О Боже милосердный! Кого она хотела наказать? Тэйна или себя самое за то, что не сумела стать ему достойной женой?
Если бы только можно было снова вернуть те дни, она бы никогда не повторила своих ошибок. Инстинктивно она понимала, что ее сестра написала чистую правду. Она закрыла глаза, письмо выпало у нее из рук, и она выключила свет. Умная, добрая Эбби написала ей, что Тэйн любит ее. Но прошло почти два года. С тех пор было сказано множество взаимных оскорблений, и оба они стали участниками законной схватки, которую оба и проиграли: ветхая ткань их брачного союза предстала на всеобщее обозрение, истершиеся нити их когда-то огромной любви открыты для пересудов.
Сейчас между ними нелегкое перемирие. А любовь? Она утрачена навсегда. Она покинула ее, взрослеющую слишком медленно, а единственную козырную карту в игре любви - совершенство тела - отняли у нее навсегда с появлением на свет детей Тэйна. Если бы он любил ее, он бы не обратил внимания на ее обезображенное тело, но его взгляд, полный похоти, оказался слишком придирчивым.
Подавив горестные рыдания, она уткнулась лицом в мягкую подушку, вдыхая сладкий аромат чистого белья, осознавая с чувством полной безнадежности, что Тэйн, уверенный в ее согласии остаться, распорядился приготовить для нее спальню, да и ночная сорочка, в которой она спала, как она определила на ощупь и по запаху, была выстирана и отутюжена.
Пытаясь найти удобное положение, она подтянула колени к груди, совсем как эмбрион в утробе матери. В первые беззаботные месяцы их супружеской жизни они часто спали с Тайном, тесно прижавшись друг к другу: его рука покоилась у нее на груди, а его сильное тело, теплоту которого она постоянно ощущала, ограждало ее, ревностно оберегая от всех... Если бы только она поверила его заверениям, когда вернулась из клиники, если бы она была достаточно взрослой, уверений в себе и любила его настолько, чтобы доверять ему, она бы могла спасти их брак! Вместо этого она сделала все, чтобы он распался.
Эти мысли ни к чему не приведут! Она села на кровати и при свете, пробивающемся из наполовину закрытого окна, потянулась к сумочке. Пальцы нашли то, что искали. Облегченно вздохнув, она достала из коробочки фарфоровое яйцо, которое так и лежало там с тех пор, как она получила его в подарок. Размером оно было с ее ладонь. Откинувшись на подушках, она нащупала большим пальцем очертания маленького Купидона, следуя вдоль изгиба его крыла, изогнутой дуги натянутого лука, неумолимо прямой, направленной в самое сердце стрелы, и с терпеливой решимостью стала ждать, когда же сон даст ей, хотя бы на время, освобождение от боли и мучений.
Через несколько часов, разбуженная громким стуком в дверь, Сапфи с трудом заставила себя сесть, откинула со лба волосы, определив по снопам льющегося в комнату солнечного света, что День уже давно наступил. В комнату вошел Тэйн, на бедре которого верхом сидел его сын.
- Обвиняемый хочет, чтобы вы тоже его простили! - объявил он, и темные его глаза заискрились смехом, компенсируя некоторую грубоватость голоса. - Мы идем завтракать. Я попросил Эфими принести тебе завтрак сюда.
- Спасибо, - сухо сказала она, обнимая сына, которого Тэйн бесцеремонно усадил на кровать, и жадно ища глазами на детском личике следы обиды, и не находя ничего, что могло бы ее встревожить. - На будущее нам нужно установить определенный порядок, если мы будем жить так, как договорились прошлой ночью.
- Это будет нетрудно. Я редко бываю дома, поэтому мы без труда сможем не встречаться друг с другом.
- Конечно, - ответила она неестественным голосом, стараясь отвести взгляд от высокого человека, взирающего на нее с полным безразличием, и обнаружив, что это невозможно. Рубашка, застегнутая лишь наполовину, закатанные до локтя рукава, открывающие загорелые мускулистые руки. Должно быть, он начал одеваться, когда проснулся Стефанос. Он успел побриться, но темные волосы взлохмачены, будто он пытался пригладить их рукой. Боль внутри была настолько сильной, что Сапфира прижала руку к груди. Какая горькая ирония, что чувства, которые так долго дремали в ней, выбрали именно этот момент для пробуждения. Она считала, что они давно умерли и не способны возродиться, но, кажется, они вознамерились доказать ей обратное.
