очарование, сеет на берегах реки переполох и ужас, будоражит и пробуждает от спячки все живущее, ослепляет и нарушает равновесие природы.Но прежде всего привлекает на палубу лесных обитателей. Бесчисленные насекомые летят на свет, садятся вокруг ламп, ошалелые и безоружные. Свет опьяняет их. В эту минуту ничего не стоит поймать их и отправить в банку с ядом.Моя коллекция быстро пополняется сказочными богатствами. Но на пароходе у меня появились серьезные соперники: пауки! Как известно, это профессиональные, прирожденные охотники, и разбойничают они свирепо.Над обеденным столом под потолком висит самая мощная на пароходе лампочка, и ее сияние привлекает наибольшее количество насекомых. И вот однажды из ближайшей щели стремительно выскакивает огромный волосатый паук-птицеед Туловище земляного паука-птицееда (Mygale) достигает 5 см длины; помимо насекомых, паук-птицеед питается также мелкими птицами.
— настоящий великан! — и почти из-под рук выхватывает у меня великолепного шелкопряда. Птицеед не слишком приятное соседство для человека, и капитан Ларсен решает устроить на него охоту. Увы, «Синчи Рока» такая старая посудина, что глубоких щелей в ее крыше сколько угодно. Паука поймать не удалось, и с его пребыванием на пароходе пришлось смириться.Впрочем, этот паук оказался очень тактичным разбойником. Он как истинно сильный и великий воин держался скромно, не мозолил глаза и показывался лишь один раз в сутки, примерно через час после захода солнца. Тогда он молниеносно выскакивал из своего укрытия, нацеливался на самую аппетитную ночную бабочку и, сцапав ее, возвращался в свою щель. После этого он не появлялся, уступая поле боя мне, двуногому охотнику. Тогда я уже без страха мог заняться охотой.— Я его не люблю! — изрекает Чикиньо и называет паука «тенентом», ибо «тененты» преследуют его отца и он питает к ним непреодолимое отвращение. — Я бы ему этого не простил…— Так поймай его! — подшучиваю я.— И поймаю, обязательно поймаю! Вот увидишь, поймаю.— Посмотрим.И вот Чикиньо, вооружившись палкой, метлой и сеткой для ловли бабочек, притаился у щели. С похвальной выдержкой он просидел один вечер, второй, третий. Весть о его воинственных намерениях разносится по палубе, и все пассажиры восхищаются им. Некоторые пытаются помочь и принимают участие в засаде.Неизвестно, пронюхал ли паук что-либо, или же Чикиньо выбрал неудачное время для охоты, но «дичь» не показывала носа, и физиономии молодого охотника и его сообщников с каждым днем все больше вытягивались. На третий вечер Чикиньо швырнул на пол метлу и заявил:— Он перебрался в другое место.— Неужели?— Либо его уже нет в живых…— Ну, конечно, он испугался тебя и умер от страха…Чикиньо в бессильном гневе поглядел на потолок, куда в последний раз улизнул хищник, и снова упорство и ожесточение заблестели в его черных глазенках.— Терпение, — говорю я, — похвальное качество охотника.— Сам знаю, — ворчит молодой энтузиаст. — А я говорю тебе, что его уже нет!На следующий вечер на палубе неописуемый крик и суматоха. Чикиньо вопит что есть мочи, задыхаясь от восторга; пассажиры несутся к нему со всех ног и тоже орут, капитан вылетел из своей каюты, я опрокинул на ходу скамейку.— Есть! Есть! Поймал! — несутся радостные крики.Да, Чикиньо поймал паука. Только что хищник появился, наконец, на потолке, мальчишка метлой стряхнул его на пол и проткнул вилкой. Теперь победитель приплясывает на палубе, размахивает своей добычей и сует ее всем под нос. Волосатый паук величиной с растопыренную ладонь бессильно перебирает лапами.— Нужно его убить, — предостерегаю я.Но Чикиньо не боится живого паука, он высоко держит его в руке и издает победные вопли. И вдруг случилось несчастье. Очевидно, мальчик неосторожно дернул рукой. Паук соскользнул с вилки на пол и, не теряя времени, помчался к куче свернутых канатов. Все бросились за ним, но, увы! Паук пропал.Среди пассажиров мнения разделяются: одни утверждают, что паук, проколотый вилкой, все равно сдохнет, другие — что он выздоровеет.