Даже студия не могла задержать никого дольше, тем
более что кормили там только в обед.
У него еще хватило времени посмотреть на Дженни, прежде чем в
радиотелефоне заскрипел голос миссис Кутмар. Шагая через холл, Том думал:
я теряю из-за нее голову. Это смешно, ведь я взрослый человек. Может,
стоит сходить к психиатру?
Вот именно - сделать заявку и ждать, пока психиатр его примет. Если
повезет, может, уже через триста дней он отыщет для тебя время. А если
этот психиатр тебе не поможет, делай заявку на следующего и жди шестьсот
дней.
Заявка... Том замедлил шаги. Заявка. А если вместо нее попросить
перемещения? Почему бы и нет? Что ему терять? Скорее всего он получит
отказ, но можно хотя бы попытаться.
Даже получение бланка для такого случая оказалось делом непростым.
Два свободных дня он провел в очереди в Центральной Городской конторе,
прежде чем получил нужные бумаги. В первый раз ему дали не тот бланк, и
пришлось начинать все сначала. Отдельной очереди для тех, кто хотел
сменить день, не существовало, поскольку их было слишком мало, и пришлось
стоять в Секцию Разных Вопросов Отдела Движения Населения в Департаменте
Принципиальных Перемен Конторы Перемещений и Переселений. А ни одна из
этих организаций не имела ничего общего с эмиграцией в другие дни.
Когда он наконец получил бланк вторично, то не сдвинулся с места,
пока не проверил его номер и попросил служащую сделать это еще дважды, не
обращая при этом внимания на протесты стоящих сзади. Потом встал в очередь
к перфораторам и, прождав два часа, сел за небольшое устройство,
напоминавшее секретер, над которым находился большой экран. Вставив бланк
в отверстие и глядя на его изображение на экране, Том принялся нажимать
кнопки, отмеряя нужное расстояние против каждого вопроса. После этого
оставалось только надеяться, что формуляр не затеряется.
В тот вечер он прижал голову к твердому металлу и прошептал, обращаясь
к застывшему лицу:
- Должно быть, я тебя действительно люблю, раз прошел через все это.
А ты даже этого не знаешь или знаешь, но тебе все равно.
Чтобы убедить самого себя, что с головой у него все в порядке, он
пошел вечером вместе с Мабель на прием к режиссеру Солу Воремвольфу. Тот
как раз сдал госэкзамен и получил категорию А-13, так что через некоторое
время при определенном везении мог стать вице-председателем студии.
Прием удался. Том и Мабель вернулись за полчаса до начала
сомнамбуляции. Том соблюдал меру в употреблении алкоголя и наркотиков, но
знал, что все равно проснется как пьяный и придется принимать
возбуждающее. На работе он будет выглядеть и чувствовать себя ужасно,
поскольку лишился необходимых часов сна.
Под каким-то предлогом он попрощался с Мабель и пошел в сомнамбуларий
раньше всех, хотя не мог ничего сделать, даже если бы захотел - "гробы"
действовали в строго определенных границах времени.
Прижавшись к сомнамбулатору Дженни, он постучал в дверь.
- Весь вечер я старался не думать о тебе: это нечестно - ходить с
Мабель, а думать о тебе.
Он записал для нее очередное письмо, но потом стер. Это ничего не
даст. Кроме того, он понимал, что язык его заплетается, а ему хотелось
предстать перед ней с лучшей стороны.
Только зачем? Для чего он ей?
Это она требовалась ему, и никакие законы логики не могли ничего
изменить. Он любил эту запрещенную, такую-далекую-и-такую-близкую женщину.
Бесшумно подошла Мабель.
- Ты болен, - сказала она.
Том подскочил как ошпаренный. А собственно, почему? Он не сделал
ничего постыдного. Но если так, почему он злится на нее? Можно понять его
смущение, но не гнев.
Мабель стала смеяться над ним, и Том обрадовался: теперь можно на нее
прикрикнуть. Он сделал это, и женщина повернулась и вышла, но тут же
вернулась со всеми остальными - близилась полночь.