- Что это, мамочка?
Малыш высвободился из ее объятий. Успокоенный близостью матери, Стефанос быстро вернулся к своему обычному игривому настроению и забрался под легкую простыню, которой она была укрыта. Вылезая оттуда, он открыл кулачок и протянул ей на ладони фарфоровое яйцо.
Смутившись, Сапфира отобрала его у сына:
- Это подарок, мой милый. Оно, должно быть, выпало из моей сумочки.
- А ты можешь его съесть? - не унимался любопытный малыш.
- Нет! - Сапфира засмеялась, забрала у него яйцо и положила на тумбочку. - Оно красивое, на него нужно просто смотреть и любоваться. Его подарил мне твой папа, - добавила она с каким-то отчаянием, ощущая тягостное молчание Тэйна.
Лицо Стефаноса мгновенно озарилось улыбкой.
- Значит, он тоже тебя простил! - воскликнул он. - Он бы не подарил тебе подарок, если бы еще сердился на тебя за то, что ты ушла и бросила нас!
- Это не совсем так, мой хороший... - Глядя на его возбужденное личико, она пыталась представить, как это воспринимается, когда тебе три с половиной года. Что из того, что произошло между ней и Тайном, он сможет понять? Что ей следует попытаться ему объяснить? - Папа и я думаем, что было бы очень здорово, если через какое-то время у нас оказалось бы два дома вместо всего лишь одного, - сказала она с какимто отчаянием в голосе. - Я ушла, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
- И ничего не вышло! - радостно воскликнул он. - Теперь, когда ты вернулась, ты можешь пойти и покачать Вики и меня на качелях!
- Если только ты будешь сидеть на качелях как следует, как тебя учили. - Она строго посмотрела на него, довольная, что он перестал говорить о ее бегстве, но почувствовав приступ отчаяния при мысли о том; как будет трудно подготовить детей к ее уходу из дома. Может быть, пройдет несколько лет, прежде чем ей удастся выбрать подходящий момент...
- Почему бы тебе не пойти поискать свою сестру? - послышался спокойный голос Тэйна. - Вы еще успеете накачаться, впереди целый день.
- Ты ведь не собираешься снова от нас уйти? - На Сапфиру тревожно смотрели глаза, такие невинные и красивые, так похожие на глаза Тэйна, что у нее перехватило дыхание. Малыш послушно слез с кровати и остановился у двери. - Только ненадолго.
Прежде чем Сапфира успела ответить, Тэйн опередил ее:
- И не тогда, когда ты и Вики так хотите, чтобы мама была с вами.
Сознание собственной вины обожгло ее.
- Ты считаешь правильным говорить ему такие вещи? - осторожно спросила она, когда маленькая фигурка скрылась за дверью и они услышали, как Стефанос зовет сестру.
- Я бы никогда не сказал этого, если бы считал иначе! - Тэйн поднялся. Плечи его были опущены, руки в карманах брюк. Он, не мигая, смотрел на нее, и лицо его было мрачным. - Нам нужно делать это постепенно. Прошлая ночь была тяжелым испытанием для каждого из нас. Стефанос, кажется, только сейчас пришел в нормальное состояние, я убедил его, когда он проснулся, что ты услышала о несчастье, которое с ним произошло, и вернулась! Послушай, Сапфи, - сказал он тихо, но в примирительной интонации его голоса она уловила раздражение. - Это нелегко для нас обоих. Здесь нет готовой формулы, которой мы могли бы следовать. А пока, раз уж ты согласилась жить со мной в этом доме, соблюдая строго платонические отношения, мы должны выработать какие-то самые основные правила.
Глава восьмая
Достойно выдержав его взгляд. Сапфира коротко кивнула.
- Можешь продолжать. Уверена, что ты уже что-нибудь придумал.
Он заговорил спокойно и вкрадчиво.
- Само собой. Правило первое - никогда не ссориться в присутствии близнецов. Они должны считать, что их будущая жизнь - это результат совместно принятого нами решения.
- Вполне справедливо, - заметила она.
- Правило второе - один день в неделю мы должны проводить вместе, как нормальная семья в социальном смысле слова.
- Ты имеешь в ввиду есть за одним столом?
- Я имею в виду все, за исключением общей постели, - сухо заключил он.
- Я... я не уверена, что смогу пойти на это. - Проскальзывающая в словах Сапфиры нерешительность отражала ее отчаяние из-за того, что ее принуждали к невыносимой для нее жизни в постоянном и тесном контакте с Тэйном. - Ты все время меняешь свои условия!