Растерянный Чикиньо совершенно убит.— Вот видишь, — говорю я с напускной серьезностью, — фортуна изменчива. Но истинный философ должен принимать спокойно и победы и удары судьбы.Однако Чикиньо не хочет быть истинным философом. Он смотрит на меня исподлобья и вдруг, выказывая этим свое волнение, бросает два тяжелых коротких слова:— Сдохнет! Тененте!По-видимому, он прав. Паук больше не появлялся на палубе. 30. ПРОЖОРЛИВОСТЬ У других лампочек на «Синчи Рока» орудуют пауки из семейства ликозид, или пауков-волков. Это небольшие, прожорливые твари, юркие и наглые, настоящие волки в паучьей семье! Они караулят по двое, по трое у каждой лампочки, и к ним в жертву попадают чаще всего мухи, хотя ликозиды нисколько не гнушаются и более крупной дичью — бабочкой, саранчой, жуком и другими насекомыми. Нападают они так же, как их родич — птицеед мигале: внезапно выскакивают из укрытия и мгновенно набрасываются на свою жертву. Прожорливость этих хищников просто потрясающая. Схватив свою добычу, они бешено тормошат и с нервной торопливостью высасывают внутренности у живого, трепещущего насекомого. Не управившись окончательно с несчастной мухой, они бросают ее, чтобы тут же схватить другую, потом бросают и эту и принимаются за приглянувшуюся бабочку. Под лампой, на палубе, образуется целое кладбище из останков их жертв. К утру здесь скапливается множество искалеченных, разодранных в клочья и еще полуживых насекомых. А тропический лес в безудержной щедрости шлет на заклание все новые полчища своих летучих обитателей, привлекаемых светом наших ламп.В центре парохода находится небольшая каюта. В ней хранятся самые ценные сокровища капитана Ларсена. Это сердце парохода — склад товаров, предназначенных для продажи населению Укаяли. На полках, тянущихся от пола до потолка, размещены всевозможные товары, необходимые жителям лесов. Здесь найдется все, начиная от иголки, керосина, сукна и полотна и кончая ружьями и консервами. Четыре стосвечовые электрические лампочки заливают склад потоками яркого света и превращают эту каюту в страну чудес, страстных мечтаний и непреодолимых искушений. На всей Укаяли не найдется человека, который бы не поддался соблазнам, таящимся здесь.В каюте за столом сидит Ларсен. У него голубые, холодные глаза. У людей Укаяли, наоборот, глаза черные и горячие. Ларсен неторопливо ведет торговлю, а жители Укаяли с раскрасневшимися щеками и затуманенным взглядом пожирают сокровища, привезенные из далекого мира.Индеец из племени кампа принес четыре шкуры дикой свиньи, пекари. Ослепленный светом, он осматривается вокруг, и глаза его загораются при виде стольких чудес. Он хочет получить за свои шкуры большой нож — мачете. Шкуры хорошие, тщательно просушенные и стоят не одного, а двух мачете.— Мачете не получишь, — спокойно заявляет Ларсен. — Он стоит шесть шкур, а у тебя только четыре. За четыре шкуры ты можешь получить лишь материю на платье для своей жены и на брюки для себя.— Но мне не нужно материи, — объясняет индеец и с просительной улыбкой повторяет: — Мне необходим мачете.— Мачете дать не могу! — звучит жесткий ответ.Свет четырехсот свечей ослепительно поблескивает на стали мачете, усиливая искушение. Ларсен приказывает дать сигнал к отходу. Ларсену милосердие не знакомо, страдания кампа его не трогают. Индеец с жестом отчаяния убегает и тотчас снова возвращается. Он тащит еще две шкуры. Вероятно, это все его достояние. За мачете он заплатил втридорога. Но что делать, если нож ему необходим?— Подлец! — скрипит зубами Чикиньо. Он сжимает кулачки и начинает шагать по палубе, как маленький дикий звереныш. 31. ЧИКИНЬО ДЕЙСТВУЕТ ПО ЗАКОНУ Индеец кампа, получив мачете, возвращается на берег. Там он садится на землю и с грустной покорностью смотрит на пароход. А в это время на складе у капитана продолжается оживленная торговля. Несколько метисов и белых перуанцев торгуются с капитаном, среди них вертится Чикиньо.Спустя некоторое время мальчик прибегает ко мне на палубу и, пряча что-то за спиной, таинственно улыбается.