К тому времени Том уже стоял в своем цилиндре. Он переставил
сомнамбулатор Дженни так, что теперь они стояли друг против друга. Две
двери лишь немного искажали картину, но Дженни казалась еще более далекой
в пространстве и времени, еще более недостижимой.
Спустя три дня, в середине зимы, Том получил письмо. Когда он выходил
из дома, почтовый ящик на дверях загудел. Том вернулся и подождал, пока
письмо будет отпечатано и выскочит в отверстие. Это оказался ответ на
просьбу перемещения в другой день.
Отказ. Причина: отсутствие причин.
Это была правда. Не мог же он сообщить истинную причину, ее бы сочли
еще менее убедительной. Он пробил отверстие напротив номера 12. ПРИЧИНА
ПОПАСТЬ В ОБЩЕСТВО, ГДЕ МОИ ТАЛАНТЫ ПОЛУЧАТ ВОЗМОЖНОСТЬ РАЗВИТИЯ.
Том выругался. Как человек и гражданин он имеет право выбрать себе
день, который ему нравится. По крайней мере, должен иметь. Что с того, что
это хлопотно, требует перемещения личного дела и всех документов с момента
рождения? Какая разница, что...
Нет, так можно злиться сколько угодно, и ничего не изменится. Он
обречен на мир вторника.
Спокойно, буркнул он, спокойно. К счастью, я могу просить о
перемещении неограниченное число раз. Попрошу снова. Думаете, мне надоест?
Это вам надоест. Человек против машины. Человек против системы. Человек
против бюрократии и бездушных законов.
Незаметно пролетели двадцать дней зимы, за ними восемь дней весны и
вновь наступило лето. На второй из двенадцати дней лета он получил ответ
на свою повторную просьбу.
Он не был ни отказом, ни согласием. В нем говорилось, что если по
диагнозу астролога Том будет чувствовать себя в среду лучше, этот диагноз
должен подтвердить психиатр. Том Пим подскочил от радости и щелкнул
каблуками своих сандалий. Слава Богу, он живет во времена, когда
астрологов не считают шарлатанами. Люди - то есть массы - потребовали
признания астрологии и придания ей соответствующего ранга. Были приняты
необходимые законы, у благодаря им у Тома теперь появился шанс.
Он спустился в сомнамбуларий, поцеловал дверь цилиндра Дженни и
сообщил ей хорошую новость. Она не ответила, хотя Тому показалось, что
глаза девушки слегка сверкнули. Конечно, то была иллюзия, но Том любил
свои иллюзии.
Чтобы попасть на прием к психиатру и получить три консультации,
потребовался еще год - сорок восемь дней. Благоприятным для Тома
обстоятельством оказался тот факт, что доктор Зигмунд Трауриг был другом
доктора Стелхели, астролога.
- Я внимательно изумил мнение доктора Стелхели и проанализировал ваше
навязчивое стремление к этой женщине, - сказал психиатр. - Я согласен с
коллегой, что вы всегда будете несчастны во вторник, хотя не совсем
разделяю его мнение, что среда для вас лучшее место. Но раз уж вы вбили
себе в голову эту мисс Марло, вам нужно переместиться. Правда, с условием
письменного согласия на курс лечения у психиатра.
Только потом Том понял, что доктор Трауриг хотел от него избавиться
из-за наплыва пациентов. А может, и нет.
Требовалось ждать, пока его бумаги перешлют властям среды. Сражение
было выиграно лишь наполовину - в среде могли от него отказаться. А если
даже он достигнет своей цели - что тогда? Хуже всего, что его может
отвергнуть она, не давая уже никакого шанса.
Это было трудно представить, но она могла так поступить.
Том ласково погладил дверь, а потом прильнул к ней губами.