- Только ради благополучия наших детей! - Он смотрел на нее с каменным выражением на лице. - Ведь это ты хотела разрушить нашу семью - ну что ж, тебе это удалось. Если окажется, что тебе больно ступать по ее обломкам, с этим придется как-то примириться.
Сапфира отвернулась.
- Семьи все равно уже не было. Я лишь хотела прояснить наши отношения.
Взбешенный, он с шумом выдохнул воздух, что заставило ее снова взглянуть на его смуглое лицо.
- Ты хотела украсть у меня моих детей!
- Нет! - Ярость в голосе Тэйна заставила ее вздрогнуть. - Это было совсем не так! - Ее плечи поднялись и затем тяжело опустились, выражая полное бессилие.
- Разве ты не считала, что я не люблю их? - мягким, вкрадчивым голосом спросил он Сапфиру, гладя ей прямо в глаза и едва сдерживая свой гнев.
Какое-то довольно непродолжительное время она действительно так думала. Казалось, он был совершенно равнодушен к нуждам детей, всегда готовый оставить их на попечение Спиридоулы, и безмятежно спал, когда в ранние предрассветные часы Сапфира сидела у кроваток близнецов, прислушиваясь к их нежному дыханию, опасаясь, как бы не нарушился его спокойный ритм. Теперь, правда слишком поздно, она готова была признать, что ее тревога была результатом ее болезни и что она переусердствовала в своем рвении.
- Я считала, что тебя занимают другие интересы.
Самообладание вновь вернулось к ней, хотя нервы были напряжены до предела. Меньше всего Сапфира хотела начинать день ссорой.
- Разумеется, - деланно рассмеялся Тэйн, - мои любовные похождения! Ты мне просто льстишь, полагая, что эти интересы могли увлечь меня настолько, чтобы я полностью забыл о детях.
Было что-то тревожаще привлекательное в безжалостном выражении его лица, а цинизм, с которым он признал правоту ее повторных обвинений в неверности, заставил Сапфиру невольно покраснеть.
- Может быть, когда-то я действительно так считала, но не теперь, заявила ему она с потемневшими от боли глазами, еще больше краснея под его насмешливым взглядом. - Если... если тебе доставит удовольствие мое признание, то знай, я поняла, что между тобой и Эбби ничего такого не было.
- Вот как? В самом деле? - Взгляд его темно-зеленых глаз задержался на ее нежных губах и затем, скользнув по открытым плечам, остановился на глубоком вырезе ее ночной рубашки. - О да, Сапфира той, я испытываю истинное удовлетворение, услышав признание твоей ошибки. Жаль только, что тебе потребовалось столько времени, чтобы убедиться в правдивости моих слов и уверений Эбби.
- Я, я ведь не читала ее письмо ко мне, - виновато сказала Сапфира. Во всяком случае, до вчерашнего дня. Это все изменило. Оно помогло мне увидеть все в истинном свете.
Тэйн произнес по-гречески какую-то фразу, она не поняла ее смысла, но выражение его лица подсказывало ей, что он сильно рассержен.
- Я женился на ребенке, я сделал ребенка своей женой, - добавил он мрачно, не оставляя сомнений, что очень не в духе.
Она не могла этого отрицать, с грустью подумав о том, что значительно повзрослела за последние несколько месяцев, особенно с тех пор, как столкнулась с ужасной перспективой потерять своих детей.
- Поздно говорить о том, что ты изменила свое мнение, - не без яда заметил он, прервав ее мысли. - Я больше не позволю тебе легкомысленно играть жизнью детей. Вчера вечером ты приняла решение, которое, надеюсь, не нарушишь.
Она посмотрела на его решительный, выдающийся вперед подбородок и жестко поджатые губы и в ответ на его ледяной взгляд гордо вскинула голову.
- Я просто хочу понять, чего ты надеешься достичь этим "семейным днем".
- Возможно, временного перемирия, - ответил он, и она услышала раздражение в его голосе. - Боже правый. Сапфира, ведь мы могли как-то обходиться без ссор на Константиносе, не так ли? Все, чего я прошу, - это раз в неделю, очевидно лучше всего в воскресенье, дать возможность детям убедиться в том, что мы общаемся как нормальные люди. Надеюсь, к тому времени, когда мы станем наконец жить раздельно, они почувствуют, что смогут одинаково довериться одному из нас, не предавая при этом другого. В остальные дни у нас не будет нужды надоедать друг другу. Я уверен, укладывая детей спать, мы сумеем обойтись без потасовок у дверей их спальни. - Он устремил на нее вопрошающий взгляд, ожидая реакции.