— Получилось! — торжествует он.— Что получилось?Чикиньо показывает мне новенький мачете.— Откуда он у тебя?— Я взял его на складе у капитана.Вот так история! Я хватаю мальчишку за ворот и смотрю ему грозно в глаза.— Украл? Ты что, сошел с ума, Чикиньо?Чикиньо перестает улыбаться.— Я не сошел с ума. Ларсен ведь ничего не заметил.— Сию же минуту отнеси мачете обратно.В глазах мальчишки засверкали бунтарские искорки.— Я взял не для себя, а для кампа! — защищается он.— Это все равно. Если ты сию же минуту не отнесешь нож на место, я тебя немедленно отошлю к матери в Икитос! Марш!Я отпускаю Чикиньо. Он долго стоит неподвижно, затем стремительно несется, но не на склад. Он сбегает по доске на берег, бросает мачете индейцу и приказывает ему бежать. Потом медленно возвращается на судно и подходит ко мне. В глазах его сверкают слезы, он прерывисто говорит:— Теперь можешь меня наказать! Но все равно Ларсен чудовище! Он обидел кампа! Подлец, подлец!.. Можешь меня наказать! Я не могу смотреть на такую подлость!.. Кампа бедный индеец! Хорошо, отсылай меня к матери, да, накажи меня…Он весь дрожит, не будучи в силах сдержать слезы. Он то вспыхивает, то стискивает зубы, то угрожает, то оправдывается. В конце концов мне становится жаль мальчишку. Мои добрые педагогические намерения проваливаются ко всем чертям, и я ухожу, чтобы он не заметил, как угасает мой гнев! Чикиньо бредет за мной по пятам, как тень. Я останавливаюсь и говорю ему:— Я тебе кое-что расскажу. У нас в Европе, на острове Корсика, много лет тому назад жил храбрый бандит, который поступал не совсем обыкновенно. Он грабил богатых и часть добычи раздавал бедным. Ему казалось, что он народный защитник и благородный герой. И знаешь, чем все это кончилось? Его поймали и повесили. Ну, что в этом хорошего?— Ах! — воскликнул Чикиньо. — Я расскажу тебе другую историю, историю о славном Престесе. Он тоже отбирал деньги у богатых и отдавал бедным. Был он ужасно храбрым. И знаешь, чем все это кончилось?Вот шельмец, поймал меня! Конечно, он говорит о Луисе Престесе, мужественном защитнике бразильского народа, славном борце за свободу, который, стремясь восстановить попранные права народа, прошел со своей освободительной армией всю Бразилию.— Так ты считаешь себя похожим на Престеса? — спрашиваю я малыша.— Да. Я укаяльский Престес.В этот момент «Синчи Рока» отчаливает от берега. Чикиньо машет рукой в сторону леса. Оттуда, из зарослей, выходит индеец кампа и тоже шлет ему знаки дружбы. Расстояние между нами увеличивается, мы отходим все дальше от берега.— А теперь, — обращаюсь я к Чикиньо, — идем к капитану и заплатим ему за мачете.Чикиньо бросает на меня испуганный взгляд.— Аркадий, зачем ты меня так обижаешь! — восклицает он. — Ведь должна же быть справедливость на свете!..— Ты прав, мой маленький реформатор мира, но не таким способом нужно восстанавливать справедливость. Поэтому пойдем и расплатимся с капитаном… 32. ПАУКИ ЗА РАБОТОЙ Вокруг всей пароходной палубы тянутся поручни. Они предохраняют пассажиров от сомнительного удовольствия свалиться в воду. Все насекомые, привлеченные огнями парохода, вынуждены пролетать между поручнями и краями палубного навеса.Это обстоятельство хорошо учли пауки. Как только наступают сумерки, по краям палубного навеса начинается лихорадочная работа: пауки плетут предательские сетки из паутины — ловушки для насекомых. Действительно, за ночь пауки собирают здесь богатую жатву. Только крупные бабочки вроде бражников способны прорвать эти преграды. Но и то ненадолго: пауки быстро исправляют нанесенные повреждения.Каждое утро юнга сметает метлой паутину и уничтожает начисто следы ночной охоты. Но каждый вечер пауки снова начинают свою работу и плетут такие же сети, как и накануне. Вероятно, им выгодно сооружать свои западни даже на одну ночь.Однажды за ужином кто-то из сидящих за столом двенадцати пассажиров воскликнул:— Что за гадость эти противные пауки!