- Пигмалион по крайней мере мог коснуться Галатеи, - шепнул он. - Я
верю, что боги - совершенно бездушные бюрократы - сжалятся надо мной,
который не может даже коснуться тебя. Верю!
Психолог определил, что он неспособен на долгую связь с женщиной,
впрочем, как большинство мужчин их мира, в котором связи легко создавались
и еще легче рвались. Дженни Марло он полюбил по многим причинам. Она могла
напоминать ему кого-то, кого он любил в детстве. Может, мать? Нет?
Впрочем, все равно. Он узнает это в среду. Самая главная правда
заключается в том, что он любит мисс Марло, поскольку она не может его
отвергнуть, не может надоесть, плакать, кричать на него, оскорблять и так
далее. Любит ее, поскольку она недосягаема и нема.
- Я люблю ее, как Ахилл любил Елену, которую увидел на стенах Трои, -
сказал Том.
- Впервые слышу, чтобы Ахилл любил Елену, - сухо заметил доктор
Трауриг.
- Гомер этого не говорит, но я ЗНАЮ! Разве мог кто-либо устоять перед
ней?
- Откуда мне знать, я ее никогда не видел! Если бы я знал, что ваша
мания усиливается...
- Я поэт! - сказал Том.
- Скорее, у вас чрезмерное воображение. Гм-м. Впрочем, это может
оказаться неплохой штучкой. Сегодня у меня свободный вечер. Знаете, что...
вы разожгли мой интерес. Я приду к вам взглянуть на эту красавицу, эту
вашу Елену.
Доктор Трауриг явился сразу после ужина, и Том проводил его в
сомнамбуларий, как гид, ведущий известного критика к только что
обнаруженной картине Рембрандта.
Доктор долго стоял перед цилиндром, причмокивая и перечитывая табличку
с ее данными, потом повернулся и сказал:
- Я вас понимаю, мистер Пим. Можете рассчитывать на мою поддержку.
- Скажите сами, разве она не прекрасна?! Она же не от мира сего - и в
прямом и в переносном смысле.
- Да, она очень красива. Однако, боюсь, вас ждет жестокое
разочарование, а может, даже безумие, хоть мне и не нравится это ненаучное
определение.
- Рискну, - сказал Том. - Я знаю, что веду себя, как безумец, но чего
стоит мир без безумцев? Взять, к примеру, изобретателя колеса, Колумба,
Джеймса Уатта, братьев Райт или Пастера.
- Трудно сравнивать пионеров науки и их стремление познать правду с
вашим стремлением жениться на этой женщине. Однако, согласен, она
поразительно красива. Но я был бы очень осторожен. Почему она до сих пор
не замужем? Может, с ней что-то не в порядке?
- Насколько я знаю, она могла сделать это сто раз! - ответил Том. -
Может, ее постигло разочарование и она поклялась, что будет ждать
настоящего мужчину? Может...
- Нет здесь никакого "может", - прервал Трауриг. - Но мне кажется, в
вашем теперешнем состоянии опаснее оставаться во вторнике, чем перебраться
в среду.
- Значит, вы согласны?! - воскликнул Том, хватая доктора за руку и
тряся ее.
- Допустим. Но у меня остались некоторые сомнения.
Взгляд доктора унесся куда-то вдаль. Том рассмеялся, отпустил его
руку и похлопал по плечу.
- Признайтесь - она произвела на вас впечатление. Конечно, ведь вы не
каменный.
- Девушка превосходная, согласен, но подумайте еще раз. Если вы
переместитесь и она вас отвергнет, это может кончиться безумием.
- Не кончится. Мое положение не станет хуже, чем оно есть. Напротив,
улучшится. По крайней мере, я буду видеть живую девушку.
Весна и лето пролетели, как молния. И вдруг - утро, которое навсегда
останется в его памяти: разрешение! А вместе с ним инструкция, что нужно
сделать, чтобы переместиться в среду. Впрочем, довольно простая. Прежде
всего проследить, чтобы механики пришли днем и перенастроили часовой
механизм в полу. Он не мог понять, почему нельзя просто дождаться среды
вне сомнамбулатора, но уже давно перестал вникать в логику бюрократической
системы.