Разозлившись на скрытый сарказм его слов, Сапфира невольно сжала кулаки. За все недолгое время их бурных отношений именно она позволила себе однажды ударить его, чем отнюдь не гордилась. И все же, разве Тэйн не нес какую-то часть ответственности за все это? Своими насмешками он постоянно подстрекал ее, а его врожденная самоуверенность и высокомерие вызывали в ней ярость.
- Я тоже так думаю, - согласилась она, довольная спокойным тоном своего ответа. - Меня, правда, удивляет, что ты готов так много времени проводить в моем обществе.
- О, я думаю, что смогу заставить себя делить с тобой раз в неделю одну комнату, не выказывая явного неудовольствия, любовь моя. - Острый взгляд его зеленых, все замечающих глаз буквально обжигал ее гордо поднятое лицо, и Сапфира вдруг почувствовала, что ей стало трудно дышать. В этом неподвижном пронзительном взгляде была какая-то гипнотическая сила, которая буквально сковала все ее тело. Тэйн был так близко, что она могла коснуться его рукой, и внезапно близость его сильного и поджарого тела, столь хорошо знакомого ей, заставила сердце бешено колотиться, все чувства обострились, словно заполнив электрическими разрядами каждую клеточку тела, а грудь пронизала томяще сладостная боль, безошибочный знак возникшего желания.
Сапфира готова была расплакаться от досады на жестокую несправедливость природы. Многие месяцы она жила в леденящем состоянии эмоциональной глухоты, а теперь, когда она меньше всего этого хотела, вдруг наступила внезапная оттепель чувств, высвободившая ту внутреннюю боль, которую она надеялась похоронить в прошлом. Даже ирония, с которой Тэйн обратился к ней, назвав agape mou (Любовь моя (новогреч.) усиливала ее страдания.
Она закрыла глаза, чтобы снять возникшее между ними напряжение, и крепко, до боли сомкнула, веки. Уж с этой-то болью она справится.
- Однако мне кажется, что тебе придется приложить больше усилий, чтобы вытерпеть мое присутствие, ну - Он тихо засмеялся. - Попытайся, Сапфира, ради Стефаноса и Виктории. Ты ведь всегда была превосходной актрисой. Уверен, ты справишься. В конце концов, это лишь временное неудобство, ты сможешь утешать себя тем, что окончательного освобождения ждать недолго, не так ли?
Она не ответила на его риторический вопрос и, отвернувшись, молила Бога, чтобы теперь, когда Тэйн объявил о своем решении, он поскорее ушел. Лишь после того, как она услышала, что открылась и туг же мягко закрылась дверь, она смогла расслабиться, убеждая себя, что, к счастью, Тэйн не посмел к ней притронуться, и забывая об охватившем ее разочаровании, вызванном его тихим уходом.
Окончательное освобождение, как же! Наклонившись вперед, она обняла себя за колени, так что ее длинные непокорные волосы рассыпались на них подобно водопадным струям. Окончательным будет только их развод, но не юридически оформленное раздельное жительство бывших супругов, ловушка, в которую она позволила себя заманить!
Спустя три недели Сапфира вынуждена была признать, что впервые более чем за три года на вилле Андромеда воцарились покой несогласие.
Обычно Тэйн уезжал из дома рано, сразу после завтрака с детьми. В последнее время она не могла устоять перед искушением проследить из окна своей спальни, как он спускается по дорожке сада к автомобилю, чувствуя в сердце боль воспоминаний при виде его атлетической фигуры, его гордой и уверенной осанки. Он заслуживал большего, чем то, что она ему дала, с грустью признала Сапфира.
Если бы Тэйн не обладал чувством ответственности, он просто ушел бы из ее жизни, вместо того чтобы жениться на ней. Дело даже не в том, что она забеременела от него, хотя это было намного лучше, чем судебный процесс, с сожалением вспоминала она. Но Тэйн не потрудился подождать, пока все выяснится, объявив о своих намерениях, словно они были частью заранее задуманного плана, вместо того чтобы тут же загладить свою вину за то, что взял - нет, неверно - принял ее невинность как новогодний подарок, а она в своей юной наивности верила, что он ее любит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19