— Почему гадость? Почему противные? — обрушился восседающий в капитанском кресле Ларсен. И добавил с насмешливой улыбкой:— Они такие же пассажиры, как и всякие другие, как каждый из вас, господа.Видимо, довольный этим сопоставлением, Ларсен продолжает с нескрываемым сарказмом:— Они даже лучше многих людей. У них, по крайней мере, есть характер.Кто-то из присутствующих рассмеялся:— Какой же это характер? Разбойничий, что ли?Но Ларсен не терпит, когда иронизируют другие. Улыбка мгновенно сползла с его лица. Он обвел сидящих за столом тяжелым, почти враждебным взглядом и бросил, как пощечину:— Это господствующие насекомые, это сверхнасекомые!— Пауки, — скромно замечаю я, вмешиваясь к беседу, — совсем не насекомые Отряд пауков принадлежит к классу паукообразных, входящих, как и класс насекомых, в подтип членистоногих.
.Наступает тишина. Ларсен наливается гневом. С каким удовольствием он сейчас уничтожил бы нас всех! Он шипит:— Чушь! Все-таки они выше! Выше всех вас! Да, да, всех вас!Час спустя я зашел к капитану Ларсену в каюту. Он был в лирическом настроении и с увлечением читал книгу английского писателя Стивенсона «Д-р Жакайль и м-р Хайд»; у героя книги двойственная натура: хорошего доктора Жакайля и злого мистера Хайда. Капитан рассыпается в любезностях, пытаясь загладить недавнюю неловкость. Мне захотелось поддеть его, и я, указывая на него пальцем, говорю:— Вот ангел Жакайль и дьявол Хайд.— Нет, — Ларсен отрицательно помотал головой и задумчиво, с оттенком гордости, проговорил: — Только мистер Хайд.Это было сказано без тени шутки, вполне серьезно.Вот уже несколько дней, как я слежу за пауком из семейства Gasteracantha, то есть рогатых пауков. Это великолепное создание цвета лазури отличается оригинальной формой и окраской. На голубом фоне ярко выделяются красные крапинки. Он резко бросается в глаза своей гротескной внешностью. Из его туловища растут желтые дугообразные шипы, напоминающие какой-то странный хвост. Этот хвост в несколько раз длиннее самого паука. В отличие от ликозид, увертливых и беспокойных, красавец паук двигается медленно, важно, как будто сознавая, что он не чета своим сереньким собратьям, что среди них он настоящий павлин.Франт тотчас после захода солнца принимается за дело и раньше других успевает выткать круглую паутину. Затем скрывается в засаду и подстерегает добычу. Нити его сетей очень крепки, их не могут прорвать даже крупные бабочки и саранча. Паук этот отличается исключительной выдержкой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— настоящий великан! — и почти из-под рук выхватывает у меня великолепного шелкопряда. Птицеед не слишком приятное соседство для человека, и капитан Ларсен решает устроить на него охоту. Увы, «Синчи Рока» такая старая посудина, что глубоких щелей в ее крыше сколько угодно. Паука поймать не удалось, и с его пребыванием на пароходе пришлось смириться.Впрочем, этот паук оказался очень тактичным разбойником. Он как истинно сильный и великий воин держался скромно, не мозолил глаза и показывался лишь один раз в сутки, примерно через час после захода солнца. Тогда он молниеносно выскакивал из своего укрытия, нацеливался на самую аппетитную ночную бабочку и, сцапав ее, возвращался в свою щель. После этого он не появлялся, уступая поле боя мне, двуногому охотнику. Тогда я уже без страха мог заняться охотой.— Я его не люблю! — изрекает Чикиньо и называет паука «тенентом», ибо «тененты» преследуют его отца и он питает к ним непреодолимое отвращение. — Я бы ему этого не простил…— Так поймай его! — подшучиваю я.— И поймаю, обязательно поймаю! Вот увидишь, поймаю.— Посмотрим.И вот Чикиньо, вооружившись палкой, метлой и сеткой для ловли бабочек, притаился у щели. С похвальной выдержкой он просидел один вечер, второй, третий. Весть о его воинственных намерениях разносится по палубе, и все пассажиры восхищаются им. Некоторые пытаются помочь и принимают участие в засаде.Неизвестно, пронюхал ли паук что-либо, или же Чикиньо выбрал неудачное время для охоты, но «дичь» не показывала носа, и физиономии молодого охотника и его сообщников с каждым днем все больше вытягивались. На третий вечер Чикиньо швырнул на пол метлу и заявил:— Он перебрался в другое место.