Том решил ничем не говорить своим соседям, в основном из-за Мабель,
но она все равно узнала от кого-то из студии. Увидев его за ужином, она
расплакалась и убежала к себе наверх. Ему было неприятно, но он не пошел
ее утешать.
Вечером он вошел в сомнамбуларий с бьющимся сердцем. Все уже знали:
он не сумел сохранить это в тайне и сейчас был рад, что сказал им. Они
принесли напитки и вместе выпили несколько тостов. Наконец, пришла Мабель
и, вытирая слезы, пожелала ему всего наилучшего. Она знала, что Том не
любил ее, и ей было жаль, что никто не влюбился в нее, просто заглянув в
сомнамбулатор.
Узнав, что он был у доктора Траурига, она сказала:
- Это очень влиятельный человек, советник Сола Воремвольфа. Говорят,
со связями даже в других днях. Он редактор "Психических Течений", одного
из немногих журналов, читаемых другими людьми.
ДРУГИЕ - это, конечно, те, кто жил от среды до понедельника.
Том признал, что доволен визитом к Трауригу. Может, именно благодаря
его вмешательству власти среды так быстро решили дело. Границы между
мирами пересекались редко, но было тайной Полишинеля, что влиятельные люди
делали это, когда хотели.
Том, дрожа, стоял напротив цилиндра Дженни. В последний раз, думал
он, я вижу ее в состоянии сомнамбуляции, в следующий раз она будет теплой
и живой - девушкой из плоти и крови.
- Ave atque vale! [Здравствуй и прощай! (лат.)] - громко сказал он.
Ему устроили овацию, и только Мабель сказала:
- Как это банально!
Они думали, что он обращается к ним.
Войдя в сомнамбулатор, он закрыл дверь и нажал кнопку. Глаза он
оставит открытыми, чтобы...
Среда. Хотя вокруг ничто не изменилось, ему показалось, что он
оказался на Марсе.
Открыв дверь, он вышел. Лица семи ждавших его людей он уже видел, их
фамилии читал на табличках.
Уже собравшись сказать им "добрый день", он вдруг заколебался.
Сомнамбулатор Дженни Марло исчез.
Том схватил за руку ближайшею мужчину.
- Где Дженни Марло?
- Пустите меня! Она переехала во вторник.
- ВТОРНИК?!
- Ну да. Она уже давно хотела отсюда выбраться. Этот день для нее не
подходил. Здесь она плохо чувствовала себя, это несомненно. Два дня назад
она сказала, что просьбу ее наконец удовлетворили - вероятно, помог
какой-то влиятельный психиатр из вторника. Он был здесь, увидел ее в
сомнамбулаторе и - готово.
Стены, люди и сомнамбулаторы завертелись у него перед глазами. Время
гнулось то в одну, то в другую сторону, это был вообще НИКАКОЙ день. Том
оказался заперт в каком-то странном времени, которое вообще не должно было
существовать.
- Она не может этого сделать!
- Конечно, нет! Она уже это сделала!
- Но... но ведь нельзя перемещаться больше одного раза.
- И в этом состоит ее проблема.
Его проблема тоже состояла в этом.
- Не нужно было ему ее показывать! - сказал Том. - Свинья! Неэтичная
свинья!
Том Пим долго стоял неподвижно, прежде чем пойти на кухню. За
исключением людей, все вокруг было то же самое. Отправившись в студию, он
играл там в комедии положений, ничем не отличавшейся от тех, в которых он
выступал во вторник, а вечером смотрел новости. У президента Соединенных
Штатов были другие лицо и фамилия, но сказанное им вполне мог сказать
президент из вторника. Тома представили секретарше режиссера; звали ее не
Мабель, но это ничего не меняло.
Единственное различие состояло в том, что здесь не было Дженни, но то
было различие принципиальное.

1 2