— Неужели?— Либо его уже нет в живых…— Ну, конечно, он испугался тебя и умер от страха…Чикиньо в бессильном гневе поглядел на потолок, куда в последний раз улизнул хищник, и снова упорство и ожесточение заблестели в его черных глазенках.— Терпение, — говорю я, — похвальное качество охотника.— Сам знаю, — ворчит молодой энтузиаст. — А я говорю тебе, что его уже нет!На следующий вечер на палубе неописуемый крик и суматоха. Чикиньо вопит что есть мочи, задыхаясь от восторга; пассажиры несутся к нему со всех ног и тоже орут, капитан вылетел из своей каюты, я опрокинул на ходу скамейку.— Есть! Есть! Поймал! — несутся радостные крики.Да, Чикиньо поймал паука. Только что хищник появился, наконец, на потолке, мальчишка метлой стряхнул его на пол и проткнул вилкой. Теперь победитель приплясывает на палубе, размахивает своей добычей и сует ее всем под нос. Волосатый паук величиной с растопыренную ладонь бессильно перебирает лапами.— Нужно его убить, — предостерегаю я.Но Чикиньо не боится живого паука, он высоко держит его в руке и издает победные вопли. И вдруг случилось несчастье. Очевидно, мальчик неосторожно дернул рукой. Паук соскользнул с вилки на пол и, не теряя времени, помчался к куче свернутых канатов. Все бросились за ним, но, увы! Паук пропал.Среди пассажиров мнения разделяются: одни утверждают, что паук, проколотый вилкой, все равно сдохнет, другие — что он выздоровеет.Растерянный Чикиньо совершенно убит.— Вот видишь, — говорю я с напускной серьезностью, — фортуна изменчива. Но истинный философ должен принимать спокойно и победы и удары судьбы.Однако Чикиньо не хочет быть истинным философом. Он смотрит на меня исподлобья и вдруг, выказывая этим свое волнение, бросает два тяжелых коротких слова:— Сдохнет! Тененте!По-видимому, он прав. Паук больше не появлялся на палубе. 30. ПРОЖОРЛИВОСТЬ У других лампочек на «Синчи Рока» орудуют пауки из семейства ликозид, или пауков-волков. Это небольшие, прожорливые твари, юркие и наглые, настоящие волки в паучьей семье! Они караулят по двое, по трое у каждой лампочки, и к ним в жертву попадают чаще всего мухи, хотя ликозиды нисколько не гнушаются и более крупной дичью — бабочкой, саранчой, жуком и другими насекомыми. Нападают они так же, как их родич — птицеед мигале: внезапно выскакивают из укрытия и мгновенно набрасываются на свою жертву. Прожорливость этих хищников просто потрясающая. Схватив свою добычу, они бешено тормошат и с нервной торопливостью высасывают внутренности у живого, трепещущего насекомого. Не управившись окончательно с несчастной мухой, они бросают ее, чтобы тут же схватить другую, потом бросают и эту и принимаются за приглянувшуюся бабочку. Под лампой, на палубе, образуется целое кладбище из останков их жертв. К утру здесь скапливается множество искалеченных, разодранных в клочья и еще полуживых насекомых. А тропический лес в безудержной щедрости шлет на заклание все новые полчища своих летучих обитателей, привлекаемых светом наших ламп.В центре парохода находится небольшая каюта. В ней хранятся самые ценные сокровища капитана Ларсена. Это сердце парохода — склад товаров, предназначенных для продажи населению Укаяли. На полках, тянущихся от пола до потолка, размещены всевозможные товары, необходимые жителям лесов. Здесь найдется все, начиная от иголки, керосина, сукна и полотна и кончая ружьями и консервами. Четыре стосвечовые электрические лампочки заливают склад потоками яркого света и превращают эту каюту в страну чудес, страстных мечтаний и непреодолимых искушений. На всей Укаяли не найдется человека, который бы не поддался соблазнам, таящимся здесь.В каюте за столом сидит Ларсен. У него голубые, холодные глаза. У людей Укаяли, наоборот, глаза черные и горячие. Ларсен неторопливо ведет торговлю, а жители Укаяли с раскрасневшимися щеками и затуманенным взглядом пожирают сокровища, привезенные из далекого мира.Индеец из племени кампа принес четыре шкуры дикой свиньи, пекари. Ослепленный светом, он осматривается вокруг, и глаза его загораются при виде стольких чудес. Он хочет получить за свои шкуры большой нож — мачете. Шкуры хорошие, тщательно просушенные и стоят не одного, а двух мачете.— Мачете не получишь, — спокойно заявляет Ларсен. — Он стоит шесть шкур, а у тебя только четыре. За четыре шкуры ты можешь получить лишь материю на платье для своей жены и на брюки для себя.— Но мне не нужно материи, — объясняет индеец и с просительной улыбкой повторяет: — Мне необходим мачете.— Мачете дать не могу! — звучит жесткий ответ.Свет четырехсот свечей ослепительно поблескивает на стали мачете, усиливая искушение. Ларсен приказывает дать сигнал к отходу. Ларсену милосердие не знакомо, страдания кампа его не трогают. Индеец с жестом отчаяния убегает и тотчас снова возвращается. Он тащит еще две шкуры. Вероятно, это все его достояние. За мачете он заплатил втридорога. Но что делать, если нож ему необходим?— Подлец! — скрипит зубами Чикиньо. Он сжимает кулачки и начинает шагать по палубе, как маленький дикий звереныш. 31. ЧИКИНЬО ДЕЙСТВУЕТ ПО ЗАКОНУ Индеец кампа, получив мачете, возвращается на берег. Там он садится на землю и с грустной покорностью смотрит на пароход. А в это время на складе у капитана продолжается оживленная торговля. Несколько метисов и белых перуанцев торгуются с капитаном, среди них вертится Чикиньо.Спустя некоторое время мальчик прибегает ко мне на палубу и, пряча что-то за спиной, таинственно улыбается.— Получилось! — торжествует он.— Что получилось?Чикиньо показывает мне новенький мачете.— Откуда он у тебя?— Я взял его на складе у капитана.Вот так история! Я хватаю мальчишку за ворот и смотрю ему грозно в глаза.— Украл? Ты что, сошел с ума, Чикиньо?Чикиньо перестает улыбаться.— Я не сошел с ума. Ларсен ведь ничего не заметил.— Сию же минуту отнеси мачете обратно.В глазах мальчишки засверкали бунтарские искорки.— Я взял не для себя, а для кампа! — защищается он.— Это все равно. Если ты сию же минуту не отнесешь нож на место, я тебя немедленно отошлю к матери в Икитос! Марш!Я отпускаю Чикиньо. Он долго стоит неподвижно, затем стремительно несется, но не на склад. Он сбегает по доске на берег, бросает мачете индейцу и приказывает ему бежать. Потом медленно возвращается на судно и подходит ко мне. В глазах его сверкают слезы, он прерывисто говорит:— Теперь можешь меня наказать! Но все равно Ларсен чудовище! Он обидел кампа! Подлец, подлец!.. Можешь меня наказать! Я не могу смотреть на такую подлость!.. Кампа бедный индеец! Хорошо, отсылай меня к матери, да, накажи меня…Он весь дрожит, не будучи в силах сдержать слезы. Он то вспыхивает, то стискивает зубы, то угрожает, то оправдывается. В конце концов мне становится жаль мальчишку. Мои добрые педагогические намерения проваливаются ко всем чертям, и я ухожу, чтобы он не заметил, как угасает мой гнев! Чикиньо бредет за мной по пятам, как тень. Я останавливаюсь и говорю ему:— Я тебе кое-что расскажу. У нас в Европе, на острове Корсика, много лет тому назад жил храбрый бандит, который поступал не совсем обыкновенно. Он грабил богатых и часть добычи раздавал бедным. Ему казалось, что он народный защитник и благородный герой. И знаешь, чем все это кончилось? Его поймали и повесили. Ну, что в этом хорошего?— Ах! — воскликнул Чикиньо. — Я расскажу тебе другую историю, историю о славном Престесе. Он тоже отбирал деньги у богатых и отдавал бедным. Был он ужасно храбрым. И знаешь, чем все это кончилось?Вот шельмец, поймал меня! Конечно, он говорит о Луисе Престесе, мужественном защитнике бразильского народа, славном борце за свободу, который, стремясь восстановить попранные права народа, прошел со своей освободительной армией всю Бразилию.— Так ты считаешь себя похожим на Престеса? — спрашиваю я малыша.— Да. Я укаяльский Престес.В этот момент «Синчи Рока» отчаливает от берега. Чикиньо машет рукой в сторону леса. Оттуда, из зарослей, выходит индеец кампа и тоже шлет ему знаки дружбы. Расстояние между нами увеличивается, мы отходим все дальше от берега.— А теперь, — обращаюсь я к Чикиньо, — идем к капитану и заплатим ему за мачете.Чикиньо бросает на меня испуганный взгляд.— Аркадий, зачем ты меня так обижаешь! — восклицает он. — Ведь должна же быть справедливость на свете!..— Ты прав, мой маленький реформатор мира, но не таким способом нужно восстанавливать справедливость. Поэтому пойдем и расплатимся с капитаном… 32. ПАУКИ ЗА РАБОТОЙ Вокруг всей пароходной палубы тянутся поручни. Они предохраняют пассажиров от сомнительного удовольствия свалиться в воду. Все насекомые, привлеченные огнями парохода, вынуждены пролетать между поручнями и краями палубного навеса.Это обстоятельство хорошо учли пауки. Как только наступают сумерки, по краям палубного навеса начинается лихорадочная работа: пауки плетут предательские сетки из паутины — ловушки для насекомых. Действительно, за ночь пауки собирают здесь богатую жатву. Только крупные бабочки вроде бражников способны прорвать эти преграды. Но и то ненадолго: пауки быстро исправляют нанесенные повреждения.Каждое утро юнга сметает метлой паутину и уничтожает начисто следы ночной охоты. Но каждый вечер пауки снова начинают свою работу и плетут такие же сети, как и накануне. Вероятно, им выгодно сооружать свои западни даже на одну ночь.Однажды за ужином кто-то из сидящих за столом двенадцати пассажиров воскликнул:— Что за гадость эти противные пауки!— Почему гадость? Почему противные? — обрушился восседающий в капитанском кресле Ларсен. И добавил с насмешливой улыбкой:— Они такие же пассажиры, как и всякие другие, как каждый из вас, господа.Видимо, довольный этим сопоставлением, Ларсен продолжает с нескрываемым сарказмом:— Они даже лучше многих людей. У них, по крайней мере, есть характер.Кто-то из присутствующих рассмеялся:— Какой же это характер? Разбойничий, что ли?Но Ларсен не терпит, когда иронизируют другие. Улыбка мгновенно сползла с его лица. Он обвел сидящих за столом тяжелым, почти враждебным взглядом и бросил, как пощечину:— Это господствующие насекомые, это сверхнасекомые!— Пауки, — скромно замечаю я, вмешиваясь к беседу, — совсем не насекомые Отряд пауков принадлежит к классу паукообразных, входящих, как и класс насекомых, в подтип членистоногих.
.Наступает тишина. Ларсен наливается гневом. С каким удовольствием он сейчас уничтожил бы нас всех! Он шипит:— Чушь! Все-таки они выше! Выше всех вас! Да, да, всех вас!Час спустя я зашел к капитану Ларсену в каюту. Он был в лирическом настроении и с увлечением читал книгу английского писателя Стивенсона «Д-р Жакайль и м-р Хайд»; у героя книги двойственная натура: хорошего доктора Жакайля и злого мистера Хайда. Капитан рассыпается в любезностях, пытаясь загладить недавнюю неловкость. Мне захотелось поддеть его, и я, указывая на него пальцем, говорю:— Вот ангел Жакайль и дьявол Хайд.— Нет, — Ларсен отрицательно помотал головой и задумчиво, с оттенком гордости, проговорил: — Только мистер Хайд.Это было сказано без тени шутки, вполне серьезно.Вот уже несколько дней, как я слежу за пауком из семейства Gasteracantha, то есть рогатых пауков. Это великолепное создание цвета лазури отличается оригинальной формой и окраской. На голубом фоне ярко выделяются красные крапинки. Он резко бросается в глаза своей гротескной внешностью. Из его туловища растут желтые дугообразные шипы, напоминающие какой-то странный хвост. Этот хвост в несколько раз длиннее самого паука. В отличие от ликозид, увертливых и беспокойных, красавец паук двигается медленно, важно, как будто сознавая, что он не чета своим сереньким собратьям, что среди них он настоящий павлин.Франт тотчас после захода солнца принимается за дело и раньше других успевает выткать круглую паутину. Затем скрывается в засаду и подстерегает добычу. Нити его сетей очень крепки, их не могут прорвать даже крупные бабочки и саранча. Паук этот отличается исключительной выдержкой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19